banner banner banner
Лихо. Медь и мёд
Лихо. Медь и мёд
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Лихо. Медь и мёд

скачать книгу бесплатно

От дороги её закрывала кибитка Лале. Сам Лале, уже искупавшийся, сидел с обратной стороны кибитки и готовил еду – раньше этим занималась Ольжана, но сегодня он вызвался сам. В путешествии с незнакомым мужчиной было мало удовольствия, но Лале вёл себя учтиво – держал расстояние и безропотно сворачивал с большака к воде, если Ольжана его просила. А просила она часто – такие были дни. Мыться и стираться приходилось наспех – чем больше они проезжали днём, тем дальше оказывались от Сущности из Стоегоста. Нынешнее утро было единственным, когда Ольжана позволила себе собраться, не торопясь как на пожар, – да и то потому, что они с Лале проснулись затемно.

Она закрепила поясок с губкой и подкладкой из нескольких слоёв ткани, надела сорочку и провела рукой по голени, распоротой когтями Сущности, – на коже остался бугристый шрам. Вздохнула, подвязала лентой чулки над коленом.

Её выстиранная борожская одежда – сарафан и исподнее платье – лежала на камне. Теперь, вдали от Стоегоста, разумно было носить одежду южных господарств. У Ольжаны была такая: длинная юбка, жилет, украшенный вышивкой, и рубаха с рукавами, присборенными у запястий. Ольжана затянула шнуровку на груди и подумала, что наряды южных господарств нравились ей даже больше борожских – в них она не казалась такой бочкообразной.

В родной деревне Ольжана считалась бы красавицей. Она была крепкая, кровь с молоком, высокая, с широкими бёдрами и большой грудью. Но одно дело – северное захолустье, а другое – Стоегост и двор госпожи Кажимеры. Ольжана знала, что по сравнению с изящными, по-птичьи утончёнными ученицами госпожи выглядела как деревенская девка, дочь зажиточного купца, – но она ей и была. Куда от этого денешься?

Ольжана хмыкнула, разглядывая себя в карманное зеркальце.

Лицо у неё было круглое, щекастое и простодушное. Подбородок с ямочкой. Кончик носа приплюснут и чуть вздёрнут, как пятачок. Брови густые, но короткие. Глаза лучистые и карие. Локти круглые, запястья и лодыжки – широкие, россыпь коричневых родинок на мягкой шее. Но зато волосы! Какие у неё были волосы – длиной до лопаток, рыжие, вьющиеся упругими бараньими кудряшками. Ольжана очень их любила и думала, что только благодаря своим пушистым кудрям не слишком-то выпадала из ряда учениц госпожи Кажимеры. Поглядывая в зеркальце, Ольжана бережно заплела причёску-корзинку и спрятала её под косынку, завязанную сзади, – чтобы не испачкать волосы в дорожной пыли.

Она капнула на запястье любимые духи из Стоегоста – с запахом яблока, ландыша и ореха – и, оглянувшись, положила кисти ладонями вверх. Вокруг по-прежнему не было ни души, и Ольжана, закляв солнечный свет, принялась сушить выстиранную одежду. Она перебирала ткань тёплыми руками и озиралась чаще, чем когда, нагая, плавала в речке.

За последние столетия жизнь колдунов в Вольных господарствах несколько раз менялась так резко, будто качали маятник. Колдуны прошлого были могущественны и властолюбивы. Они охотно участвовали в междоусобицах и интригах. Воевали, упивались богатством, смещали правителей с престола. С их помощью некогда единая страна распалась, и земли охватила смута.

Ольжана знала, что в истории не было ни правых, ни виноватых и что одни тёмные времена пришли на смену другим. Господарцы призвали на помощь соседа – гордый Иофат. Они приняли новую веру, принесли вассальную присягу, и всесилие чародеев сменилось годами страшных гонений.

Ольжана приподняла сарафан и с сомнением на него посмотрела. Высох, нет?.. Весело лязгнул браслет на запястье – это отвлекло от мрачных мыслей. Что ни говори, тогда всё закончилось благополучно – Вольные господарства хоть и не объединились, но оправились от тяжёлых времён. Господари научились встречать общего врага вместе, а спустя сотню лет скинули вассальное ярмо. Иофат к тому времени ослаб, в его замках начались распри за опустевший каменный престол.

А пятьдесят лет назад пять могущественных чародеев создали Драга Ложу в ответ на преследования. Их дворы стали для колдунов оплотом безопасности. Про чародейские дворы знали и священнослужители, и господари, и обыкновенный народ, но все подчинились одному закону: пока вы не трогаете нас, мы не трогаем вас – так в Вольных господарствах установился мир. И лучшее, что мог сделать чародей за пределами своего двора, – не привлекать к себе внимания.

