скачать книгу бесплатно
– Замечательно. О’кей, нам нужны подтяжки. Или не нужны, а вот что обязательно, так это топ Супермена, который надевают под выходную белую сорочку, а галстук перебросывают через плечо. Открытый всем ветрам. Будто Кларк Кент превращается в Супермена. – Он понял, насколько серьезно она к этому относится. Входила она сюда непринужденно, но теперь приступила к делу. – Юбка-карандаш и все остальное у меня есть, а вот что мне нужно, так это журналистский бейджик или что-то в этом роде. Пойду спрошу у парнишки, есть ли у них такие, – сняв с Эмметта очки и положив легинсы на полку, сказала она и направилась к кассе. Юбка-карандаш на время зависла в голове у Эмметта, так как он понятия не имел, что означают эти слова, когда стоят рядом. Он был озадачен и поражен количеством жизненных секретов, известных одним только женщинам.
Парень-кассир прошел за ней и показал на одну из полок.
– Есть у нас вот эти бейджики. Из сериала «ФБР. Секретные Материалы»[24 - FBI X-Files – американский научно-фантастический телевизионный сериал.].
– Ой! А давай мы лучше будем Малдер и Скалли! – схватив с полки два бейджика ФБР, предложила она. По пути к кассе парень-кассир поправил на полке несуразные черепа в шутовских колпаках.
– Мы попросту наденем то же самое, за исключением очков и топа Супермена. Малдер все время одевается в черные и серые костюмы, но у меня есть темно-синий, который будет тебе в самый раз.
– Костюм Джоэла?
– Он его ни разу не надел.
– Почему у тебя так много его неношеной одежды?
– Потому что я от нее еще не избавилась и еще потому что хотела видеть в Джоэле кого-то, кем он не был, а он носит только черные и серые костюмы, – резко сказала она, будто иглой бумагу пропорола.
– Мне нравится Малдер. Я буду Малдером.
– Из тебя получится идеальный Малдер, – с непоколебимой уверенностью заявила она.
Эмметт последовал за ней к кассе.
– У меня есть деньги. Там, дома. В рюкзаке. Тебе необязательно за меня все время платить, – сказал он. Он вспомнил, что поставил рюкзак у Талли дома в безопасное место между диваном и журнальным столиком. Оставляя его там, он не волновался. Жила она одна, и дома не было никого, не считая кошек, – кто стал бы совать туда нос?
– Ерунда. Я тащу тебя на Хеллоуин. И плачу за это.
– Ты меня не тащишь. Я иду по собственному желанию, – сказал он и сам удивился, что это правда. Он уже не помнил, когда в последний раз ему хотелось пойти на вечеринку или чего-то подобного.
Она коснулась тыльной стороны его ладони и понесла бейджики к кассе. Он настоял, что скользкий оранжевый пакет из магазина понесет сам.
* * *
– А знаешь, можешь говорить со мной откровенно. О чем угодно, – сказала Талли.
Они зашли в заведение «Юбка-пудель» в стиле пятидесятых, находившееся в конце улицы и торговавшее гамбургерами. Здесь было много света, и это был настоящий оазис для покупателей, добредших в такую даль и не поубивавших друг друга. Браво.
– Надо же. Я собирался то же самое сказать тебе, – ухмыльнулся он.
– Вообще-то я серьезно, о’кей? – сказала она тонким голоском, который очень располагал его к себе. Хорошенько обмакнув ломтик жареного картофеля в кетчуп, она съела его.
– И я серьезно. Ты скажешь мне что-нибудь честно, и я сделаю то же самое. Прямо сейчас, – соврал он.
– Не хочешь ли начать?
– Хорошо. Я начну. Мы могли пройти мимо друг друга на улице или в магазине или еще где-либо много раз… и вот… мы здесь, – сказал Эмметт. Он огляделся и заметил семью в кабинке наискосок от них.
(Пожилая пара со взрослым сыном и его маленькими детьми. Еда уже перед ними. Пожилая женщина заказывает у официанта молочный коктейль. Шоколадный. Дети пьют из пластиковых стаканчиков с ярко-красными крышечками и сюжетами из мультфильмов. Часы «Элвис» на стене качают своими блестящими бедрами. Тик-так. Тик-так. Тик-так.)
– Ты часто приезжаешь в Луисвилл? – спросила Талли.
– Достаточно часто.
– Ну я бы тебя запомнила.
– Что запомнила?
– Лицо, волосы, глаза. Всего тебя, – продолжая есть, сказала она и указала на него дряблым ломтиком картофеля. – У тебя яркая внешность.
Ему нравилось на нее смотреть, но он боялся в этом признаться, чтобы не вызвать у нее чувства неудобства. Слушала она с милым и неизменно ободряющим лицом, как у хорошо знакомого персонажа из хорошего непримечательного сна.
У их стола остановился официант и наполнил их стаканчики.
(Официанта зовут Грег. У Грега короткие каштановые волосы. У Грега голубые с желтым кроссовки, джинсы, белая футболка, красный фартук-передник с пуговицами. На одной из них написано «Рок круглые сутки»[25 - Rock Around the Clock Tonight – песня, написанная в 1952 году американскими музыкантами Максом Фридманом и Джеймсом Майерсом.]. На другой пушистый розовый пудель пьет молочный коктейль на фоне из черно-белой клетки. На следующей пуговице: «Спроси меня о премиальных баллах «Юбки-пуделя».)
– Принесите нам два пива и две порции бурбона, – обратился Эмметт к официанту, сразу пообещав Талли, как только они придут домой, вернуть ей деньги.
– Ммм… О’кей, послушай. Поклянись, что ты не алкоголик? – когда официант ушел, попросила она.
– Я не алкоголик, Талли. А ты не алкоголик?
– Нет. Но привычка пить посреди дня ни к чему хорошему обычно не приводит.
– К черту все правила, – сказал он.
– Хммм… а ты имел вчера смелость говорить мне «полегче». Ой, кстати! Ты ведь здесь раньше не был? – спросила Талли.
Эмметт подтвердил, что не был.
– Тогда тебе просто необходимо попробовать их соус. Иногда их приходится специально просить… Я закажу. Он изумительный. Чуть не забыла! Ты должен его попробовать, – вежливым жестом подзывая официанта, сказала она.
В этом маленьком жесте Талли сквозила забота о нем. Костюмы, еда – кто-то другой принимает все решения, даже самые незначительные. Очень долгое время с Кристиной ему приходилось все решать самому, проверять все замки, оплачивать все счета, готовить все завтраки, обеды и ужины. Это выжало из него все соки, но теперь ему больше не нужно об этом беспокоиться.
Кристина – до краев полное ведро, которое его попросили пронести через зону боевых действий, по раскаленным углям, на воздушном шаре, на тряских американских горках. Их отношения с самого начала были обречены. Она перелилась через край и выплеснулась, и он ничего не смог с этим поделать. Неизбежность обрушилась на него и раздавила. Но теперь Кристины больше нет, и все это не имеет значения. Он по ней скучал. И от любой толики чьего-нибудь великодушия или милосердия его душа наполнялась каким-то бледным светом.
Талли
Эмметт заплакал и вытер нос салфеткой. Он сидел, прижав ладони к глазам, подбородок его дрожал.
– Я чем-то тебя расстроила? – спросила она.
Клиент легко плачет, он мягкосердечный. Манера поведения изменчива.
Задавала слишком много вопросов? Или он вспомнил о письмах, о тех женщинах? Или о родителях, о письме, которое им написал? Чувство вины? Раскаяние? Могло быть что угодно. По пути в магазин она опять спросила, не хочет ли он перехватить письмо, а он, пожав плечами, сказал, что, наверное, нет. Переубедить его ей не удалось. Бедные родители. Получив письмо, они решат, что ничего сделать больше нельзя. Она с ужасом представляла себе бесконечное ощущение обреченности. А он здесь, перед ней, вполне себе живой и в безопасности.
