скачать книгу бесплатно
– Я немного занята, – сказала я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Что тебе надо?
– Просто звоню узнать, как дела, детка. Не может, что ли, человек позвонить своей дочери? Как с тобой обращаются в Истерли?
– Справедливо, – ответила я.
– Так ты скучаешь по мне или как?
Меня затрясло. Но прежде чем я смогла сформулировать ответ, папа продолжал:
– Даже не заметила, что я ушел, да? Ну вот, спасибо большое! – Его смех был фальшивым. – Значит, мамка теперь кассиршей служит? Она говорила тебе, что я ее вчера видел? Иисусе, я чуть в обморок не грохнулся, когда к той будке подъехал. Как ей там, нравится?
– Не могу ответить за нее, – ответила я. – Сам спроси.
Он снова засмеялся, будто я сказала что-то беззлобное, но тут же закашлялся и прочистил горло.
– Ты вроде на меня обижена, Долорес. Я все понимаю, только не забывай, у каждой истории две стороны.
Я вспоминала, как выглядела его кожа, когда я проплывала под ним в нашем бассейне, – синевато-белая, как у утопленника.
– У меня теперь уютная квартирка в Южном Кингстауне, район называется Гарден Бульвар. Может, приедешь ко мне на выходные? Сходим в китайский ресторан, а? Закажем еды с собой?
Перед глазами у меня все расплывалось от слез.
– Хочешь, я заеду за тобой как-нибудь в пятницу? Проведем уик-энд вместе.
– Это вряд ли, – отозвалась я.
По голосу было слышно, что отец теряет терпение.
– Мне ведь тоже несладко пришлось, между прочим, – заявил он. – Мы с Донной расстались, если ты из-за нее. Не спеши превращать своего старого папку в плохого дядьку.
– Папа…
– Я могу понять, что ты не взглянешь на эту историю моими глазами, хотя тут и глядеть нечего. Я могу понять, что ты приняла сторону своей матери, особенно после больницы, но иногда хочется пожить с человеком, который…
– Папа, Богом клянусь, я сейчас очень спешу.
– Я не стану ее дерьмом поливать, как, уверен, она меня два года поливает…
– Папа, правда…
– Тебе что-нибудь нужно? Ты только скажи. Кстати, запиши мой номер телефона. Захочешь приехать, только позвони, договорились?
– Договорились.
– Карандаш у тебя есть?
– Да.
Он выдал череду цифр, которую я пропустила. Рядом вдруг оказалась бабушка и крепко сжала мое запястье.
– Хочешь, я с ним поговорю? – прошептала она. – Хочешь, я возьму трубку?
– Мать-то получает деньги, которые я посылаю? Ты знаешь, что я тебе кое-что посылал каждый месяц?
Когда я положила трубку, бабушка посоветовала мне не беспокоиться – если он снова позвонит, она скажет, что я вышла. Потом спросила, не хочу ли я еще поиграть в карты.
– Обними меня, пожалуйста, – попросила я.
Просьба ее поразила, но бабушка послушалась. Ее маленькое тело казалось жестким и ненастоящим. Она обняла меня за спину сначала одной рукой, видимо, вспоминая, как это делается, затем другой. Я прижалась лбом к ее плечу.
– Не плачь, будет, будет, – говорила бабушка. – Ты растешь хорошей девочкой. Не плачь, уйми слезы.
Я всхлипывала и судорожно содрогалась, прижавшись к ней. Бабушкино тело оставалось напряженным, будто сведенным.
Мама с Игги Зито встречалась еще два раза, а потом назвала его лохом и перестала видеться. Когда звонили другие мужчины, мать бежала к телефону.
– Ал-лооо, – томно мурлыкала она непривычным контральто.
Новые кавалеры в основном просто нажимали на сигнал, подъехав к дому, или ждали мать уже на месте. Папа позвонил еще раз. Верная своему слову, бабушка сказала, что я «у подруги».
В середине июля миссис Тингли умерла от инсульта, и Сахарного Пирожка увезли в фургоне Общества защиты животных. Бабушку раздражала необходимость сдавать жилье битникам или «блудницам»; она жаловалась Бетси – ну отчего у нее нет достаточно денег, чтобы сводить концы с концами без жильцов! Квартиру на третьем этаже перекрасили, вывели вонь от собачьей мочи, и бабушка дала объявление в газету.
Джек и Рита Спейт, ослепительная молодая пара, откликнулись первыми. Они напомнили бабушке «людей, которые раньше жили на Пирс-стрит», поэтому въехали уже первого августа. Мы втроем – бабушка, мать и я – влюбились сразу и безнадежно.
Глава 5
Рита Спейт пользовалась духами «Песня ветра» и подводила глаза синим карандашом. Она была такой миниатюрной, что, садясь за руль своего зеленого «Студебеккера», подкладывала на сиденье подушку. Каждое утро она ездила в клинику матери и ребенка в Провиденс, где работала медсестрой в детском отделении.
