скачать книгу бесплатно
Я (почти) в порядке
Лиса Кросс-Смит
Novel. Терапия любви
Эта история любви способна залечить даже самые глубокие сердечные раны. Вдохновляющая история о двух незнакомцах, которые встретились, когда больше всего в этом нуждались.
Самая ожидаемая книга Elle, выбор книжного клуба Marie Claire, рекомендация Glamour, Cosmopolitan и Harper's Bazaar.
Терапия любви – это когда любовь приходит в твою жизнь не для того, чтобы остаться в ней, а чтобы ее изменить.
Недавно разведенная Талли возвращается домой дождливой октябрьской ночью. Она замечает мужчину, стоящего на краю моста. Не раздумывая ни секунды, Талли съезжает на обочину и выходит из машины под проливной дождь.
«Можно я угощу тебя кофе?».
Сработало.
В течение следующих выходных Талли старается обеспечить Эммету безопасное и комфортное пространство. Он не знает, что его спасительница психоаналитик. А она не знает главный секрет Эммета.
Маленькими шажочками они приближаются к причине, по которой Эммет оказался на краю моста.
«Как чувствовать себя в порядке, когда жизнь преподносит все новые сюрпризы? О трудных темах Лисса Кросс-Смит рассуждает с большой нежностью и делает это красиво». – Элизабет Крэйн
Лиса Кросс-Смит
Я (почти) в порядке
Leesa Cross-Smith
THIS CLOSE TO OKAY
Copyright © 2021 by Leesa Cross-Smith
This edition published by arrangement with Grand Central Publishing, New York, New York, USA. All rights reserved
© Гохмарк Э., перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Лорану и нашим детям, огонькам, мерцающим в темноте
Часть первая
Четверг
Талли
Талли видела, как он бросил рюкзак и перелез через металлическую ограду моста. Внизу бежала серая лента подернутой зыбью реки Огайо. Из-за дождя и тусклого света Талли ехала медленно. Времени подумать не было. Только остановить машину, открыть окно с пассажирской стороны и окликнуть его.
– Эй! Эй!
Возгласы Талли учащались и становились громче. Слева от нее несся поток машин. Она вдарила по кнопке аварийки, перелезла через подлокотник и выбралась из машины, на всякий случай оставив пассажирскую дверь открытой.
– Эй! Я тебя вижу! Мы незнакомы, но ты мне не безразличен! Не надо прыгать! – Она говорила громко, чтобы он услышал, но при этом не испугался. Грохотали легковушки и грузовики, грохотал дождь, грохотало небо, грохотал мост, эхом отзывавшийся на остальные звуки, прокатывавшиеся по нему туда-сюда. Грохотал мир вокруг.
Он полуобернулся, его лицо было мокрым от дождя.
– Привет. Меня зовут Талли, – сказала она. – Не надо этого делать. Давай отвезу тебя куда-нибудь? Могу взять и рюкзак. Тебя как зовут? – Рюкзак трогать не хотелось. Он был темно-зеленый и в грязи. Она протянула руку.
– Не трогай, – мягко сказал он. Слишком мягко для человека, решившегося на прыжок в вечность. К чему этот мягкий тон, когда ты уже в шаге от смерти?
Талли вытянула руки перед собой, будто сдаваясь. Она не станет прикасаться к рюкзаку. Ну и ладно. Считай, повезло.
– Извини. Давай поедем куда-нибудь и, может, поговорим? Или я позвоню кому скажешь? Пошли со мной. Найдем какой-то выход. – Ее голос будто взбирался по шатким ступенькам.
Лишь сказав это, она вспомнила, что сама – дипломированный психоаналитик. «Найдем какой-то выход». А как часто дипломированным психоаналитикам выпадает проводить внеплановые уличные сеансы? На самом деле не так уж и редко. Но сейчас сеанс шел «на мосту». Ей пока не приходилось лишаться клиентов из-за их самоубийства, и сейчас она начинать не собиралась. Этот хоть клиентом не был, но вполне мог им оказаться. Она заговорила с ним, будто так и было.
