Звездный Пес

Я решилась пойти на встречу со «звездным псом». Однозначно, Анька бы сказала, что я ищу приключений на свой зад. Но вот не хочу сейчас ни о чем думать. Мне нужно идти. Мне это нужно для чего-то. Узнаю потом для чего.

Я торопилась, но пока шла по лесу, уже совсем стемнело. На вершине как будто светил какой-то тусклый огонек. Я быстро отключила свет на телефоне и медленно с замирающим сердцем подкралась ближе. Не было слышно никаких посторонних звуков, только мое учащенное дыхание. Озираясь по сторонам как загнанный зверь, я вышла на поляну. Здесь никого не было. Только около потухшего костра лежал включенный круглый фонарик с резинкой по бокам. Такой, наверное, крепят на голову. Свет от фонарика падал на записку, прижатую круглым камнем. Рядом лежала гелевая ручка. Дрожащими то ли от холода, то ли от волнения руками я развернула бумажку. Текст был написан крупным немного корявым почерком. Как будто первоклассник с нажимом, еще неумело, но старательно выводил буквы.

«Здравствуй, Победа!

Надеюсь, ты пришла вовремя. Посмотри на небо. Видишь самую яркую звезду на юго-западе. Это Сириус или «собачья звезда» в созвездии Большой Пес. Она будет видна еще некоторое время. Смотри на нее. Не думай. Когда человек так смотрит на звезды, он возвращается в ту точку, с которой все начинается и все приходит к своему завершению. Неважно сколько тебе лет, как тебя зовут и кем ты себя ощущаешь, созерцая звездное небо, ты все равно придешь в одно и то же место в один и тот же момент.

Звездный Пес»

Это точно писал не ребенок. Но почему он сам не пришел? Я огляделась. Не похоже, чтобы здесь кто-то был. Так тихо вокруг. Ветер давно уже стих и стало тепло. Я подошла к краю обрыва и, подогнув под себя ноги, уселась на землю. Думаю, я нашла ту самую звезду. Самая большая, белая, яркая. Я закрыла глаза на пару секунд, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Открыв глаза, я будто бы вынырнула из глубины прохладного озера на поверхность. Мир оказался большим и настоящим, а не той многосерийной унылой тягомотиной, которой он являлся мне изо дня в день. Теперь я помню, я уже смотрела так на звезды давно-давно в детстве. Вот я опять та маленькая девочка, стою у двери бабушкиного дома в резиновых калошах на босу ногу и в старой сестриной куртке, которая свисает на мне почти до самых пяток, вдыхаю ночную свежесть и, задрав голову вверх, слежу за огоньками в небе. Но они неподвижны, крепко сидят на темном полотне. Я силясь уловить хоть какое-то движение, постепенно сама погружаюсь в этот незыблемый покой и блаженство равновесия. В самой глубине лопнула колба с реагентом и он, наполняя теплом и сотрясая мелкой дрожью, постепенно растворяет меня, обнажая безличную сущность. Логический ум обмяк в своей немощности понять как Я будучи уничтожена становлюсь собой. То ли та девочка превратилась в меня теперь, то ли наоборот, а может мы стоим сейчас бок о бок…

Я поскребла пальцами землю у своих ног, наслаждаясь новым восприятием жизни. Затем взяла ручку и написала ответное послание красивым и ровным (на сколько это было в моих силах) почерком. Поблагодарила «звездного пса» за теплый прием и интересный досуг и предложила встретиться на следующий день, в три часа дня на этом же месте.

Теперь пора возвращаться. Я не волновалась о том, что меня могут начать искать или станут допрашивать. Было так спокойно и легко без всяких на то причин, что я, уверенно шагнув на территорию лагеря через дырку в заборе, спокойно прошла мимо курящих за туалетом ребят. Никто меня не остановил и не окликнул.

