скачать книгу бесплатно
Вот что я купила в благотворительном магазине на Кларк-стрит:
1) упаковку разноцветного картона для украшения наших уродливых серых стен;
2) суп, макароны, молоко, хлеб и пакет картошки;
3) две пары резиновых шлёпанцев для нас с нонни, чтобы ходить в душ в другую благотворительную организацию, расположенную в двух кварталах от филармонии (в Эмерсон-холле душа не было, только унитазы с ржавчиной под ободком);
4) для нонни: новый зелёный платок с золотистыми цветами;
5) для школы: пару блокнотов на пружинке, папки, ручки, карандаши.
Я испытывала лёгкое чувство вины из-за того, что без особой необходимости купила нонни новый платок. У неё их было море, а лишние деньги я могла бы потратить на покупку более симпатичных блокнотов с рисунком на обложке. Но жизнь не баловала нонни событиями. Она меняла платки, спала, постоянно перечитывала три книги, поскольку других не имела, и раскладывала пасьянс «Солитёр» из колоды, в которой большая часть карт была утеряна и мне пришлось заменить их простыми картонными карточками. Кроме того, миниатюрная нонни в свете гудящих флюоресцентных ламп в коридорах Эмерсон-холла казалась ещё меньше, старше и морщинистей, чем раньше. Это меня пугало.
Подобное же чувство охватывало меня, когда я позволяла себе думать о том, куда уехала мама. Нашла ли она счастье или стала жалкой и одинокой, какой была бы нонни без меня?
Учебный год начинался во вторник. Накануне, в понедельник, после обеда я пошла в «Счастливый уголок», небольшое кафе через дорогу от филармонии.
С самого раннего детства мама водила меня туда, чтобы угостить кексом и соком, и после её ухода я продолжала навещать знакомое место. На улице оно выделялось ярко-жёлтыми стенами, ярко-оранжевыми дверями и синими лампами у входа, а над дверью затейливыми чёрными буквами было выведено название заведения. По сторонам располагались сапожная мастерская «У Антонио», заколоченная уже больше года, и обшарпанное серое многоквартирное здание. «Счастливый уголок» сиял на фоне этого окружения как солнце.
– Мистер Барски? – окликнула я, входя внутрь. Попугай Джеральд каркнул мне с жёрдочки в дальнем углу. Я помахала ему, и он поводил вверх-вниз головой, прыгая на одной ноге.
Мистер Барски поднял голову от прилавка:
– Ах, Оливия, ma belle! Bonjour, ma petite belle![3 - …голубушка! Здравствуй, юная красавица! (фр.)] Как твои дела в это?т сольнечны?й день?
Даже глупый фальшивый акцент мистера Барски не заставил меня улыбнуться. Дело в том, что раньше он был актёром. Карьера, как говорится, не сложилась, но он развлекал гостей тем, что имитировал акценты, пародируя разных людей. На сей раз он изображал француза Риккардо.
«Разве Риккардо не испанское имя?» – спросила я его однажды. Он наклонился ближе ко мне и поиграл бровями: «Риккардо – это загадка, Оливия».
– Привет, Риккардо, – поздоровалась я, забираясь на барный стул у стойки.
– Ах, что случило?с, мадемуазель? – Мистер Барски перекинул полотенце через плечо и стал переставлять выпечку на витрине. – Когда у людей такая физиономи?, я всегда говорю: «О-ля-ля! Вам просто необходима une crepe![4 - Блинчик (фр.).] Или un biscuit chocolat![5 - Шоколадное печенье (фр.).]»
Миссис Барски вышла из кухни с большим дымящимся кувшином в руках. Она обычно носила очень длинные бусы в несколько рядов, которые постукивали во время ходьбы. Сегодня её шею украшали глянцевые, цвета морской волны. Седые волосы торчали в разные стороны, ногти были накрашены десятью разными цветами.
– Оливия! – воскликнула миссис Барски. – Рада тебя видеть. Давно не заглядывала. Что будешь пить? Малиновый чай? Сок манго?
– Вообще-то я ничего не могу взять. – Я заметила, что начала потеть, и огляделась. В кафе было ещё два посетителя – сидящие у окна парни, которые разговаривали о какой-то книге. – Вы не могли бы дать мне работу? Совсем ненадолго. – Я не собиралась ждать мятых двадцатидолларовых купюр от Маэстро. К тому же неизвестно, будет ли он и дальше проявлять столь неслыханную щедрость.