Талли была эмпат. Прикрыв глаза и вытянув руки, она, как по Брайлю, читала в душах клиентов. У нее был к этому дар, и на нем она построила всю свою карьеру! И сейчас между ней и Эмметтом уже существовала душевная связь, и возникла она моментально. Он легко плакал, но, к ее удивлению, не нуждался в эмоциональной поддержке, как многие ее клиенты. Как те, кто настойчиво требовал постоянных увещеваний и с кем надо было нянчиться. Частично Эмметт казался решительно погруженным в депрессию, уступившим ей, но вместе с тем иногда он демонстрировал явную бодрость духа и ребячливость – это вселяло в нее веру: здесь было с чем работать.
Официант принес напитки и соус. Эмметт сразу опрокинул свою порцию бурбона, запив его двумя огромными глотками светлого пива. И, сама не зная почему, Талли, решив не отставать, последовала его примеру. Едва официант успел подойти к соседнему столику, как Эмметт жестом попросил его принести еще два бурбона.
– В твоих словах ничего такого не было. Я в порядке, – сказал Эмметт. Он макнул свой гамбургер в специальный соус и откусил. Заверив Талли, что соус очень вкусный, он вернулся к пиву.
– Э-э. Тебе… нам не следует слишком много пить. От этого всегда неприятности, – предупредила Талли. Она бы ни за что не пошла обедать с клиентом и не позволила бы клиенту провести ночь в своем доме. И, разумеется, пить с клиентом она бы тоже не стала. Даже думать об этом было абсурдно. Такое поведение было бы непрофессиональным и граничило бы с неэтичным! Она всегда держала свою жизнь в строжайших рамках, но на самом деле… что ей это принесло в отношениях? В итоге не чувствует ли она себя одинокой? Другие, как казалось, правила не соблюдали, так почему она должна? Что плохого в малюсеньком акте неповиновения? Какое она имела право указывать взрослому мужчине, как поступать? – Ну то есть… на этом все. Достаточно, ты не находишь? – добавила она в конце.
– Безусловно. Понято. Я выйду покурить. По-моему, это пойдет мне на пользу. – Он будто спрашивал у нее разрешения и потому показался в то мгновение очень маленьким, хотя это было не так.
Механизм преодоления: ага! Сигареты, как и предполагалось.
Он поднялся и похлопал себя по карману, потом полез туда и нашел драгоценность в виде полупустой мягкой пачки.
– О’кей. Если нужно. Не знала, что ты куришь. Думала, что, возможно, да, но куревом от тебя не пахло, да и не курил ты с самой нашей встречи. Так ведь? Или курил, пока я спала? – спросила она и подняла на него глаза, одолеваемая абсурдностью ситуации – как могло задеть ее незнание одной детали о нем. Она не знала о нем вообще ничего, не считая крупиц информации, которыми он поделился. Да и те могли оказаться враньем. Однако похищенные письма – исчезновения которых он пока не заметил или, по крайней мере, о них не упоминал, – враньем не были.
Накануне, перед тем как уснуть, она снова залезла в Гугл. Забивала в поиск его имя в сочетании с Клементиной, Кентукки, но ничего не обнаружила. Она пробовала имена Эмметт, и Кристина, и Бренна. Сначала всех вместе, потом парами – ничего не помогало. Без фамилий поиск не приносил ни результатов, ни новостей, ни веб-сайтов, ни соцсетей.
Эмметт выбил из пачки сигарету.
– Нет, пока ты спала, я не курил, – шмыгнув носом, сказал он. Глаза его были еще мокрыми от слез, во рту покачивалась сигарета.
– А можно я с тобой?
– А ты куришь?
Она покачала головой – она не курила с самого окончания колледжа.
Он поманил ее за собой, как раз когда официант принес бурбон. Шагнув обратно к столу и засунув сигарету за ухо, Эмметт залпом, будто это вода, выпил золотистую жидкость. Талли тоже осушила свою порцию, чувствуя себя при этом страшно виноватой и безответственной, но в полной мере наслаждаясь жжением внутри.
* * *
Выйдя на улицу, Эмметт прикурил сигарету, затянулся и предложил ей. Прислонившись к кирпичной стене ресторана, он выпустил дым через нос. Вдыхать через рот, а выдыхать через нос было роскошью, а вот день роскошным назвать никак не получалось.
С седоватого неба моросил дождь.
В воздухе пахло яблоками и жареным мясом с луком.
