Тонкие нити судьбы

– На продажу, – кратко объяснил он. – Спасательные круги, чтобы удержаться на поверхности и не утонуть. Легко не будет, – говорил он, деловито нахмурившись.

А она вдруг почувствовала, что ей совершенно все равно: будет ему легко или трудно. Все это ее никак не касалось и не задевало никаких струн в ее душе. Она усердно искала работу – что-то временное, чтобы продержаться до диплома.

Как-то позвонила Женя из их театральной группы. Они уже закончили университет, но продолжали встречаться и ходить на премьеры.

Лиле звонили несколько раз, но она отнекивалась: вот сынок подрастет – тогда. Сейчас ей не до театра, хотя иногда она чувствовала, как ей не хватает этой атмосферы ожидания, этих мгновений, когда, чуть дрогнув, медленно уплывал в стороны тяжелый занавес, открывая сцену с декорациями. И начиналось чудо, которое называлось одним словом – спектакль. Иногда они встречались за пару часов до начала и сидели в кафе, заказывая мороженое, невзирая на погоду, болтали о том – о сем . И по этим посиделкам и беспечной болтовне она тоже скучала. А потому на предложение Жени откликнулась сразу:

– Когда? Буду!

Мужу сообщила за неделю, что идет в театр и Матвей – на нем. По выражению его лица поняла, что он не в восторге, но возражать не стал.

Они классно провели время: пришли все, полным составом, и было так приятно встретиться, как раньше, когда они были беззаботными студентками.

В антракте Лора, кивнув девчонкам, отвела Лилю в сторону: сядем отдельно, поговорить надо.

– Юлить не буду – времени в обрез, – она посмотрела на часы. – Ты только ответь: это правда?

– Что именно?

– Лилька, прекрати. У нас семья большая, слухи ходят разные. Знаешь, как это работает? Как испорченный телефон. Потому и решила спросить у тебя, получить информацию, что называется, – из первых рук.

– А что за слухи? На какую тему? – она спросила это отстраненно, как о чем-то, не имеющем к ней никакого отношения.

– Ну, говорят, – Лора замялась. – Говорят, что Веник уезжает на ПМЖ с Инессой Павловной.

– Пусть говорят, – ответила она фразой из любимого фильма юности. А потом придала лицу безразличное выражение. – Это не слухи, Лорка, это правда.

– А ты? А вы с ребенком? Вы что, разошлись?

– Нет, мы просто пока остаемся, до лучших времен. Пока Веня там не устроится и не подготовит все к нашему приезду. А потом он нас вызовет. Все очень просто.

Она пыталась, чтобы ее голос звучал небрежно и максимально беззаботно.

– Интересненько, – Лора отставила кофе. – Очень интересненько. А жить вы где будете? На съеме?

– Нет, не потяну, вернусь к родителям.

– Вот гад! – припечатала Лора. – А ты знаешь, подруга, что можешь закрыть ему выезд. Пусть платит. На содержание ребенка.

– Типа алиментов? Но мы не в разводе.

– А какая разница? – разгорячилась Лора. – Какая разница – в разводе или не в разводе? Он остается отцом в любом случае и должен проявить ответственность за будущее своего сына. Тем, кто в разводе, закрывают выезд, пока не выплатят алименты. Иначе – где их потом искать заграницей? А ты остаешься одна, с ребенком – и ничего? Просто вот так свалишься на шею родителей?

– Получается, что да. Но мои совсем не против. Кроме того, Матюша уже в садике, и я собираюсь выйти на работу.

– Это правильно, – одобрила Лора. – Слушай, я уже год, как работаю в школе. Директриса – классная, таких поискать. И там сейчас вакансия открылась – секретарь, по-моему, или помощница в библиотеке. Убей не помню. Надо поинтересоваться.

– Ой, Лорка, ты бы мне так помогла!

– Завтра же выясню и позвоню. А что? Ты человек с незаконченным высшим образованием. Серьезная, ответственная, да еще с таким почерком.

Она улыбнулась, а потом мгновенно стала серьезной.

– Такие люди на дороге не валяются. Заканчивать собираешься?

– Конечно, перевелась на заочный.

– Это ты молодчина. Диплом нужен. А насчет родственничка моего подумай. И не стесняйся. Не себе берешь – сыну. Деньги у них с Инессой есть. Ее кооператив хороших денег стоил, там какая-то темная история – с детьми ее сестры. Вроде, им тоже что-то положено. Но у Инессы не очень-то можно что-то забрать. Это такая мадам – единственная в своем роде. Связи, деньги – все, что нужно для этой жизни. Так, ты кофе допивать будешь? Нам пора.

Второй акт прошел мимо, мысли были далеки от происходящего на сцене. С девчонками распрощалась сердечно, обещая не пропадать и не игнорировать их вылазки в театр.

Дома было тихо, лишь мерцал экран телевизора, перед которым устроился на диване Веня.

– Спит, еле уложил, – ответил он на вопросительный взгляд жены. – Как было?

– Замечательно. И спектакль сильный, и с девчонками увиделись, что тоже очень приятно. Лора твоя была, – добавила она после короткой паузы.

– А, наше семейное радиовещание. Давно ее не видел, с этими сборами вообще отошел от родни.

Он кивнул на пакеты с коробками в углу.

– И о чем болтали?

– Да, о разном, о том, что я ищу работу, например. Обещала помочь.

– Если обещала – поможет. Она у нас девушка конкретная.

– А ты? Ты тоже конкретный?– спросила она, прищурившись.

– Ну, это по обстоятельствам, – ответил он, пожав плечами.

И в это мгновение она с какой-то фотографической точностью поняла, как прав ее папа и как справедливы ее сомнения. Он уедет и забудет об их существовании. Это на девяносто процентов. Нет, на девяносто пять. А остальные пять – в руках у надежды, которая мешает ей подать на развод, получить алименты и забыть об этом эпизоде своей жизни. Но, если есть эти пять процентов, которые позволят ребенку жить в полной семье, то она согласна подождать эти год-полтора. А вдруг все, что он говорит – правда? И он устроится – все же инженер со столичным дипломом. И начнет зарабатывать, и вызовет их с Матюшей. А уж она найдет возможности перетащить своих.

Внезапно тонкой иголочкой кольнула мысль – а она хочет этого? Хочет делить кров и постель с этим человеком, который оказался способным на такой поступок и не в состоянии аффекта, нет! Этот план вынашивался, корректировался, обрастал деталями втайне от нее. И даже сейчас он не считает нужным найти слова, которые хоть как-то могли оправдать его предательство.

Ночь прошла без сна, она крутилась, отгоняя тревожные мысли и задремала только под утро.

А вечером, за ужином, спросила мужа:

– А ты не думал о разводе?

Веня посмотрел на неё так, словно она сморозила какую-то чушь, и она в какое-то мгновение ее накрыло теплой волной: какая это глупость – и ее мысли, и папины выводы, и возмущение Лорки. Они семья. Он – ее муж и отец ее ребенка. Веселый и коммуникабельный, но далекий от сантиментов и лирики. Практичный. И да – дорога сложная, совсем не подходящая для малыша, и первое время в чужой стране не может быть легким. Он умный и все это понимает больше, чем она, и просто хочет облегчить ее переезд с Матвеем. Да, он совсем не подумал о ее родителях, но у мужиков это бывает: не хватило душевной чуткости. А его мама? Что его мама? Законченная эгоистка, думающая только о себе. Но ведь ей жить не с ней. И вообще – дружба и любовь между невестой и свекровью – это бывает так редко. И ее отношения с Инессой – просто норма.

А все ее тревожные мысли – это глупость и полный бред. Все будет хорошо.

В октябре она вышла на работу в школу, где работала Лора. Помощница библиотекаря – не бог весть какая должность, да и зарплата никакая.

– Зато стабильная, – подбодрила ее Лора. – И вообще – это лучше, чем ничего. Да, и работа не пыльная. Это не то, что держать класс с сорока детьми: срывать голос и оставаться без нервов. Согласись.

– Конечно, Лорочка, я тебе так благодарна.

– Ну, вот, а закончишь учебу, получишь диплом – может здесь же и останешься в другой должности. Есть перспектива. Главное – с директрисой быть в нормальных отношениях.

Осень выдалась холодная, дождливая и ветренная.

Матвей часто простужался, температурил и надо было крутиться, чтобы придумать, с кем его оставить.

Лиля знала, что Инесса уже уволилась с работы, но она ни разу не предложила посидеть с внуком. Выручала мама и пожилая соседка, которая соглашалась иногда посидеть с малышом.

О дате отъезда Веня сообщил за две недели.

– Только вчера билеты достали, – сокрушенно покачал головой. – И то, благодаря маминым связям. Такое чувство, что вся страна едет, – он картинно развел руками.