Супруги переглянулись и снова посмотрели на меня. Мистер Барски закрыл витрину с выпечкой.
– Тебе нужна работа? – спросила миссис Барски.
– Ну да. – Я прочистила горло, мечтая провалиться сквозь землю, чтобы никто никогда меня больше не увидел. – Видите ли, летом мы продали наш дом и переехали жить за сцену в филармонии. Всё, что у нас осталось, – наши чемоданы и обанкротившийся оркестр. Ну знаете, экономика и всё такое.
Я не очень представляла себе, что значит «экономика», но в последнее время все только о ней и говорили, и я поняла: она имеет отношение к тому, что ни у кого нет денег. Упоминая о ней, взрослые каждый раз мрачнели, словно услышали ужасную новость.
– Ах, Оливия, – произнесла миссис Барски грустным голосом с придыханием.
Я не могла поднять на неё глаза, а потому достала из сумки уголь, который ношу с собой повсюду, и начала калякать на салфетке.
– Просто, понимаете, мне нужно покупать продукты и принадлежности для школы. А Маэстро в этом не большой помощник. Я могу убирать со столов. – Я вонзила кончик угля в салфетку. – Мыть посуду, подметать. А может быть, даже печь печенье или что-то в этом роде.
Мистер Барски положил ладонь на мою руку, чтобы я прекратила черкать.
– Конечно, ты можешь у нас работать, Оливия, – произнёс он своим обычным голосом, тёплым и бархатным. – Мы будем рады помочь тебе. Как насчёт двадцати долларов в неделю? Приходи после школы.
Я откашлялась:
– Я могу только с понедельника по четверг. Когда начнётся сезон, по вечерам мне надо будет присутствовать на концертах. Нонни хочет, чтобы я их посещала.
– Хорошо, – сказала миссис Барски.
– И после школы я, наверное, смогу оставаться ненадолго. – Мой голос звучал всё тише и тише, пока наконец даже я сама не могла расслышать своих слов. – Ну понимаете, чтобы успеть сделать уроки, а ещё мне надо приготовить ужин и уложить нонни спать. К тому же мне нужно время для рисования. – Я не стеснялась говорить с владельцами кафе о рисовании. Раньше я приходила сюда специально для этого и садилась за зелёный столик в форме звезды в углу. Иногда мистер Барски, вальсируя между клиентами, ставил передо мной овсяное печенье с изюмом.
– Что, если полчаса после школы? – предложила миссис Барски. – Или сорок пять минут, если народу будет мало и тебе не зададут много уроков?
– Отлично, – прошептала я. – Спасибо.
Мистер Барски похлопал меня по руке, и Джеральд гаркнул: вошли новые посетители – студенты университета. Я выудила из сумки очки и надела их – может быть, так они не станут смотреть на меня.
– Возьми. – Миссис Барски перехватила меня по пути к выходу и, положив мне в ладонь двадцать долларов, сжала мою руку так, что купюра оказалась в кулаке. – Считай, что это премия за устройство на работу. Купи себе что-нибудь для подъёма духа, хорошо?
Я переступила с ноги на ногу. Если я сейчас же отсюда не уберусь, то разрыдаюсь, как жалкий ребёнок.
– Спасибо, миссис Барски, – быстро поблагодарила я и выбежала на улицу.
Единственный плюс жизни в концертном зале – это множество лестниц, скульптур и причудливых архитектурных элементов, которые можно рисовать с натуры, чтобы практиковаться.
Спрятав полученные от супругов Барски двадцать долларов в коробку с одеждой, под нижнее бельё, где никто не стал бы их искать, я направилась в вестибюль к большой лестнице. Сегодня я планировала сделать эскизы ступеней, а это казалось непростой задачей, поскольку лестница была изогнутой.
Проходя по западному фойе, я заглянула в открытые двери зала.
На сцене копошилась группа людей, переговариваясь, расставляя пюпитры и задувая тёплый воздух в холодные металлические трубы инструментов.
Музыканты вернулись.
