скачать книгу бесплатно
Воскресенье на даче. Рассказы и картинки с натуры
Николай Александрович Лейкин
В конце XIX века, как и сейчас, наши соотечественники стремились провести лето на природе, на свежем воздухе, вдали от городской суеты. В новом сборнике известного сатирика позапрошлого столетия Николая Александровича Лейкина изображены не только традиции и реалии ушедших дней, но и вещи, которые никогда не устаревают. Здесь и про трудности наема дачи, и про особенности взаимодействия с сельскими жителями, и про отношения дачников друг с другом, и про грибную и рыбную охоту, и про народные поверья, и, конечно, про русскую душу – такую же обширную и многогранную, как наша страна.
Николай Лейкин
Воскресенье на даче. Рассказы и картинки с натуры
© «Центрполиграф», 2021
© Художественное оформление, «Центрполиграф», 2021
Воскресенье на даче
У русских
Утро. Улицы Лесного оглашаются криками разносчиков. Тут и «цыплята, куры биты», и «огурчики зелены», и «сиги копчены», и «невска лососина», и пр. и пр. Это выкрикивают тенора. Звонкие сопрано поют то «яйца свежие», то «селедки голландские», то «земляника спелая, земляника». На балконе дачи сидят надворный советник Михаил Тихонович Пестиков и его супруга Клавдия Петровна. Пестиков в халате и в туфлях; супруга в блузе. У обоих головы растрепаны, у обоих лица заспаны. Они почему-то дуются друг на друга, молчат и смотрят в разные стороны. На столе самовар и чайный прибор.
– Налей еще… – говорит Пестиков и подвигает к супруге порожний стакан.
– Могли бы, кажется, и сами… Все я да я… – фыркает супруга.
– Но ведь это, так сказать, женские обязанности в семье…
– Молчите. И без вас тошно. Голова болит.
– Должно быть, как-нибудь неловко лежала во время сна.
– Давайте сюда стакан.
Стакан наполнен чаем. Пестиков прихлебывает и курит папиросу, остервенительно затягиваясь ею. Пауза.
– Ужасно надоедают эти разносчики со своими криками… – начинает супруга.
– Да… Я давеча подошел к палисаднику, так мне один до того надоел, что я хотел его отколотить палкой. Пристает к душе – купи у него раков.
– Да и вообще здесь, в Лесном, скука смертная. Знала бы, не поехала сюда на дачу. Не знаешь, что делать, куда идти.
– Да, невесело. И везде тоска. В Озерках жили – тоска и жид одолел, переехали в Лесной – тоска вдвое и вдвое жид одолел. Мне кажется, что третьего года, когда мы жили в Новой Деревне…
– И там тощища, – перебивает супруга. – Гулять некуда ходить. А наконец, эта музыка из «Аркадии» и «Ливадии». Господи, как она мне надолызла! А эти подлые содержанки, которые жили и направо, и налево!
– Я когда-то холостой жил в Лигове – вот там…
– И я девицей жила с тетенькой в Лигове… Не знаешь, куда деться от скуки. Но здесь, в Лесном, – это уж ни на что не похоже! На кладбище лучше жить.
– Ты бы, Клавденька, съездила сегодня к обедне. По конке за шесть копеек до Новосильцевой церкви отлично. Все-таки народ, публика. Сегодня воскресенье.
– Да вы никак с ума сошли! Ведь нужно одеваться, а я вздумать об этом не могу. Эдакая жара, духота…
– Что мы сегодня будем есть за завтраком?
– Все надоело. Не знаю, что и заказывать. Разве мозги жареные…
– Закажи мозги.
– Лень и заказывать-то.
– Ну, я закажу. Ведь здесь только и утешение, что в еде. Да не худо бы яичницу с ветчиной… Только ветчину нужно хорошую. Ты бы сходила сама…
– Благодарю покорно. Ведь это одеваться надо. Я не видела скучнее места, как Лесной. Выйти куда-нибудь – одеться надо. Оденешься – гулять негде.
