скачать книгу бесплатно
– То есть в город возвращаться непросто – я правильно понял?
– Чем менее счастлив человек в городе, тем сложнее ему будет туда возвращаться. Хитрость в том, что большинство людей даже не осознают, насколько они несчастны. Они так привычно маскируют собственную боль, что начинают верить своему счастью. Таким на ретрите бывает особенно трудно. Практика показывает человеку, где он себя обманывает – чтобы честно это принять, нужно много сил.
У меня был период, когда после ретрита я оставался в Азии еще на пару месяцев, потому что даже мысль о возвращении в город была невыносимой. А сейчас я спокойно возвращаюсь – мне нравится, как у меня здесь все устроено.
– Я еще на форуме читал, что после ретрита состояние очень легкое и возвышенное, а в городе оно теряется за несколько дней.
Николай полил сырники кленовым сиропом, отломил кусочек и положил в рот.
– Я тебе историю расскажу. У меня в старших классах были любимые белые кроссовки. Отец товарищу привез из загранки, а ему малы оказались, так что он продал мне. Зимой я так скучал по ним, что доставал с антресолей уже в марте. И вот выхожу я, значит, в этих кроссовках и шагаю через мартовские лужи, во дворах тогда лютая грязь была. И конечно, через 5 минут одно пятно, потом другое, а потом вообще наступил в лужу или яму глинистую. И тогда перестаешь париться и шагаешь без разбору. Понимаешь к чему я?
– Ты хочешь сказать, что после ретрита мы «в чистых кроссовках шлепаем по грязи»? – Сережа показал пальцами кавычки.
– Вроде того. После 100 часов медитации и молчания ум становится заметно яснее и тише, чем был до. Это переживается очень приятно, но с непривычки люди ошибочно думают, что так будет теперь всегда. Они начинают безудержно болтать и ныряют с головой в свои привычные дела, так что через пару дней их ум тарахтит как до ретрита и даже больше.
– Почему больше? – удивился Сережа.
– Потому что в общем хоре внутренних голосов появляется еще один очень самокритичный голос. Человек расстраивается, что состояние ушло, и ругает сначала себя, а потом ретрит и медитацию в целом. Как ребенок, который обжегся зажигалкой и кричит: «Дурацкая зажигалка. Кто такие придумал, тот самый дурак».
– И какой ты выход для себя нашел? Можно сохранить кроссовки чистыми?
– Во-первых, завести щетку и средства для ухода за обувью. Во-вторых, выбирать, где гуляешь, – это вроде бы очевидно, но изменить свои привычки и распорядки очень сложно. Без первого пункта вообще невозможно.
– А что входит в первый пункт?
– Любые практики и методики, позволяющие лучше узнать устройство своей психики. Например… – Николай улыбнулся и выжидательно посмотрел на Сережу, ожидая продолжения.
– Что? Холотропное дыхание?
– Именно. Почитал про него что-нибудь?
– Немного про Станислава Грофа, который его придумал, и еще меньше про Игоря, который будет вести семинар.
– Вот и хорошо, – кивнул Николай. – Лучше идти без ожиданий. Тогда получаешь то, что получаешь, а не пытаешься подогнать происходящее под то, что где-то прочитал.
Сережа неопределенно пожал плечами.
– А может быть такое, что техника не сработает?
– На сессиях Игоря такое случается редко. Семинар идет два дня и хотя бы в один из них у людей бывает глубокий опыт. А чаще в оба. Главное – довериться процессу.
– Хм. А все-таки – на что это похоже?
Николай улыбнулся.
– Ты же читал историю возникновения метода. Он возник как замена ЛСД-терапии. Ты кислоту когда-нибудь пробовал?
– Пробовал, но ничего не понял. Мы с подругой приехали в Гоа, и нас угостили европейские близняшки. Было странно и весело. Особенную глючность создавали эти близняшки, которые за нами присматривали.
– А внетелесные опыты были? Сны осознанные, например? Когда проснулся во сне, и не просто смотришь какую-то тарабарщину, которую спящий мозг тебе крутит, а осмысленно действуешь, зная при этом, что тело спит.
– Да, такое было разок. Недавно совсем, – сказал Сережа вспомнив странный сон. – Собственно, с этого медитация и началась.
– Ну вот, может быть похоже на это. Местами.
Разделавшись с половиной омлета, Сережа попросил апельсиновый фреш.
– Как я понял, метод помогает выйти из автоматических реакций. Можешь пояснить, как это работает?