От соседней с рестораном кафешки пахло сидром – этот запах стоял там с середины сентября до дня после Благодарения, когда его сменял аромат рождественского кофе с мятой.
Талли могла бы рассказать Эмметту, что она дипломированный психоаналитик, что о «Службе психологического консультирования ТЛК» она мечтала всю жизнь, как ею гордилась и как вскоре служба должна была расшириться, приняв еще двух психоаналитиков. Но вся эта информация изменила бы то, как Эмметт с ней взаимодействует. Она зарабатывала на жизнь хранением чужих секретов, и это изнуряло. Изолировало. Как и у других, у нее были свои секреты, у Джоэла – свои. Эмметт тоже не распространялся, так почему бы ей не подержать язык за зубами? Настала наконец ее очередь.
Кипучая чувственность таила в себе опасность.
Втайне Талли содрогнулась от волны страсти. Еще в ресторане Эмметт выбил сигарету из пачки и засунул ее между губами умелым и немного развязным движением, напомнив неотразимого Стива Маккуина[26 - Американский киноактер.], которого она обожала. Эти утрированно мужественные типажи старого Голливуда в ее любимых классических фильмах постоянно курили – пыхтели и дымили, как драконы. Ей хотелось снова увидеть, как Эмметт выбивает сигарету из пачки. А еще лучше заснять это на мобильник, чтобы смотреть в режиме повтора перед сном.
Она затянулась еще раз и, дав волю воображению, представила себя в постели с ним. Эта фантазия была для нее словно мерцающий тоник. Чем от него пахло под фланелевым ворохом одежды? Вышедшей из берегов рекой, полной осенней листвы, аромат которой разбавлен камфорой? Белым мылом, по?том с каплей бензина? Сигаретами, пропитанными древесным дымом? Она представляла его разгоряченную ритмичную тяжесть на себе. Его лицо между ее ног, ее – между его. Его сзади, волосатого и стонущего, когда он, пульсируя, достигает апогея. Их обоих, возбужденных. Одичавших.
* * *
Уже больше года прошло с тех пор, как она и Джоэл были вместе, и месяц – с тех пор, как она была с кем-либо: у нее случился секс в стиле «я недавно развелась и понятия не имею, чего я сейчас хочу» с Никодимасом Тейтом. Нико. Учась в колледже, они встречались в течение нескольких лет, то сходились, то расходились. В те времена их расставание было постепенным, они отдалялись в разные стороны вместо того, чтобы резко разорвать отношения, и в прошлом у них с Нико всегда был отличный эффективный секс. Отличный и эффективный, как целевой поход на распродажу: все, что ей нужно, в нужном месте, а иногда еще и дополнительные скидки, из-за чего весь поход окупает себя с лихвой. А секс с Нико после развода? Полный улет. После тех оргазмов у нее на две полных минуты закладывало уши и кружилась голова.
Роман Нико и Талли проходил в девяностые годы. Концерты рок-группы Дэйва Мэтьюса, Lilith Faur[27 - Тур и музыкальный фестиваль, проходивший летом с 1997 по 1999 год, а затем в 2010 году.], микстейпы. Они вместе устроили вечеринку встречи двухтысячного года. В колледже Нико играл с теннис, занял седьмое место среди студентов университетов и был сороковым среди игроков Ассоциации теннисистов-профессионалов. Уже когда он не был ее бойфрендом, Талли и Айша еще долго после окончания колледжа ходили на его матчи, где пили ледяной джин с тоником и – соблюдайте тишину! – смотрели, как Нико потел и стонал на зеленом грунте. Однажды после выигранных им матчей они пошли праздновать, и Талли снова оказалась с ним в постели, хотя они и сами не знали, как назвать их отношения.
Три месяца спустя Нико позвонил ей, чтобы сообщить – сюрприз! – что он и его юношеская любовь Саския помолвлены. Саския-адвокат. Имя «Саския» лязгало, будто ножницы. Имя «Саския» – будто залпом выпил очень газированную шипучку. К своему удивлению, ревности Талли отведала лишь глоточек, хотя и ожидала, что будет ревновать больше. Сильнее всего она чувствовала, что была за него искренне рада, а когда Нико и Саския развелись, Талли и Нико воссоединились. Но тогда уже был Джоэл. Когда у Талли и Джоэла стало все серьезно, у нее по отношению к Джоэлу стали появляться ревность и рефлекс защиты, которых она не чувствовала по отношению к Нико. Джоэл вселял ощущение безотлагательности. Она быстро хмелела от этих новых для нее чувств.