Уже войдя в коридор нашего корпуса, я заметила, что свет горел только в большой комнате, где жили наши мальчишки. Оттуда доносилось тихое пение под гитару и больше никакого шума и разговоров. Я зашла в нашу комнату и включила свет. Здесь никого не было. Я снова вышла в коридор. В соседнем помещении тоже было темно и похоже пусто. Ничего не оставалось, как направиться в комнату с гитарой. Я постучалась и не дождавшись ответа, медленно приоткрыла дверь. Тут я увидела, что все наши ребята сидели на полу, образовав круг, в центре которого расположилась вожатая, прижав к груди инструмент. У большинства был испуганный вид.

– Б**ь, я чуть не обосрался!

– Блин, Ника, напугала!

– Ты на фига так тихо ходишь?

– Ты по ужастикам дверь училась открывать?

– Ребята, тихо. Не ругайтесь, я вас прошу! Садись к нам, Ника. Где ты была?

Я сама опешила от шквала эмоций, обрушившегося на меня.

– Гуляла просто, – прошептала я, усаживаясь на пол рядом с Аней.

Вожатая молча кивнула и, опустив голову, начала лирически перебирать струны. Затем она завела романтическую песню про любовь двоих потерявшихся на необитаемом острове.

– Пока тебя не было, тут случилось такое… – быстро залепетала Анька, склонившись к моему уху. – После дискотеки Гриша с Колей прибежали сюда с дикими глазами. Они сказали, что видели…ведьму. Там возле ограды, где старый бассейн. Еще больщой крест там какой-то.

– И что, оба видели? – внутри что-то екнуло и холодом прокатилось по внутренностям.

– Дааа. Оба перепуганные. Ладно бы один. Тут вообще все испугались. И взрослые тоже…

Вроде глупости, а все равно мне стало не по себе. Тем более, что в воздухе витает едкое ощущение страха перед неведомым, оно напитало всех – даже казалось бы более мудрых «взрослых».

– Девочки, хватит болтать, – оборвала нас вожатая, закончив исполнять свою песню. – Давайте поиграем. Может в «крокодила»? Каждый напишет слово или словосочетание на бумажке и…

– Зоя Викторовна, у нас нет настроения. Это игра для праздника. Давайте поговорим лучше,– перебила ее девчонка из соседней с нами комнаты, а остальные ребята энергично замотали головой в знак согласия.

– Ну давайте…

– А вы верите в сверхъестественное? Правда они что-то видели?

– Если оно и есть, зачем ему нас трогать? Мы сами по себе и не будем лезть не в свое дело.

Мне понравился ее ответ. Хорошая девушка, умная. Действительно, к чему эта паника? Даже если не померещилось и видели что-то непонятное, ну и что теперь? Сидеть и дрожать? Что это изменит?

– Мы сходим туда завтра днем и все выясним,– вдруг громко произнес Коля. – Надо разобраться!

Остальные ребята одобрительно закивали.

– Как хотите, – невозмутимо ответила вожатая Зоя.

Перед сном, когда все, наконец, разошлись по комнатам, Анька подсела ко мне на кровать и сказала, что Зоя тоже испугалась, когда мальчишки прибежали. Мол, по лицу было видно. А еще сказала, что мама Коли, которая была вожатой в другом отряде, вообще плакала вместе с сыном после этого события. Конечно, все эти рассказы спокойствия мне не прибавили, но все же я чувствовала себя каким-то древним булыжником в центре суетящейся толпы – страх не охватил меня и раздувать его тлеющие угольки желания не возникало, это может отвлечь от чего-то более важного…Завтра пойду на поляну. Снова. С этими мыслями я вскоре и погрузилась в сон.

На следующий день я проснулась в приподнятом настроении. Жизнь в лагере шла своим чередом, и казалось, все уже забыли про вчерашние «виденья» наших мальчиков. После обеда мне удалось улизнуть по своему обычному маршруту через дырку в заборе. Я волновалась. Может, конечно, и зря. Никто и не придет, наверное. Я ж, дурочка, назначила в записке встречу на сегодня, а не на завтра, например, или послезавтра. А вдруг он не успеет прочитать к этому времени? Хотя какая разница! Это же мое место. Я просто иду туда. В конце концов, можно снова написать… если он вообще готов со мной встретиться… Мои думы кружили по замкнутому кругу, и я и не заметила как почти вышла на свою родную поляну. Тут я остановилась как вкопанная. На раскладном стульчике спиной ко мне кто-то сидел. Похоже, это был мужчина. На нем были джинсы, старая черная куртка, раздутая как пузырь – возможно, просто большая по размеру, и серая теплая трикотажная шапка, торчащая как церковный купол над макушкой. Человек не обернулся, хотя я намеренно громко ставила ноги, медленно приближаясь к нему. Наконец, когда я уже почти поравнялась с ним, он повернул голову в мою сторону.

– Ты как солдат отбиваешь шаг, – сказал он чуть хрипловатым голосом, затем слегка улыбнулся уголками губ и, напевая «пам-пам-пам», воспроизвел мелодию какого-то марша. Мужчина оказался не молодым – пенсионер, лет около шестидесяти. Худой. Гладко выбритое лицо, немного морщинистая кожа с красноватым оттенком. Постаревшие, мутноватые, но все еще выразительные глаза с длинными прямыми ресницами.

– Здравствуйте. Я Ника, – робко произнесла я и, смущаясь, добавила.– Победа.

– Я понял,– сказал он, все также улыбаясь уголками губ. – Звездный пес.

– А на самом деле?

– А на самом деле я уже устал слушать свое имя, да и лучше б его скорее забыли.

– Почему?

– Есть причины, Ника. Называй меня просто «пес», если хочешь. Кушать будешь?

Возле ног у него стояла текстильная черная сумка. Он медленно наклонился, расстегнул молнию, достал пакетики с бутербродами и термос. Я помнила, что недавно обедала и должна быть сытой, поэтому отрицательно покачала головой. Но рот предательски наполнился слюнями, сглотнув которые я выдала Псу правдивый ответ на его вопрос. Он вручил мне бутерброд с сыром и налил в пластиковую кружку крепкий зеленый чай из термоса. Сам он есть не стал, только пил чай. Сидя на земле, я с удовольствием уплетала бутерброд и обдумывала наш дальнейший диалог. Пес молчал, устремив взгляд куда-то вдаль, и как будто вовсе не собирался разговаривать. Я доела угощенье, так и не придумав с чего начать беседу, и протянула ему пустую кружку, а пакет из-под бутерброда смяла и положила в карман.

– Еще чаю? – как ни в чем не бывало спросил Пес.

– Нет, спасибо.

– Хорошо.

И снова повисла тишина. Правда не ощущалось в этой тишине напряжения, натянутости. Наверное, молчание сейчас более уместно, чем любой разговор. Изумительно молчим. Так просто и свободно. И удивительно, но я впервые за долгое время не чувствовала себя одинокой.

– Ника, сколько тебе лет? – наконец-то спросил он, обратив на меня усталый взгляд.

– Пятнадцать.

– В лагере отдыхаешь?

– Ну да, отдыхаю, если можно так сказать…

– Не нравится?

– Не очень. Мне здесь нравится. Вы, наверное, поняли. Я сюда часто приходила.

– Понял. Здесь хорошо. Не напугал я тебя?

– Нет, что Вы! А Вы здесь живете рядом?

– Да, в деревне. Перебрался не так давно из города. Тут спокойнее. Людей меньше и никто не лезет. Но все равно тянет к общению, – Пес хмыкнул и, опустив глаза, добавил. – Ничего не поделаешь, человек существо социальное.

Он негромко засмеялся, обнажив белые зубы. Наверное, вставные. Мне почему-то захотелось непременно поблагодарить его за что-нибудь.

– А мне понравилось смотреть на ту звезду. Спасибо Вам.

– Не за что. Я сам каждую ночь выхожу из дома, сижу и смотрю на звезды. Очень помогает от дурных мыслей.

Он поморщился, как-то съежился, но потом медленно выпрямился и тихо снова заговорил:

– Слышала, может, есть такое племя догонов в Африке. Дикие люди, но через свои мифы и легенды передают из поколения в поколение знания о космосе. Про них много всяких историй есть. Основная мысль в том, что их предки прилетели с Сириуса и были не приспособлены к жизни на Земле, тогда другие более разумные существа с этой звезды на время помогли им встать на ноги, передали кое-какие знания, и обещали когда-нибудь вернуться, – Пес опять тихо засмеялся своей искусственной белозубой улыбкой и добавил. – Вот и я жду, когда вернуться. Может и меня к себе заберут.

– Вы думаете это правда?

– Я не думаю. Смеюсь просто. Ну и надеюсь немного на чудо. В моем возрасте это уже простительно. В твоем тоже, только еще, а не уже. Тебе кстати надо мозг тренировать, самое время, пока молодая. Я вот кроссворды разгадываю, но это не то… Столица Испании?

– Мадрид. Что?!

– Проверка слуха. Молодец. Буду тебя иногда спрашивать, чтоб не расслаблялась. Извилины будем углублять и заново изгибать.

Я улыбнулась. Дед интересный. Грустный и веселый одновременно.

– А вы странный. Люди обычно наоборот боятся, что их инопланетяне заберут. Начнут эксперименты ставить над телами. Это же почти сюжет для ужастика.

– Ну да, и я боюсь, – усмехнулся Пес. – Но мне терять почти нечего. А эксперименты тоже бывают удачными… Ты мне лучше скажи, неужели в вашем лагере так плохо, что ты оттуда все время сбегаешь? Со сверстниками общий язык не находишь?

– Ну как сказать, не так плохо… Это я какая-то не такая, несовременная. Здесь мне легко, спокойно. А там кажется, надо мной смеются, даже когда я просто мимо прохожу. Но может мне это кажется… А если со мной первыми заговаривают, я теряюсь и могу ляпнуть что-то невпопад. Чувствую себя ужасно нелепо и долго потом мусолю в голове это ситуацию – так меня поняли или иначе, заметили или нет чушь, которую я несла. Вот сейчас же я нормально говорю? Это потому что мы давно болтаем и молчали перед этим. Я к вам привыкла. А обычно не так. Инерционная я какая-то, не умею быстро реагировать. Из-за этого стыдно. Ну и еще с некоторыми людьми в принципе скучно и развлечения их мне не нравятся.

– Ясно.

Если честно, я ожидала, что он начнет меня утешать или наоборот ругать, но в любом случае как-то отреагирует помимо сухого «ясно». Сам же спросил!

Я посмотрела на Пса. Он сидел, ссутулившись, опираясь руками на колени, и смотрел вперед. С минуту мы молчали, а потом он вдруг стал тихо напевать своим сипловатым глубоким голосом:

– Дубыы-колдуныы …что-то шепчут в туманеее, у поганых болоот чьи-то тени встаюют, косят зайцы траву, трын-траву на пооляянее и от страха..все быстрее… пеееесенку поююют.

Пес, улыбаясь во весь рот, посмотрел на меня и громче продолжил:

– Ааа наам все равно, ааа нам все равно, пусть боимся мы волка и сову!

Тут он резко прервал исполнение «Песни про зайцев», но все также смотрел на меня и улыбался. Странно, но выражение недоумения на моем лице не вызвало у него желания объяснить это выступление и он снова задумчиво уставился вдаль.

– Ника, а дискотеки у вас бывают?

– Да, – пискнула я.

– Я никогда не танцевал, когда представлялась такая возможность. Ни на одном празднике. Даже жену мою чужие мужчины на танец приглашали. С моего разрешения, разумеется. Ей охота было потанцевать, а я серьезный мужик, куда мне эти танцульки! Усы у меня такие были черные густые. Каждый день их маленькой расческой аккуратно приглаживал, – Пес погладил жилистой рукой себя по щеке. – Сейчас щетина уже трехдневная, седая почти, и бриться-то лень. А танцевать охота!

Я кивала головой и улыбалась. Что на это скажешь?

– Рок-н-ролл умеешь плясать?

– Нее… А его танцуют?

Я, конечно, сдуру это сказала. Просто от неожиданности. Конечно, я знаю, что когда-то эта музыка была популярна и под нее очень лихо отплясывали. Но Пес удивленно округлил глаза и, не говоря ни слова, протянул в мою сторону руку.

– Что? – растерянно спросила я.

– Дай телефон.

– А зачем?

– Найду песню. Ты же слушаешь музыку с телефона?

– Да… Но интернет нужен…

– А есть?

– Есть, кажется…

Я посмотрела на индикатор в телефоне – связь хорошая.

– Поищи рок-н-ролл! – повелительным тоном сказал Пес.

Ишь ты какой деловой! Ну ладно, посмотрим…

Первая же, композиция, которую я включила, вызвала у Пса дикий восторг. Это был «Bill Haley and The Comets» и песня «Rock around the Clock».

Он попросил увеличить музыку до максимума и с кряхтением поднялся со стульчика. Затем как сорока поскакал, чуть прихрамывая, на ровную часть поляны, и жестом пригласил меня.

– Иди сюда! Я покажу тебе движения!

Пес взял меня за руки, выразительно выкатил глаза и быстро закинул левую ногу вверх и в бок, затем опустил и поднял правую, потом снова левую и так несколько раз, пока не потерял равновесие. Хватаясь друг за друга руками в тщетной попытке устоять, мы оба повалились на бок и уже лежа на земле, вдруг разразились хохотом.

– Вообще-то рок-н-ролл не так танцуют,– сквозь смех прохрипел он. – Но ноги мои не справляются с такими нагрузками… Оох, надо посидеть…

– Все равно, здорово! А давайте посмотрим ролик как на самом деле надо танцевать?

– Валяй. Я согласен сейчас смотреть все что угодно, лишь бы сидеть и не шевелиться!

– А в принципе, зачем нам эти ролики…. – сказала я, разглядывая Пса – он действительно выглядел очень уставшим. – Вы же мне основу показали. Отдохнете, еще станцуем. Давайте просто посидим.

– Хорошо, – коротко ответил Пес, как-то загадочно улыбаясь.

Я хотела было предложить ему перебраться на свой стульчик, все-таки не молодой уже человек – еще простынет. Но взглянув на него, передумала. Пес словно маленький ребенок сидел на земле, раскинув перед собой ноги, и опирался на руки, чуть наклонившись вперед. Теперь его рот растянулся в блаженной улыбке, а в глазах тлело какое-то неземное спокойствие и еще что-то – среднеарифметическое между счастьем и страданием. Никогда такого не видела. Обычно легко понять радуется человек или грустит. Но это даже не тихая грусть или спокойная радость, это страдосчастье – выверенное однородное чувство как ствол тысячелетнего древа проходило сквозь все существо моего нового друга. Мне показалось, что за какую-то миллионную долю секунды меня перенесло вместе с ним в далекое-далекое отсюда место и тут же швырнуло обратно.

Разумеется, мы снова молчали. Но вдруг тишина резко сменилась трещащими звуками, стало темнее и пространство заполнилось пестрой массой, движущейся прямо на нас. Из живота к горлу подлетел клубок ужаса, и я попятилась назад, вжимая пальцы в землю. Но скворчащая туча оказалась стаей мелких птиц. Они махали крыльями, то опускаясь на землю, то снова подымаясь на небольшую высоту и, в конце концов, расселись по деревьям поодаль и стали рассматривать нас, поворачивая голову на бок.

– Ты не бойся. Такое уже не раз со мной было, – тихо сказал Пес. – Первый раз перед отъездом в городе голуби слетелись, парили надо мной, а потом также как сейчас сели рядом и смотрели. Я и не думал их кормить, у меня с собой и не было ничего. А теперь и возле дома все время птицы крутятся. Я никогда их не кормил, а тут уж думаю, раз прилетели ко мне – надо порадовать гостей. Давал им и крошек и пшена. Но не видел, чтоб они ели. Так вот сидят просто, поглядывают.

– Угу, – растерянно промычала я.

Реальность стала походить на сон. Почему я чувствую себя сказочным персонажем? Не могу собраться с мыслями – они все куда-то делись.

– Ника, благодарю тебя, – Пес погладил меня по плечу. – Ты прекрасный собеседник.

– Вы серьезно? Я ж молчу почти все время. Мне говорят я закрытый, не очень приветливый человек.

– Это они не о том. Им хочется слышать от тебя то, что они уже заранее знают. Определенная схема и в нее нужно вписаться. Что особенного в приветствии или в прощании или в фразе «как дела»? Просто заготовки. Тебе пожаловались, похвалились – ты пожаловался, похвалился. Никто почти ничего не запомнил – разошлись. А то, что запомнил другим пересказал как страшную, грустную или просто интересную историю. И вроде как есть что-то общее теперь у всех. А на самом деле просто натянули нитки между зданиями, а что там в этих домах и кто там живет никто и не знает, – Пес сделал небольшую паузу, направив на меня пристальный взгляд, затем продолжил. – А не говорить тоже можно по-разному. Главное, чтобы хорошо было собеседникам. Я называю это открытым молчанием. Понимаешь?

– Похоже, что да…

– Тебе, наверное, уже пора, Ника.

– Да можно еще посидеть!

– Иди, иди. Посидим еще.

– Тогда давайте и завтра в это же время? И послезавтра?

– Я постараюсь.

Уходя с поляны, я еще несколько раз оборачивалась. Пес смотрел на меня своим затуманенным взглядом и улыбался уголками губ, один раз помахал рукой как бы выпроваживая меня побыстрее.

Обратно в лагерь я не спешила. Шла медленно, вертела головой из стороны в сторону, все осматривала. Я впитывала как губка все зрительные образы, пыталась ощутить все многообразие звуков. Оказалось, что мир может стать страной чудес, если хоть на часик перестать крутить в голове ленты мыслей, воспоминаний и тревог.

Я будто провела здесь целую вечность и даже немного соскучилась по лагерной жизни, по Аньке, даже по нашим вульгарным соседкам и глупым мальчишкам, испугавшимся чего-то. В принципе, у каждой из нас есть основания вести себя так или иначе, а мне уже пора налаживать дружбу с самой собой.

В нашем отряде все было по-прежнему. Наши мальчики мужественно доказали, что никакой ведьмы там где они ее видели нет и снова водрузили на себя образы нахальных и независимых мужчин. Леся и Женя были озабочены своим внешним видом и в попытках его усовершенствовать проводили большую часть дня. Мне же хотелось больше улыбаться без всяких на то причин.

На следующий день я пришла на поляну в назначенное время, но ни Пса, ни записки там не обнаружила. Я сидела около часа в ожидании друга, но так и не дождалась. Впрочем, почему-то не расстроилась. Значит, увидимся в другой раз. Но и на второй день он не появился. Я не стала забивать голову ерундой и обижаться и решила, что все равно буду приходить на встречу независимо от результата. У человека, наверняка, есть свои дела.

На третий день я также в три часа дня убежала привычной дорогой в лес. Бодро шагая вверх по склону, я вдруг услышала впереди какие-то шорохи, а затем звуки, похожие на уханье филина. Собственно, филина я видела только по телевизору, поэтому ускорила в шаг в надежде разглядеть птицу. Но на поляне спиной ко мне на боку лежал человек в черной раздутой куртке и сдавленно охал, около его головы валялась облепленная мелкими ветками и пылью серая трикотажная шапка Звездного Пса…

Я быстро подбежала к нему и в нерешительности остановилась, вглядываясь в его побелевшее лицо.

–Что с Вами? Вам плохо?

Но, похоже, Пес меня не слышал. Он лежал с закрытыми глазами, морщил брови, чмокал пересохшими губами и отрывисто мотал головой из стороны в сторону, периодически выгибал спину и дергал руками свои взъерошенные волосы. Иногда Пес издавал тихий певучий стон.

– Чем Вам помочь? Чем Вам помочь? У тебя есть лекарство? – в отчаянии кричала я. Но Пес никак не реагировал и все также бешено мотал головой.

Я набрала Анькин номер и с нетерпением слушала гудки.

– Ань, срочно вызови скорую!

– Что случилось? Ника, ты где?

– Человеку плохо. Спроси, какой у нас адрес, я сама вызову! Или скажи вожатым. Как деревня называется, которая рядом с нами?

– Ты где вообще?

– Я в лесу, тут не далеко. На вершине. По дороге идите вверх. Человеку плохо! Быстрее, пожалуйста!

– Блин…Ника. Сейчас скажу нашим.

Я бросила трубку. Пес ворочался на земле, но как будто бы меньше. Стоны становились все тише, дыхание участилось.

Может у него с собой есть таблетки какие-нибудь? Если он знал, что болен, то, возможно, носит с собой. Или хотя бы документы. Если приедет скорая, они понадобятся. Я начала обыскивать куртку, начав с внутренних карманов – обычно туда кладут ценные вещи. Нашла только разодранную пачку ментоловых леденцов. А вот в наружном кармане я нашла какие-то документы, аккуратно завернутые в целлофановый пакетик. Дрожащими руками я развернула пакет. Паспорт, вчетверо согнутая бумага – похоже тоже какой-то документ, и еще один сложенный лист белой бумаги, на котором корявыми печатными буквами выведено «Передайте девочке Нике, 15 лет, если она была рядом». Что значит, была рядом? Я вскочила на ноги – Пес протяжно застонал. Несколько секунд я просто в смятении стояла над корчащимся человеком, не зная, что мне делать. Наверное, нужно как-то помочь, предпринять реабилитационные действия, но что-то меня останавливало. Я почувствовала, что помощь сейчас не только бессмысленна, но и вредна. Мне необходимо стать наблюдателем его ухода…

Пес не шевелился. Стало пронзительно тихо. Только вдруг кукушка как куранты стала отбивать свое монотонное «ку-ку». Пес сделал несколько отрывистых вдохов и выдохов, чуть приподнимая грудь.

– Пееес? Звездный Пес? – тихо спросила я, прислушиваясь к его телу. Мой голос прозвучал словно эхо в огромной пустой зале. Пес вышел…

И снова как два дня назад птицы заслонили небо пестрой тучей, то взлетая, то опускаясь вниз. Я села на землю, сложив ноги по-турецки, и развернула письмо.

«Здравствуй, Ника, моя Победа!

Прости меня. Похоже, ты видела, как я окочурился. Ну теперь уж ничего не поделаешь, если ты, конечно, не умеешь воскрешать. Шучу. Если и умеешь, то не надо. Это не поможет, опять помру. За все годы накопил столько обиды, не мог смириться с несправедливостью. Пока этот груз не сбросишь, от болезни не открестишься. Теперь думаю, зря переживал, мог бы и смириться.

Ты молодец. Не переживай. Хотел сюда прийти, хоть и чувствовал, что силы вытекают как вода из дырявого сосуда. Наверное, мне стоит написать что-то мудрое и поучительное напоследок, но не могу придумать. Вот только одно воспоминание все лезет в голову… Дочка моя, когда в школе еще училась, иногда стирала мне вещи. Ну в машинке, конечно, но все-таки сама собирала, потом развешивала, гладила. Но каждый раз после стирки ко мне возвращался почему-то только один носок, а со следующей стирки уже его пара находилась. Я всегда смеялся над ней, как это ей удается по одному их стирать. А спустя годы попал я в больницу и после операции попросил дочь привезти мне вещи из квартиры. Так вот, перед глазами у меня стоит, как сижу я на больничной койке в душной переполненной палате, завернутый в одну только немного окровавленную простынь, и сил никаких нет, в голове каша, и думаю, что надо бы побриться. Достаю пакет с вещами, вытряхиваю его в поисках бритвы, а там чистые трико мои, футболка, тапки в пакете, бритва, щетка зубная и ОДИН носок. Как я прыснул со смеха! Соседи, наверное, решили, от наркоза мужик не отошел, но промолчали. Честно, говорю, жить после этого случая захотелось. Вот и пожил еще немного. Но вскоре от врачей узнал, сколько мне осталось. Сбежал я от родных. Не хотел, чтоб они мучились со мной больным и уж тем более захоронением занимались. Никогда не понимал важность этих погребальных процедур, я ж не Тутанхамон какой-то!