Куда тяжелее приходилось колдунам, не принадлежащим ни к одному из дворов. В случае чего за них было некому вступиться, и они, собирая крохи тайных учений, существовали тайно. Учудишь что – могут и вздёрнуть. Ольжана об этом помнила. Если застанут, кому что она будет доказывать?.. Благоразумный ещё послушает, а глупая толпа зашибёт и не заметит. К тому же она путешествовала с Лале. Выдать в себе ведьму – значит подставить под удар и его. Где это видано, чтобы башильер любезно возил колдунью по стране?

Ольжана свернула высушенные вещи и положила их в сак. Ох, Длани, подумала она, затягивая тесёмки. Появление чудовища нарушило хрупкий мир в Вольных господарствах. Не ровен час, господарцы обвинят колдунов в создании тёмной твари и будут правы. Что начнётся позже? Снова гонения?..

Госпожа Кажимера сказала: чудовище создал удивительно сильный чародей или чародейка. Может быть, один из Драга Ложи – тогда она уже подразумевала Йовара, но что, если это был кто-то другой? Зачем ему это – уязвить госпожу Кажимеру? Посеять раздор в Драга Ложе и Вольных господарствах?.. Ольжана считала себя слишком незначительной, чтобы ради неё затевалось такое дело. Да и к тому же, если она умрёт, Сущность из Стоегоста всё равно останется смертельной угрозой – только, как отметила госпожа Кажимера, чудовище будет труднее выследить.

Ольжана подняла сак и пошла к кибитке.

Лале сидел у огня и перекладывал в горшок еду с причудливой плоской сковороды. Он поднял глаза и спросил:

– Как вы себя чувствуете?

Ольжана пожала плечами.

– Лучше всех. А вы?

– Не жалуюсь, спасибо. – Он поскрёб сковороду длинной деревянной ложечкой. – Ольжана, если вам понадобятся… какие-то отвары от боли… вы всегда можете попросить. Я лекарь, вам не стоит меня смущаться.

Она не смущалась. Ей казалось, что для мужчины возраста Лале естественно знать, как устроено тело молодых женщин и что с ним бывает.

– Длани, какой вы хороший! – Улыбнувшись, она села на покрывало и подоткнула под себя юбку. – Спасибо, не нужно.

И кивнула на сковороду.

– Что это?

Лале выслушал её похвалу с холодной серьёзностью. Должно быть, для него это прозвучало слишком панибратски.

– Садж, – ответил он, постукивая по сковороде. Та была чугунной, с двумя гнутыми ручками. – Я привёз его из Хал-Азара.

Черноглазый и черноволосый, он сидел у костра, скрестив ноги, и сейчас как никогда напоминал Ольжане чужака из восточной страны. Даже несмотря на подрясник. Ольжана заметила, что сегодня его короткая борода выглядела ухоженнее – он сбрил часть разросшейся щетины с шеи и щёк. Чуть подрезал волосы – над ушами пряди ещё были влажные.

На груди у Лале, помимо ладанки, теперь висел знак башильеров: крохотный меч, оплетённый веткой оливы. Всё – из иофатского железа. Лале надел его недавно, признавшись, что не носил нарочно, чтобы не напугать Ольжану при первой встрече.

Ольжана вздохнула. Знак её все равно настораживал.

– Вам помочь?

– Нет, благодарю. – Лале переложил часть еды в горшок, закрыл его крышкой и объяснил: – Это нам на день.

Ели они прямо со сковороды, потушив огонь. На вкус Ольжаны, было необычно – курица с морковью и специями, названий которых она не знала. Специи всегда казались ей воплощением богатства, а богатства не вязались с Лале.

– Я думала, – проговорила она, скользя кусочком хлеба по саджу, – в Хал-Азаре готовят в таких вот горшках.

Она сложила руки треугольником.

– С вытянутой крышкой. Я видела рисунки. Их привёз один из учеников моего бывшего мастера – выкупил на каком-то базаре в южных господарствах. Может, в Мазарьском или Тачератском, не знаю.

Задумавшись, Лале погладил перетянутую шрамами щёку.

– Наверное, вы о тажине. Такой у меня тоже есть, но готовить в нём нужно долго, а мы… не располагаем лишним временем.

Ольжана согласно кивнула.

– Вы привезли с собой половину Хал-Азара, Лале?

– Я постарался. – Он скупо улыбнутся. – Посуду, травы, книги, специи… К слову, о них. Как вам?

