Дерьмомечтатель, или Тайная система Бима

Бим выплюнул последние фразы и наконец свободно выдохнул. Вечеринка удалась на редкость. Троица напомнила ему трёх поросят из небезызвестной сказки. Вид у них был такой, словно злой волк сорвал соломенную крышу с их общего домика, а они там голые сидели и не успели прикрыться. Не удержавшись, он хихикнул:

– Мужики, ну а чего зависли? Наливайте, не стесняйтесь! Давайте-ка ещё раз накатим за дружбу, за светлое будущее, в которое вы дружно побежите, взявшись за руки! – Бим выпил залпом ещё один стакан воды, закусил жирной оливкой и подмигнул вконец ошалевшему Винни. Оглядел вмиг протрезвевшую, троицу, с удовольствием отметил багрово-красное лицо Винни, налитые злостью глаза Пятачка, не сводившего глаз с Льва Валентиновича, и слегка удивился поведению Шефа. Тот немного побледнел, не более того, и вертел в руках телефон, словно ничего не произошло. Как оказалось, пока все остальные внимали откровениям Бима, он преспокойно заказал такси. И пока все оторопело переваривали сказанное, неторопливо собрался и, не попрощавшись, покинул заведение.

Глава 21. В дело вступает Иваныч

Утром следующего дня Казявин мчал на всех парах к Иванычу. Бессонная ночь, ставшая таковой после обличительной речи Бима, не помешала ему незамедлительно принять приглашение на встречу к дяде, несмотря на ранее время. Повод для встречи озвучен не был, но не имело уже значения. Хотя интуиция взбудораженного Миши трусливо намекала на несомненную связь двух событий: вчерашней истории с Бимом и аудиенции у Иваныча. Клюева, конечно, тоже пригласили, но тот предпочёл добираться самостоятельно, дав себе возможность спокойно поразмышлять о том, что ждёт их на предстоящей встрече. Лев Валентинович, на правах особо приближенного к Иванычу, приехал чуть пораньше и ожидал компаньонов в просторной приёмной, прихлёбывая из белоснежной, с позолоченной каёмкой, кружки ароматный кофе.

Когда вспотевший, как мышь, Винни влетел в приёмную, коллеги по вчерашнему несчастью, включая Бима, были на месте в полном составе. И тут внимание привлёк новый для этой истории персонаж – в углу на кожаном диванчике сидела и Белка. Она, не обращая внимания на остальных, сосредоточенно перебирала бумаги, аккуратной стопочкой лежавшие у неё на коленях, и лишь мельком взглянула на Винни, небрежно кивнув. «Эту-то каким ветром сюда занесло», – недовольно подумал Винни, не став уточнять причины её присутствия, поскольку секретарша Ирочка пригласила присутствующих в кабинет. Утреннее зимнее солнце, пронзительными лучами осветившее величественный кабинет, было скуповато на тепло. Гостей знобило, то ли с похмелья, тот ли от зимней прохлады, врывающейся в распахнутое настежь окно кабинета. Сергей Иванович, сидевший во главе огромного красного дерева стола, отполированного сотнями рук на многочисленных совещаниях, задорно улыбнулся гостям. Хозяйским жестом пригласил гостей занять свои места, не сводя насмешливый прищур глаз с любимого племянника. Винни, мощным напором своего тела растолкав всех, плюхнулся на стул как можно ближе к родственнику, пребольно задев локтем Белку, ойкнувшую от прилетевшего в живот удара, и наступив на ногу Шефу, метившего на то же место. Наконец все расселись и с преданностью ручных зверьков воззрились на Сергея Ивановича. Тот не спешил начать разговор, наслаждаясь накаляющейся атмосферой, не уступающей по силе напряжения лучшим триллерам. Его безмятежное лицо, благородно подчёркнутое аккуратной бородкой с нитями седины, излучало вселенское добро и спокойствие. Он пригладил идеально лежащие волосы, поправил бумаги, лежащие перед ним, и поднялся из-за стола. Не спеша прошёл к дубовому шкафчику, стоявшему справа от его стола, склонился к нему, долго разглядывал содержимое и наконец достал оттуда небольшую пузатую бутылочку, формами и оформлением напоминающую французский коньяк. Неторопливо извлёк из того же волшебного шкафчика бокал, плеснул туда божественного напитка, взболтнул содержимое и с наслаждением пригубил. Мишин кадык непроизвольно дёрнулся, а в заплывших глазках отразился жадный блеск. Вчерашнее застолье оставило после себя дурное настроение и неприятную сухость во рту, что по опыту мог вылечить только такой коньяк. Знал дядюшка, как ненароком наступить на больную мозоль. На лицах остальных участников собрания тоже мелькнуло желание отведать благородный напиток, но вслух озвучить никто не решился. Сергей Иванович прошёлся по кабинету, благо было где развернуться, подошёл к открытому окну и томно произнёс: «Погодка-то сегодня какая чудная, всем на радость. Теперь хоть верится, что зима действительно пришла. Посмотрите, мои дорогие. Снежок ненавязчиво кружит, деревья вон, словно в белых шапочках, воздух звенит хрусталиками». Он всегда слыл романтиком, любил постоять у своего большого окна в кабинете с прекрасным видом на проспект и поразглагольствовать о бренности бытия или природных катаклизмах. Подобное начало не сулило ничего хорошего. Как правило, романтическое предисловие буквально через несколько минут выливалось в такие вспышки гнева, что секретарша Ирочка старалась пересидеть эти моменты в соседнем, относительно безопасном, кабинете. И сидела там, покуда праведная брань начальника не стихала. Бывшие прежде свидетелями эмоциональных метаморфоз Иваныча товарищи мгновенно напряглись в ожидании очередной бури, не сулившей добра никому из присутствующих. И только лишь Мари сохраняла спокойствие, деловито продолжая изучать свои бумаги.

