скачать книгу бесплатно
Год теней
Клэр Легран
Секреты старинного дома. Фэнтези и приключения
Всё в жизни Оливии идёт наперекосяк: неведомым образом исчезнувшая мама, помешавшийся на музыке отец да ещё и этот переезд в театр… Из уютной спокойной жизни девочка попадает прямиком в каморку за кулисами концертного зала! Хуже быть не может! Так думала Оливия… Но каково же было её удивление, когда она осознала, что её странная семейка – не единственные жители театра «Эмерсон-холл». А истинными хозяевами здания являются призраки! И им требуется помощь девочки.
Теперь Оливии предстоит спасти всех призраков театра от исчезновения и не пропасть самой!
Клэр Легран
Год теней
Claire Legrand
THE YEAR OF SHADOWS
THE YEAR OF SHADOWS © 2013 by Claire Legrand
All rights reserved, including the right of reproduction in whole or in part in any form.
Иллюстрации на обложке и форзацах Елизаветы Валиковой
Дизайн обложки Анны Ковалкиной
© Рыбакова Е. Ю., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
* * *
Посвящается учителям музыки —
моим и всем остальным —
и маме, моему якорю
Благодарности
Эта книга имеет для меня особое значение по многим причинам. Одна из них – мой собственный опыт музыканта (раньше я играла на трубе); другая – борьба моей мамы с раком, омрачившая работу над романом. В связи с этим есть много людей, которых я хочу поблагодарить.
Прежде всего, моего агента Дайану Фокс – за неизменную поддержку, глубокое понимание, редкую проницательность и бесценные телефонные разговоры; моего блестящего и вдохновенного редактора Зарин Джеффри, которая задавала правильные вопросы; всю команду издательства «Саймон и Шустер», особенно всегда готовых помочь Джулию Магуайр, Лидию Финн и Пола Кричтона, Катрину Грувер и Анджелу Цурло (огромное спасибо за частые гребешки, которыми вы прочесали текст!), Бернадетт Крус, Мишель Фадлаллу; шеф-дизайнера Люси Рут Камминс – за красивое оформление книги; Карла Квасни – за восхитительные иллюстрации; Пуйю Шахбазяна и Бетти Энн Кроуфорд – за рекламу книги.
Спасибо моим друзьям-писателям, вдохновляющим и поощряющим меня: Элисон Черри, Линдси Рибар, Лорен Магазинер, Тиму Федерле, Ли Бардуго, Трише Ли, Эмме Тревейн, Стефану Бахману, Кэтрин Катмулл, Эллен Райт; авторам из литературного содружества «Апокалипсис» – за их неустанную поддержку; и особенно Сьюзан Бишофф и Каит Нолан, моим родственным душам. Блогерам, библиотекарям, товарищам писателям и читателям, «Твиттеру», «Тамблеру» и всему народу, пишущему в блоги, кто ежедневно радовал и любезно поддерживал меня, – спасибо вам.
Без занятий музыкой я была бы другим человеком, поэтому должна принести самые тёплые благодарности некоторым учителям музыки – Кристен Буле, Джону Лайту, Ирен Моррис, Эйсе Бёрк, Джей-Ару Стоку, Николасу Уильямсу, Дэннису Фишеру, Морин Мёрфи, Майку Сиско, Элли Мёрфи, Марти Кортни и Джону Холту, – которые на протяжении многих лет вдохновляли меня и побуждали к развитию. Спасибо Эндрю Джастису, Морин Мёрфи и Джонатану Томпсону за помощь в составлении программы Городской филармонии. Особая благодарность симфоническому оркестру Далласа и маэстро Япу ван Зведену, на прекрасном концерте которого я познакомилась с Оливией и Игорем, и Райану Энтони – выдающемуся трубачу и прототипу Ричарда Эшли.