Вместо улицы и холодного дождя она представила, что вокруг них стены ее уютного кабинета умиротворяющего цвета ляпис-лазури, генератор шумов, а рядом – ее базиликово-зеленое кресло. Она представила медового цвета блестящий и гладкий деревянный пол, убаюкивающий своей замшей миндально-коричневый диван. На столе у окна работает масляный аромараспылитель: лаванда с нотками лимона – она сама смешивала запахи. Под солнечными лучами в горшках нежатся паучник и драцена, пальмы, монстера, суккуленты – натуральные очистители воздуха. На полках тесно, но аккуратно стоят книги, а на той, что у самой двери, высится соляная лампа с янтарным светом. Она представила кабинет в мельчайших деталях, мысленно перенеслась туда, усилием воли заставила себя говорить спокойным голосом. В приемной по клавишам компьютера негромко стучит секретарша, булькает стилизованный под скалистый водопад фонтан.
Старший брат Талли, Лионел, крутой финансовый босс, выделил ей денег, чтобы всю эту красоту спроектировать с нуля. Это вызывало у нее чувство вины – ведь ей ни за что не отплатить брату чем-то столь же важным и красивым. Она хотела, чтобы человек на мосту пока не знал, что она психоаналитик с богатым и крутым братом и снимающим тревогу кабинетом – это бы их разобщило. Пусть он считает ее похожей на себя, думает, что они из одного теста. У нее самой, как и у всех, случались дни, когда хотелось прыгнуть с моста, просто она еще ни разу не перелезала через ограду.
– Нет, спасибо. Отставь меня, – вежливо сказал он. Слишком вежливо перед лицом смерти. Он еще не принял твердого решения.
– У меня тоже бывают паршивые дни. Хуже некуда. Только пережила развод и – еще не высохли чернила на документах – узнала, что пассия бывшего мужа беременна. Я детей иметь не могу, так что это буквально худшее, что могло со мной случиться. Он и сейчас с ней, у них маленькая дочка. Переехали в Монтану, поближе к ее родственникам. Ну какая Монтана? Иногда я вообще с трудом вспоминаю, где это, – говорила она, ругая себя за слово «пассия». Обычно она старалась его избегать, зная о магии, в которой она слову отказывала. «Пассия» с ее змеиными изгибами и придыханиями а-ля Мэрилин Монро заключала в себе столько драматизма и романтики, что казалась желанной.
– Сожалею о том, что тебе пришлось пережить. – Он помолчал. – Но в Монтане живет много народу. Обычный штат. У меня там друзья. – Он резко замолчал. От вежливости ничего не осталось.
Он смотрел вниз, на реку. Было холодно, и становилось все холоднее. Конец октября, ночи все длиннее. От одного этого Талли задавалась вопросом, стоит ли жить на свете – ведь Бог выключает свет. Осень еще ничего, а вот зима! Зима была слишком сурова, чтобы справиться в одиночку, а эта зима будет уже второй после развода. Джоэл проведет ее в Монтане с новой женой и ребенком.
– Ладно. Конечно, с Монтаной все нормально. Так… говоришь, у тебя там друзья. Почему бы тебе не перелезть на эту сторону и не рассказать мне о них? – предложила Талли, приблизившись к нему на пару шагов.
Он посмотрел на нее и отвернулся обратно к реке. Она впервые полностью увидела его лицо. На нем были веснушки – будто кто-то случайно по носу и щекам рассыпал корицу, сам парень был в куртке того же цвета, что и рюкзак. Джинсы и ботинки – темно-коричневые. Он буквально излучал энергию надлома, она била из него, как из гидроакустического прибора. Плотные волны одиночества. Талли легко понимала эту эхолокацию. Ей и самой одиночество с его волнами не было чуждо.