Винни облизнул пересохшие губы, прокашлялся, чтобы заговорить первым, но, посмотрев на Шефа, передумал. Перемены в поведении Льва Валентиновича нельзя было не заметить. Внешне он выглядел вполне спокойно, но не свойственная ему бледность и глаза, сверкающие молниями, говорили о том, что настроение было под стать настроению Сергея Ивановича, такое же боевое. Бим, севший подальше от дружного коллектива, с интересом наблюдал за разворачивающимися событиями. На него старались не смотреть, более того, Белка даже не удосужилась поздороваться. Что ж, это удивило, но не задело Бима. Фантасмагория, начавшаяся вчера, более его не будоражила. На смену нервозности пришло безразличие, принёсшее облегчение его измученному разуму. Он чувствовал, что сегодня всё должно наконец закончиться. Чем закончится это прекрасное утро, он пока, как и все остальные, не имел представления. Но, судя по держащему долгую паузу Иванычу, развязка могла удивить всех. Наконец Пятачок не выдержал и осторожно уточнил: «Коллеги, приятно вас всех видеть в полном составе. Раз все собрались, может, тогда начнём? Сергей Иванович, как считаете? Пора?»

Тот усмехнулся, плеснул себе очередную порцию коньяка и вернулся к своему месту во главе стола.

– Маша, девочка моя, у тебя все готово? – мягко обратился он к Белке. Мари подняла голову, посмотрела с пониманием ему в глаза и молча кивнула. Грациозно поднялась, поправила строгое тёмное платье и подошла к Сергею Ивановичу. Аккуратно положила папку с бумагами ему на стол и, наклонившись к нему, прошептала что-то, заставившее Иваныча ещё шире улыбаться. Пришло время сказать своё слово.