Предыдущим летом она наткнулась на одинокого бородатого Нико в спортзале, куда недавно записалась, и он, взглянув на левый палец без кольца, спросил, по-прежнему ли она замужем. Он теплом и грустью ответил на известие о ее разводе. Рассмешил ее, напомнив, что она говорила, что, если выйдет за него замуж, никогда не возьмет его фамилию и не сменит имя на Талли Тейт, потому что это напоминало персонажа детской книжки о непослушном ребенке. Она рассказала Нико все об измене Джоэла, так как не могла держать это в себе. В свою очередь, он рассказал ей, что у Саскии случился ранний выкидыш и каким виноватым он себя чувствует из-за испытанного тогда чувства облегчения. Рассердившись, Талли впервые выплеснула на него рассказ о своих мучениях в борьбе с бесплодием. Он сильно извинялся, и она поняла, что не в состоянии продолжать на него обижаться. Нико был такой свой и безопасный, настоящий друг, он был в ее жизни какой-то неожиданной константой, даже когда они не общались. Она не понимала, как это работало, но точно знала, что без магии здесь не обошлось. И Нико она могла доверять – он, как прохладная вода, тушил пожар у нее в душе.
Иногда по вечерам она была в подавленном состоянии, и Нико умел распознавать явления в атмосфере. Знал, когда принести цветы, шоколад или вино. Еду. Он мог, не спрашивая, заехать в ее любимую лапшичную и заказать острую «пьяную лапшу»[28 - Пьяная лапша, или пад ки мао (pad kee mao) – популярное тайское блюдо, которое не содержит алкоголя, а свое название, вероятно, получило благодаря тому, что легко и быстро готовится и подается чаще всего со спиртными напитками.] с тофу, обжаренным рисом с базиликом и креветками. Кальмары и дамплинги. В те тупиковые месяцы после развода, прожитые будто под нависшим ядерным грибом, он был верным и очень необходимым компаньоном. Она лишилась Джоэла – своего мужа, любовника, партнера, друга, своей компании, – человека, с которым делила всю свою жизнь. Человека, с которым спала с одной постели и ходила в кино. Человека, которому все рассказывала, человека, ставшего частью ее семьи. Человека, с которым каждый вечер ужинала и который каждую субботу после обеда ходил с ней за продуктами. Все крупное и мелкое, что связано с ним. Даже глупое, раздражающее. Важное. Теперь ей приходилось делать все это одной.
А Нико был с ней, когда ей было это нужно – как припрятанная аптечка первой помощи.
Нико знал, что Талли не была готова к настоящим отношениям или к чему-то подобному. Она с самого начала говорила с ним открыто, давая понять, что в последние тринадцать лет не была ни с одним мужчиной, кроме Джоэла. Она призналась Нико в своем страхе, что, наверное, даже не помнит, как это – быть с каким-то другим мужчиной, кроме Джоэла. Нико пообещал, что поможет вспомнить. Он сказал: «Это хорошо, что я не Джоэл» – и поцеловал ее в губы, как делал это раньше, когда они были студентами, когда его дыхание пахло пряным раменом, а взгляд был воспаленным после бессонной ночи перед экзаменом. Сюжет, достойный хорошего рассказа: Нико был ассистентом преподавателя Талли по французскому и сам стал ее репетитором французского с бонусами. Oui[29 - Да (фр.).], теперь они были взрослыми, вели взрослую жизнь, с ее свободами и проблемами, но… В душе он навсегда остался студентом Нико.