– Это один из главный эффектов практики, – кивнул Николай. – Игорь иногда рассказывает все это для новичков перед началом, так что я сейчас коротко отвечу.
Он отодвинул пустую тарелку и немного помолчал, собираясь с мыслями.
– В течение жизни мы формируем шаблоны мышления и поведения. Эти шаблоны образуют коридор наших возможностей, пространство допустимых сценариев. Пока мы не осознаем свои шаблоны, мы живем по ним, то есть они, по сути, управляют нами. Это значит, что у нас происходит своего рода «день сурка» – мы ходим по замкнутому кругу стимулов и реакций, получая в результате один и тот же набор сценариев. Если человек в глубине себя считает, что не достоин любви, то жизнь раз за разом ему это подтверждает. Если мужик не доверяет женщинам или женщина не доверяет мужикам, то это, опять же, будет проявляться во всех отношениях. Если на работе человеку хронически кажется, что он облажается, то вскоре это начинает происходить. У каждого из нас свой мир, и он создается нашими представлениями о нем. Каждый получает то, во что он верит. Не думает, что верит, а реально верит, в самой своей глубине.
Слова Николая явно перекликались с рассказами Михаила, и Сережа снова поймал ощущение синхронии.
– Значит, холотроп помогает заметить эти свои шаблоны?
– Да. Они находятся ниже границы нашего осознавания, то есть мы про них не знаем и не замечаем. Наша бессознательная часть значительно больше сознательной, так же как подводная часть айсберга больше надводной.
Холотропное дыхание естественным образом меняет на время химию мозга так, что ты замечаешь эту подводную часть своего айсберга. Причем интересно, что ты встречаешься там именно с тем, что сейчас наиболее актуально для твоей системы. Почти всегда это отличается от тех запросов, с которыми ты идешь в сессию. Но это только на первый взгляд. А потом ты понимаешь, что получил ровно то, что было нужно. Я знаю, это все странно звучит, – усмехнулся Николай. – Поэтому пока сам не попробуешь – не поймешь.
– Про айсберг вроде понятно, а остальное туманно, да.
– Ну хотя бы в общих чертах про шаблоны ясно?
– В общих чертах, да. А скажи – бывают хорошие шаблоны, которые не мешают, а помогают?
Николай кивнул, показывая, что услышал вопрос, а потом задумался.
– Я не любитель лекций, это тебе лучше Игоря спросить – он хорошо объяснять умеет. Я бы сказал, что бывают шаблоны, хорошо подходящие для каких-то задач. Например, управлять бизнесом, знакомиться с женщинами, заниматься профессиональным спортом. Есть методики, позволяющие такие шаблоны установить и настроить. Но при этом любой шаблон ограничивает свободу, снижая здоровую спонтанность действий и свежесть восприятия.
– Ограничивает свободу, – тихо повторил Сережа. – А ты эту свободу нашел? – спросил он тут же смутился, что, возможно, заходит на слишком личную территорию.
Но Николай снова одобрительно кивнул.
– Не думаю. Наверное, нет. Но что-то я точно нашел. Я это понял, когда перестал таскаться по разным тренингам. – Он снова кивнул за окно. – Все разные и каждый ищет свою комбинацию методов, которые приведут его к свободе. Пока человек ее не нашел, он пробует чужие техники и ритуалы. Иногда этот процесс затягивается. Люди слепо бьют поклоны, думая, что цель в том, чтобы громче стучать и иметь красивую шишку на лбу.
– А ты встречал… – Сережа замялся, подбирая слово, – настоящих мастеров?
Николай посмотрел на него и засмеялся. Похоже этот разговор его развеселил.
– За 25 лет йоги и разных практик мне несколько раз казалось, что я нашел. Но затем каждый раз выяснялось, что у мастера есть свой шкаф со скелетами, так что я искал дальше. А потом я понял, что так мне мастера не найти. Понимаешь, почему?
Сережа вопросительно посмотрел на него.
– Потому что мастер, которого я искал, существовал только в моей голове. Слово «мастер» для каждого значит что-то свое. У меня в голове был собирательный образ мастера, и я прикладывал его к встреченным учителям. Проблема в том, что когда мы сильно чего-то хотим, то начинаем легко верить в свои фантазии, охотно очаровываемся и потом страдаем.
– И что с этим делать?
