скачать книгу бесплатно
Все это было чрезвычайно странно. Понимая, что в своем смятении она не сумеет толком ответить на вопросы и рассеять подозрения и недоверчивость относительно правдивости ее рассказа, причины приезда в деревню и даже ясности ее рассудка, которые могли возникнуть и возникли, Вероника отказалась от дальнейших попыток что-либо доказать и вообще от борьбы. Хозяин постоялого двора был дома. Она спросила у него, до какой ближайшей деревни она сможет дойти по дороге, чтобы сесть там на поезд, следующий в Париж.
Запомнив два названия – Скаэр и Роспорден, она наняла экипаж, который должен был вместе с чемоданом нагнать ее по пути, и ушла, охраняемая от всяческих проявлений недоброжелательства своими элегантностью и спокойной красотой.
Вероника отправилась в путь, если можно так выразиться, наудачу. Дорога перед нею лежала длинная, растянувшаяся на многие лье. Но она так спешила разобраться со всеми этими необъяснимыми событиями и вернуть себе покой и забвение, что упрямо и стремительно шла вперед, даже не сообразив, что напрасно так утомляет себя, поскольку вслед за нею движется экипаж.
Она карабкалась на холмы, спускалась в ложбины и совершенно ни о чем не думала, отказавшись на время от поиска ответов на вставшие перед нею вопросы. На поверхность жизни всплывало ее прошлое, которое ее страшило, – начиная от момента похищения Ворским и кончая гибелью отца и ребенка…
Веронике хотелось поскорее вернуться к тому скромному существованию, которое она вела в Безансоне. В нем не было места ни печалям, ни мечтам, ни воспоминаниям, но вместе с тем Вероника не сомневалась, что и среди множества повседневных мелочей, составлявших ее тихую жизнь в выбранном ею ателье мод, она будет вспоминать и заброшенную хижину, и изуродованный труп старика, и страшный рисунок с таинственной надписью.
Немного не доходя до довольно большой деревни Скаэр и уже слыша позади бубенчик лошади, у перекрестка, от которого начиналась дорога на Роспорден, она увидела стену полуразвалившегося дома.
На ней мелом были нарисованы стрела и цифра 10, а над ними – роковая надпись: «В. д’Э.».
Глава вторая
На берегу океана
Состояние духа Вероники мгновенно переменилось. Насколько только что ей хотелось убежать от гибельной угрозы, восставшей из глубины ее прошлого, настолько же теперь она была полна решимости пройти до конца открывшийся перед нею опасный путь.
Этот крутой поворот был вызван тем, что впереди в кромешной тьме внезапно замаячил тусклый огонек. Она вдруг поняла довольно простую вещь: стрела указывала направление, а номер 10 был десятым в ряде номеров, расставленных вдоль пути между двумя опорными точками.
Но что, если эти условные знаки предназначены для кого-то другого? Не важно. Главное, что они представляли собою нить, способную привести Веронику к разгадке занимавшей ее тайны: каким чудом ее юношеская роспись попала в самую середину узла трагических событий?
Посланный из Фауэта экипаж наконец ее нагнал. Она села в него и велела вознице ехать шагом по направлению к Роспордену.
Она добралась туда к обеду; ее предположения оказались верными. Дважды около перекрестков дорог она снова увидела свою подпись и цифры 11 и 12.
Переночевав в Роспордене, Вероника на следующий день возобновила поиски.
Номер 12, обнаруженный ею на стене кладбища, направил ее по дороге, ведущей в Конкарно. Она почти добралась до города, но никакого знака больше не встретила.
Решив, что сбилась с пути, Вероника вернулась назад и потратила целый день на бесплодные поиски.
Только на следующее утро полуистертый номер 13 указал ей путь на Фуэнан. После этого она, следуя условным знакам, не раз меняла направление, сворачивала на проселочные дороги, а один раз опять сбилась с пути.
Наконец, спустя четыре дня после отъезда из Фауэта, она оказалась на берегу океана, посреди громадной отмели, раскинувшейся подле деревни Бег-Мейль.