Ольжане было слишком. Для нее еда получилась чересчур пряной, но не настолько, чтобы казаться противной. Поэтому Ольжана вежливо признала: непривычно. Расстраивать Лале ей не хотелось, поэтому она добавила, что благодарна ему за возможность попробовать что-нибудь новое.

Лале помедлил. Спросил отвлечённо:

– Ваш бывший мастер – колдун из леса. Кто же из его учеников такой ценитель востока?

– А-а, это Хранко. – Ольжана покрутила ложку. – Чародей-ворон. Однажды Йовар отправил его путешествовать, и Хранко вернулся с ворохом гостинцев и новых книг. Он страшно охоч до знаний. Думаю, вы бы поладили.

Лале поправил перчатку на левой руке. Засмотрелся на неё, пошевелил пальцами.

– Может, и поладили бы. Вы не скучаете по чародеям своего бывшего двора, Ольжана?

Вопрос застал её врасплох.

– Не знаю, – удивилась она. – Точно не по Хранко.

Она даже хохотнула, подумав об этом.

– Если только по временам, когда он рассказывал что-то любопытное, а я слушала его рядом с теми, кого могла бы назвать друзьями. Тогда мне было хорошо и спокойно. Наверное, я была счастлива. – Она вытерла губы. – Только я об этом ещё не знала.

Ей тут же стало неловко, будто сболтнула лишнего. Лале внимательно на неё смотрел.

– Почему не знали?

Ольжана отмахнулась.

– Потому что сначала хотела домой, а потом – в другой двор. Но видите, я при другом дворе, а всё равно не могу назвать себя счастливой. – Ольжана болезненно улыбнулась. – Эти полгода до чудовища тоже не могла. Думаю, я из тех людей, которые нигде не бывают счастливы. Мне везде всё не так.

Она встала, сложила ложки и потянулась за опустевшим саджем.

– Сидите, – сказала, – я вымою.

Садж был тяжёл, но не настолько, чтобы Ольжана не сумела доволочь его до реки. Возражая, Лале дёрнулся, но ловко подняться у него не получилось.

– Вам помочь?

– Длани, нет. – Он шумно вздохнул, оттягивая пальцем высокий чёрный ворот. Неуклюже встал, придержавшись за землю. – Госпожа Ольжана, я жалею, что раньше времени рассказал вам про пришитую руку. Будто хромой ноги мало. Так вы решите, что вам отправили совсем калечного помощника.

– О-о. – Ольжана закатила глаза. – Не наговаривайте на себя. Мне могли бы никакого помощника не отправлять. И нет, я не отдам вам вашу чудну?ю сковородку. Вы готовили – будет справедливо, если я вымою.

Лале сделал к ней шаг, и Ольжана тряхнула головой.

– Даже не подкрадывайтесь!

Перехватив садж за ручки, она посеменила к реке.

Она решила, что на следующей стоянке обдаст всю посуду кипятком, а пока счистила с неё пучком травы копоть и грязь, ополоснула водой. Когда она закончила, Лале уже впряг лошадку в кибитку. Ольжана перехватила садж и подпёрла его бедром, точно корзину.

– Совсем забыла спросить, как зовут эту красотку. – Она кивнула на лошадку.

Кобылка Лале была каурой и крепконогой, очень выносливой на вид. Лале смущённо погладил её лохматую гриву.

– Сэдемея.

Ольжана прыснула, ставя садж в кибитку.

– Как иофатскую королеву? Лале, я и не знала, что вы такой остряк.

– Такое имя дал ей прошлый владелец. – Лале развёл руками. – Я купил её пару лет назад, когда вернулся в Вольные господарства. Посмотрите на меня, куда мне называть лошадку в честь весёлой королевы? Я бы назвал как-нибудь занудно.

Он подошёл к Ольжане и подал ей руку. И уже поднявшись на ступеньку, Ольжана вздохнула.

– Мне очень жаль вашу лошадку, – призналась она. – В вашей кибитке столько вещей, а тут ещё я прибавилась. Я бы с удовольствием ехала в птичьем теле, чтобы ей было легче, но… я столько не выдержу. Я поздно обратилась и так и не сумела свыкнуться со своей формой перевёртыша.

– Не оправдывайтесь. – Лале заколол задний полог. – Сэдемея тот ещё тяжеловоз. Её предыдущий хозяин-иофатец говорил, что привёз её жеребёнком из земель льёттов – а льёттские лошади, мол, не то что наши.

Когда Лале занял место на козлах, Ольжана снова села на передний край скамейки и выглянула к нему из кибитки.

– Хотя, может, – пошутила она, – и вам было бы лучше, если бы я оставалась малиновкой. Тогда бы я не донимала вас беседами.

