Валлия

Немного помолчав, он всё же соизволил мне ответить:

– Лия, ты сейчас говоришь ерунду. Просто я не могу понять – для чего тебе в становке понадобился паспорт, поэтому и спрашиваю. Ну, хорошо, я поговорю с Максимом и сам лично приеду.

Это вообще меня вывело из себя: мой же документ и не хотят возвращать и этот его тон, мол, делают мне величайшее одолжение.

– Благодарю, но в твоём присутствии я не нуждаюсь. Не стоит себя так утруждать, просто передай с водителем дежурной машины и всё.

– Мне всё равно нужно с тобой поговорить, поэтому, как найду время приеду, тем более тебе ещё шубу твою привезти надо.

– Алексей, такое ощущение, что ты меня не слышишь, впрочем, как и всегда.

– Что всегда?

– Ничего. Это тебе нужно поговорить, не мне. Так что будь любезен, просто передай паспорт. Если через два дня его у меня не будет, я пешком в стаю пойду и потом сами всем и объясняйте – каким образом я из Южной Америки туда дошла! А насчёт шубы можешь не утруждаться – я её не возьму. Слишком дорогой подарок для такой, как я и не от тех, кого… – я замялась, просто не смогла подобрать слов как их назвать.

– Не от тех, это от кого, Лия? Ну, договаривай!

– От тех, в ком я сильно разочаровалась, Алексей! Просто жизненная ошибка, которая станет мне очередным уроком. Вы все мне высказали своё мнение, а кто-то показал мне на примере, что каждый обо мне думает. Спасибо, поняла, объяснили доходчиво. И Алексей – два дня! Иначе я приду пешком и я не шучу, потом как хотите, так сами и разбирайтесь. Спасибо за уделенное время, всего доброго.

Отключив телефон, выдохнула и стёрла выступившие слёзы. Как бы мне не хотелось, а обида теперь долго будет прожигать душу. Ну, ничего, переживу и не такое переживала. Осталось самое сложное: решить поговорить сейчас с Мартой или всё-таки повременить?

Зашла в дом. Марта, довольно напевая, готовила обед, и я малодушно решила отложить разговор на потом. Ну не могла я сейчас подобрать слов, чтобы правильно донести до неё своё желание, задуманное, причём объяснить это так, чтобы не обидеть её. Вздохнув, «нарисовала» на лице улыбку вошла в кухню, чтобы ей помочь.

Уже позже, после обеда, я сидела перед камином, смотрела на языки пламени и пыталась подобрать слова для разговора с Мартой. Меня отвлёк шум подъезжающего автомобиля.

Сердце неприятно кольнуло, потому что я догадывалась, кто это мог быть. Вышедшая из кухни Марта, не взглянув на меня, направилась встречать гостя. И я не ошиблась, услышав голос Алексея. Потерев лицо ладонями, я застонала: ну вот теперь придётся выяснять отношения при Марте, а я так этого не хотела!

– Лия, встречай гостя, – голос у Марты был хоть и доброжелательный, но взгляд тревожно метался между мной и братом.

Я поднялась и, не посмотрев на брата, прошла и села в кресло.

– Решил сам привезти? Не стоило.

Алексей молча прошёл, сел в соседнее кресло, вытянул ноги, скрестил руки на груди и только после этого спросил:

– Ну, теперь объяснись. Для чего он тебе понадобился?

Я посмотрела на Марту, которая так и стояла возле двери в сени.

– Можно мы с ним наедине поговорим?

– А почему наедине? – притворно вопросительно произнёс брат, – Неужели у тебя от Марты есть секреты? Я думаю, что ей тоже захочется знать, для чего тебе здесь понадобился паспорт.

Марта вопреки моим ожиданиям прошла к дивану, села и тревожно на меня посмотрела:

– Девочка моя, ты что задумала?

Со злостью я посмотрела на Алексея, а он, вопросительно приподняв брови, ещё и поторапливает с ответом. Сдержав вздох, повернулась к Марте:

– Прости. Я хочу уехать. Только не надо мне говорить, что я не понимаю насколько это опасно! Всё я прекрасно понимаю, просто не могу я так дальше жить. Надоело!

– Это всё из-за Максима? – напускная бравада с Лёшки слетела, и он напряжённо подался вперёд: – Неужели ты не понимаешь, что вы просто не подходите друг другу!

– Да причём тут Максим? И кстати это я уже уяснила, спасибо, в прошлый раз ты мне доходчиво объяснил.