– Как куколка китайского фарфора, – с обожанием бормотала бабушка, глядя, как Рита уезжает. Подруга бабушки по церкви, миссис Мамфи, знала Ритину тетку.
– У нее был выкидыш, когда они жили в Пенсильвании, – шепотом поведала мне бабка. – Но это строго между нами.
Джек Спейт, высокий блондин, был диск-жокеем на радио «Дабл-ю И-эй-эс». Он вел ток-шоу «Потпурри» – рассказывал глупые шутки и ставил дебильную музыку вроде той, которую мать слушала в машине. Он ездил на темно-коричневом «МГ» с номером «Дж Сп-8». Ему было двадцать пять лет – на три года меньше, чем Рите.
В самую жару они носили вещи наверх по боковой лестнице. Сидя на крыльце в темных очках и с книжкой, я с интересом рассматривала каждый экзотический предмет, который проносили мимо. Это была стереофоническая кабина, гавайские светильники тики, кресла-мешки, двухместные диванчики, обитые оранжевым мехом. В процессе переезда Джек снял футболку, и его я тоже рассматривала.
Из дома караван имущества Спейтов разглядывала бабушка. Она не доверяла спортивным машинам и «волосатой мебели», но через неделю после переезда Джек завоевал ее расположение. Он взобрался по одолженной алюминиевой стремянке на головокружительную высоту остроконечной крыши и укрепил разболтавшуюся проволоку, державшую антенну, – после этого наш телек стал показывать намного четче. Бабушка, мама и я смотрели на него с земли, приложив ладони ко лбам. Когда Джек спускался по перекладинам стремянки, бабушка подала моей матери десятидолларовую купюру.
– Заставь его это взять, Бернис, – прошептала она.
Мама протянула Джеку деньги.
– Вот, – сказала она, – это вам. Мы настаиваем.
– Что вы, что вы, я только рад был это сделать, – ответил он. – Но все равно спасибо.
Последовал смешной своеобразный танец, в результате которого мама ухватила Джека за бедро и засунула деньги в карман штанов, а мы с бабушкой улыбались и жадно смотрели на представление.
Белые потолки второго этажа превратились в звуковой театр – я прилежно изучала заведенный у Спейтов порядок. Ужинали они ровно в полседьмого, пока готовили – разговаривали, а потом смотрели телевизор. Спальня Спейтов была у них над моей комнатой, и я каждое утро просыпалась в шесть от звона их будильника. Без четверти семь Рита в белоснежной форме спешила вниз по наружной лестнице, и «Студебеккер» с фырчаньем уносил ее по аллее. Джек валялся в кровати до без десяти восемь. Я слышала, как он насвистывает, пока одевается.
За шесть книжек зеленых марок «Сперри и Хатчинсон»[8 - Бумажные марки с объявленной стоимостью, выпускаемые, в частности, компанией «Сперри и Хатчинсон», ходили в США с 30-х по 60-е годы и давали покупателю право приобрести товары в обмен на определенное количество накопленных марок.] бабушка купила переносной радиоприемник и поставила на холодильник. Мы бросали свои мыльные оперы и бежали слушать «Потпурри». По вторникам, в свой выходной, вместе с нами слушала и мама.
– Какую хорошую музыку ставит Джек, – сказала она как-то за ленчем, жаря на гриле сыр для сандвичей и подпевая сестрам Макгвайр. – У нас с ним одинаковые музыкальные вкусы.
– Это тебе так кажется, – возразила я. – Он вынужден ставить эту безвкусную ерунду, а нравится ему рок-н-ролл.
Бабушка недоверчиво фыркнула.
– Нет, любит! Вчера, когда он пришел с работы, то поставил альбом «Роллинг стоунз» и танцевал сам с собой – у меня вся комната тряслась.
Мама заметила, что он, наверное, делал прыжки во время зарядки. Бабушка предположила, что это вовсе не Джек танцевал, а его жена.
– Ну и ладно, не верьте, – сказала я. – Вы ведь его так любите, я думала, вам интересно.
К воскресной мессе Спейты ходили туда же, куда и мы, и на вторую неделю монсеньор перехватил Джека и поручил ему обойти паству с корзиночкой для сбора пожертвований. Джек подмигнул мне и позвенел мелочью, передавая корзинку мимо моего лица. Сердце у меня билось на всю церковь, когда я смотрела, как он обходит скамьи. Вдруг я перехватила взгляд мамы, тоже следившей за его движениями, рассеянно шевеля губами под общую литургию. Заметив, что я на нее смотрю, она сразу уткнулась в молитвенник и, откашлявшись, принялась молиться громче.
На парковке после службы Рита подошла к окошку «Бьюика» и постучала в стекло обручальным кольцом. Мама резко ударила по тормозам – бабушка нырнула и едва не соскользнула с переднего сиденья.