Летом оркестранты всегда были в отпуске, подобно футболистам, которые не играют весной. Некоторые коллективы выступали и в летние месяцы, но на особых мероприятиях, например на поп-концертах и детских представлениях.
У нас, однако, денег на это не было. Филармония на лето закрывалась, лишь иногда Маэстро приходил сюда покопаться в музыкальной библиотеке и «отдохнуть в тишине и спокойствии». Я не понимала, от чего именно он хотел отдохнуть, в нашем доме царила полная тишина с того самого утра, когда ушла мама, – тогда я проснулась и нашла Маэстро за кухонным столом: он сидел опустив голову на руки, а перед ним стояла чашка холодного кофе.
Обычно я подходила поздороваться с музыкантами – обнять Хильду Хайтауэр, позволить Ричарду Эшли взъерошить мне волосы, отчего в животе у меня всегда порхали бабочки, поскольку он ещё и улыбался мне.
Но не сегодня. Сегодня я осталась в тени. Если оркестранты ещё не знают, что мы продали дом и переехали в филармонию, то скоро им станет это известно. А я не хочу, чтобы они смотрели на меня с сожалением, не хочу слушать их сочувственные слова или, ещё хуже, уверения, что всё образуется.
Тут я услышала голоса из другого конца фойе и скользнула за колонну у стены. Из-за угла появились Маэстро и Ричард Эшли.
– Маэстро, ты шутишь, – говорил Ричард с разгневанным видом. – Это неподходящее место для жизни двенадцатилетней девочки, не говоря уже о восьмидесятилетней старушке.
– Я ничего не мог поделать, – ответил Маэстро.
Некоторые музыканты на сцене застыли, услышав разговор на повышенных тонах. Маэстро хлопнул в ладоши:
– Что вы уставились? Начинаем в пять!
– Отто, – прошептал Ричард, – неужели всё действительно настолько плохо?
– Да. – Маэстро провёл руками по сальным чёрным волосам. – Если этот сезон пойдёт так же безуспешно, как предыдущий… я не знаю, что будет. Перспективы финансирования скверные. Пожертвования прекратились. Даже у наших постоянных спонсоров теперь нет денег. – Он сунул руки в карманы. – Нам нужен всего год, чтобы снова встать на ноги, и тогда дела пойдут на лад. В следующем году положение улучшится, и я снова перевезу Оливию и её бабушку в пригород. Нам нужно чуть-чуть времени.
– Ты правда думаешь, что в этом году что-то изменится? – спросил Ричард.
Маэстро, ничего не ответив, взглянул на него и зашагал к сцене.
Когда он ушёл, Ричард вздохнул. Я, видимо, пошевелилась, потому что он сощурился и заглянул за колонну.
– Оливия! – Он одарил меня блестящей улыбкой, которой мама всегда советовала мне остерегаться: Ричард – «типичный трубач», а значит, ещё тот чаровник, что бы это ни значило. – Как ты провела лето?
Мне захотелось скукожиться и исчезнуть. Он явно волновался из-за того, что я слышала их с Маэстро разговор; голос у него звучал приветливо и слишком радостно. И почему мне не стоялось спокойно?
– Ну так. Нормально. – Я крепко прижала к себе альбом. – Я много рисовала.
– Ничего другого я и не ожидал от моего любимого художника. Покажешь мне как-нибудь новые работы?
У меня вспыхнули щёки.
– Хорошо.
– Вот ведь как, Оливия. – На лице Ричарда появилось странное выражение. Он прочистил горло и оглянулся на сцену, где Хильда Хайтауэр полировала раструб своей валторны, а Михаил Орлов вынимал из футляра контрабас. Хильда помахала мне, я ответила тем же и, понадеявшись, что они не станут подходить ко мне, начала медленно пятиться. – Я просто хотел узнать, как ты, – сказал Ричард.
– Зачем?
– Твой папа рассказал нам, что случилось летом, – о продаже дома и о переезде.
В животе у меня что-то ёкнуло.
– А, ну да.
– Мне очень жаль это слышать, Оливия. – Ричард сжал мне руку. – Не знаю даже, что сказать. Папа говорит, ты теперь живёшь за сценой?
Услышать это было ещё мучительней, чем жить в филармонии, но я не собиралась плакать перед Ричардом Эшли.
