скачать книгу бесплатно
– Раз прикрываетесь именем господаря, подумайте, как ему аукнутся ваши дела. – Лале чуть скривился. – Я башильер. Нужно ли вашему господарю ссориться с моим орденом?
– Ай-яй, где же твои братья, монах? – Бритоголовый огляделся. – Кажется, ты один. А может, золотишко твоего ордена осело и в твоих кошелях, а?
Темноволосый засмеялся, похлопал коня по шее.
– Развелось тут вас, иофатских выродков. Наш господарь будет рад, если вас поубавится.
Ольжана опустила руки на скамью. Если и колдовать, то без лишних движений – чтобы не признали в ней ведьму. Иначе единственное, что она себе наколдует, – петля на первом же суку. Но что она может сделать незаметно, чтобы спастись самой и не подставить Лале?
Бритоголовый потянулся к кибитке.
– Не трогай, – Лале сузил глаза, – если не хочешь навлечь беду на себя и своих товарищей. Эта женщина больна.
Темноволосый загоготал.
– А тебе, хромому, и такая сгодится, да? Захапал себе и радуешься?
По лицу Лале пробежала судорога, но, когда он вновь обратился к бритому, его голос звучал ровно и вкрадчиво.
– У этой женщины заразная хворь, и я везу её в прецепторию своего ордена в Кубрете. – Он вытащил из поясной сумки лист и протянул бритому. – Бумага от настоятеля, брата Клода, милостью Дланей протектора ордена башильеров и доверенного лица великого гроссмейстера Гильбэ. Хворь этой женщины сгубила её ребёнка и мужа. О похожей говорят в разных землях Вольных господарств, и сейчас я везу эту несчастную, чтобы представить своим братьям. Если так будет угодно небу, они найдут лекарство.
Темноволосый послал своего коня к кибитке, наклонился с седла.
– Твоя баба не выглядит заразной, – заметил он.
Он осматривал её так жадно, что Ольжану затошнило. Но она по-прежнему молчала и не двигалась.
– Ты не лекарь и не знаешь, что не все заразы оставляют следы на коже. Болезнь повредила этой женщине разум. Она лишила её речи.
Как скажешь, подумала Ольжана. Значит, будет молчать.
– О-о. – Темноволосый ощерился, показал в смешке гниловатые зубы. – Так она ещё и немая? Ну что за прелесть.
Наконец-то подал голос третий – худой, со скорбным лицом.
– Что за хворь? – спросил он обеспокоенно. – Я о ней не слышал.
– Ещё услышишь, если нас не отпустят с миром. Да и неужели ты не знаешь, как пару лун назад слегла деревня вверх по течению Кишны?
– Не знаю, – ответил худой. – Что с ними?
– Похоже на беду этой женщины. Сначала отнимается речь, потом мутнеет рассудок, начинаются судороги. – Лале добавил мягко: – Я бы посоветовал вам закрыть полог. В моей кибитке много целебных трав, но поверьте, лучше бы вам держаться подальше.
Бритый, нахохлившись, всё вертел в руках бумагу.
– Что за бесовщину ты мне подсунул? – Он смял бумагу и брезгливо отбросил. – Я не могу разобрать ни слова.
Лале равнодушно проследил, как комок упал в грязь.
– Вероятно, потому что ты не умеешь читать по-иофатски.
– Вероятно, – бритый осклабился, – потому что ты врёшь.
Ольжана шумно задышала, упершись руками в скамью. Её трясло – может, это сделает ложь Лале более правдоподобной.
Учись она лучше, сотворила бы искусное колдовство без единого жеста, но так лишь призвала ветер посильнее. Полог кибитки закачался. Потянуло холодом. Редкие капли дождя завертелись в воздухе.
– Думаешь, – бритый двинулся на Лале, – ты сможешь провести нас такой глупой байкой? Хочешь и дальше один тискаться со своей девкой, кривая ты морда?
Он был выше Лале, крупнее, и казалось, мог убить его и не поморщиться. Ольжана сгорбилась и надавила на скамью до боли.
Худой поёжился от пронизывающего ветра, поплотнее закутался в плащ.
Лале пожал плечами.
– Ну так попробуй. – Он качнул головой. – Залезь в кибитку и сотвори с этой женщиной всё что хочешь. Но не удивляйся, если потом будешь биться в припадках. И если принесёшь эту хворь своей жене и детям – не знаю, есть ли они у кого-нибудь из вас.
Он обвёл незнакомцев взглядом.
– Сначала, – снова бритому, скучнейшим из голосов, – ты потеряешь речь, потом – слух. В конце концов твои глаза лопнут, если сам не выцарапаешь их от боли. Видишь, даже я не подхожу к открытой кибитке ближе чем на несколько шагов – а я лечил столько заразных больных, сколько тебе и не снилось.
Бритый шумно выдохнул, как бык.
– Слишком высокая цена за потакание телесным слабостям, – заметил Лале.
– Жавора бы с ними, – посоветовал худой, перебирая поводья. – Идём, Винк.
– Только яйца морозить, – буркнул темноволосый. И выдал солёную шутку про то, в какой из ближайших таверн – и как – следует согреться.
Винк молчал.
Убирайтесь, выдохнула Ольжана мысленно. Чего вы ждёте?
Её пальцы дрожали от напряжения. Поднявшийся ветер гнул травы, шелестел кронами деревьев.
– Чтоб ты подох со своей девкой, – сплюнул Винк, багровея.
Он шагнул к Лале и ударил его наотмашь.
Ольжана прикусила губу, чтобы не издать ни звука. Лале покачнулся, и Винк, ухватив его за плечо, швырнул наземь. Ударил снова – кулаком в лицо, ногой в живот. Но потом отошёл и, отдышавшись, грязно выругался. Вспрыгнул на коня, хлестнул поводьями.