– Почему же вся, – не удержавшись, уколола Лиля. – Твоя жена, например, остается. Да и сын твой тоже. Не говоря уже о тесте и теще.

– По-моему, мы этот вопрос уже обсуждали, – нетерпеливо произнес он.

Так разговаривают с малышами, которые не в силах понять прописные истины.

– И, значит, на Новый год ты уже не будешь в Москве?

– Лиля, я же только что объяснил – с билетами проблема, рады были любой дате. Взяли то, что удалось достать. Еще и переплатили. Поэтому и молчал, не хотел тебе просто так морочить голову.

– Да, конечно, – она кивнула, внезапно поняв: вот оно, то, о чем они говорили в течении всей осени, как о чем-то далеком и не слишком реальном, – уже на пороге. Осталось всего две недели, и эти обсуждения и беседы превратятся в жесткую действительность.

– Придется мне в этом году нарядиться Дедом Морозом, вот только кто будет Снегурочкой? – задумчиво протянула она, отвернулись к окну.

– Лиля, какой Дед Мороз? Какая Снегурочка? Ребенку два с лишним года, что он в этом понимает? Поставишь елку, купишь подарок. Зажжешь бенгальские огни. Разве этого недостаточно? Зато твой сын будет жить в стране больших возможностей, где все будет зависеть только от него и где его фамилия не будет помехой. Ты же потом нам с мамой спасибо скажешь.

Она обратила внимание на это “нам с мамой” и на “твой сын”.

Не было смысла спорить, доказывать, объяснять, а если и да – то уже не сейчас, когда осталось всего-то две недели.

– Да, Лиля, еще кое-что. Я готов заплатить за квартиру еще за три месяца вперед. Все-таки садик здесь рядом, чтобы тебе через полгорода не мотаться с ребенком. А там уже весна, тепло… Я с хозяином уже договорился, только решил сначала тебя спросить.

– Нет, спасибо, – она ответила сухо, не задумавшись ни на секунду. – Родители нас уже ждут. Что делать мне здесь одной, с ребенком?

– Я так и думал, – торопливо согласился Веня. – Там твой район, ты там выросла, соседи, подружки, то-се, а Матвея можно перевести в садик поближе.

– Я с этим разберусь, не переживай. Может, вообще заберу его из садика до весны.

– Очень правильное решение, а то эти простуды бесконечные, – он озабоченно нахмурился.

Лиля отметила, что муж даже не поинтересовался, кто будет оставаться с ребенком. Это были уже не его заботы, а если честно, они его никогда и не были.

После сдачи багажа квартира, освободившись от многочисленных коробок и упаковок, стала больше и просторнее. Они прожили здесь чуть более трех лет, но своим домом эти стены не стали.

“С милым рай и в шалаше”, – любила повторять мамина соседка.

Нет, эта квартирка, маленькая и компактная, была очень удобной, и шалашом её навряд ли можно было назвать. Но и раем она тоже не стала.

Она потом рассказала Лоре о предложении Вени оплатить еще три месяца за съем квартиры.

– А ты?

– Отказалась. Что мне там делать одной?

– Ой, Лилька, и когда ты ума-разума наберешься? Он , твой Веник, прекрасно понимал, что ты откажешься. На то и был расчет. Надо было деньгами взять. Да хотя бы на оплату той же няни. Ладно, поезд ушел. И без его денег не пропадешь. С такими-то родителями, как у тебя…

– Да, они у меня замечательные, – она улыбнулась и покачала головой. – Им ничего не надо объяснять.

Провожать зятя отец отказался.

– И без нас улетят, – категорично заявил он. – Там родня большая, нашего присутствия или отсутствия никто и не заметит. А если и заметит – невелика беда! Неприятность эту мы переживем, правда, Фаечка? А ты, конечно, тебе сам бог велел. Жены всегда мужей провожали.

– Не знаю, надо ли в аэропорт брать Матюшу, грипп повсюду свирепствует, схватит там чего-то в этой толпе, не дай бог, как ты думаешь, Лика?

– Не знаю, мам. Не думала об этом, если честно.

– Да он сам должен был тебе предложить попрощаться дома: и с тобой, и с ребенком. Как он людям в глаза смотреть собирается? – по тону отца Лиля поняла, что он еле сдерживается, чтобы не наговорить лишнего.