– Лия, да я не то хотел сказать…

– Неважно, – перебила его и махнула рукой, – Я просто не хочу так жить, сколько себя помню постоянно бежала от чего-то. То мама меня прятала, у меня даже друзей, подруг никогда не было! Постоянно в бегах, постоянно напоминание как себя должна вести, одеваться как пугало, чтоб не приведи Создатели – на меня кто-то обратил внимание! А сейчас… Я даже не могу сама лично принять ни одного решения, за меня всё решают: где мне жить, чем заниматься, куда ходить. Надоело! Это не жизнь! Я существую, но не живу! Плыву по течению, как бревно! Вот ты, – я повернулась к брату, – где был на Новый год?

– В стае, в центральном посёлке. Там празднество было.

– А я одна! Прости Марта, я очень рада, что ты, наконец, пообщалась со своими родными. Скажи, вот чем ты занималась в это же время, только год назад?

– В какое время? – не поняла она.

– В конце января, год назад.

– Да много чем. В основном время на лабораторию уходило, да и в теплицах всегда работы хватает, лечение конечно, куда же без него.

– Вот! – я опять повернулась к Алексею, – Марта же не виновата, что меня ищут. Почему она должна из-за меня прозябать здесь?

– Лия, да с чего ты взяла, что я здесь прозябаю?

– Да с того, Марта, потому что у тебя есть свои интересы, знакомые, родные, которых ты не видишь из-за меня.

– Да перестань…

– Не перестану. И сколько я здесь ещё буду жить? Полгода, год, два, ты мне можешь ответить? – вопросительно посмотрела на брата. И заметив, как он замялся, продолжила: – Мне уже двадцать пять лет. А я живу под постоянным надзором старших и мелкого брата.

– Ну, ты перегибаешь, – вскинулся он, – У нас разница всего лишь два года.

– Ну да, два года, – отвернувшись, встала, – а чувствую себя разбитой старухой.

– Лия, мы что-нибудь придумаем, просто нужно время.

– Сколько? Я уже три месяца здесь живу и хоть что-нибудь изменилось? И я не шучу, не привезёшь мне паспорт, я и без него уеду. Найду способ. И плевать, что меня поймают, я, во всяком случае, хоть узнаю для чего, зачем я им сдалась, по какой причине убили мою маму. Надоело прятаться и жить как страус, постоянно пряча голову.

Отвернувшись, вышла. Накинув дубленку, побрела вокруг дома, краем сознания отмечая, что уже стемнело. Конечно, я понимала, что никто мне паспорт не собирается возвращать. Ну и пусть, справлюсь. От злости я пнула сугроб и взвыла от боли – совсем забыла, что здесь стоит скамейка, которую замело снегом.

Подпрыгивая на одной ноге, через раз наступая на вторую, направилась в пристройку. Схватив метлу, вернулась обратно и, размахивая ею, разбросала снег со скамейки в разные стороны. Со всхлипом бросив метлу, направилась в дом, где работаю с целебными травами.

Не раздеваясь и не включая свет, прошла к столу, да так и осталась стоять, сжав кулаки и пытаясь успокоиться. Хотелось завыть, поплакать, а потом разбить что-нибудь и желательно об кого-нибудь. Скрипнула входная дверь, дверь в сени, пошарив по стенам руками и чертыхнувшись, Лёшка всё-таки включил свет. Прошёл, сел на старенький диван, который жалобно скрипнул под его весом.

– Слушай, а чай здесь есть?

– Иди, тебя Марта и накормит и чаем напоит, – не сдержала я всё-таки своего раздражения.

– Лия, пожалуйста. Ну, сделай мне чаю, а?

Вдох… выдох… стараясь не смотреть на брата, прошла на кухню. На ходу сбросила дублёнку и кинула её на стул, поставила чайник. Домик маленький: пара комнат, кухня и сени. Протапливали его мы с Мартой только по утрам, поэтому сейчас было прохладно, но с печью возиться не хотелось, решила, что тоже горячего чаю попью и согреюсь. Не смотря в сторону вошедшего в кухню Алексея, уже успевшего сесть за стол, поставила чашки, достала припасённое печенье, варенье и уселась напротив.

– Ну, начинай.

– Ты о чём? – с деланным удивлением посмотрел на меня.

– Ну как же: уговаривать подождать, рассказывать о моей неблагодарности к вашим стараниям по моему сокрытию.

Закипел чайник, и пришлось прерваться, заварить травяной чай, разлить по кружкам.