– Ну, положим, Беклешов сад.
– Нашли место гулянья! По дорожкам лягушки прыгают, сырость от пруда.
– Тени много. Громадные, старинные деревья… Трава хорошая.
– Что мне тень? Что мне трава? Ведь я не мужик, чтоб развалиться в тени на траве. И наконец, весь этот сад – олицетворенная скука.
– Вот с этим я согласен. А что до прогулки, то… Для прогулки, кроме того, Лесной парк есть. Там и тень, там и цветники…
– До Лесного парка-то от нас язык выставишь, бежавши.
– Кто любит гулять…
– Не люблю я без цели гулять. Ну, пойдешь в парк, в Беклешов сад, а дальше что?
– Дальше действительно делать нечего. В Беклешовом саду, впрочем, можно на лодке покататься.
– В эдакую жару-то? Благодарю покорно.
– Хочешь, сегодня вечером устроим прогулку на лодке, когда солнце сядет?
– Это вместе-то с вами? Велика приятность! Да и если бы компания, и то скучно. Нет, здесь вообще скучно, вообще не знаешь, что делать.
– Невесело-то невесело, но ведь надо же пробовать чем-нибудь развлечься. Хочешь сегодня в клуб идти?
– Чтоб смотреть, как кривляются на сцене бездарные актеры? Чтоб наблюдать, как пятидесятилетние актрисы играют молоденьких девушек?
– В театр можно и не ходить… Мы после театра, к танцам.
– Ну его, этот клуб. Тощища… И наконец, все одне и те же рожи: старая накрашенная холера, пляшущая с гимназистами, две разноперые трактирщицы в шляпах треухом. Да еще заплати деньги за вход!
– Ну, так погуляем по улицам.
– Гуляйте уж одни, наслаждайтесь вереницею мамок и нянек с ребятами.
Опять пауза.
– Позови кухарку. Надо завтрак и обед заказывать. Действительно, одно только и развлечение, что поесть хорошенько, – говорит Пестиков.
– Марфа! Иди сюда! – кричит супруга.
В дверях появляется кухарка.
– Так на завтрак мы мозги и яичницу… – начинает Пестиков. – Яичницу ты, Марфа, сделаешь нам с ветчиной, но не из цельных яиц, а сболтай их с молоком. Сболтаешь и обольешь ветчину. Да прибавь зеленцы.
– Задумали вы кушанье, которое одни вы только и будете есть. Не терплю я яичницу с молоком… – перебивает супруга. – Яичница, так уж должна быть из одних яиц.
– Тебе мозги, друг мой, останутся. Ведь завтрак – это такая вещь, что и одного блюда достаточно, если впереди хороший сытный обед.
– А сами, небось, будете два есть – и мозги, и яичницу!
– Не найду я вам, барин, здесь, в Лесном, хорошей ветчины… – заявляет кухарка. – Здесь есть в лавке ветчина, но какая-то ржавая. Да и мозгов навряд теперь найдешь, ведь уж поздно, десять часов. Что было – кухарки раньше расхватали. Мозги, почки, ножки – все это надо с вечера в лавке заказывать.
– Вот это тоже прелести нашей дачной жизни! – язвительно замечает супруга. – Ветчины нет, мозги – с вечера.
– Тогда сделай яичницу без ветчины, но только зелени побольше, зелени…
– А что же вместо мозгов? – спрашивает кухарка. – Бифштексики не прикажете ли?
– Ну тебя с бифштексами!
– Рыбки не изжарить ли тогда, окуньков? Рыбаки обличались с рыбой…
Супруга сердится.
– Ничего не надо к завтраку! – кричит она. – Колбасу сухую буду есть! Кофей и колбаса… Ничего не стряпай!
– Но зачем же, душечка, так? Можно что-нибудь другое придумать
– Придумывайте сами, а я не хочу. Лень, тоска, скука – завезли вы меня черт знает куда на дачу.
– Но ведь сама же ты…
– Довольно.
Супруга поднимается с места и уходит с балкона.