– Уяснить, что Мастерство относительно. Например, я мастер спорта по боксу. Для человека, который никогда не боксировал и не занимался серьезно никакой рукопашкой, я – Мастер с большой буквы «М». Но вот олимпийскому чемпиону я сгожусь только для разминки. Поэтому вместо того, чтобы бесконечно искать «настоящего», как ты выразился, мастера, стоит присмотреться к тем, у кого ты можешь и хочешь чему-то научиться. Они для тебя и будут настоящими сейчас. Понимаешь? Такие люди всегда есть в твоем окружении. Причем ближе, чем ты думаешь. Они вовсе не обязательно известны как учителя, но это не значит, что у них нельзя учиться.
– Хм…
– И еще важно не ставить такого человека на пьедестал с подписью «Настоящий Мастер» – это будет сильно мешать, я на таком не раз обжигался.
Главная привычка (завтрак 2/2)
Официант принес счет и кофе для Николая. За окном все также шли люди, теперь их стало заметно больше. Сережа посмотрел на телефон, и, убедившись, что срочных сообщений нет, отложил его в сторону.
– Дааа, – задумчиво протянул он, – я ведь только пару месяцев как медитировать начал. До этого такими вопросами вообще не интересовался – скучно было про такое даже слушать. А тут, оказывается, целый мир.
– Конечно, – подтвердил Николай. У тебя все только начинается.
– А у тебя, кстати, как это началось?
Николай посмотрел несколько мгновений куда-то вдаль поверх домов за окном.
– Как началось? – задумчиво переспросил он. – У меня все началось с привычек. А точнее с их ревизии.
– Ревизии привычек? – переспросил Сережа.
– Да, это те же шаблоны мышления, про которые мы с тобой говорили. На последнем курсе института мне встретилась мысль, что человек – это сумма его привычек. Она показалась мне интересной, и я стал рьяно выискивать свои привычки. Происходило это в компании других таких же неистовых персонажей. По большей части все сводилось к оптимизации личной эффективности – как меньше тупить и больше успевать.
– С прокрастинацией боролись, – вспомнил Сережа заковыристое слово. – В Вайме такие семинары каждый месяц идут.
– Вот-вот. Сейчас таких тренингов стало много – это, как теперь говорят, тренд. А тогда таких слов не было. Собирались на квартирах или в подвальных клубах, обсуждали перепечатанные книги по философии и психологии. В общем, я тогда увлекся личностным ростом, как бы сейчас сказали. Стал следить за собой – что я говорю и делаю – как, зачем и почему. Мы с друзьями были одержимы идеей стать лучшей версией себя и года два фанатично искали свои привычки. Соревновались друг с другом люто, как в спорте, – Николай усмехнулся, а затем сделался странно серьезен.
– А что было потом, после привычек?
– А потом я понял, что все это баловство и пошел в бизнес зарабатывать деньги.
– Ого. Неожиданный поворот. А почему так вышло, расскажешь?
– Мне встретился один необычный человек. – Николай замолчал, словно взвешивая дальнейший рассказ. Потом видимо принял решение, снова посмотрел куда-то сквозь стекло и продолжил.
– Я редко рассказываю эту историю, но раз уж у нас пошел такой разговор, то пожалуй, расскажу. Потому что… – Николай задумался, словно подбирая слова. – Да ладно, чего там. Вообщем, слушай.
Его звали Филин. Настоящего его имени я не знал и не знаю. Мы виделись всего один раз, но я помню все так, будто оно было вчера. Это случилось в конце девяностых, на даче нашего товарища, где мы как-то собрались небольшим кругом друзей. Отец товарища имел высокий чин в разведке, и дача была крутой даже по меркам сегодняшней Рублевки. Пара гектаров земли и замок с развесистыми флигелями, в одном из которых жил этот Филин. Он был шаманом с Алтая и приехал к отцу товарища для работы над каким-то проектом. Что за проект мог быть у шамана и полковника разведки нам, понятно, никто не рассказал, и оставалось только гадать. Что это вообще значит – шаман? Мы уже читали Кастанеду, но все это казалось далекой красивой игрой, и никто из нас не знал, как ее можно всерьез приземлить на нашу московскую реальность.
Был поздний вечер, мы сидели с ребятами в большой гостиной у камина, и, как ты можешь догадаться, говорили о саморазвитии. Разговор постепенно стихал, нас клонило в сон, и ребята потихоньку расходились по комнатам. В какой-то момент остались только я и мой приятель Витя, который заснул прямо там на диване и уже похрапывал. Диван был расположен прямо напротив камина, а по бокам от него стояли два глубоких кресла. Они были повернуты так, что из них можно было смотреть на огонь и общаться с теми, кто на диване. Я сидел в одном из кресел и ждал, когда догорят дрова, чтобы тоже идти спать, и тут меня кто-то окликнул сзади по имени. Я сначала испугался и замер на мгновение, поскольку был совершенно уверен, что кроме нас со спящим Витосом в комнате никого нет. А потом повернулся на звук голоса, но все равно никого не увидел. И тогда из темноты ко мне вышел Филин – в неосвещенном углу гостиной был другой диван, и видимо он сидел там. То ли он тихо прошел туда, когда мы были увлечены беседой, то ли он там сидел еще до нас, а мы не заметили, я не знаю. Да это и не особо важно.