– Привет, девочки, – поздоровалась Рита. – Мы с Джеки хотели бы пригласить вас к нам сегодня на ужин. Ничего особенного, но будет тако и мой знаменитый на весь мир чили кон карне[9 - Чили с мясом.].
Я думала, бабка снова слетит с сиденья от такого меню, но даже угроза острой иноземной пищи ее не отпугнула.
– Что ж, прекрасно! – воскликнула она. – Мы придем, не правда ли, девочки?
«Девочки», – засмеялась я про себя. Будто мы «Марвелетс».
Вечером, перед тем как нам подняться к верхним жильцам, мать заставила бабушку пообещать, что та промолчит, если даже ей что-то не понравится.
– Будешь учить меня манерам, Бернис? – спросила бабка. – На твоем месте я бы застегнула вторую пуговичку на блузке и волновалась за себя.
Мы потопали по наружной лестнице – мама с бутылкой вина, бабушка с упаковкой таблеток «Миланта» и я. Рита открыла дверь в красной бархатной шляпе-сомбреро с помпонами.
– Оле! – сказала она.
Мать неестественно громко засмеялась и сунула ей в руки бутылку.
Обстановка Спейтов привела меня в восторг: книжный шкаф, сложенный из клинкеров, простые стеллажи с десятками романов в дешевых изданиях. Нижняя полка прогибалась под весом сотен грампластинок. Я уселась на кресло-мешок и загляделась на самую печальную и удивительную картину, какую видела в жизни: маленькая негритянка на фоне черного бархата прижимала к груди тряпичную куклу. Блестящая слеза – такая жирная и мокрая, что казалась настоящей – остановилась у нее на щеке.
Бабка отклонила предложение Джека расслабиться на меховом шезлонге и потребовала себе кухонный стул с прямой спинкой. Она присела, положив руку на колено, и я заметила, что картина привлекла и ее внимание. Бабушка некоторое время смотрела на нее и наконец сказала Джеку:
– Ну и картина у вас. Я вот цветных не особенно жалую.
Оба Спейта вовсю нянчились с бабкой – именно так, как она любила. Рита спрашивала ее о давлении и хорошо знала таблетки, которыми она лечится. Когда нас позвали на кухню, Рита сунула в духовку руку в кухонной варежке в горошек и вынула маленький домашний куриный пирог.
– Я подумала, вы предпочтете что-то полегче для желудка, миссис Холланд, – сказала она. На верхней корке пирога вилкой были наколоты бабкины инициалы.
– Ну, вы просто умница, – заворковала бабка, потрепав Риту по руке. – Так красиво, даже есть жалко.
Мама уселась между Спейтами, а мне осталось тесниться возле бабушки.
Джек все подливал матери вина, которое мы принесли, и с каждым глотком она вела себя все больше как Мэрилин Монро. Бабка так увлеченно уписывала свое особое блюдо, что ничего не замечала. Она даже приняла бокал вина и нехотя пригубила у краешка.
Передавая миску с чили, Джек вдруг обратил внимание на меня.
– А что Долорес дель Рио делает все лето?
– Это еще кто? – спросила я.
– Ты не знаешь Долорес дель Рио, латиноамериканскую красу нашего кинематографа?
– Я вам скажу, что она делает целыми днями, – влезла бабка. – Сидит на кухне и слушает кое-кого по радио. Вы заполучили настоящую поклонницу!
Я чуть не наступила с размаху ей на ногу.
– Я?! Кто бы говорил!
– Мы ее и назвали в честь Долорес дель Рио, – улыбнулась мама. – В юности я раз пятьдесят смотрела «Путешествие в страх».
– Знаешь, что означает имя Долорес? – спросил меня Джек.
Я пожала плечами.
– По латыни это скорбь. Слушай, леди печального образа, почему ты такая грустная?
Они вчетвером уставились на меня, а я уставилась в стол. В комнате стало тихо. Мне вдруг действительно стало грустно – как будто захлестнула печаль.
– Кто это здесь грустная? – с вызовом спросила я.
Мама начала рассказывать длинный анекдот, который слышала на работе, но остановилась и издала притворный вопль, запрокинув голову так, что я увидела ее пломбы.
– О нет! Я забыла, чем закончилось!
Джек принялся ее дразнить, и она ткнула его в бок. Рита, смеясь, раздавала второе.
На вкус мексиканская еда оказалась огненной и божественной. Я вытерла пот с верхней губы, глядя, как Джек пьет вино.
– Знаете, что? – сказала я. – Эта штука такого же цвета, как ваша машина!
Получилось глупо, я сразу почувствовала себя дурой.
Джек широко мне улыбнулся.
– Миссис Холланд, – заметил он, – ваша внучка просто гений. Если бы она еще перестала тянуть мелочь из церковной кружки…
Бабка на секунду растерялась, но поняла, что это шутка, и тогда ее глаза засияли за очками в золотой оправе. Она скромно шлепнула Джека по руке.
– Привирай, привирай, вот я тебе задам, – засмеялась она.