– Давай им позвоним. Уверена, они будут тебе рады, – сказала она, приблизившись еще немного, и полезла в карман за мобильником. – Как их зовут?
– Я сейчас не хочу с ними говорить.
– И мне не скажешь, как тебя зовут и как тебе помочь?
– Нет, спасибо.
– Ну ладно. Хорошо, – сказала она, тыкая в телефон в надежде найти что-то, что могло бы помочь. Она оглянулась на свою машину, увидела открытую дверь, льющийся на сиденье дождь. От уличного фонаря шел мутно-белый свет. Она насухо вытерла пальцы и продолжала тыкать в телефон.
– Ты эту песню слышал? Я ее обожаю, – сказала она и, прибавив громкость, сделала шаг к нему.
Она стояла с безопасной стороны ограды, он – с суицидальной. Она сомневалась, что он услышит музыку. Мир вокруг грохотал. Она лишь немного удивлялась, что больше никто не остановился, не притормозил и не окликнул его. Люди всегда считали, что обо всем позаботятся другие.
Из телефона доносилась композиция Эндрю Берда[1 - Эндрю Берд (Andrew Bird) – американский инди-рок-музыкант-инструменталист, певец и автор песен. (Здесь и далее прим. перев.)]A Nervous Tic Motion of the Head to the Left. Она не обеспокоилась тем, что в названии было слово «нервный», но в начале песни звучало слово «умер», так что она дождалась этого места и сделала громче, только когда Эндрю Берд начал насвистывать. Это была причудливая композиция, там было много свиста. Она стала просматривать музыкантов в алфавитном порядке и, пролистнув ABBA, решила, что на песне I Have a Dream с ее полным оптимизма текстом о вере в ангелов остановиться было бы можно. После ABBA шел Эндрю. Она вытянула руку с мобильником в ту сторону, где стоял парень, поближе к его уху.
– Послушай этого музыканта. Это Эндрю Берд, и свою песню он насвистывает, как птица[2 - От англ. bird – птица.]. Песня красивая, но я не знаю, о чем она, – сказала она. Дождь поливал ее худи, холодную руку, мобильник. Этот человек, как видно, сильно замерз, даже если он был на мосту не так долго. Она спросила, сколько он уже здесь.
– Не знаю, – по-прежнему глядя вниз, сказал он.
Она не выключала песню до того места, когда Эндрю Берд опять произносил слово «умер». Потом опустила телефон в карман.
– Уверена, что ты жутко замерз. Здесь недалеко кофейня. Можно я тебя угощу кофе? – предложила она.
А вдруг он убийца. Или насильник. Может, даже педофил в бегах.
– Так и не скажешь, как тебя зовут? Я представилась. Меня зовут Талли. Талли Кларк.
– Нет, – сказал он. Мягко сказал. Мир вокруг жестоко грохотал, но человек говорил мягко.
– Тебе не хочется чего-нибудь теплого? Подержать в руках или выпить? Не могу же я оставить тебя здесь. Ни за что, – заключила Талли. Протяни она руку – и можно было бы до него дотронуться, но она боялась. Ведь он может прыгнуть. Упасть. Схватить ее и не отпускать, потянуть за собой. Туда она не хотела.
– Поставь еще что-нибудь, – попросил он.
Талли нашла Jesus, Etc. в исполнении группы «Уилко» – эта песня ее всегда успокаивала – и протянула телефон мужчине. Так они и стояли вдвоем, слушая вкрадчивый и томный голос Джефа Твиди[3 - Американский музыкант, прославившийся как вокалист и гитарист группы Wilco.]. Она сначала обхватила себя руками, пытаясь согреться, а потом просто засунула руки в карман-муфту своего худи.
– Спасибо, – когда кончилась песня, сказал он, возвращая ей телефон.