Студент Нико в библиотеке, в изумрудно-зеленом свете, с его belle bouche[30 - Красивый рот (фр.).] и медленными, до дрожи внутри, поцелуями. Расширенные глаза студента Нико, когда Талли научилась переводить и повторять его сальности. J’ai envie de te baiser[31 - Я хочу тебя (фр.).]. Студент Нико в малиновом свитере реглан с карандашом за ухом, и студентка Талли тает, как свечка, когда его видит. Студент Нико в том ярком, как электрический разряд, джемпере рыбацкого стиля, связанном косичкой из разноцветных ниток – она хотела изваляться в нем, как собака, впитать в себя его запах. Эспрессо, мята, бумага. Nico, je suis ? toi[32 - Нико, я твоя (фр.).].
Нико и Саския были женаты всего два года, и хотя их развод был не ахти каким скандальным и полным драматизма, как у Талли и Джоэла, Талли и Нико оба неизменно находили утешение в своих одинаково неустойчивых состояниях «после». Он часто звонил и посылал Талли сообщения, чтобы проведать ее, и это поддерживало и бодрило, но не подавляло. Они были вместе трижды со времени ее развода, все три раза в его просторном, с большими окнами лофте в деловой части города. Голый и запыхавшийся, лежа на спине, он еще раз сказал ей перед ее уходом во второй раз, что он готов встречаться, как только ей нужно будет напомнить себе, что Джоэл не был единственным обладателем члена на всем белом свете.
С их последней встречи прошел месяц. Несколько дней назад Нико прислал сообщение, что, возможно, заедет на вечеринку к Лионелу. Не познакомься она с Эмметтом, то обязательно ушла бы с вечеринки с Нико, но теперь у нее уже был спутник на вечер. Нико не свойственно излишнее любопытство – он не станет задавать слишком много вопросов. Их отношения всегда были как бы случайно глубокими. Глубоко случайными. И если бы Нико понадобилось, он легко нашел бы веселую даму в костюме тако или умную – в просторной белой рубахе со словом «фрейдистка» на груди, и в конце вечеринки удалился бы с ней в глубь длинной подъездной дорожки у дома Лионела. Мысль о Нико, уходящем с маскарада не с ней, а с другой женщиной, не то чтобы запускала у Талли счетчик ревности, но внутри у нее покалывало – где именно, она точно сказать не могла.
Нико бывал чрезвычайно упрямым и одержимым, зацикливался на споре, пока не доносил свою точку зрения до оппонента сто раз, но при этом он знал не только свои сильные стороны, но и недостатки, и сразу просил прощения. Он был красив и подходил ей, как герои романов ее любимой Джейн Остин. В ее представлении мисс Остин, забегая вперед, описала бы его, как высокого молодого человека с большими синими, как у Синатры, глазами, длинными ресницами и добродушной физиономией. Энергия Нико представлялась ей такой же синей, как его глаза. Талли иногда сама удивлялась, что не вышла за него, когда он предложил, а они еще учились в колледже. Время выбрал неправильное. А теперь серьезные отношения с кем бы то ни было, пусть даже и с Нико, были бы после развода с Джоэлом расценены как слишком поспешные.
После развода в ее поведении не появилось так уж много необычного, за исключением того, что она давала волю своему естественному стремлению открыто предаваться грезам, плакала и поедала мороженое в больших количествах, когда не работала, позволяла себе среди дня выпить бокал или два вина, слишком много тратила на пряжу, пижамы, а также французские и корейские продукты ухода за кожей. Она втайне завидовала разведенным подругам, которые делали пластические операции, потчевали себя поездками на тропические курорты и покупками элитных автомобилей, имели бездумный секс с мужчинами, с которыми знакомились в приложениях для случайных связей. Одна подруга исчезла больше чем на месяц, умотав с лихим французом в Париж. Айша после каждого разрыва отношений делала стрижку и перекрашивала в спальне стены, раскуривала шалфей и дымила, изгоняя самые последние крупицы воспоминаний о любовнике. Талли хоть и мучилась бессонницей, не просила выписать ей снотворное и даже не сменила прическу по случаю развода. Она пока не разгулялась, но понимала, что рычаг пейнтбольной машины оттянут далеко – и она вот-вот отпустит его, после того как многие годы она не обращала внимания на свои чувства, а лишь прислушивалась к чувствам других. Она еще разгуляется! Она такое устроит! Все еще будет!
* * *
Эмметт опять вдохнул через рот, выдохнул через нос, и это было так чувственно! Зачем он это делает? Так сексуально. Ах, этот неразрешимый парадокс: с одной стороны, она не хочет, чтобы он себе вредил, а с другой – ей так нравится смотреть на него с сигаретой. Покраснев, Талли отвернулась. А вдруг он специально? Или вправду настолько привлекателен, но даже не подозревает об этом? Знает, но все до лампочки? Ему сейчас много о чем приходится думать. Он мог просто облокотиться о стену, сексуально курить, и ни одной живой душе не будет до этого дела. Он был в депрессии, а депрессия не делает человека сексуально привлекательным. Она ее видела каждый день в таких количествах, что никак ее не романтизировала. Люди умирали, люди страдали, люди сдавались. Забывали, как они важны и любимы. Депрессия, как вакуум, высасывала из человека все, не оставляя ничего, кроме тяжкого бремени пустоты.
Они стояли у окна ресторана и молча курили. Она боялась, что Эмметт, глядя на нее, прочитает ее мысли, и постаралась придать лицу непринужденное выражение. Эту технику она часто использовала в работе с клиентами: проецировала безмятежность. И когда он ей улыбнулся, улыбка не была пугающей. А была приятной и немного хитрой. Как будто он хотел сказать «я ведь тебе говорил». Талли улыбнулась в ответ. «Точно. Ты ведь мне говорил».
* * *
– Еще раз спасибо за все. Еда, напитки, выбор костюмов, – сказал он, когда уже после обеда они шли по торговой улице и воздух был как прохладная вода.
– Не стоит благодарности, – сказала она и на мгновение замолчала. – Вчера я сказала, что мне лучше, но временами после развода мне по-прежнему тяжело, – выпалила она.
– Слушай, он, судя по всему, придурок. И тебя не сто?ит. – Эмметт будто только и ждал разрешения это сказать.
– А ты в этом уверен? – фыркнув, переспросила Талли.
Они остановились у магазина свечей. Талли знала, что, попадая туда, теряла способность надлежащим образом распоряжаться деньгами и без малейших колебаний отдавала полтинник за свечи, от которых дома пахло костром, тыквой, яблоневым цветом. Оглядев витрину, она заметила свечку этой осени, выпущенную ограниченным тиражом, которой не было в наличии в ее прошлый визит. Она прижалась носом к стеклу.
– Черт побери, я все бы отдал за такую жену, как ты. Честное слово, – сказал он, глядя на ту же самую свечку с тем же вожделением.
– Да ладно, ты просто пьян, – хихикнув, возразила она. – Зайдем, купим ее. Но цены здесь заоблачные. Пошли. – Она взяла его за руку, он не сопротивлялся.
* * *
Для похода на торговую улицу Талли выбрала удобную одежду, в которой чувствовала себя привлекательной, будто сорокалетняя Гермиона Грейнджер, отправившаяся на экскурсию в Хогсмид за сливочным пивом. На ней была просторная теплая кофта, вязать которую она закончила еще в летнюю жару, насыщенного цвета красного золота. Она надела ее поверх серого боди с длинным рукавом и темных джинсов в обтяжку. На ноги она сначала хотела надеть оксфорды цвета ириски, но передумала и надела проверенные водонепроницаемые ботинки коричневого цвета, гордая собой из-за сделанного впервые за эти сутки разумного и практичного выбора. Она не хотела, чтобы было заметно, будто она прилагает слишком большие усилия, но ведь это был особый случай: Эмметт жив! И она жива! Она добавила серьги-кольца, маскирующий карандаш и пудру, подводку для глаз и румяна. И помаду, как же без нее. Она из дома не выходила, не наложив хотя бы телесный оттенок и блеск для губ.
После того как Талли купила свечи, они еще походили по магазинам, разглядывая товары, со смехом критикуя, иногда соглашаясь, если находили что-то необычное и интересное.
– Так ты был женат? – Она задала ему этот вопрос, когда они уже шли к парковке. Она купила мохнатую голубую шапку-ушанку и напялила ему на голову, и он так и не снял ее, как будто носил всю жизнь. Такую же красную она купила для себя.