– Всё правильно.
– Это совсем не правильно. У тебя есть родственники или друзья, у которых ты можешь временно пожить?
Я уже думала об этом.
– Нет. Вся семья Маэстро в Италии, кроме нонни. А мамина… они с нами не общаются. Они никогда нас не любили, даже не хотели, чтобы мама выходила замуж за па… за Маэстро. А друзей у Маэстро нет. – Я стиснула пальцами края альбома. – Он не поддерживает отношений с людьми. Ему всё безразлично, кроме оркестра.
Ричард немного помолчал и обнял меня за плечи. Обычно от этого у меня теплело на душе, но теперь тоскливо засосало под ложечкой.
– Оливия, – сказал он, – я понимаю, что ты, наверное, сейчас нас ненавидишь, но ты нам не чужая. Ты же это знаешь, правда? Весь оркестр готов тебе помочь, и папа с бабушкой тоже.
Это уж было слишком. Оркестр готов мне помочь? Да исключительно из-за оркестра всё и произошло.
Я сбросила его руки.
– Да, я знаю.
– Если тебе захочется поговорить, ты всегда можешь обратиться ко мне. Ладно? – Он поднял руку, чтобы стукнуться со мной кулаками, как мы всегда приветствовали друг друга. – Capisce?[6 - Понимаешь? (ит.)]
Я покачала головой и отвернулась.
– Ладно.
– Как? – Ричард приложил руку к сердцу. – Не будет тайного приветствия? Вы меня ранили, мадам.
– Нет. – Никаких тайных приветствий. Если он не прекратит этот разговор, я точно разрыдаюсь.
– Мы что-нибудь придумаем. Например, почему бы тебе иногда не переночевать у Хильды или у других девочек? Они будут тебе рады. Это как пижамная вечеринка. Можешь пригласить подруг.
– У меня нет подруг.
– Оливия. Что я могу сделать? Только скажи.
Он очень меня жалел – я слышала это в его голосе. Но мне от этого было не легче, я только чувствовала себя совсем крошечной.
– Оставь меня в покое, – прошептала я. – Пожалуйста. – Я поспешила в вестибюль и поднялась по большой лестнице. На верхней ступеньке я упала на ковёр, протёртый до дыр, и отбросила альбом. – Пижамная вечеринка. – Я вытерла глаза. Маэстро тоже так говорил: «Это будет… как это называется? Пижамная вечеринка. Каждую ночь мы все за сценой. Это приключение, Оливия». Почему я не могу перестать всхлипывать? Хорошо хоть Ричард не видит меня здесь. – Приключение. Конечно. Увлекательное до жути.
Мне хотелось только поехать домой – в наш настоящий дом, с синей дверью, жёлтой кухней и скрипучей девятой ступенькой на лестнице, ведущей в мою комнату. И с мамой. Мама обязательно должна быть там, иначе никакой радости не будет.
Подумав о доме, я почувствовала дуновение студёного воздуха. Странный холодок задержался и пробрал меня до костей. Я задрожала и стала тереть руки, чтобы согреться. Я могла бы поклясться, что кто-то наблюдал за мной, – буквально кожей я ощущала чей-то взгляд. Но оглядевшись, увидела только знакомые пыльные портреты покойных музыкантов на стенах и выцветших ангелов на потолке.
И чёрного кота, который спокойно смотрел на меня, сидя на полу вестибюля.
Глава 3
Это был толстый чёрный кот с изогнутыми серыми усами и колтунами по всему телу. Он лениво махал хвостом.
Я сунула альбом в сумку и начала осторожно спускаться по лестнице.
– Эй, киса-киса. Иди сюда. – Внизу я протянула руку, присела и подождала. Одна из дверей филармонии была открыта. Наверное, я не закрыла её, возвращаясь из «Счастливого уголка». – Ты, значит, просто вошёл и устроился здесь, да? – спросила я у неожиданного гостя.
Кот дёрнул хвостом и коснулся головой кончиков моих пальцев.
– Знаешь, некоторые люди назвали бы твой поступок незаконным проникновением на чужую территорию.
Нарушитель удивлённо наблюдал, как я счищаю мусор с его шеи, словно сам не верил, что позволяет мне это.