Она взглянула на шоссе – вспышки и мерцание мини-фургонов, джипов, грузовиков, легковушек – ни полицейских машин, ни пожарных, ни одной «Скорой». Что делать, она не знала – и честно призналась ему в этом. Вдруг ему станет лучше от мысли, что всех ответов не знает никто. И если он собрался прыгнуть, то уже должен был бы это сделать. Так? Так.
– Тебе ничего делать не придется. Все уже сделано, – сказал он.
– Что сделано? В чем вообще дело?
– Не знаю, – сказал он.
Ей даже стало смешно от того, как это было человечно и искренне сказано: я не знаю. Про себя Талли молилась: «Господи, Ты нас видишь. Ты нас знаешь. Пусть к этому мужчине придет знание. Пусть он найдет причину остаться. Услышь нас обоих. Пусть у меня это получится. Не покидай нас».
Она протянула ему руку. Дрожащую, мокрую, холодную. Он посмотрел на нее, на реку. На реку, на нее. Рюкзак лежал у ее ног. Он все смотрел и смотрел на реку. Продолжая смотреть на реку, он взял ее за руку.
* * *
От него пахло дождем. Его куртка была с капюшоном, который он так и не надел. Какой смысл, если планируешь скоро умереть. Что мокрая голова для мертвого? Он поднял рюкзак и пошел за ней к машине. Сел и закрыл пассажирскую дверь.
– Сиденье намокло. Извини, – сказала Талли, забыв, что он уже и так весь вымок. Она тоже. Она закрыла дверь, пошарила рукой на заднем сиденье. Достала из спортивной сумки полотенце и вытерла лицо. Хотела дать ему, но он отказался.
– Так вот, если ты ждал знака, чтобы не умирать, то знак – это я. То, что я остановила машину. Что теперь везу тебя пить кофе.
– Знака я не ждал.
– Почему нет?
Талли выключила аварийку и подождала момента, чтобы тронуться. Влилась в поток машин. Возможно, это ужасная идея, но она уже воплощалась в жизнь. Это было страшно и захватывающе, сердце Талли замирало, и она сама не понимала – из-за паники или от волнения.
– Не хотел я знака, – сказал он.
– Но он явился, – улыбаясь ему, сказала она. Наверное, искренне улыбаясь впервые за день. Утром, принимая клиентов, она улыбалась, как и было положено, потом прямо в кабинете в одиночестве съела салат с тунцом. После обеда она опять принимала клиентов и перед тем, как уйти с работы, зашла в профиль Джоэла в соцсети – ведь он так и не сменил пароль – и, как обычно, пощелкала по страничке его новой жены. Посмотрела старые фотки ее беременного живота и фотки с вечеринки для будущей матери, которых раньше не видела. На одной из них на заднем плане узнала Джоэла – он жарил мясо. У Талли на веранде до сих пор стоял новенький газовый гриль – Джоэл купил его, но так ни разу и не воспользовался.
Дочке Джоэла было почти два месяца, и на одной из новых фотографий с ней его волосы были собраны в хвостик. Долбаный хвостик! Талли захлопнула крышку ноутбука, закрыла лицо руками, поплакала и ушла с работы. В спортзале на другом берегу реки она пробежала шесть с половиной километров, разочаровав саму себя тем, что не дотянула до обычных девяти или десяти. А по дороге домой она увидела Мост – так она начала про себя называть парня с моста, так и не назвавшего свое имя.
Он пожал плечами. Оказалось, в знаки он не верил, хотя она, безусловно, только что спасла ему жизнь. Раньше ей не приходилось спасать жизнь в буквальном смысле слова, и эта мысль ее грела. Она посмотрела на него, оценила его профиль. Наверное, его можно назвать симпатичным и дать где-то от двадцати до тридцати пяти лет.
– Ты любишь кофе? – спросила она.