За два дня до полета Лиля забрала Матюшу из садика тихим и апатичным. К ночи поднялась высокая температура. Дыхание было неровным, хриплым. Такое было впервые и Лиля почувствовала – это не его обычные простуды с температурой до тридцати восьми, которые проходили за три-четыре дня.

– Вызывай скорую, я еду, – приказала мама по телефону.

В нужные моменты фея сворачивала хрупкие крылышки и превращалась в воительницу, готовую на все, чтобы справиться с бедой.

Скорая приехала на пару минут раньше, чем мама.

Врач – женщина средних лет с усталым взглядом – внимательно прослушала Матвея, который в её руках казался неподвижной безвольной игрушкой, не реагирующей ни на слова, ни на жесты. И только когда она тщательно осмотрела ему горло, то вздохнула:

– Я сначала заподозрила воспаление лёгких, но горло не оставляет сомнений: фолликулярная ангина, можно и мазок не брать. Стрептоккок налицо. Отсюда и температура типичная, и общее состояние. В больницу не возьму. Выпишу антибиотики. Колоть есть кому?

– Найдем, – уверенно ответила мама.

– Ну, и отлично. Папочка, бегом в аптеку, тянуть не советую, – она протянула рецепт Вене. – Славный у вас малыш, – улыбнулась замершей Лиле. – Не волнуйтесь, лекарство сильное, результат увидите практически сразу. Давайте первый укол я сделаю прямо сейчас, не будем время терять, пока папу дождемся.

Она сделала укол и закрыла чемоданчик.

– Выздоравливай, герой, – она потрепала мальчика по макушке. – Все будет хорошо.

Мама вышла проводить её в прихожую, а вернувшись, коротко бросила дочери:

– Собери, все, что нужно, уже сегодня переедешь к нам.

– Мам, с таким больным ребенком?

– Такси везет, – отрезала мама. – Сейчас лекарство дождемся и поедем. У нас в доме Нана из последнего подъезда, она скорая помощь. Хорошо делает уколы, все хвалят.

Веня вернулся через полтора часа с упаковкой ампул.

– Искал дежурную аптеку, – объяснил он суетливо.

– Все нормально, лечение уже начали, слава богу, врач попалась толковая и душевная. Ну, а мы уезжаем, кто его здесь колоть будет? А у нас Наночка – волшебная палочка. Никому не отказывает. Так что, попрощаться можем и сейчас. Счастливого пути, Вениамин, и успехов на новом месте.

Мама произнесла это ровным голосом без сарказма и подкола, назвав зятя полным именем и этим как бы подчеркнув важность момента. – Ждем от тебя весточек, пиши и поподробнее обо всем.

Она мельком взглянула на часы:

– Лика! Ты готова? Такси я уже вызвала. Будет через пару минут.

Мама с ребенком на руках поспешила на улицу.

– Я не знаю, как получится, смогу ли приехать в аэропорт. Ты просто захлопни дверь, а ключ оставь тете Клаве со второго этажа. Мне еще надо будет приехать, вещи забрать.

– Да, конечно, – он торопливо поцеловал ее в щеку. – Так все по-дурацки, не вовремя.

– Дети никогда не болеют вовремя, да и взрослые тоже, запомни это, Веня.

Она вышла, не обернувшись, в холод декабрьской ночи, не застегнувшись, лишь небрежно накинув капюшон и повязав шарф.

Матвей горел ещё три дня, температура не падала, несмотря на уколы, которые делала красотка Нана. Несмотря на теплые полоскания и прохладные компрессы. Малыш почти не спал ночами, капризничал днем, и Лиля могла лишь немного вздремнуть вечером, когда ее сменяла мама, вернувшись с работы.

Ни о каком аэропорте речь не стояла: Веня с Инессой улетали днем, когда оставить ребенка было не на кого.

Лиля надеялась, что муж заскочит попрощаться с сыном до поездки в Шереметьево – всего-то две остановки от дома Инессы до дома ее родителей. Не вышло. Так он сказал, позвонив уже из аэропорта, путанно пытаясь объяснить, что за ними пришла машина приятеля Инессы и надо было кого-то еще захватить по пути, а время поджимало, времени было в обрез, ну, ты же понимаешь, и к тому же – пробки и вообще – все на нервах.

– Я понимаю, ничего страшного, попрощаемся по телефону. Матюша всю ночь не спал, температура держится, сейчас задремал, будить его, конечно, не стану. Хорошего полета тебе и мягкой посадки.