Доктору Алану Муньосу – доктору Птице, как называет его Оливия, – и сотрудникам Далласской городской больницы за хорошую заботу о моей маме; моим друзьям и семье, в особенности тем, кто помогал нам в тяжёлые времена: Пати Ганн, Джуди Румиллат, Пэт Пибоди; Линкору Леграну – ещё не пробил час? – Эшли, Энди, моей чудесной мачехе Анне и моему неукротимому отцу Дабл-Ю-Ди – я скучаю по ним каждый день; моим дорогим друзьям Старру Хоффману, Бет Кесуани, Мелиссе Ганн, Бриттани Сисеро и Джонатану Томпсону – все вместе они моя опора и спасательный круг; и Мэтту, моему возлюбленному, мастеру расплетать запутанные сюжетные узлы.
И наконец, Дрю и маме – спасибо, скучаю по вам, люблю вас. Мы справились.
Часть первая
Глава 1
Тот год, когда появились призраки, начался так: Маэстро толкнул ногой дверь, бросил на пол чемодан и воскликнул:
– Вуаля!
– Видела уже, – заметила я. Если он забыл, я здесь вообще-то выросла.
– Да, но ты посмотри хорошенько, – сказал Маэстро со своим дурацким акцентом. Он, конечно, чистокровный итальянец и всё такое (я-то только наполовину) – но зачем это так подчёркивать?
Я скрестила руки на груди и внимательно огляделась.
Ряды кресел с выцветшими сиденьями. Занавес на сцене побит молью. Бельэтаж с ложами для богатых людей полуциркулем охватывает зал. С потолка, расписанного ангелами, драконами и фавнами, играющими на свирелях, свисают тяжёлые люстры. В глубине сцены притаился, как спящее чудовище, орган, и его трубы мерцают под косыми лучами солнца, падающими из фойе позади нас.
Старый, знакомый до мелочей Эмерсон-холл. Тот же занавес, те же кресла, те же драконы.
Новое здесь только мы.
И наши чемоданы.
– Ну? – произнёс Маэстро. – Что вы думаете?
Я стояла между ним и нонни[1 - Уменьшительно-ласкательное от nonna (ит.) – бабушка.]. Она хлопнула в ладоши и стянула платок с головы, почти совсем лысой, всего с несколькими клочками седых волос. В тот день, когда девять месяцев назад, прямо перед Рождеством, мама исчезла, нонни обрила голову.
– Ах! – От улыбки морщины у неё на лице углубились. – По-моему, это прекрасно.
Мои пальцы стиснули ручку чемодана линялого красного цвета с прогнувшейся крышкой.
– Ты уже видела этот зал, нонни. Все мы его видели миллион раз.
– Но он изменился! – Нонни теребила в руках платок. – Раньше это была филармония. Теперь это дом. ? meglio[2 - Так лучше (ит.).].
Я скрипнула зубами, сдерживая раздражение:
– Филармония и сейчас никуда не делась.
– Оливия! – Маэстро смотрел на меня улыбаясь. – А ты что думаешь? – спросил он так, словно и правда интересовался моим мнением.
Я не ответила, и нонни поцокала языком:
– Оливия, надо отвечать, когда папа тебя спрашивает.
Мы с Маэстро почти не разговаривали ещё с тех пор, как ушла мама, хотя, по сути, перестали общаться ещё месяца за два до того – он был слишком занят репетициями, концертами, попытками сохранить оркестр, клянча деньги у богатых людей на светских ужинах, и домой возвращался за полночь. Иногда он вообще не приходил ночевать и являлся только под утро, когда мы с мамой завтракали на кухне.
Тогда родители начинали орать друг на друга.
С тех пор я возненавидела завтрак. Каждый раз при виде хлопьев меня тошнило.
– Он мне не отец, – прошептала я. – Он просто Маэстро.
Я почувствовала, как в тот миг что-то изменилось. Я знала, что никогда больше не назову его папой. Он этого не заслуживал. Наш переезд стал последней каплей.
– Омбралина… – с упрёком покачала головой нонни. Так она меня называла. «Омбралина» по-итальянски – «маленькая тень».
Маэстро стоял неподвижно, глядя на меня своими тёмными глазами. Меня бесило, что у нас одинаковый цвет глаз. В душе клокотал вулкан.
– Кажется, меня сейчас вырвет, – заявила я, повернулась и выбежала, прихватив с собой чемодан.
Я помчалась через вестибюль, мимо изогнутой главной лестницы и кассы, и оказалась на тротуаре. Прямо у входа, на углу Арлингтон-авеню и Уичито-стрит, я бросила чемодан и закричала.
Мимо проносились автомобили: легковые, грузовые, такси. По улице спешили люди: офисные работники с прижатыми к уху телефонами и с сэндвичами в руках направлялись на обед. Никто меня не заметил. Никто даже не взглянул в мою сторону.
С тех пор как ушла мама, меня вообще мало кто замечал. Одевалась я теперь в основном в чёрное. Меня это устраивало: чёрный цвет успокаивает. Волосы у меня были длинные и тоже чёрные, блестящие, и я почти всегда носила их распущенными. Мне нравилось прятаться за ними и притворяться, будто меня не существует.
Я не решила, чего мне хочется больше – заплакать или стукнуть по чему-нибудь, – а потому снова повернулась к двойным дубовым дверям, ведущим в Эмерсон-холл. По обеим сторонам от них сидели каменные ангелы, дующие в трубы. Кто-то не поленился забраться наверх и раскрасить их из баллончика в оранжевый и красный цвета. Зажмурившись, я постаралась представить громоздкое здание филармонии домом, но ничего не получилось. И всё же мне предстояло жить в этом огромном, продуваемом сквозняком концертном зале с аляповатыми ангелами у входа.
– Какая разница, можно и вернуться. – Я со всей силы пнула двери, открывая их. – Идти-то больше некуда.
Мы поселились в двух пустых кладовках за сценой по сторонам от главного репетиционного зала. Рядом находился буфет с раковиной и основной кухонной техникой: микроволновкой, мини-холодильником и электроплиткой. Раньше она предназначалась для того, чтобы музыканты могли разогреть пищу и перекусить во время перерывов в длительных репетициях.
А теперь плитка стала нашей.
Маэстро, нонни и я затащили за сцену наши чемоданы, по одному у каждого, – всё наше имущество, больше у нас ничего не было.
Маэстро исчез в кладовке, которая должна была стать его комнатой, и на всю катушку врубил Четвёртую симфонию Чайковского на древнем стерео, стоявшем там много лет. Динамики трещали. Четвёртая симфония была первым номером программы того года. Скоро должны были начаться репетиции.
Нонни аккуратно поставила свой чемодан посередине репетиционного зала с составленными друг на друга стульями и пюпитрами и со шкафчиками музыкантов вдоль стен. Она уселась на чемодан, помахала мне и начала напевать, теребя платок.
В последнее время нонни только этим и занималась – напевала и теребила платки.
Я долго сидела рядом с ней, слушая её мурлыканье в такт грохочущей музыке Маэстро, как вдруг словно вышла из себя и воспарила. Казалось, если полностью сосредоточиться, можно совсем порвать связь с телом. Гуляющий повсюду ледяной сквозняк не внушал оптимизма. «Отлично, – подумала я. – Здесь уже мороз, а ещё даже не осень».
Нет, не может быть, чтобы такое случилось. И тем не менее это правда.
У нас с нонни были раскладные кровати, уже с постелью. Я не знала, где Маэстро купил их, но сомневалась в чистоте белья, поэтому отнесла его в прачечную-автомат на той же улице и после стирки постелила заново.
Из-за этого настроение у меня испортилось окончательно. Порошок и сама стирка стоили нам несколько долларов, а когда у тебя ни кола ни двора, каждая монета на вес золота.
Ещё у нас с нонни были одеяла, сшитые мамой: бывало, после ужина она раскладывала на кухонном столе ткани, ножницы, мотки ниток, бумагу, которую приносила домой с работы, и занималась рукоделием.
Когда я расстилала одеяла на кроватях, в нашу комнату вошёл Маэстро.
– Давно пора выбросить это старьё, – сказал он.
– Это наша с нонни спальня. – Не глядя на него, я продолжала разглаживать одеяла. – Уходи.
Он спокойно смотрел на меня:
– Я отложил для тебя немного денег. Может, тебе захочется что-нибудь купить себе в комнату или для школы. Скоро ведь начнётся учебный год?
– Да. – Я взяла у него мятую двадцатидолларовую купюру. – Уходи.
Поколебавшись, Маэстро удалился.
Застелив постели, я нашла в репетиционном зале коробки, не слишком старые и ещё крепкие. Также там стояли пара старых пианино, шаткие пюпитры и стулья с продавленными сиденьями – всё ломаное.
Я отказывалась ограничиваться только теми вещами, которые лежали у меня в чемодане. Это было слишком печально. Свою одежду и вещи нонни я сложила в коробки и поставила их в ногах кровати набок, чтобы они открывались, как дверцы шкафа. Потом затолкала чемоданы под кровать, с глаз долой.
В комнату я притащила два пюпитра и повернула подставки для нот параллельно полу, чтобы получились прикроватные тумбочки. На своей я аккуратно разложила альбом для рисования, уголь и цветные карандаши. Эта замена тумбочки, стоящая около раскладушки в комнате с уродливыми бетонными стенами, выглядела невероятно грустно: помещение не предназначалось для того, чтобы служить чьей-то спальней.
Нонни подошла сзади и обняла меня. Она всегда замечала, когда я расстроена.
– Наверное, нам нужно украсить эту комнату, – предложила она.
– Да, наверное.
Я не могла выбросить из головы наш прежний дом в пригороде – симпатичное краснокирпичное здание с синей дверью. Его пришлось продать, потому что мы больше не могли позволить себе жить там: оркестр теперь совсем не приносил дохода. Продав всё, что мы имели, Маэстро вложил деньги в оркестр, чтобы сохранить его.
Невозможно выразить словами, как я ненавидела этот оркестр, и Эмерсон-холл, и всё, что с ними связано, включая Маэстро. Свою ненависть я выражала в рисунках, изображая всё подряд. Вот почему альбом для рисования занял почётное место рядом с моей кроватью.
– Я скоро вернусь, нонни. – Сунув деньги в карман, я повязала голову одним из платков нонни и водрузила на нос роскошные солнечные очки «кошачий глаз», которые купила мне мама. В таком виде я была похожа на актрис из чёрно-белого кино – Одри Хёпберн и Лорен Бэколл. Мама любила старые фильмы.
«Какие элегантные актёры! – восхищалась она, обнимая меня, когда мы сидели на диване и потягивали молоко через изогнутые соломинки. – Как изысканно они говорят и одеваются. Это просто мечта».
«Ага». – Я не очень понимала, что такого особенного в Кэри Гранте. Если честно, мне казалось, что говорит он довольно комично. Но вслух я произносила то, что мама хотела услышать.
Теперь от воспоминаний об этом меня слегка мутило. Как я могла не догадываться об очевидном – что однажды она оставит меня?
Я закрыла глаза и представила, как комкаю эту мысль и выбрасываю её из головы. Злиться на маму я не любила, словно она могла это почувствовать. Как будто она была готова вернуться к нам и уже стояла за дверью со своим чемоданом, но, ощутив мой гнев, могла передумать и уйти, на сей раз навсегда.
Легче было срывать досаду на Маэстро. В конце концов, если бы не он, мама, может, и осталась бы.
– Куда ты, Омбралина? – спросила нонни, когда я направилась к двери.
– В магазин.
Если Маэстро не в состоянии о нас позаботиться, придётся мне взять заботы на себя. И раз он не способен обеспечить нас настоящим домом, я сделаю всё возможное, чтобы навести уют.
Рядом с Арлингтон-авеню, на Кларк-стрит, находилось благотворительное заведение с бесплатной столовой, складом подержанной одежды и дешёвым продовольственным магазином, где был отдел хозтоваров. Я быстро прошмыгнула туда, прячась под платком и за очками: нельзя, чтобы кто-нибудь узнал меня там. От одной только мысли, что приходится посещать такие места, хотелось устроить погром или, наоборот, завернуться в мамино одеяло и не высовывать носа на улицу.
Я никогда ещё не посещала подобные заведения, и никто из моих знакомых тоже. Через два дня мне придётся возвращаться в школу девочкой, которая делает покупки в секонд-хенде. Как будто мало того, что мой отец сходит с ума, что я всё время рисую сумасшедшие наброски и живу в филармонии, как какое-то приблудное животное.
И что моя мама ушла из семьи.
Глава 2
Сентябрь