Когда цокот копыт затих, Ольжана разжала пальцы и выпрыгнула из кибитки. Наклонилась к Лале, помогла ему подняться.
Ей столько хотелось сказать, но она боялась сделать хуже своими причитаниями. Поэтому, подхватив его под руку, спросила просто:
– Вы как?
Лале опёрся на неё, вытер кровь из разбитого носа.
– В порядке.
Вместе они забрались в кибитку, и Ольжана задёрнула полог. Наворожила вихрастый солнечный огонь – тот спрыгнул с её ладони и повис в воздухе.
– О красноречии у башильеров тоже написан трактат?
– Бросьте. – Лале потрогал складку над губой, потёр окровавленные пальцы. – Красноречивые по лицу не получают.
С его подсказки Ольжана разыскала нужные склянки и тканевые лоскуты, сделала кровоостанавливающие примочки. Лале сидел, согнувшись. Придерживаясь за живот, он восстанавливал дыхание.
– Извините меня, – произнесла Ольжана хрипло. – Я должна была вам помочь, но не знала, как именно.
Она в сердцах сжала лоскут.
– Восемь лет при одном из сильнейших колдунов Вольных господарств – и не суметь справиться с тремя ублюдками на дороге.
Ольжана понимала, что трое противников – это много. Далеко не каждый взрослый ученик Драга Ложи справился бы, оказавшись на её месте, но ей стало так гадко и горько из-за себя, что захотелось кричать.
Глаза Лале в свете чародейского огня были внимательными и усталыми.
– Перестаньте. – Он погладил ухо, задетое первым ударом. – Спасибо, что не обернулись и не улетели. Пришлось бы оправдываться, почему я вёз несвязанную ведьму. Неизвестно, до кого бы из башильеров это дошло.
Он поднёс примочку к ноздрям.
– Ветер – ваша работа?
– Да. – Ольжана стиснула руки и добавила: – Мне очень жаль.
– Да ладно вам. – Он дёрнул плечом. – Меня же не впервые бьют.
Ольжана закупорила склянку.
– Ваш лист, который выбросили… Там было что-то важное?
– А. – Лале отмахнулся. – Письмо от приятеля, не берите в голову. – Указал на огонь. – Главное, чтобы эти, как вы выразились, ублюдки не вернулись. Давайте зажжём лампу от греха подальше.
Лампа у Лале тоже нашлась – медная, с искусной витиеватой резьбой. В сказках с картинками, которые Ольжана читала младшим ученикам Йовара, из таких появлялись джинны.
Она взяла лампу и перебросила в неё огонь.
– Сами-то как? Сильно испугались?
– Ну как сказать… – Ольжана погладила выпуклый медный бочок. – Испугалась так, будто мы с вами встретили трёх верзил, которые хотели ограбить вас и изнасиловать меня.
Лале криво улыбнулся, убрал лоскуты от ноздрей. Промокнул, прижал снова. Осторожно потрогал горбинку на носу.
– Сломан? – спросила Ольжана.
– Кто ж знает. Но дышать могу.
Лале ощупывал губы – видно, на них тоже пришёлся удар, – а на Ольжану вдруг накатила такая нежность, что ей захотелось взять Лале за руку.
– Вы умница, – сказала она.
Лале хмыкнул, посмотрел мрачно.
– Да, повалялся в грязи и выслушал оскорбления от выродков.
– Это не делает вас хуже. – Ольжана наклонилась вперёд. – Как вы говорили! Так спокойно и убедительно, что я сама бы поверила.
– Вы мне льстите.
Лале чувствовал себя неважно. Уязвлённая гордость не прибавляла ему веселья, и Ольжана решила, что похвала не повредит.
– Даже в мыслях не было, – сказала она восхищённо. – Вы так хитро всё придумали. А письмо от настоятеля? Чудо, а не ход. И выдержка у вас железная.
– Да хватит вам. Окажись они смекалистее, никогда бы мне не поверили.
Лале отвернулся, но было видно, что ему приятно.
– Ещё немного, и поедем.
Ольжана кивнула, бережно перехватила лампу. Лале снова согнулся и замер.
– Если хотите, – проговорил он, глядя в пол, – можете потушить.
– Нет, спасибо.
Не скажешь ведь ему, что она боится темноты столько, сколько себя помнит, а после той ночи в Стоегосте страх стал неуправляем. И что огонь, пляшущий на медном носике, отвлекал её от дурных мыслей.
Масло приятно потрескивало в лампе. Лале переводил дух, а Ольжана освещала уголки его кибитки – тяжёлую ткань пологов, вязанки на стенах, тощие подушечки на скамьях…
Зло боится света и прячется в тени.
Там, где свет, нет чудовищ. Ни четырёхлапых, ни двуногих. Ольжана убедила себя в этом много лет назад, когда ей приходилось искать тропы в Чернолесье.
Она провела рукой над огнём, и тот, доверчиво потянувшись, лизнул её пальцы.
Глава V. Соль и серебро
Бойя зажигала свечи в большой трапезной. Вручную, от лучины.
– Не хочешь помочь? – Она взглянула на Чарну. – Всё равно ничего не делаешь.
Чарна выдохнула. Поднялась со скамьи, ухватила свечу и сжала фитиль пальцами.
– Ну конечно. – Бойя скривилась. – Куда уж таким великим колдуньям, как ты, зажигать обычный огонь.
Чарна промолчала и вернула свечу на стол. Взяла следующую. Мельком посмотрела на Бойю, машущую лучинкой, – если она взялась зажигать огонь без колдовства, надеясь успокоиться, то у неё ничего не выходило.