Во время терапевтических сеансов она использовали множество разных методов: комплексный, модификации поведения, гештальт-терапию, когнитивный. Но еще она верила в силу простоты: слушатель, теплый напиток. Ее клиенты охотнее открывали душу с дымящейся кружкой в руках. Иногда, выписывая квитанции на оплату, она испытывала чувство вины, считая, что не сделала ничего – только вскипятила воды. Она везла его в свою любимую кофейню, возле которой она останавливалась почти каждый день. Там было безопасно. Там он ее не убьет, ведь она знакома с бариста.
– Не важно. – В его голосе было столько невероятной грусти, что могло остановиться время.
– Важно. Ты важен. Твоя жизнь важна. Да-да, – не сдавалась она в ожидании ответа. Не получив его, она продолжила: – Ну… почти приехали. Кофейня чуть дальше. Может, ты ее даже знаешь. Ты местный? Я не очень знаю, что говорить, так что сочиняю на ходу и сейчас вполне полагаюсь на Бога.
– Что, если Бога нет? – Он смотрел в окно, по стеклу, словно нитки бус, ползли дождевые капли.
«Тогда я не знаю. Поэтому приходится верить, что есть», – подумала Талли.
– Тебя зовут Талли? – помолчав, спросил он.
– Талли. Талли Кларк. Сокращенно от Таллула. Что означает «текущая вода… бьющая вода». Но все зовут меня Талли – все, кроме брата с семьей. Те называют меня Лула. – Впереди на углу возникла кофейня, на ней светилась зеленоватая неоновая вывеска, их ждали.
– Ха! – Он повернулся к ней, преобразившись. Улыбка самоубийцы. То ли пугающая, то ли приятная. У Теда Банди[4 - Американский серийный убийца, насильник, похититель людей, каннибал и некрофил, действовавший в 1970-е годы.] тоже была пугающая приятная улыбка. И у серийного убийцы Зодиака[5 - Псевдоним неустановленного американского серийного убийцы, действовавшего в Северной Калифорнии с конца 1960-х до конца 1970-х годов.], видимо, и у большинства убийц, в конце концов попавших в передачу «Дейтлайн»[6 - Dateline – еженедельная передача американского телевидения (новости, реалити-шоу, право).]. – Красивое имя. Но меня зовут не Таллула, – заключил он. Улыбки как не бывало.
Заехав на парковку кофейни, она обрадовалась, что оказалась в людном месте. Сейчас она угостит его теплым напитком, надеясь по ходу дела больше узнать о нем, разобраться, какая именно ему нужна помощь. А потом она окажется дома и в пижаме будет со своими кошками смотреть по телевизору какую-нибудь дрянь, на лице ее будет нежная маска из авокадо, в бокале – вино, на душе приятно от осознания, что она спасла кому-то жизнь.
* * *
Припарковав машину, они вошли в кофейню. Он шел медленно и немного по-ковбойски, она старалась идти с ним в ногу. Пока он придерживал дверь, ей удалось рассмотреть его лицо. Ну да. Вполне симпатичный. Рост Моста был примерно метр восемьдесят, почти как у Джоэла. Или ей так казалось. Неужто она помешалась и каждый встречный теперь будет похож на Джоэла? Волосы у Моста были растрепанные, она тут же представила, как дурацкий новый хвостик Джоэла хлещет ее по лицу.
Талли заметила, что под байковой рубашкой у него надета белая майка, из-за ворота торчит золотая цепочка. Позже она еще раз спросит, как его зовут, а может, и сам скажет, если его разговорить. С клиентами она применяла один и тот же метод – с теми, которые являлись на час раньше, а потом зажимались, оказавшись в кабинете. Которые говорили о матерях, но не отцах. Которые говорили обо всех, кроме себя самих. Иногда она гасила свет и, если клиенты хотели, включала тихую классическую музыку. Сюиты для виолончели Баха действовали обезоруживающе. Еще Шопен, Моцарт, Лист, Гайдн.