– Клавденька! Но надо хоть обед-то заказать! – кричит ей вслед Пестиков.
– Сами заказывайте. Все это мне надоело, скучно, – слышится ответ.
– Желаешь суп со шпинатом?
Вопрос остается без разрешения.
У немцев
Лесной. Девятый час утра, а на улице уже так и заливаются на все лады разносчики, выкрикивая названия съестных товаров. Вот в палисадник дачи вышел с террасы дачник, обрусевший немец Франц Карлович Гельбке, остановился у решетки и, смотря на улицу, начал вдыхать свежий утренний воздух, широко раздувая ноздри. По улице мимо него проехала телега и обдала его целым столбом густой пыли. Гельбке прищурил глаза, отвернулся и сказал: «Пфуй!» Гельбке был одет по-утреннему: в шитых гарусом туфлях – подарок жены ко дню рождения, в старую коломянковую парочку и был без шляпы. Утренний ветерок свободно гулял по его коротеньким белокурым, как бы из пакли, волосикам и по таким же бакенбардикам на красноватом угреватом лице. Отчихавшись от пыли, Гельбке подошел к тощей клумбе, сорвал несколько цветочков и, сделав из них букетик, отправился в дачу, где, войдя в спальню, со сладенькой улыбкой остановился перед постелью жены и тихо произнес:
– Du schlaefst[1 - Ты спишь? (нем.)], Amalia?
– Нет, я не спит… – отвечала по-русски тощая немка, раскинувшаяся на кровати, и открыла глаза.
– Da hast du![2 - Это тебе! (нем.)] – проговорил Гельбке и кинул на грудь жене букетик.
– Франц!
– Амалия!
Супруга раскрыла объятия, и Гельбке, стоя около кровати, погрузился в них.
– Und du… Du amusirst dich schon?[3 - Уже наслаждаешься? (нем.)] – спросила она.
– О, ja. Schon seit lange. Bei uns im Garten ist so ge-muthlich[4 - О, да. Уже давно. У нас в саду так уютно (нем.).].
– Хороший у нас сад, Франц.
– Naturlich[5 - Конечно (нем.).].
– Хорошая дача.
– О, ja.
– Спасибо тебе, Франц, что ты мне нанял такой дача, – проговорила по-русски супруга и спросила: – Heute haben wir Sontag? Сегодня воскресенье?
– О, ja. Вставай… Сегодня мы будем целый день гулять и веселиться. Я придумал много, много удовольствий.
– Danke, danke dir… – закивала головой супруга, поднялась на постели и начала надевать чулки.
Гельбке снова вышел в палисадничек, с гордостью посматривая на пяток тощих деревьев, на куст сирени и на единственную клумбу посреди них. Клумба была убрана скорлупками из-под устриц, стеклянными разноцветными шариками с рождественской елки. Эта была работа рук его супруги, Амалии Богдановны.
– Раки! Живы крупны раки! – раздался голос разносчика.
– Раки! Давай сюда раки! – крикнул Гельбке.
Разносчик развязал корзинку.
– Вихлянские-с… Первый сорт, – сказал он.
– Ох, какие маленькие! Да это тараканы. Эдакая большая у тебя борода и такие маленькие раки!
– На скус зато очень приятные. С приятством кушать будете.
Начали торговаться. Гельбке давал аккурат половину того, что просил разносчик. Разносчик клялся, божился, два раза завязывал корзину и уходил. Наконец сторговались, и Гельбке торжественно понес корзинку на террасу, где уже стояла одетая в серенькое холстинковое платье и вполне причесанная Амалия Богдановна. На ней был даже клеенчатый передник и клеенчатые рукавчики – все это нужно было, по ее мнению, по хозяйству.
– Вот тебе сюрприз… Это для фрюштика, – проговорил Гельбке, подавая корзинку. – Сегодня на фрюштик у нас будет Krebs und Wurstessen. Раки и колбаса и больше ничего. Nicht wahr, so ist gut?[6 - Не правда ли, хорошо? (нем.)]