– Я пришёл извиниться, – произнёс он, обхватив кружку с чаем, подняв на меня глаза, встретил удивлённый взгляд. Ну да, хотела услышать извинения за его слова, но не ждала, – Вернее попросить у тебя прощение за то, что так себя повёл, за то, что обидел.

Кивнув, я отвела взгляд, обхватив кружку ладонями.

– Я хочу тебе рассказать о своей матери.

Вот это уже непонятно, я опять удивлённо на него посмотрела.

– Зачем?

– Чтобы ты поняла, что я имел ввиду, когда сказал, что вы с Максимом не сможете быть вместе.

– Вообще-то ты не так сказал и я не понимаю: причём тут вообще Максим?

– Лия, ты, пожалуйста, просто выслушай меня, мне и так тяжело об этом говорить.

Я замолчала.

Хочется ему выговориться, пусть, послушаю. Тем более, когда и от кого я ещё узнаю о жизни брата и его матери, к своему стыду я знала только, что она умерла и всё.

– Моя мама была замечательной женщиной. Доброй, отзывчивой, просто не повезло ей встретить моего отца. И хоть она была единственной его женой, женой альфы, только вот можно по пальцам пересчитать оборотней, которые помнят её, – он, усмехнувшись, отвернулся к окну, – Когда маме исполнилось двадцать четыре, её отец поставил перед фактом, что она выходит замуж – это был договорной брак, выгодный обеим стаям. И не смотри на меня так удивлённо, – он заметил выражение моего лица в оконном стекле и, посмотрев на меня, продолжил: – Мы хоть и оборотни, и живём в большей части подгоняя правила жизни под инстинкты, но политику и выгоду ещё никто не отменял. Первое время всё складывалось замечательно, я родился можно сказать в нормальной семье, только через год запах матери отцу стал неприятен. Понимаешь, чем сильнее зверь, тем привередливее в смысле обоняния. Он отселил её и меня в отдельный дом и это даже помогало. Стоило сделать перерыв и не видеться им какое-то время, то её запах для него становился нейтральным, только перерывы становились всё длиннее и длиннее и виделись они всё реже. Закончилось тем, что он отселил её в другой посёлок нашей стаи, да она и сама была только «за». Он же не собирался хранить ей верность и как ты понимаешь матери было довольно-таки неприятно, когда ей кто случайно, а кто-то и специально рассказывал об очередной потаскухе, живущей в «Красном» доме. Меня же отец сначала оставил жить с собой, но ненадолго, потому что мой запах, очень похожий на запах матери, его так же стал безумно раздражать. В возрасте шести лет, меня отправили на обучение в школу-интернат для оборотней мужского пола, не самую лучшую конечно, но уровень подготовки там выше среднего. Мама жила в северном посёлке и что самое гадкое, отец ей запретил работать – это же не уровень, жена альфы! Деньги каждый месяц ей передавали, правда, случалось и такое, что забывали передавать, а может и себе присваивали, нарак их знает. Но она, договаривалась, где-то помогала по хозяйству, уезжала в становки, там помогала старикам и отшельникам, за что те ей платили. Это я узнал намного позже. Каждые четыре месяца у младших классов были недельные каникулы, и я с радостью проводил их с мамой, даже не догадываясь насколько ей нелегко приходится. Когда мне было четырнадцать, я приехал к матери, а её не было, вот от жившей по соседству бабы Нюры я и узнал, что мама уехала в становку и по какой причине. Я, как борец за справедливость, рванул к отцу. Стал требовать, чтобы он ей разрешил работать, чтобы деньги не забывал передавать. Причём когда я ворвался к нему в кабинет, он был не один, ещё трое каких-то оборотней, который с интересом слушали мои требования. Вот тогда-то меня отец и приложил, как следует. До этого он, конечно, воздействовал на меня, так что я пару раз сознание терял, но в этот раз я его конкретно из себя вывел: унизил при других, задел его эго. Тогда приложил он меня знатно, думал, сдохну. Так ему мало этого показалось. Когда я очнулся, суток через трое, меня перед «Красным» домом выпороли плетьми, да ещё и «Стронхом» смазали спину, чтобы шрамы на всю жизнь остались, чтобы всю жизнь я помнил эту тварь и своё неповиновение.

Я даже не заметила, в какой момент взяла его ладонь, так и слушала, сжав её, но после услышанного охнула и, распахнув широко глаза, с ужасом на него посмотрела:

– Создатели! Что ж за урод он был?