Миндаль в черном шоколаде и леденцы лежали в вазе из палисандрового дерева, сделанной руками индийских женщин. Она приобрела для клиники несколько таких, а вырученные деньги пошли на борьбу с секс-торговлей. Она дала себе слово пожертвовать на это денег снова, как только окажется перед компьютером. Бедные девочки. А вдруг Мост был одним из тех жутких типов, которые девочек покупали? Те парни могут быть где угодно. От этой мысли ее мутило.
Она считала, что прилично разбиралась в людях, когда полагалась на свою интуицию. Она пристально посмотрела на него, чтобы почувствовать исходящую энергию, попыталась решить, действительно ли у него лицо человека, хотевшего умереть. У него были добрые карие глаза с красноватым древесным оттенком. Она представила кедр – это был ее любимый аромат. На их последнюю годовщину свадьбы она купила Джоэлу дорогой одеколон с нотками кедра. Использовав его один раз, он решил, что не сможет им душиться, так как весь им пропитался. «Он потом был везде», – пожаловался муж, а она подумала: «В этом весь смысл». Ей нравилось, как от него пахло в тот день, когда он весь им пропитался. Дома до сих пор стояла бутылочка: стеклянный прямоугольник цвета освещенного солнцем бурбона. Она хотела бы подарить его Мосту и сказать, что аромат кедра подходит к его глазам. Может, он бы понял, что это значит. Может, его чувства тоже питают друг друга, просачиваются наружу, оставляют следы. Подобно тому, как от дождя она становилась серо-голубой, и как этот цвет отдавался у нее во рту приторным вкусом голубики.
В кофейне было тепло и многолюдно, кто-то уткнулся в мобильник, ноутбук или книгу, кто-то занимался своими детьми, парнем или девушкой, кто-то проводил время с друзьями или просто ел пирожное и пил капучино. Она с удовольствием купила бы ему кофе и перекусить, если он был голоден. Были ли у Моста деньги? А мобильник?
– Ну как, выпьешь кофе – я угощаю? Может, хочешь колу или молоко? – спросила Талли, когда они вместе шли к прилавку. Его ботинки скрипели, с рукавов куртки стекала вода.
– Я выпью кофе, – кивнув, сказал он.
– Черный?
Он снова кивнул. Она убеждала себя, что его пугающую улыбку она просто выдумала. Здесь, в кофейне, он ее не пугал. Глаза его были внимательные, с морщинками возле уголков. Ему определенно не двадцать. Точно за тридцать. Похож на курильщика, хотя запаха не было. «Энергия курильщика» – она ее хорошо знала. У ее мамы был тяжелый случай.
Она не могла даже послать сообщение лучшей подруге Айше, у которой в этот раз с четверга по воскресенье был за городом выездной семинар-«отключка» по йоге. Талли раздумывала, не написать ли брату, Лионелу, – сказать «привет» и невзначай сообщить хоть кому-нибудь, где она, на всякий случай. Но она не могла рассказывать ему о Мосте. Он бы сильно рассердился. Говорил бы о ее очевидной по прошедшей неделе беспечности – она приехала к нему, припарковала машину на крутой подъездной дорожке и забыла поставить на ручной тормоз. Выйдя от брата, она увидела, что машина скатилась по дорожке вниз, в траву, едва не задев посаженных перед их домом деревьев. «Ты иногда так беспечна», – сказал тогда старший брат. Но Талли беспечной не была. Лионел, сам перфекционист до мозга костей, не давал никому права на малейшую ошибку. Нередко мать и брат говорили то, о чем можно было промолчать. Обидные вещи. В том числе из-за этого Талли и стала психоаналитиком – чтобы помогать людям быть добрее к себе и к другим. Чтобы сделать мир безопаснее, ласковее для всех.
Однажды, когда десятилетняя Талли мирно играла в своей комнате и мурлыкала песенку, мама назвала ее одинокой девочкой. Она этого не забыла. Зачем было говорить ребенку эта ужасную вещь? Вдруг кто-то когда-то назвал одиноким мальчиком Моста?