Она намеренно произнесла “тебе”, не желая даже по телефону употреблять имя свекрови. Между ней и этой женщиной все было кончено: можно было простить нелюбовь к себе, но невнимание к своему ребенку Лиля простить не смогла. Она ей никто, эта Инесса с ее походкой и холодным взглядом всегда аккуратно подведенных глаз. Никто. А Веня? Веня – Матюшин папа, этот факт не изменить никому и никогда, так она думала, точнее – в этом она была уверена. Все остальное покажет время.

Глава 2

Сначала писем не было, долгих полтора месяца; потом они посыпались где-то раз в неделю-полторы. Яркие марки, как на конвертах, которые когда-то, в детстве, таскали ей пацаны из пионерской комнаты.

“Алые губы, белая грундь,

Милая Лиля, меня не забудь. “

Нет, ничего такого Веник не писал, это не проскальзывало даже между строк. Такие себе письма – “записки путешественника”. Факты, расцвеченные восторгами от Италии. Описание Рима и тут же – подробный отчет о продажах: о том, как хорошо идут мелочи, типа гжели и хохломы, а вот фоторужье пока продать не удается – цену дают намного меньше, чем он ожидал.

Она читала его письма вслух вечерами, мама качала головой, а отец усмехался презрительно:

– Коммивояжер. А вроде ты, доча, за химика выходила замуж.

– Алик, перестань, там все торгуют, выживать надо как-то. Мы должны бога благодарить, что Лиля с ребенком не поехали. С больным малышом столько нервов и забот и это дома, а если в дороге? И неизвестно, сколько они там в этой Италии просидят.

– Права, Фаечка, все – к добру. И что бы не случалось, жизнь мудрее нас, она вывезет, а сопротивляться – это все равно, что против течения плыть. Прорвемся.

Эту папину фразу Лиля слышала с детства и не раз убеждалась в ее справедливости.

Все шло своим чередом: справили Новый год, выздоровел Матвейка, Лиля вернулась на работу. Взяли няню – маму той Лили, которая сшила ей платье на свадебный вечер. Мария Ивановна приходила к ним домой и прекрасно справлялась с малышом.

Здесь, в своем доме, в своем дворе, среди соседей, знакомых с детства, Лиля чувствовала себя защищенной. До весны пусть ребенок сидит дома, а не цепляет всевозможные инфекции, которых полно зимой в их огромном городе. Навела справки для перевода сына в новый детский садик, поставила на учет в поликлиннику. Все проблемы решались одна за другой, без спешки и напряжения. Она ежесекундно ощущала поддержку родителей и вспоминала фразу Лоры: “они у тебя такие…” Да, такие. Преданные и любящие, на которых всегда можно положиться, превращающие все проблемы в нечто совсем незначительное. И это, наверное, нормально в семье, где живет фея. Прозвище, данное маме папой, прижилось, а Матвей, который после болезни стал говорить намного лучше и чище, так и называл ее “баба Фея”. Мама таяла от счастья. Лилю он звал ее домашним именем “Лика”, к деду обращался “Дедалик”, а свою няню называл Машаня.

Лиля иногда спрашивала сама себя: скучает ли она по мужу? И не могла однозначно ответить на этот вопрос. Сказать “да” было бы неправдой, сказать “нет” – обличить себя в какой-то душевной неполноценности. Но уж слишком скоропалительным был их брак, слишком сильно изменился Веня после рождения сына, слишком частыми стали его поездки к матери и ночевки у нее.

Для него это был “приемлемый вариант” – разумный и практичный. И только сейчас, по прошествии двух с лишним лет, Лиля начала понимать, что эта идея с отъездом родилась именно тогда. Они сидели вечерами за чаем из этого изысканного сервиза – пузатый чайник, синие чашечки с золотым ободком – и вынашивали, обсуждали, перебирали варианты, не считая нужным посвящать её в свои планы. А еще она поняла, что есть в жизни ситуации, когда расчет, практичность и здравый смысл становятся совершенно не важными, а наоборот – могут разрушить все самое светлое и хорошее. Что есть вещи незыблемые, устоявшиеся веками.

“Муж и жена – одна сатана”.

“ Да прилепится жена к мужу своему “ – все эти крылатые фразы были из одной оперы, а суть их была проста: даже самая любимая и замечательная мама не может, нет – не должна – занимать главное место в жизни мужчины.