Но Лёша, словно не услышал меня, качнул головой. Некоторое время помолчал, словно собираясь с силами и спустя несколько напряжённых минут тишины, продолжил:

– Как ты понимаешь, с мамой я в тот раз не увиделся. Валялся несколько дней в лазарете и своим детским умишком осознавал, какая гнида мой отец. Спасибо дядьке, отцу твоему, если бы не он, я бы, наверное, под плетьми там и сдох. Он пытался мне тогда объяснить, почему отец так со мной поступил, донести до меня причину его неприязни ко мне и особенно к матери, но я тогда его естественно не мог понять. А ещё не понимал свою мать, которая терпит такое отношение, просто терпит, а не уедет, бросив всё. Позже, узнал, но много позже. А тогда, как мне стало немного легче, меня просто посадили в автобус и отправили обратно в школу. Поразмышляв немного и оклемавшись, я стал сбегать по вечерам и работать: в основном грузчиком, но случались и другие заработки. Накопленные деньги отправлял почтой, пока она не написала, что нельзя больше пересылать деньги, так как отец запретил их ей выдавать, их ей просто не отдают. Потом с работой мне наставник помогал – периодически отправлял на подработки, но уже к проверенным людям или оборотням, где платили больше, да и работа была другого порядка, хотя не совсем законная. Да мне и плевать было. Деньги я копил и временами, на выходных срывался к границе стаи, передавал через знакомых патрульных, потом от них же и узнал, что пару месяцев назад мама умерла. А, как и почему, не знал – в стаю меня не пускали. После окончания школы я ездил сначала по стране, набирался опыта, потом и по зарубежью удалось проехаться, короче мотался в поисках заработка и приключений. Случайно столкнувшись с одним знакомым, узнал, что меня уже давно ищет дядька, ну и ради любопытства приехал. В стаю, правда не заезжал, передал, что в соседнем посёлке остановился и если нужен Айдару, пусть приезжает. Оказалось отец ждёт меня, чтобы начать обучение управлять стаей. Я попросил его показать моему папаше средний палец, и чтобы эта гнида забыла, что у него вообще есть сын. Поехал в Красноярск, потусовался там пару деньков, думая куда дальше направиться, узнал о схватке между стаями, про смерть отца и приехал. Вот как-то так, Лия.

Я слушала его и честно говоря, было стыдно: я ведь думала, что он родился, рос в нормальной семье, в радости и довольстве, в отличие от меня вынужденной скитаться по стране.

– А что случилось с твоей мамой? И почему твой отец так относился к вам?

– С мамой, – он вздохнул: – она болела. Долго болела, но к лекарям не обращалась. Я с бабой Нюрой разговаривал, но она не знала причины, да и о болезни её она просто догадалась. Рассказывала, что стала худой, с тёмными кругами под глазами, а потом уехала в становку, там и умерла через три месяца. Когда её кремировали, отец даже урну не забрал. Айдар присутствовал, он и отнёс урну в семейный колумбарий. Ну а отец, – брат, нахмурившись, помолчал, угрюмо усмехнулся:

– Мы же звери, Лия, что бы там не говорили о сдерживающей человеческой стороне, но звериного в нас всё же не так уж и мало. Каждый зверь – собственник, а уж сильный зверь, тем более. Нужно очень хорошо уметь контролировать эмоции, желания зверя, прилагать немало усилий к этому, что мой отец никогда не делал. Жена и сын ассоциировались у него с собственностью, не с теми, кого необходимо если не любить, то хотя бы защищать, обеспечить если не комфортными, то хотя бы приемлемыми условиями существования. Нет, мать для него вообще была как вещь – моя и только тронь! Не смей смотреть даже в её сторону! Ну и что, что самому не нужна, просто моё. А сын, сын обязан подчиняться! Во всём и всегда! Это было его мировоззрение, и единственный кто хоть немного нас защищал, это был Айдар, твой отец. Но он, к сожалению, с годами стал слабый как оборотень, словно растерял всю силу и поэтому как понимаешь, защитник из него был хре… кхм, никакой.

– Извини, – мотнула головой, – Я просто не понимаю: неужели она не могла попросить помощи у родителей и в стае. Остальные не могли не знать, что происходит, почему никто не помог?