Лале прицокнул языком, и Сэдемея зашагала к большаку.

– А то вы не заметили, – он натянул поводья, – что я и сам люблю поговорить. Правда, обычно я путешествую один.

Ольжана подпёрла висок кулаком.

– Грустно, – изрекла она. – Ну ничего, ещё пара ночей под открытым небом – к нам и чудище подтянется. Втроём веселее.

Лале кашлянул, попытавшись скрыть смешок.

– Не понимаю, как вы можете об этом шутить.

– Ну а что мне, рыдать постоянно? – Ольжана отвернулась. – Пока не хочется.

Прошлой ночью она почти не сомкнула глаз. Вслушивалась в пение цикад и шелест трав снаружи кибитки, ожидая, что вот-вот тишину нарушит звериный рык. Она ворочалась на узкой скамейке и боялась разбудить Лале – кибитка не была широкой, и Ольжане казалось, что она может коснуться его, если протянет руку к противоположной скамье. Лежать так близко к малознакомому мужчине – тоже удовольствие из сомнительных.

А если Ольжана и забывалась рваным, беспокойным сном, ей снился Беривой – не чудовищем, а красавцем-дружинником, которого она решила избрать целью для своих упражнений. Он был темноволосым и ясноглазым, с жёсткой улыбкой на безбородом лице. О нём говорили всякое – будто он был одним из самых развесёлых и бесшабашных подручных господаря Нельги. Объезжая дворы для сбора дани, он вёл себя развязно и дерзко, и наверняка не один простолюдин мог назвать его своим обидчиком.

Ольжана недолго прожила в Стоегосте – всего несколько месяцев, – но успела сложить мнение о Беривое. Он был из породы молодых воинов, которые упивались силой и не признавали над собой иной власти, кроме господаря. Что остальные? Шелуха под копытами их коней. А Ольжана уже бывала на месте слабого, которого так просто обидеть, – когда Йовар отобрал ребёнка у её отца.

Может, она выбрала Беривоя не только потому, что его сердце показалось ей достаточно прочным для её неловких чар. Может, ей хотелось перевернуть фигуры на игральной доске и заставить гордого человека почувствовать себя уязвимым. Ну что, спросила она себя мысленно, доигралась? Пусть она не назвала бы Беривоя хорошим человеком, заслуживал ли он того, что с ним сотворили?

Ольжана дёрнула рукой – звякнул браслет на запястье. Захотелось сорвать его и швырнуть в придорожную грязь. Зачем он ей? Не чародейский инструмент, а так, насмешка над её неудачами. Ольжана не умела ладить с чужими мыслями и чувствами, никакой звон ей в этом не помог бы.

Кибитка ехала вдоль полей. Солнце выкатилось на небо, но вскоре скрылось за тучами. Когда они проезжали по каменному мосту, переброшенному через реку, Лале сказал:

– Мы уже в Мазарьском господарстве.

– Родина панны Ляйды, – кивнула Ольжана. Она смотрела на реку, бурлящую под мостом, и думала, не прячутся ли там русалки. Мазарьское господарство лежало южнее Стоегостского – если здесь и водились утопленницы, наверное, им было теплее и веселее, чем под Боровичем. – Вы знаете панну Ляйду?

Лале усмехнулся.

– О да. Не лично, конечно. Я стараюсь держаться подальше от опасных молодых чародеек.

– А я, стало быть, безопасная?

– Если хоть половина слухов о панне Ляйде – правда, то да, госпожа Ольжана, я предпочту путешествовать с вами и вашим чудовищем. – Лале задумчиво смотрел на дорогу. – Она ведь могла бы оказаться на вашем месте. Сколько молодых людей обезумели от её чар?

– Ну, чары у неё иные. – Ольжана снова тряхнула браслетом. – Ляйда – сильная чародейка и играется с разумом куда тоньше и искуснее меня. Но я понимаю, о чём вы. Знаете, я всегда находила общий язык с девушками легче, чем с мужчинами. Я умею и люблю дружить с женщинами, но…

Она замялась, раздумывая, действительно ли ей так сильно хочется посплетничать. И решила: да, хочется.

– Но некоторые ученицы госпожи Кажимеры меня пугают.

– Вы про…

– Ляйду и Уршулу. – Ольжана поправила юбку и подтянула к себе колено. – Мне кажется, они не ладят ни друг с другом, ни с остальными чародейками Звенящего двора, будто соперничают со всеми за благоволение госпожи Кажимеры. Но мне нравится третья любимица госпожи, Амельфа. Вы видели её?.. Превращается в лебедицу. Красивая, нежная и вежливая.

Лале чуть нахмурился, вспоминая.