У них получилось по-другому. Почему? Потому, что не протестовала и молчала? Предоставила Вене возможность жить на два дома, основываясь на логике и здравом смысле. И вот, сегодня, она должна витиевато отвечать на вопросы Матюши : “А где мой папа? На работе?”

Как-то папа, услышав эту занимательную беседу, вздохнул:

– Он привыкнет. И спрашивать перестанет. И забудет очень быстро. Так это у детей.

К лету письма стали реже, изменилось их содержание: кончились рассказы о продажах, непродаваемых фоторужьях и достопримечательностях Италии: Веня с мамой приехали в Америку, в Нью-Йорк, сняли маленькую и тёмную квартирку в Бруклине, занялись языком.

– Странно, – удивилась Лиля. – Насколько я помню, сестра Инессы живёт в Бостоне, а они хотели объединиться.

– Ой, доча, святая простота и наивность ты у меня! Если они с такой легкостью отказались от сына и внука, ты думаешь, что им сестра эта нужна. Видимо, в Нью-Йорке условия лучше, больше помогают вновь прибывшим, легче адаптироваться.

– Ну, да, – прошептала она. – Более приемлемый вариант.

Она закончила институт, но продолжала работать в библиотеке: привлекал более гибкий график и возможность больше уделять внимание сыну.

– Вот, на следующий год, – уговаривала она себя. – Когда Матюша подрастет.

Почти совсем прекратились их вылазки в театр: потихоньку выходили замуж девчонки, и распалось их театральное братство. Остались лишь телефонные разговоры и приятные воспоминания о премьерах и их посиделках до спектаклей.

Она перестала ждать письма от мужа, которые были очень редкими, а звонков не было ни разу. Как-то он все-таки позвонил. Долго сетовал на занятость – не поверишь, нет времени письмо написать, да и писать особо не чем. Жизнь однообразна: дом-работа. Мама что-то сдала последнее время, и вообще они подумывает о Бостоне, все же семья, какая-никакая.

Это “какая-никакая” резануло. Ради этой сестры и задумывался весь этот проект; ради неё Веня оставил жену и маленького сына. Бросил работу в лаборатории и страну, в которой не надо было учить язык, пробиваться и устраиваться. Улетел за океан ради какой-то тетки, с которой они даже не видятся. Он путанно объяснял что-то о своей работе, из чего Лиля поняла, что о работе по специальности можно пока только мечтать, зарплата мизерная, а оплата квартиры невероятно, нет – фантастически дорогая! И вообще – очень много расходов. И звонить тоже дорого – эта фраза сразила ее наповал, захотелось просто бросить трубку и не слышать больше торопливую скороговорку о том, как все плохо и тяжело. Она молчала, физически ощущая, как скачут его слова и фразы, отскакивают от нее, словно мячик в пинг-понге; молчала, совершенно не понимая, о чем говорит Веня, ее муж и папа Матюши.

Внезапно сознание зацепилось за фразу:

– Как там Матвей?

– Все нормально, даже отлично, – ответила сухо и коротко.

И вдруг поняла, что ее не тянет рассказывать, какой он замечательный мальчик, умный и добрый, считывающий ее настроение, прекрасно ладящий с детьми в садике. Как обожают его все соседи и хвалит воспитательница. Как он любит книжки и раскраски, сказку на ночь, яблочный сок, торт “Сказку” и передачи о животных.

И что он уже давно не спрашивает, где папа.

А еще через какое-то время Лиле позвонили.

– Семен Лифшиц, – низким голосом представился по телефону мужчина. – Я бывший сотрудник вашего мужа, мы вместе работали в лаборатории.

– Я вас слушаю, – Лиля почувствовала, как предательски дрогнул ее голос.

Семён замялся.

– У меня тут кое-что … для вас, из Америки…

– Посылочка для вашего мальчика? – насмешливо спросила она.

Он не уловил сарказма и вообще, похоже, не смотрел этот мультик о почтальоне Печкине.

– Да, нет, это скорее письмо, такой толстенький конвертик.

– А почему это письмо, адресованное мне, у вас?– Лиля почувствовала, что начинает терять терпение.

– Получил с оказией, от Влада, нашего общего сотрудника, – радостно объяснил Семён. – Он из Бостона, уже лет десять в Америке, приезжал в Москву, но был очень занят, чтобы встретиться с вами. Вот и оставил у меня. Никакой интриги, абсолютно. Видимо, письмо важное, если Веня не доверил его почте. А тут подвернулась оказия, ну, в общем, вы поняли.