– Над этим я часто задумывался. Вывод у меня только один – он её скорей всего шантажировал и скорей всего мной. Как ты понимаешь, точно я знать не могу. Она сама по себе была замкнутой, ну или стала такой, живя с моим отцом. О том, что происходит, знали единицы. Он её не бил, то, что она съехала, так это не было для всех неожиданностью. Оборотни прекрасно знали то, что её запах со временем стал для альфы неприятен, о сыне позаботился – в школу направил учиться. Ну а то, что я не приезжаю, так это я неблагодарная тварь – бросил мать. В общем, всё в этом ключе.

– А то, что тебя выпороли плетьми, это же невозможно скрыть! И это зверство!

– Это да. Только я не знаю, была ли какая-нибудь реакция у стаи, мне как понимаешь, об этом никто рассказывать бы не стал, да и потом уже не спрашивал, не хотел ворошить все эти гадостные воспоминания. Мне хватает того, что я их каждый раз в зеркало вижу.

– Это из-за того что раны чем-то смазали?

Он кивнул:

– Мазь есть такая – «Стронх». Когда выносят наказание преступникам, как ты понимаешь, тюрем у нас нет, чем выше вина, тем хуже наказание. Допустим за кражу, не важно, мужчина это или женщина, выбривают затылок и смазывают этой мазью, волосы на том участке больше до конца жизни не вырастут, даже при обороте в зверя, сохраняются голые участки кожи – это знак, чтобы каждый знал, что перед ним преступивший закон. За убийство по неосторожности секут плетями и смазывают той же мазью, после заживления остаются рваные отвратительные рубцы.

– Но ты же был ребёнком!

– Это его не остановило. Лия, я тебе это рассказал, чтобы ты поняла: какой кошмарной была жизнь моей матери, после замужества.

– К чему ты ведёшь? – я сидела, сцепив руки на коленях, задумавшись, ошарашено переосмысливая услышанное, и не сразу поняла его, посмотрела удивлённо.

– К тому, Лия, – он присел передо мной на корточки и сжал своими ладонями мои: – чтобы ты подумала и провела параллель. Ответь: ты тоже хочешь аналогичной судьбы себе и возможно своим детям?

Я дёрнулась, хотела освободить руки, но он крепче сжал ладони удерживая.

– Сестрёнка я же видел, как ты смотрела на Максима, следила за ним, когда думала, что никто этого не видит.

Кровь прилила к моим щекам, закусив губу, понимала, что краснею.

– Только я не думал, что этот гад так поступит. Это ты не знала, к чему ваши отношения могут привести, но он-то знал!

Злость плескалась в его глазах, сжав зубы, он резко встал, прошёлся по кухне, остановившись, медленно выдохнул.

– Ты просто его не знаешь, Лия. Никогда не видела, каким он может быть жестоким. Он же тоже мотался по свету, только никто не знает где и чем занимался. Даже его сестра не знает, отец, а это о многом говорит.

– Твой отец тоже вряд ли знал, где ты был, – сама не знаю, зачем это сказала.

– Ли-и-и-я, – со стоном протянул он, – пойми: как бы ты этого не хотела, но вы всё равно не сможете долго быть вместе. Это просто невозможно – у него сильный зверь и даже твой артефакт, скрывающий твой запах дело не изменит. А что потом? Уедешь из стаи? А если забеременеешь, будешь растить ребёнка одна? А если он встретит пару?

Я качнула головой:

– Успокойся. Я поняла. Можешь не переживать. Только ответь на один вопрос, только честно, пожалуйста, – дождалась его кивка, – Ты знаешь его жену?

С минуту он напряжённо на меня смотрел, но отвернувшись всё же ответил:

– Знаю. Только кто она рассказать не могу. И почему о ней в стае не знают тоже. Я вообще не могу о ней ничего рассказать. Прости.

Я, горько усмехнувшись, отвернулась к окну, даже не подозревая, что я и есть та соперница сама себе, жена Максима.

Уже ночь, темно, в оконном стекле, как в зеркале отразилось моё лицо, грустные глаза и я поняла, что хочу побыть одна. Просто полежать и обдумать услышанное, но я должна решить ещё одну проблему:

– Это уже не важно. Спасибо что рассказал, – собравшись с духом, выдохнула, – Это не отменяет наш предыдущий разговор. Лёш, я хочу уехать.

– Лия, пожалуйста, дай мне время. Я что-нибудь придумаю.

– Опять всё-то же: «Я что-нибудь придумаю, я решу». Я хочу сама решать, неужели ты не понимаешь? Не хочу больше ждать, не пойми чего!

Он опять присел передо мной на корточки и поймал мои ладони, которые я не успела вовремя убрать, сжал их, уткнулся лбом в мои колени и затих.

– Лёш, – подёргала руками, – Ты там не уснул случаем? – он молча помотал головой, но всё же выдохнув, поднял голову, заглянул в мои глаза:

– Прошу. Немного времени. Ты единственная кто у меня остался, – грустно улыбнулся, – Сестра. Единственная родная душа. Я никогда не думал, что могу так к кому-то привязаться.

Я его понимала: после всего пережитого, внезапно осознать, что у тебя есть кто-то родной, но и переступить через себя я не могла.

– Хорошо, стиснув зубы, всё же уступила, – Только при одном условии: мы обговорим время. Два месяца, думаю, этого хватит для принятия какого либо решения.

– Лия! Ты издеваешься? Не меньше пяти, а лучше семь! – заметив мой гневный взгляд, оскалился, – А лучше тебе вообще никуда не уезжать. Быть рядом с братом или плюнем на всё и вдвоём сбежим куда-нибудь. А что? Подделаем документы, я отращу волосы под хиппи, а ты наоборот сбреешь.

– Что-о-о? – я аж воздухом поперхнулась, закашлялась, – Вот ты чёрт, Лёшка!

– Не-е, – он вскочил и увернулся от моей руки, а жаль по его дурной голове так и хотелось треснуть, – Черти это у людей, у оборотней – нараки.

– Да какая разница! – вскочила, открыла и тут же закрыла рот, понимая, что он уводит разговор в другую сторону.

– Максимум до середины весны.

Улыбка сползла с его лица, вздохнул и кинул на меня обиженный взгляд, ага, как же – я не повелась, и взгляд стал серьёзный.

– Конец весны, Лия. Давай до конца весны?

Тяжело вздохнула.

– 15 мая и ни днём позже.

Потерев лицо ладонями, он вынужденно согласился. Закончили мы разговор глубокой ночью.

– Надо ехать, выдохнул брат клубочек пара на морозном воздухе.

– В ночь? А до утра никак нельзя остаться?

– Надо. Не могу остаться.

Около дома стоял его джип, к которому мы подошли.

Я тяжело вздохнула:

– Ты хоть позвони, как доедешь.

– Звонить не буду, сообщение отправлю, чтобы не разбудить, – он завел двигатель, подошёл, обнял меня.

– Поверь: я рад, что мы смогли договориться. Если честно: после того как мы в тот раз уехали, чувствовал себя отвратно. Понимал, что обидел тебя, и сты-ы-ы-дно было, – протянул он.

Я усмехнулась:

– Это хорошо, что сты-ы-ы-дно, – передразнила его и отстранилась, – Езжай. Не забудь сообщить, как доедешь, – он кивнул. Сел в машину и прежде чем он закрыл дверь, я добавила:

– И, Лёша, помни – пятнадцатое мая! Ты обещал!

– Не забуду, сестрёнка, – он серьёзно посмотрел на меня, – И у тебя будет выбор: сама решишь куда ехать и чем заниматься. Я приложу все силы для этого.

Кивнула. Я верила, что так и будет.

Глава 16

Валлия

«Человеческая память – странная вещь.

Она упрямо хранит то, что хочется как можно скорее забыть»

Януш Леон Вишневский

Потянулись чередой серые будни. К концу января, начало февраля ударили сильные морозы, и теперь дневное время я проводила либо в домике, сортируя травы, либо в нашем с Мартой доме. Только пару раз удалось побегать по лесу.

Марта частенько сидела за компьютером и через веб-камеру общалась либо с женщинами из лаборатории, таким образом, удалённо участвуя в процессе их работы, либо общалась со своими помощницами: болтушками Оксаной и Мариной. Естественно в такие моменты общения, я в дом зайти не могла и отсиживалась в соседнем доме за разбором трав, а Марта, закончив сеанс связи, сообщала, что я могу вернуться.

Одним днём, она немного заработалась и позвонила мне совсем уж поздним вечером. Честно говоря, я даже немного обиделась, что про меня забыли. После ужина, выслушав кучу извинений, сидела на диване с чашкой ароматного травяного чая, Марта расположилась в кресле с пультом и автоматически переключала ТВ каналы, даже не вникая в смысл мелькавших картинок.

Забрала у неё пульт и выключила телевизор.

– Маа-а-рта. Ты же понимаешь, что дальше так продолжаться не может.

– Что? Прости, девочка, задумалась. О чём ты?

– О том, что тебе в любом случае надо возвращаться в стаю.

– Что? Даже и не думай!