В этой деревушке она прожила два дня, но так и не получила ответа на свои осторожные расспросы. В конце концов, блуждая утром среди выступавших из воды скал, грядою выходивших на отмель, и по невысокому обрыву, поросшему по краям деревьями и кустами, Вероника обнаружила между двумя голыми дубами покрытый землей шалаш из веток, которым, по всей вероятности, пользовались таможенники. У входа в шалаш возвышался небольшой менгир[1 - Менгир – древний вертикально врытый в землю длинный камень. – Здесь и далее примеч. перев.]. На нем она увидела все ту же надпись и номер 17.
Но никакой стрелы. Внизу стояла точка. И все.
В шалаше – три разбитые бутылки и пустые жестянки из-под консервов.
«Здесь, видимо, и находилась цель, – подумала Вероника. – Кто-то ел. Съестное, должно быть, припасли заранее».
В этот миг она заметила, что неподалеку, у берега небольшой округлой, словно раковина, бухточки, помещавшейся между скалами, покачивается моторная лодка.
Почти одновременно она услышала два голоса – мужской и женский, приближавшиеся со стороны деревни.
С того места, где находилась Вероника, ей не сразу удалось разглядеть пожилого мужчину, тащившего с полдюжины мешков с провизией – пирогами, сушеными овощами и прочим. Поставив их на землю, он спросил:
– Стало быть, хорошо съездили, госпожа Онорина?
– Прекрасно.
– А куда ж вы ездили?
– В Париж, куда ж еще! Меня не было целую неделю… Кое-что вот купила для хозяина.
– Небось довольны, что вернулись?
– Еще бы!
– Смотрите, госпожа Онорина, ваша лодка на том же месте. Я навещал ее каждый день. А сегодня утром снял брезент. Ну как, ходит она ничего?
– Отлично.
– Да, моряк из вас что надо. Ну кто бы мог подумать, госпожа Онорина, что вы научитесь управляться с моторкой?
– Это все война. Молодежь с острова разъехалась, остальные ловят рыбу. И потом, до войны-то раз в две недели к нам заходил пароход, а теперь и этого нет. Вот и приходится самой ездить за покупками.
– А как с керосином?
– У нас есть еще запас. Тут все в порядке.
– Ну ладно, счастливо. Я пошел, госпожа Онорина. Или помочь вам погрузить?
– Не стоит, вы же спешите.
– Ну счастливо, значит, пошел я, – повторил мужчина. – До следующего раза, госпожа Онорина. Я приготовлю пакеты заранее. – Отойдя на несколько шагов, он крикнул: – Поосторожней там у рифов, что окружают ваш чертов островок! Не зря у него такая слава. Просто так островом Тридцати Гробов его бы не назвали! Удачи, госпожа Онорина!
Он свернул за скалу и скрылся из виду.
Вероника вздрогнула. Тридцать гробов! Те же слова, что она прочла рядом с ужасным рисунком!
Вероника подалась вперед. Женщина подошла к лодке, погрузила в нее принесенную ею самой провизию и обернулась.
Теперь Вероника смогла толком ее разглядеть. На женщине были бретонский костюм и чепец, подвязанный черными бархатными лентами.
– Чепец как на рисунке, – пролепетала Вероника. – Как у трех распятых женщин!
Бретонке было лет сорок. Ее волевое, обожженное солнцем и морозом лицо было скуластым и грубым, однако его оживляли большие черные глаза, умные и добрые. На шее у женщины висела массивная золотая цепь. Грудь плотно облегал бархатный корсаж.
Женщина один за другим подносила пакеты, складывала их в лодку, для чего ей приходилось становиться коленями на камень, к которому та была причалена, и тихонько что-то напевала. Закончив погрузку, она взглянула на горизонт, затянутый черными тучами; это ее нисколько не обескуражило. Она принялась отвязывать швартов, продолжая напевать, но уже громче, так что Вероника разобрала слова. С улыбкой, которая обнажала красивые белые зубы, женщина пела протяжную детскую колыбельную:
Мама девочку качала,
Ей тихонько напевала:
«Ты не плачь, моя родная, –
Огорчится Всеблагая.
Ей нужней всего на свете,
Чтобы радовались дети.
Помолись же, ангел мой,
Приснодеве Всеблагой».
Женщина внезапно умолкла: перед ней стояла Вероника с искаженным бледным лицом.
Бретонка удивилась:
– Что такое?