Он подошел к камину, слегка поклонился, сел в свободное кресло с другой стороны дивана и повернулся к огню. Теперь я мог его рассмотреть.
На вид ему было около 60. Отблески пламени играли на его лице, делая и без того глубокие морщины еще более резкими. Седые прямые волосы, большие скулы, длинный чуть загнутый нос (может поэтому его называли Филином?), решительный подбородок. Тонкие длинные пальцы сжимали в руках резную трубку из дерева и кости или камня. Кроме нее никаких других атрибутов, которыми наделяют шаманов в книгах, у него не было.
– Я не хотел тебя напугать, – медленно произнес он, блеснув золотой фиксой. – Я слышал ваш разговор и решил познакомиться. Я понял, что тебя зовут Николай. Можешь называть меня Филин, – голос его звучал дружелюбно, но мне было не по себе. Я сдержанно поздоровался.
– Ты много говорил про привычки. Хорошо говорил, – Филин выдержал паузу, а затем посмотрел мне точно в глаза. – Я хочу тебя спросить – нашел ли ты свою главную привычку?
– Главную привычку? Что это?
– Вот именно – что это? – вкрадчиво переспросил Филин. – Какая у тебя главная привычка, Николай?
Я не понимал, куда он клонит, хотел спать и начинал заводиться от его тона.
– Я не знаю, – ответил я чуть с нажимом. – Уже поздно и я собирался идти спать. Может, без загадок обойдемся?
– Спать? – Филин посмотрел на меня насмешливо. – А как же ты, Николай, пойдешь спать, если ты еще ни разу не просыпался? Еще крепче хочешь заснуть?
Видимо, у меня был растерянный вид, потому что он улыбнулся.
– Видишь, как оно тут все непонятно, да? А ты говоришь «без загадок», – усмехнулся он.
Со мной давно так никто не говорил. В нашей группе я был одним из вожаков, а он общался со мной как с мальчишкой, и это меня бесило. Мне хотелось ударить его, но что-то меня останавливало. Я объяснял себе, что дело в его возрасте и том, что он друг хозяев, у которых я в гостях.
– Чего вы хотите? – спросил я наконец, с трудом сдерживаясь.
– Это не я, – покачал головой Филин. – Это ты хочешь. Хочешь стать, как ты недавно выразился, лучшей версией себя и для этого ищешь свои привычки. А я просто спрашиваю – знакома ли тебе твоя главная привычка?
– Нет. Не знакома. А вам какое дело, собственно? Можете познакомить? – Я быковато выкатил глаза и посмотрел на него уже с явным наездом.
Он, однако, совершенно спокойно выдержал мой взгляд и молча кивнул.
– Могу. Но пока рано.
– Давайте, знакомьте, – процедил я.
– Это многое изменит, – он сказал это добро и даже с какой-то отеческой заботой, которую я тогда воспринял как слабость и желание соскочить.
– Давайте отвечать за свой базар, – прошипел я.
– Горячий, – улыбнулся он. – Очень горячий.
Затем он чуть наклонил голову набок и вперед, как-то странно глянул на меня исподлобья и замысловато цокнул языком. Я хотел было улыбнуться и понял, что не могу. Меня натурально вморозило в кресло, так что я не мог пошевелиться, хотя все видел и понимал. Слышал, как трещат поленья, храпит товарищ на диване и стучит мое сердце.
Филин подошел ко мне и присел на корточки, так что наши лица оказались на одном уровне.
– Я знаю, что ты сильный и смелый, Николай. Это хорошо. Но сейчас это будет мешать, понимаешь? Поэтому я тебя ненадолго выключил. Моргни, если слышишь и понимаешь.
Я моргнул и он продолжил.
– Все люди хотят жить лучше, пока не возникает вопрос, будут ли они жить вообще. И вот тогда некоторые из них, далеко не все, узнают, что Жизнь можно не оценивать, а просто ценить…
Николай вдруг остановился и помотал головой.
– Ты чего? Что случилось? Что дальше было? – спросил Сережа.
