скачать книгу бесплатно
– Зрю, что дело и впрямь угодно Богу! Спрячу…
Никита облапил его своими медвежьими ручищами и проворчал:
– Вот и правильно! А то – в котел! Сейчас облачи государыню, а мне уж пора в храм на службу. – Поднял вверх палец, прислушался: – Слышишь, бачка, по ветру звук несет – редкими ударами бьют в один колокол. Это благовестят к службе. Ну, побежал я! А ты, бачка, как тут управишься, тоже в храм приходи. Могилу надо еще затемно закидать землей. – Улыбнулся: – А метель все снежком прикроет, как мать дите пуховым одеяльцем.
Ошибся, увы, Никита! Не скрыл он следов своего преступления.
Розыск
Иоанн Васильевич был соткан из страстей – необузданных. Лютость его, как и щедрость, не знала пределов. И любил он со всей пылкостью натуры, с дикими муками ревности. Василиса глубоко пронзила его старческое сердце. Вот-вот должен заняться поздний зимний рассвет, а поминки по заживо погребенной царице продолжались.
Государь лютым взором пронзал пьянствующих сотрапезников. Морщил кожу на лбу, размышлял: «Это дьявол попрыскал ей в очи, разум замутил. А может, и греха-то не случилось? Ведь сама мне рекла, признавалась, что в любви-де я проворный, что люб сердцу ее. Жива ли еще? А коли в домовине муки страшные по сей миг испытывает? Ax, как жизнь моя ужасна…»
Вдруг рявкнул:
– Малюта! Басманов! Отройте Василису. Коли жива, доставьте сюда. Пусть посидит на собственных поминках. – Хрипло рассмеялся: – Еще потешусь с ней, покойницей, а уж потом – в монастырь ее, блудню окаянную.
Прихватив двух стражников, копавших могилу, соратники государя поспешили к могиле.
Вскоре они приплелись обратно во дворец – на ватных ногах, словно побитые собаки. Басманов и Малюта повалились в ноги государю:
– В гробу Василисы нет. Вознеслась, должно быть…
– Куда вознеслась? – Государь вытаращил глаза, словно мерзким сфинктером, пожевал губами.
– На небеси! Домовина пустая…
– Ах, псы поганые! – Иоанн Васильевич стал ногами пинать сподвижников. Заорал: – Кто ведал о секретной могиле? Стражники? Сюда изменников!
Через несколько минут, заливая ковры трапезной кровью, в предсмертных муках корчились оба стражника:
– Не виноваты мы, государь-милостивец.
Сумрачно нахмурившись, Иоанн Васильевич расхаживал по трапезной. Тихим зловещим голосом произнес:
– Кто еще про могилу знал? Никто? Стало быть, виноват один из вас – или ты, Скуратов, или ты, Басманов! Обоих жизни лишу, скорпиев ядовитых, – не ошибусь! – И государь воздел любимое орудие убийства – посох. Его серебряный наконечник уже был обагрен кровью.
Басманов увернулся, подполз, обнял сафьяновые государевы сапожки:
– Вспомнил, еще отец Никита отпевал… и на могилке служил…
Самодержец опустил посох, задумался: «А что, Никита мог! Читает много, на меня, гордоус, зрит без страха!» Рявкнул:
– Никиту ко мне! И обыщите слободу, погоню на дорогах устройте.
Басманов добавил:
– У Федора, кладбищенского попа, обыскать следует! Они ведь дружки завзятые. А Никита сейчас на службе в Троицком соборе.
– Скуратов – к отцу Федору, все перерой у него! А ты, Басманов, доставь сюда Никиту. Да смотри, чтоб не сбежал, шкуру с тебя спущу!
– У меня небось не убегет, – хвастливо бросил Басманов.
Он выскочил во двор. Метель ударила ему в лицо.
Клад
До Троицкого собора – рукой подать. Басманов прибежал туда как раз тогда, когда служба закончилась и последние прихожане спускались с паперти. Возле левого придела Никита о чем-то шептался с тщедушным отцом Федором.
– Вот вы мне, отцы святые, и нужны, – насмешливо сказал Басманов. – Тебя, Никита, приказал государь к нему доставить. А ты, Федор, надобен другу моему Малюте Скуратову. Он как раз к тебе домой собирается, жилы из тебя, фарисея лукавого, вытянет.
Обмер отец Федор, смертельно побледнел. Никита ободрил, подмигнул:
– Беги домой, встречай гостя важного, на питье отважного!
Басманов хмыкнул:
– Кто у нас обедает, тот и наши проделки ведает!
Никита быстро наклонился к уху отца Федора, что-то отрывисто сказал. Басманов злобно прикрикнул:
– Эй, по углам не жмитесь, царю во всем повинитесь! Давай, Никита, облачайся в тулуп да пошли во дворец.
– Скажи государю, что сей миг приду!
Басманов ощерился:
– Уж нет, во дворец купно пойдем! А то ищи тебя потом, как ветра в поле.
Тем временем отец Федор стремглав понесся домой. Прохожие удивленно открывали рот:
– Ба, царские рысаки отца Федора не достанут. Куда он, на пожар?
Никита, тем временем набрасывая тулуп поверх парчовой ризы, изображал на лице радость:
– У меня, друже, нынешнее утро удачливое. Такой случай… боюсь говорить, вдруг проболтаешься кому.
– Чего вякаешь – случай? Об чем это?
– Побожись, что никому не обмолвишься!
– Крест, что ль, целовать? Сказал: никому не проболтаюсь. Ну?
– Мой сарайчик знаешь, где коня ставлю? Достался по наследству от покойного отца Гермогена. Завел сегодня конька, – а он у меня умный, что дьяк думный! – ржет и копытом в землю бьет. Наклонился я, сенцо разгреб – словно блестит что-то. Лопатой копнул, а там – серебряный укропник. Достал его, крышечку открыл – полно золотых монет – толстые, тяжелые, по-грецки написано на них. Во как!
– Куда, отец Никита, чужой клад дел? Поделиться следует со мной.
– Так и быть, пяток монет дам, только вот вернемся от государя…
– После государя тебе ни злато, ни серебро уже не понадобится, – захохотал Басманов. – