
Полная версия:
Блудная дочь. Исповедь московской путаны
– А ты всех бери, Миш! – смело ответила Таня – некрасивая, сильно сутулящаяся женщина тридцати с лишним лет. Первое время мне было не очень понятно, почему они выбрали ее и вообще – почему ее, такую, выбирали. Но потом, познакомившись с ней чуть ближе, поняла: Таня обладала удивительным даром общения. С ней было легко и приятно. Она все прекрасно про себя знала, но особенно не смущалась и принимала жизнь и себя такими, какие есть. Наверное, в ее жизни было много жутких моментов, судя по количеству шрамов на ее теле. Самый страшный шел через спину, наискосок от лопаток до пояса. Именно этот шрам и стал причиной сильной сутулости.
Как-то она спросила меня:
– Зачем тебе это, Оль? Посмотри на себя: ты не глупая, свежая, молодая, не порченая… Не то, что мы, старые шлюхи. У нас другого пути уже нет. Но тебе-то – зачем?
– Я… не знаю… мне надо… – мямлила я. А и правда, зачем? Деньги нужны? Секс? Свобода? Сколько же лет я потратила на поиски правильного ответа! А нашла ли?.. Вопрос.
– Танюш, не переживай, – засмеялся водитель. – Тебя-то уж наверняка не забудем. А остальные молчат что? Девчонки! Ну, поулыбайтесь хоть, что ли…
Все девочки, как по команде, растянули свои рты в улыбке. Но продолжали молчать. Тогда в разговор вступила Светлана.
– Таня права, Миш, – сказала она. – Вам же всегда мало девочек было. К тому же, тут новенькие есть. Им подучиться полезно будет.
«Новенькой» в шеренге была я одна. Поэтому не стоило большого труда догадаться, кого она имела в виду.
– Полинку берем однозначно. Кого еще? Оксан? А? – Миша посмотрел на красавицу Оксану.
– Ты меня еще спрашиваешь? – деланно удивилась она.
– Ну да… Будешь сегодня любимой?
– А выживу? – вполне серьезно спросила она.
– Куда ты денешься! Вон у тебя помощниц сколько! А не хватит – еще позовем. У меня жена через три дня только вернется, так что до понедельника я совершенно свободен.
– Ну все, попали.. – еле слышно пробормотала стоящая рядом Олеська. – Дня три не слезут.
Я посмотрела на Мишу: мужик как мужик. Возраст – где-то под сорок. Спокойный, держится уверенно, но не надменно. Что плохого-то? Хотела спросить – а некого.
– Мне на съемки завтра с утра надо, – быстро сказала Оксана.
– Сколько тебе там заплатят, на съемках твоих? – спросил Миша.
– Нормально заплатят, – нехотя ответила девушка.
– «Нормально» – это не ответ. Ты мне в цифрах скажи: пятьсот долларов, тысячу, две?
– Ну, допустим, тысячу. И что?
– Подожди минутку, – сказал бизнесмен. – Пошептаться надо.
Он что-то тихо спросил у своего водителя, тот кивнул.
– Значит, так. Сейчас Вася принесет десять тысяч. Возьми себе две. Остальные – Светке. За всех. И чтобы проблем ни у кого не было.
Миша вопросительно посмотрел на администратора.
– Лады?
Светлана удовлетворенно кивнула.
– Вот и отлично, – спокойно подвел итог бизнесмен.
В последний момент выяснилось, что у меня нет презервативов. Я просто не знала, как можно вот так просто купить презервативы в аптеке. Для меня это было смерти подобно. Казалось, все знают, за чем я стою в очереди и ЗАЧЕМ мне нужно то, что я собираюсь покупать. Сложный комплекс, который не так легко удалось перешагнуть.
Девушки делиться своими запасами наотрез отказались, пришлось обратиться за помощью к администратору. Светлана дала мне две штуки, но предупредила, что в следующий раз за отсутствие резины будет штрафовать.
– Десять долларов штука, – вполне серьезно сказала она. – Иначе на вас презервативов не запасешься.
Я вздохнула. Поход в аптеку был неизбежен. Однако проблема была не только в презервативах.
– Почему ты не сбрила волосы? – воскликнула одна из «выбранных» девушек, случайно забежавшая в ванную, когда я там подмывалась, увидев буйную растительность у меня между ног. – Сейчас же сбрей! Сумасшедшая!
Я растерянно хлопала на нее глазами. Мне никто не сказал, что ТАМ нужно сбривать.
– Но… у меня нет бритвы, – испуганно сказала я.
– Черт… ладно, подожди, я сейчас.
Она убежала и почти тут же вернулась, держа в руках одноразовый станок.
– На, и быстро. Клиент ждет.
Легко сказать, «быстро»… Во-первых, мне было ужасно стыдно, что вот так все получилось. Я чувствовала себя виноватой, хотя понимала, что в данном случае вины моей не было никакой. Во-вторых, это было впервые. Торопясь, я наделала целую кучу порезов. Эти порезы впоследствии стоили мне раздражения, с которым я безуспешно пыталась бороться в течение нескольких месяцев, пока не махнула рукой и не позволила своей поросли расти, как ей вздумается.
В спальню я пришла самой последней. К этому времени все были заняты. Марина, напоминающая чем-то пантеру, сидела в ногах у голого водителя и тихо переговаривалась с ним. Миша, в отличие от него, был одет и сидел в отдельно стоящем кресле. Он никого не подпускал к себе, предпочитая наблюдать за нами со стороны. Даже Оксана, которую он выбрал основной «жертвой» для себя, должна была сначала обслужить Васю.
Девушки выкладывались на полную катушку. Я нигде больше не видела такой самоотдачи, как там. Каким образом администрации удалось так здорово натаскать «персонал»? Не представляю. На всю жизнь врезалась в память картинка: Олеся лежит на спине, Василий со всей дури вгоняет ей в анус свой действительно огромных размеров член, а она улыбается. Улыбается!
Через несколько дней не выдержала, спросила ее об этом.
– Неужели нравилось?
– Дура, – беззлобно ответила девушка. – Боль была адской. Но у меня правило: чем мне больнее, тем шире я улыбаюсь.
Как мне потом пригодился этот урок!..
В первые минуты я впала в состояние, близкое к шоку. Шокировало и завораживало все. От обилия обнаженных, лоснящихся от пота, тел мутило. Запах… Что-то непередаваемое. Пахло вином, и потом, и чем-то еще, мускусным, сладковатым… Голова закружилась. Я перестала соображать.
– Ты и ты лесбис, – указав на меня и Таню, вдруг сказал Миша.
– Полиночка, деточка… – подойдя ко мне, ласково проговорила она. Я растерянно уставилась на приблизившуюся ко мне Танюху. Все еще ничего не понимая, я позволила ей увлечь себя на кровать, и только тут до меня дошло, чего от меня хотят.
– Имитируй, слышишь! Двигайся, не лежи бревном! – уже шепотом и совсем другим тоном пыталась помочь мне партнерша. Я не слышала больше половины того, что она мне говорила, заливаясь стыдом и отрешенностью. Я не понимала! И делала все слишком всерьез…
– Двигайся же, ну! – подгоняла меня партнерша.
Я старалась. Тогда я еще не знала, что мужикам куда важнее пластика, игра двух тел, чем настоящий лесбийский секс. Вместо того чтобы все силы и внимание направить на красоту движений, я отдавала их преодолению отвращения. Я все делала слишком всерьез…
Восемь часов. Восемь часов длился этот кошмар. Чтобы не сойти с ума, я запретила себе думать. Вспомнилась Скарлетт О'Хара: «Я подумаю об этом завтра». Вот и я так… завтра.
Видимо, меня сам Бог хранил. То, что мне не достался в тот день мужчина – можно назвать чудом. Спасибо Мише – пожалел девочку. Ведь если бы на меня выпала хоть половина того, что испытали на себе девушки… Не знаю. Даже представить боюсь, к каким психологическим проблемам это могло привести. Впрочем, бесследно все равно не прошло: именно тот день поставил жирную точку на моих бисексуальных фантазиях. Отныне я знала, что точно не лесбиянка.
Хотя не все было так мерзко. Помню, в какой-то момент башню сорвало, и дальше уже была не я. Вернее, была другая я. Этой другой все было в кайф. Она захлебывалась в разврате, хотела еще и еще…
Я занималась сексом по очереди со всеми девушками, брала в рот мужские члены, одинаково ласкала и мужские, и женские тела, и все удивлялась тому, какой же этот Миша выносливый. Прошло уже столько времени, а он так ни разу и не кончил, хотя перепробовал всех, кто был в той комнате (кроме меня), и во все отверстия!
– А чему ты удивляешься? – сказала мне сутулая Таня, когда я позже спросила ее об этом. – В тот раз мы еще быстро закончили. Кажется, даже в трое суток не уложились. Обычно, если Миша приезжает, то это дело затягивается на несколько дней, а то и на всю неделю. Разврат по полной программе. Все точки съезжаются. Деньги рекой льются, у него их немерено. Может себе позволить. Мужик-то вообще он хороший и жену свою любит, только проблема у него – кончить никак не может. И не кончить не может, потому что член столбом стоит. Говорят, это у него после «Виагры» началось, в свое время увлекался, видимо.
…Меня отпустили через восемь часов. Другие девушки, как и предполагалось, «работали» почти трое суток.
Когда мы встретились, Оксана была вне себя от ярости.
– Забрали! Все! До копейки! Сволочи! Ненавижу!!!
– Что случилось? – спросила я.
– Видела, Миша на стол конверт положил, когда еще ничего не было?
– Ну, – все еще не понимала я.
– А потом Светка пришла – помнишь? Типа, вино принести и посуду грязную убрать – было?
– И что?
– А то, что вместе с посудой она и конверт прихватила! А там каждой по пятьсот долларов было на чай! Не считая тех десяти тысяч, которые Вася принес. Ненавижу!..
Оксана в бессилии отвернулась к окну.
– Уйду отсюда, – уже тихо, с какой-то отчаянной обреченностью заговорила она. – Пусть давятся. Не могу здесь. Обидно, Оль. Обидно. Здоровье свое положишь, личную жизнь коту под хвост – а зачем? Вот зачем, а?
Я не знала, что ей сказать. Так и стояли молча – Оксана, отвернувшись к окну, и я, бессмысленно теребя в руках какую-то бумажку, – за ней.
Дверь бесшумно «отъехала», и в комнату вошла помощница администратора, Вика – молодая, но весьма вредная девица. Из-за ее характера мы боялись ее больше Светланы.
– Оксан, тебя Света зовет, – сказала она. – Поговорить надо.
Девушка медленно повернулась и посмотрела Вике в лицо. В ее глазах стояла такая боль, что даже совсем стороннему человеку от такого взгляда сделалось бы невыносимо. Не знаю, почувствовала ли хоть что-нибудь Вика, но вида она, во всяком случае, не подала.
– Что стоишь-то? – грубо спросила она. – Идем.
Оксана ничего не сказала, и они молча вышли.
Девушка вернулась довольно быстро – бледная, как полотно.
– Ты чего? – робко спросила я. – Что с тобой?
Оксана ничего не могла сказать – ее трясло. Было видно, как она из последних сил пытается совладать с собой. Как-то механически, бездумно девушка стала укладывать в пакеты вещи.
– Уходишь? – снова спросила я.
Оксана мотнула головой и сжала плотнее губы. Я побоялась задавать лишний вопрос. Но через некоторое время она сказала сама:
– Переводят.
– Переводят? Зачем? Куда? – растерялась я.
– К Наталье. Со штрафом. На все.
Больше она ничего не могла сказать. Ушла, кивнув на прощание головой. С тех пор мы с ней никогда не встречались.
Глава 6
Сбор материала
Решение написать книгу о проституции пришло почти сразу, как я попала в салон. Нутром чувствовала необходимость такой книги. Как оказалось – не зря. Ничего подобного до сих пор в России издано не было. Писали сторонние люди, теоретики. Или, в лучшем случае, – клиенты. Но что они могли знать? Только то, что им хотели показывать. А тема была интересна всегда. Человеку вообще свойственна тяга к запретному, скрытому. Но самое главное: я не просто чувствовала, что писать надо, я чувствовала, что могу это сделать!
С этого момента вся дальнейшая жизнь стала выстраиваться в сюжетную линию. Знакомые превращались в персонажей, и я сама разделилась: отныне во мне существовал бесстрастный, запоминающий и анализирующий Автор и остро чувствующий, нередко страдающий, наивный до трогательности персонаж. Вероятно, именно это внутреннее разделение помогло выжить в последующие, очень сложные, месяцы. В самые трудные времена спасала мысль, что все происходящее – не на самом деле, что это просто игра, сюжет, который нужно «прочувствовать» и «отработать».
Как бы там ни было, однажды «Ленинка» осталась позади. Я, как обычно, позвонила по таксофону, прежде чем прийти с выходного, но Светлана непривычно холодным голосом объявила:
– У нас субботник был. Все «точки» закрыты.
– А когда откроетесь? – удивленно спросила я.
– Не знаю. В ближайшие три дня – точно нет. Позвони в среду.
– А… деньги как же? – задала я совсем уж глупый вопрос. Ведь сегодня мне обещали отдать всю зарплату!
– Кассы сейчас нет, – отрезала Светлана. И повесила трубку.
Что-то мне подсказало, что в среду звонить нет смысла. Вспомнилось, как меня «гоняли» по разным квартирам под любыми предлогами накануне выдачи денег.
– Олюш, собирайся, сегодня у Наташи поработаешь. Она и зарплату выдаст.
Прихожу к Наталье – администратору-алкоголичке в соседний дом. В трехкомнатной квартире – всего две девушки. Встретили меня безучастно, даже не поздоровались. Сама Наталья производила гнетущее впечатление: худощавая женщина сорока с лишним лет, с огромными мешками под глазами бурого цвета, желтым лицом и выцветшими, некогда карими, глазами. Она тоже встретила меня молча.
Первым моим желанием было развернуться и убежать. Но надежда получить, наконец, свои деньги меня остановила. Я вежливо поздоровалась и спросила, куда можно положить свои вещи.
Наталья кивнула в сторону одной из комнат и сухо сказала:
– Полку освободишь себе там. Одну.
И ушла. В этот день я больше ее не видела. Дверь на кухню была плотно закрыта, и ни у кого из девушек не возникло желания в нее постучать.
Я ни разу не видела Наталью трезвой. Обычно она сидела на кухне – смотрела телевизор, курила и ругалась с охранником, – замкнутым и, как мне показалось, не совсем здоровым психически пареньком. Не знаю, доверяли ей рекламные телефоны или нет, но клиентов у нас не было за всю неделю ни разу. К Наталье отправляли «неразумных» на «перевоспитание». После нее девушки возвращались притихшие и согласные на все, лишь бы только их опять не отправили в эту квартиру.
Наталья отличалась взрывным и непредсказуемым характером: утром она может чуть ли не в любви вам признаться, а вечером вы у нее летите под штраф просто за то, что ей показалось, будто весь день вы о ней плохо думали. Но штраф – это не так страшно. В припадке ярости она могла позвонить сутенерше и наговорить на девушку все, что угодно. Так, однажды она чуть не подписала «смертный» приговор девочке, сказав, что та, якобы, украла «кассу». Девчонку спасла случайность: в этот и предыдущий день на «точке» не было работы. Вообще. И красть в принципе было нечего.
Держали нас взаперти. В магазин раз в день отправлялся охранник со списком продуктов для девушек. Денег на руках к этому времени ни у кого не было, и все закупалось в счет будущей зарплаты, которую, в конечном итоге, никто из нас так и не получил.
Мне повезло. Прожив с Натальей неделю, я осталась жива и здорова. За все это время о деньгах даже не заикались, и я боялась напомнить кому-либо о них. Хотя, повторюсь, мне тогда эта сумма казалась огромной.
Через несколько дней в комнату зашла администратор и объявила, что я могу быть свободна.
– Даем день выходной, а завтра к Светлане приедешь, – сказала она.
Я была счастлива. Вырваться из этого ада! Девушки, с которыми я жила первые дни, давно уже были переведены в другое место, а новенькие вели себя так же, как я поначалу: шарахались от всего и предпочитали ни с кем не общаться. Сама атмосфера этой квартиры не предвещала попавшим в нее ничего хорошего. Это чувствовали все.
Ну, а потом случился разговор со Светой по телефону, и я осталась ни с чем: на улице, без вещей и без денег. Хорошо хоть, ума хватило документы не растерять. И еще у меня оставался старый журнал по работе.
Все решилось быстро, следующим же звонком по таксофону.
Я попала в обычную двухкомнатную квартиру, примечательную разве что отклеивающимися обоями в прихожей и снующими туда-сюда тараканами. Ни в какое сравнение с шиком «ленинских» хором это «заведение» не шло. Да и цены здесь были соответствующие.
«Точка», в которую я попала, носила гордое название «Джулия». Здесь обитали две хохлушки из Керчи, одна девушка из Тулы и администратор – вероятно, тоже с Украины.
Нравы, лица и тела обитательниц «Джулии» были просты и доступны, но лично мне неприятны. Дело в том, что я сама по себе достаточно сложное существо, а там, куда я попала, царили законы жвачных.
Разумеется, меня невзлюбили. Потому что, научившись быть женщиной, я создала серьезную конкуренцию местному контингенту. И никто не собирался это терпеть.
Я проработала там около десяти дней. Клиенты «Джулии» разительно отличались от тех, что приезжали на «Ленинку»: все-таки цена служила определенным фильтром. Среди «ленинских» преобладали люди хорошо обеспеченные – бизнесмены, менеджеры среднего и высшего звена, чиновники и иностранцы. Они не скупились на чаевые, обращались с нами, в основном, вполне сносно и, в общем, работа там не вызывала каких-либо отрицательных эмоций. Можно даже сказать, что «процесс релаксации» был обоюдным. Только девушка на удовольствии еще и неплохо зарабатывала (часто, правда, чисто теоретически).
Единственное, что меня там смущало, – необходимость занятия анальным сексом. Я старалась избегать этого, как могла, но администрацию волновал только вопрос получения максимально возможной прибыли, поэтому мои желания учитывались в последнюю очередь, а если сказать вернее – не учитывались вообще.
Еще на первом собеседовании Светлана потихоньку подвела меня к мысли, что, в принципе, анальный секс – не такая уж болезненная штука и очень выгодная.
– Ты просто попробуй, – сказала она. – Если что-то пойдет не так, всегда можно отказаться от этого допа.
Я доверилась опыту администратора, и уже следующий клиент после Миши совершил надо мной свое «черное» дело. Но лишение анальной девственности оказалось настолько болезненным, что я твердо решила раз и навсегда завязать с этим «допом».
Но боль утихла, а удовлетворенность Светланы и припрятанные «чаевые» остались. В конце концов, я смирилась с необходимостью периодически подставлять на растерзание свою попу, решив про себя, что в каждой профессии есть свои издержки. Но от подобных размышлений сам процесс, разумеется, более терпимым не стал.
В «Джулии» с этим обстояло намного проще. Я сама решала, что мне позволять клиенту, а что нет. Никто ничего не навязывал. Обязательны были только классика, минет и массаж. С этого я имела, кажется, сорок процентов. На все остальное я сама назначала цены, и это шло в счет чаевых, которые сразу могла положить в свой карман, не боясь сутенерского гнева: здесь никто не требовал ими делиться.
Обычно за анальный секс девчонки добавляли пятьсот рублей и были вполне счастливы этим. Я же и вовсе предпочитала обходиться без них – «Ленинка» напрочь отбила у меня желание оказывать подобную услугу, и я с трудом могла представить себе сумму, которая могла бы к этому акту меня склонить.
Однако «Джулия» работала с совершенно иной клиентурой. Кого здесь только не было! И семидесятилетние старички-пенсионеры из соседнего подъезда, и торговцы с ближайшего рынка, и мальчики-студенты, и просто какие-то непонятные субъекты…
Всем им, разумеется, была нужна женщина. Они не были грубы, но, как ни странно, были куда привередливее. Очевидно, срабатывало то, что им эта тысяча рублей доставалась куда труднее, нежели сотня долларов клиентам с «Ленинки», и представляла несравненно большую ценность. Поэтому они требовали от нас полной отдачи, а о возможности получить чаевые (просто так, а не за оказание допуслуг) можно было даже и не мечтать.
В общем, мне там совсем не нравилось, но почему-то я не спешила предпринимать какие-либо действия, а продолжала плыть по течению, позволив обстоятельствам складываться так, как им будет угодно.
Так могло продолжаться, наверное, еще долго, если бы не случился мой День Рождения, и если бы девочкам не пришла в голову «гениальная» идея оторваться по этому поводу на всю катушку. Закупили кучу еды и спиртного, отключили все телефоны и устроили праздник. Я отказалась составлять компанию девочкам и к вечеру осталась единственным здравомыслящим человеком. Но это нам не помогло.
Миша, предводитель «крыши» и по совместительству любовник сутенерши, строго-настрого запретил девушкам употреблять спиртное. Сам он не пил даже пива и был в этом вопросе безжалостно принципиален.
В тот день он как раз планировал нас навестить, чтобы посмотреть на «новенькую», то есть на меня, и стал звонить Люде – администратору, чтобы она успела подготовить меня к его визиту. Но вместо знакомого голоса с мягким южным акцентом услышал в трубке безразлично-вежливую запись оператора, сообщившую, что «абонент выключен или находится вне зоны действия сети», и так же безразлично-вежливо рекомендовавшую «попробовать перезвонить позднее».
Озадаченный и не на шутку встревоженный, он принялся названивать на домашний номер, что позволял себе делать только в исключительных случаях, но и там ответом ему были быстрые гудки, свидетельствовавшие о том, что телефон либо занят (чего не могло быть), либо кто-то предусмотрительно снял трубку с аппарата. Этот факт еще больше смутил осторожного Мишу. Перед его глазами замелькали не очень веселые картинки, и он совсем уж было решил, что случилось что-то из ряда вон.
Первым его побуждением было собрать свою команду и мчаться на квартиру – так сказать, для разборок на месте. Но, хорошенько подумав, он отбросил эту мысль и решил для начала съездить туда одному. Вполне возможно, что все окажется далеко не так плохо, как только что ему представлялось.
К приезду Миши все обитательницы «Джулии» во главе с администратором Людой достигли того состояния, когда «более чем хорошо». Оксанка на полную катушку включила магнитофон и танцевала на столе смесь рэпа со стриптизом. Люда в ванной пыталась влезть в крошечную комбинацию какой-то из девочек, будучи на три размера больше нее. Остальные, пригорюнившись, вспоминали счастливое детство и пели грустные украинские песни. Периодически то одна, то другая замолкала и многозначительно протягивала:
– Да, бля… хуево…
Про меня забыли, и я, совершенно расслабленная, валялась в одной из комнат с книжкой в одной руке и куском фруктового торта – в другой. Мне тоже было не очень плохо.
Веселье оборвалось оглушительным звонком в дверь. Судя по тому, сколько раздражения было вложено в этот звук, легко было догадаться, что звонили уже давно, но из-за Оксанкиного магнитофона мы ничего не услышали. Люда, матерясь и чертыхаясь, выползла из ванной и кое-как, придерживаясь за стенки, доплелась до двери.
– Кто? – просипела она, тщетно стараясь нащупать глазок пальцами. – У нас выходной! – на всякий случай добавила она, видимо, подумав, что это какой-нибудь постоянник решил сделать сюрприз и прийти без звонка.
– Сейчас я тебе устрою выходной! – зловеще раздалось с той стороны. – Открывай быстро, блядь!
Люда поперхнулась и поспешила открыть дверь.
– Ой… Миша, – пробормотала она, отшатнувшись к стенке и уступая мужчине дорогу. – Привет… А мы тут…
– Вот суки! – только и смог сказать ошарашенный Михаил, увидев, во что за полдня превратилась квартира. Он не повышал голос, но от него несло бешенством, и девочки благоразумно решили не попадаться ему на глаза.
– Значит, так, – наконец, произнес он. – Работать я вам пока запрещаю. Никакой самодеятельности. Завтра буду звонить и только попробуйте не взять трубку, – он с отвращением огляделся и, пнув пустую бутылку из-под пива, уже в дверях тихо добавил: – Срач разгребите.
И ушел. Люда медленно закрыла за ним дверь, потом также медленно прошла на кухню и тяжело плюхнулась на табурет, обхватив голову руками.
– Ну что, девки, – грустно промолвила она. – Пиздец нам, родные…
На следующий день приехала хозяйка и забрала все деньги, заработанные «Джулией» за последний месяц. В том числе и наши проценты. Работать мы не могли, Миша не звонил, и как-то очень скоро выяснилось, что нам совершенно не на что жить.
Для «Джулии» наступили тяжелые времена, и девчонки, не видя выхода, решили хотя бы найти «козла отпущения». Искать долго не пришлось – им, разумеется, оказалась я.
И чего только в те дни не услышала я в свой адрес! И колдунья-то я, и шаманка, и несчастья-то я, оказывается, притягиваю! Но, пожалуй, наиболее интересной и отточенной была версия подлой диверсии в моем лице со стороны конкурентов. Оказывается, я была подослана коварными сутенерами конкурирующей «точки», чтобы свести на нет слишком успешную «Джулию». Все эти соображения меня обескураживали и смешили, но мне даже в голову не приходило пытаться опровергать их и как-то оправдываться. Это были не те люди, чье мнение имело для меня хоть какой-нибудь вес.