– Коллеги, ну теперь можно начать. Не буду дальше растягивать удовольствие от общения с вами, перейду сразу к делу. Всех вас я знаю довольно давно и имел возможность в полной мере изучить каждого из вас. Думаю, отрицать не станете, всегда старался относиться ко всем непредвзято и по-человечески. Насколько это было, конечно, возможно, учитывая присутствие здесь моего дорогого племянника. Я человек немолодой, надеюсь, что неглупый, а с возрастом стал чуть мудрее и снисходительнее. Готов на многое закрыть глаза, простить молодёжи многие проступки, сделанные по неопытности или по глупости. Но категорически не готов к тому, чтобы меня, извините за прямолинейность, имели, причём настолько беззастенчиво. Ребятки, вы что думали, за вами никто не приглядывал всё это время? Цыплятки мои, вы зачем на чужие полянки клювики свои неокрепшие норовите засунуть? Своего корма мало или, может, совсем нюх потеряли? К тебе, племяш, отдельный разговор, мы позже по-родственному разберёмся. Расскажешь, как ты умудрился дом такой отгрохать всего за полгода. Дядьку даже на новоселье не пригласил или побрезговал приглашать старика на шикарную вечеринку? А может, боялся, что пол мраморный испачкаю или ненароком позавидую чему? Люди говорят, что дом-то построен всем соседям на зависть, даже дядька твой не потянул такие хоромы, а ты смог. Горжусь, каков малец, сумел-таки дядьку обскакать. Но ничего, мы это быстренько исправим, восстановим, так сказать, утраченную справедливость. Поменяемся по-родственному, без лишнего шума, ты ко мне переедешь, а я – к тебе. Хоть на старости лет поживу, как человек, в престижном районе, с хорошими соседями, такими, как у тебя сейчас: заботливыми и наблюдательными.

Сергей Иванович задорно подмигнул побледневшему, как мел, Казявину и невозмутимо продолжил:

– А переехав, возможно, и проблемы твои улажу с компетентными органами, вдруг какие люди в погонах уже заинтересовались, откуда у начинающего молодого предпринимателя появился такой роскошный домик. Понимаешь, вопросы могут возникнуть, а не украл ли где он эти деньги и, не дай бог, у государства прихватил лишнего. Налогов там не доплатил или ещё чего набедокурил. Если только у дядьки крал, то это ничего, дело семейное, сами разберёмся полюбовно, а вот если руку государству в карман запустил, то вряд ли без последствий прокатит. Да и отца твоего расстраивать не хочется, сердце у него слабое, может не выдержать таких новостей. Так что махнёмся домами не глядя, и все в расчёте, мире и согласии. Пойдёт?

Виннина мордочка стремительно сменила бледный окрас на ярко-пунцовый, причём такой пунцовый, что даже самый алый флаг на фоне его лица смотрелся бы жалким подобием красного цвета. Он не смел поднять глаз, теребил пуговку на своём модном пиджаке и, судя по мелкой дрожи пухлых пальцев, жутко хотел выпить. Ответной речи, как ни странно, не последовало, говорливый прежде Казявин неожиданно потерял всякую способность к выражению мыслей. Несчастного терзало одно-единственное желание: испариться как можно быстрее из этого чёртового кабинета, да желательно вместе с коньяком, который сейчас так сладко прихлёбывал Иваныч. Сергей Иванович, судя по озорному блеску в глазах, не планировал ограничиться только лишь племянником. Его взгляд обратился к Пете Клюеву:

– А чему улыбаемся, Петенька? Смотрю, тоже рад за друга? Правильно делаешь, надеюсь, и он за тебя порадуется. Ты ведь совсем скоро станешь самым главным начальником, точнее, директором. Ты ж всегда хотел этого, взять всё в свои руки. Точнее, ты и брал, но сейчас не только деньги, но и ответственность возьмёшь. Для полного, так сказать, комплекта. Чтобы вставал каждое утро и помнил, что ты теперь директор, всем начальникам начальник. Контракты серьёзные, документов полно всяких оформлять надо, подписи опять же ставить, учёт блюсти, как положено. Под каждой циферкой придётся ставить подпись и отвечать за неё тоже. А в конце финансового года, скорее всего, придётся попыхтеть как следует. Налоговая лютует серьёзно. Знаешь, твои-то напарники, точнее, подрядчики, совсем тухлые оказались: директора номинальные, декларации кривые, недоимки сплошь и рядом. Я тут взял на себя смелость, поговорил с ребятами из налоговой, сказал, что надо помочь хорошему парню, дать ему шанс исправиться. Проверят компанию, как положено, укажут по-дружески на ошибочки, если таковые найдутся. Пройдёшь камеральную проверку сначала, а потом посмотрим, как исправляться будешь. Не справишься – внеплановая проверка придёт. Ну да я не переживаю, голова у тебя большая, светлая, учёт в компании вон какой выстроил, всем на зависть. Так что, думаю, без труда пройдёшь все проверки, правда ведь?

Иваныч ласково похлопал Пятачка по плечу. Тот натянул на лицо улыбку, промокая шёлковым платочком покрытый мелкой испариной лоб. Что-то неуловимо жалкое в его глазах говорило о том, что прямо сейчас их с закадычным дружком Винни одолевает одно и то же желание – немедленно исчезнуть из этого офиса, дабы избавиться от этого ласково буравящего взгляда Сергея Ивановича, который, захватив инициативу в разговоре в столь прекрасное утро, не собирался её упускать.

– Машенька уже приготовила документы на смену генерального директора, так что пока мы тут все вместе собрались, сразу и подпишем, если никто не возражает. Да, и нотариуса с первого этажа Ирочка пригласила, всё для вас, друзья, чтобы, как говорится, без лишних хлопот. Время нынче дорого стоит, это уж как вам не знать.

Никто не возражал, тишину кабинета нарушал только шелест бумаг в руках Мари и тяжёлое дыхание присутствующих. Сергей Иванович продолжал набирать обороты, словно открыв в себе второе дыхание:

– А ты, мой друг, что заскучал? – обратился он ко Льву Валентиновичу, который, абстрагировавшись от ситуации, сидел, уткнувшись в телефон.

– Кому там пишешь всё? Или Интернетом балуешься? Неинтересно тебе, мой друг? Ты не трать зря время, мой тебе совет, Лев Валентинович, ты лучше работу начинай искать. Хотя даже не знаю, есть ли шанс и кому такая крыса, как ты, нужна будет? Информирую тебя, мой дорогой «партнёр», что «наши с тобой контракты», думаю, понимаешь какие, уже давно аннулировали и подписали с другими исполнителями. Из учредителей этой шарашкиной конторы, считай, я вышел, хоть и не входил официально. Хотел посмотреть, как далеко ты сможешь зайти в своих амбициях и жадности, и понял, что останавливаться ты не собираешься, дай волю, и через меня перешагнёшь и не поморщишься. Дал я добро на создание этой конторки, чтобы прощупать тебя как следует. Знал я тебя меньше остальных и хотел понять, что ты за фрукт, можно ли с тобой дальше иметь дело. А фрукт, как назло, гнилой оказался, абсолютно не пригодный к потреблению. Я гнильё сразу в мусорку выкидываю. Все мы в этом деле, как говорится, не без греха. Даже я не святой, но с ранней молодости ясно усвоил одно – никогда не воруй у друзей. Не кидай партнёров. А вы прям зарвались так, что даже меня, тёртого калача, удивили. И меня поимели, а друг друга-то как, от всей души.

Кстати, чтобы все понимали, почему сегодня и почему такая срочность. Как вы могли догадаться, я уже в курсе ваших вчерашних посиделок. Благо друг мой, Лёвушка, не только вашу болтовню на диктофон записал, но и оперативно доставил мне новости. Планировал я собрать вас, конечно, чуть позже, но коли наш сюжет закрутился с другим персонажем, пришлось слегка поменять концепцию. Нельзя вам было давать передышку и время на осмысление, так что сожалею, что пришлось вас так рано поднять с кроватей. Хотя, честно скажу, сложилось даже лучше, чем я мог предвидеть.

Иваныч взболтнул бокал с золотистым содержимым и добавил ещё несколько капель, чтобы смочить пересохшее горло. Закончив разбор полётов с горе-партнёрами, он обратил наконец внимание на Бима:

– Данил, ну вот и до тебя очередь дошла. Смотрю, потерял ты совсем интерес к нашей работе. Хуже того, потерял уважение к нашей Системе. Вот отец твой, сколько лет служит верой и правдой нашему родному государству. Работает не покладая рук, сначала поднимал производство на северах, сейчас другими, не менее важными вопросами занимается. Мы с ним, можно сказать, вместе стояли у истоков нашей Системы. Мы уважаем и соблюдаем необходимые правила, и Система, заметь, отвечает нам благодарностью. Вот ты сейчас. Живёшь себе, горя не знаешь, не рвёшь одно место, чтобы дожить до завтрашнего дня, не собираешь последние крохи для оплаты ипотечного кредита и не разводишь по вечерам доширак в пластиковой тарелочке. По вечерам любуешься на огни Ленинского проспекта из окна своей шикарной квартиры. Мальчик мой, кто тебе это дал? Кому ты плюнул прямо в глаза? Мы с тобой как договаривались, выгоняем всех этих горе-бизнесменов и дальше работаем в тесной связке, как партнёры. А ты чего цирк устроил? Морочил голову девчонке, чуть не сбил её с верного пути. Надумал вдруг стать порядочным человеком. А что в твоём понимании порядочный человек? Нищий, но гордый? Что ты предложишь своей жене, если она, конечно, у тебя будет? Детям? Голодную, но честную жизнь? Мужа, которого никто не уважает? Папку, который корячится допоздна на работе, запивая скудный обед стопкой хреновой водки?

Или ты хотел на Машке жениться, а? Маш, ты об этом мечтала? Жить с этим новоиспечённым моралистом? Стирать его вонючие носки вручную, потому что стиральная машинка сломалась, а чинить не на что? Кому ты сдался со своей нелепой порядочностью? Здесь, у нас, таким не место. Один такой идиот, как ты, и вся Система может улететь в тартарары. А я этого допустить не могу, сам знаешь, для другого поставлен.

Иди себе, Данилка, с богом. Всё, что я могу для тебя сделать, – это не доводить до статьи при увольнении, а отпустить тебя мирно. Да и человечек уже готов выйти на твоё место, так ведь, Машуль? Я скор на верные решения. Как оказалось, уже подготовленная, в курсе всех дел, благо ты в этом плане парень открытый, так уж получилось, что подготовил себе смену.

Девочка серьёзная и без заскоков, уважает старших, и самое главное, соблюдает правила. А ещё на редкость исполнительная, надо же, как скрупулёзно собрала все данные, что я просил. Всего за несколько дней проанализировала и проработала вопрос, спасибо, здорово выручила моих аудиторов. Так что обойдёмся без лишней драмы и ненужной суеты, будет ровно так, как я сказал, и тогда никто не пострадает. Вы, хлопцы, можете и дальше продолжить совместную работу, если, конечно, захотите. Только мой вам настоятельный совет – поищите другую отрасль для своих талантов, сюда больше не суйтесь. Мороженое продавайте, огурцы выращивайте, гаражи стройте – всё что угодно, но я чтобы вас больше не видел и не слышал. А сейчас быстренько подписываем документы и разбегаемся. Спасибо, что пришли, уважили старика, да и я вам в глаза хоть посмотрел напоследок. Надеюсь, больше не увидимся. Жаль, только родственные связи не разорвать одним контрактом, да, племяш?

Бим, внимательно наблюдавший за финальной сценой, посмотрел на обалдевшие лица недавних товарищей, напомнившие ему нелепыми выражениями мультяшных персонажей, и, не выдержав, неожиданно громко рассмеялся. Сергей Иванович тоже усмехнулся, допил коньяк и устало сказал: «Рад, что сумел хоть кого-то развеселить своими нудными откровениями. Ребята, на выход и не переживайте, это всего лишь бизнес, ничего личного!»

Глава 22. Дерьмомечтатель

Зима, которая только притворялась зимой, устало собиралась на покой, оставляя после себя грязные дорожки, щедро сдобренные песком и солью. Солнце вдруг урывками появлялось в затянутом серым одеялом небе, но не давало насладиться своими лучами в полной мере. Я лениво наблюдал за погодными перипетиями через большое панорамное окно уютного бара на Остоженке. Окна выходили на оживлённый проспект, и моему взору открывался целый кусок московской жизни. Пешеходы сновали туда-сюда с озабоченными лицами, словно соревнуясь друг с другом по скорости в экстремальных условиях московского движения. Девушки семенили на высоких каблучках, пытаясь сохранить походку от бедра, по щербатой асфальтной дорожке. Мужчины ничего не пытались сохранить, кроме равновесия, на скользких от мокрого снега поворотах. Бармен Гришка без лишних напоминаний подносил мне очередной мохито, где от настоящего коктейля был только жухлый листик мяты и пару жалких кубиков льда, остальное содержимое составлял ром. Это был специальный рецепт от Бима, по двойной цене, но зато с двойным удовольствием. Мой чудесный коктейль помогал коротать дни в бесконечных попытках найти что-то важное, возможно, себя. Конечной цели пока не достиг, но зато нашёл нового приятеля, Гришку-бармена, и на этом поиск как-то незаметно затух. Мне полюбилось проводить время в этом баре, рассуждать с самим собой о смысле жизни, о неотвратимости наказания за содеянные поступки, бывало, после третьего коктейля я начинал посыпать свою голову пеплом, но уже после пятого стряхивал его с головы. Надо сказать, что особых сдвигов в своём мировоззрении я не почувствовал, равно как и угрызения совести прошли далеко стороной. В моей душе поселились удивительное спокойствие и понимание того, что я сделал. Я знал, что если бы мне довелось заново прожить эти злополучные полгода, я бы поступил только так и не иначе. Единственное, о чём я жалел, так это о том, что связался с Мари, рыжая бестия чуть было не превратила меня в неуверенного слабака, внеся в мою жизнь чувства, которых я старательно избегал всю мою сознательную жизнь.

Я смог честно признаться себе, что произошедшее меня не изменило. Я отнюдь не Робин Гуд, восставший против Системы. Я просто устал от всего. Устал делать только то, что от меня ждут, постоянно соответствовать правилам, жить согласно устоям Системы, в написании правил которой я тоже внёс лепту. Я не собирался её ломать, бессмысленное это занятие, на моё место встанут Белки, на замену Белкам встанет ещё кто-нибудь. Свято место пусто не бывает, и не мне судить себя и остальных участников этой гонки. Моя совесть упорно молчала, словно говорила о том, что я сделал всё так, как оно должно быть, а она меня прикрыла, просто по-дружески. Я хотел свободы, я её получил, даже если для этого пришлось сделать что-то не очень хорошее. Результат стоил того. Теперь я могу тратить свою жизнь так, как считаю нужным. Встречаться с теми людьми, кого действительно хочу видеть, а не с тем, кого мне навязала Система, улыбаться только тем, кому я правда хочу улыбаться, а не по грёбаному протоколу.

За тот последний месяц, когда меня крутило и мотало и алкоголя во мне было больше, чем крови, я осознал, что моя Тайная система Бима претерпела изменения. Пришлось туда добавить ещё один типаж – тот, что своими критериями отвечает требованиям нашего современного общества. Я ясно понял, что его характеристики довольно точно отражают все метаморфозы, происходившие со мной в последние дни. Человек, попадающий в данную категорию, не мог повлиять на ситуацию вокруг себя, он мог изменить своё отношение или, по крайней мере, попытаться сделать это. Он мог быть честным с самим собой и осуждать только себя, брать ответственность только за свои собственные решения, невзирая на мнение окружающих, включая друзей и близких, – и именно эти качества могли его сделать отличным от других. Я не желал больше работать на тех людей, кто указывал мне на моё место в этой жизни, кто, стряхивая с обеденного стола в мой карман крошки, хотел остаться чистым и незапятнанным. Я не хотел больше быть одним из атлантов, на чьих надёжных плечах зиждилась и держалась вся Система. Я не собирался судить бывших партнёров за их проступки. Я всегда знал, что рано или поздно жадность и безнаказанность захлестнут их по полной, разрушив их жизни. Они без обиняков переступили ту черту, которую и я перешёл, зайдя однажды в мой Клоповник. Я давал им то, что они жаждали: ощущение значимости, власти, пусть не всеобъемлющей, но тем не менее такой желанной и сладкой. Они всё небрежнее относились к поступкам и словам в отношении друг друга, хотели стать «своими» во что бы то ни стало. Каждый при этом двигался своим путём, старательно изображая деловое благородство и полную самоотдачу общему делу. Они уговаривали себя, что совершённые поступки оправданы жестокими законами бизнеса и необходимы для собственного выживания, заботой о детях и близких. Они были достойны друг друга, и даже Белка, милая и забавная Белка, как ни странно, гармонично дополнила эту тёплую компанию, придавая ей даже некое очарование, свойственное маленькой незадачливой банде.

Для меня тогда был лишь вопрос времени, когда, наконец, дружные члены команды в непреходящей суете рабочих будней и погоней за контрактами обратят внимание на забавные факты их профессиональной деятельности. Большого труда выяснить это не составило. Проехать пару раз за Винни и посмотреть, куда это он так настойчиво спешит в конце каждого рабочего дня, невзирая на плотный рабочий график. Багажник казявинского джипа, по странному течению обстоятельств, был почти всегда забит строительными материалами. Экономил на доставке, бедняга. Направить на встречу с Пятачком своего однокурсника, представившегося директором одной региональной транспортной компании и предложившего солидный куш при заключении договора подряда. Вывезти Иваныча, любившего свежий воздух и весёлую компанию, в один из субботних морозных вечеров на шашлыки, а потом в русской баньке так отходить веником его пятую точку, что вечер завершился на редкость откровенным разговором под хорошее виски. Жаркие ночи с Белкой оставили после себя не только мятые несвежие простыни, но и массу ярких деталей из жизни этого уникального коллектива.

Мне пришлось только проследить за подписанием и закрытием всех контрактов к концу года. Поднадавив как следует на Сергея Ивановича, я смог ускорить платежи и, мотивируя наступлением новогодних праздников, а в особенности желанием старших товарищей провести их как можно достойнее в кругу семьи, устроил досрочную передачу всех бонусов в мои надёжные руки. Исторически сложилось, что именно я являлся распределителем системных бонусов. Белка, как я и предвидел, не подвела меня в этом безусловно рискованном манёвре. После этого мне оставалось аккумулировать добытую информацию, подтвердить её документально, а после подтолкнуть участников событий к нужным мне действиям. Большая часть документов и информации как бы случайно попала к Мари, пока я страдал и ронял на её плечо пьяные сопли. Она же, в свою очередь, с пользой распорядилась первым отпуском, проведя его в незабываемо романтичной поездке с Иванычем. Про него я догадался в тот злополучный вечер, когда разыграл душещипательную сцену с выяснением наших с ней отношений. Мари так нервничала и пыталась перевести разговор в безопасное русло, что выдала себя, обронив несколько реплик, закрепивших мои догадки. Всполошив всех товарищей своим нестабильным поведением, я добился настойчивого приглашения в баню. Там партнёры, желая вернуть моё любезное расположение, постарались максимально закрыть денежный вопрос, встретив меня на входе с внушительной спортивной сумкой. Понятное дело, не с ёлочными украшениями, а с пачками новогодних бонусов для меня и старших товарищей. Рассчитав потенциальный эффект от моих откровений, я понимал, что моя блестящая карьера тут же накроется медным тазом. Но в этом-то и крылся смысл моего плана: вызвать настолько гневную реакцию, чтобы меня попросили уйти, причём незамедлительно. Так и случилось, причём никто детально не вникал в текущие обстоятельства, стремясь как можно быстрее избавиться от столь ненадёжного элемента, как сбрендивший Бим. Мне оставалось лишь подчиниться безапелляционному требованию, оставив незадачливых дельцов разбираться меж собой, кто и кому что передавал и передавал ли вообще. В том запутанном клубке, что закрутился с моей подачи в сауне, так феерично раскрученном Иванычем, который, кстати, даже не подозревал о своей истинной роли во всём этом безобразии, найти концы не представлялось возможным.