Дрожащим голосом Вероника заговорила:
– Кто вас научил этой песне? Откуда вы ее знаете? Ее пела мне матушка. Это песня ее родины, Савойи. Я никогда ее больше не слышала после… после ее смерти. Я… Мне хотелось…
Вероника замолчала. Бретонка молча разглядывала ее с таким удивленным выражением, словно готова была вот-вот тоже о чем-то спросить.
Вероника повторила:
– Кто вас ей научил?
– Да кто-то здешний… – ответила наконец та, которую называли госпожой Онориной.
– Здешний?
– Да, кто-то с нашего острова.
Начиная что-то понимать, Вероника спросила:
– С острова Тридцати Гробов?
– Да, его тут так называют. На самом деле это остров Сарек.
Некоторое время женщины продолжали смотреть друг на друга. В их взглядах было недоверие, смешанное с сильным желанием поговорить и объясниться. Обе одновременно почувствовали, что они не враги.
Вероника начала первая:
– Прошу меня извинить, но, понимаете, со мной происходит нечто очень странное…
Бретонка ободрительно кивнула, и Вероника продолжила:
– Странное и вызывающее тревогу. Знаете, как я очутилась на этой отмели? Пожалуй, мне нужно вам все рассказать. Быть может, только вы и сумеете мне объяснить… Ну так вот, случайность, незначительная случайность… а ведь, в сущности, с нее-то все и началось… привела меня впервые в жизни в Бретань, где на двери старой заброшенной хижины, стоящей при дороге, я увидела свою подпись – так я расписывалась лет четырнадцать-пятнадцать назад, когда была молоденькой девушкой. Продолжая свой путь, я много раз натыкалась на подобную надпись, которая была снабжена порядковым номером, и таким вот образом попала сюда, на отмель, оказавшуюся конечной точкой маршрута, начертанного для меня не знаю кем.
– Так где-то здесь есть ваша подпись? – с живостью осведомилась Онорина. – И где же?
– На этом камне над нами, у входа в шалаш.
– Отсюда мне не видно. А что там за буквы?
– Вэ, дэ, э.
Бретонка едва удержала удивленный жест. На ее худом лице выразилось глубокое волнение, и она тихо проговорила:
– Вероника… Вероника д’Эржемон.
– Ах, так вы знаете мое имя? – воскликнула молодая женщина.
Онорина схватила ее за обе руки и крепко их пожала. Ее грубое лицо осветилось улыбкой, глаза наполнились слезами, она не переставая твердила:
– Мадемуазель Вероника… Госпожа Вероника – так это вы? Господи, неужто это возможно? Благая Дева Мария!
Сконфуженная Вероника бормотала:
– Вам известно мое имя… Вы знаете, кто я… Но тогда вы, вероятно, можете мне все объяснить?
После долгого молчания Онорина ответила:
– Ничего я не могу объяснить. Я понимаю не больше вашего. Но мы можем попытаться найти ответ вместе. Скажите-ка, как называлась та деревня в Бретани?
– Фауэт.
– Фауэт? Знаю. А где находится заброшенная хижина?
– В двух километрах оттуда.
– Вы в нее заглядывали?
– Да, и это-то самое страшное. В этой лачуге был…
– Говорите же! Кто там был?
– Сначала там был труп старика в деревенской одежде, с длинными седыми волосами и бородой… Ах, никогда я не забуду этого мертвеца! Его, кажется, убили… отравили… не знаю…
Онорина слушала жадно, однако весть о преступлении явно ни о чем ей не говорила. Она просто спросила:
– Кто это был? Расследование проводили?
– Когда я вернулась в хижину с властями из Фауэта, труп исчез.
– Исчез? И кто ж его забрал?
– Понятия не имею.
– Выходит, вы так ничего и не узнали?
– Ничего. Но когда я была в хижине в первый раз, я нашла там рисунок… Я его порвала, однако кошмарные воспоминания о нем не покидают меня. Мне их никак не прогнать. Послушайте, на этом листке бумаги было что-то вроде копии со старинного рисунка, на котором изображено нечто ужасное – четыре распятые женщины. И одна из них – я, там написано мое имя! А у других на голове чепцы, похожие на ваш.
Онорина всплеснула руками и громко воскликнула:
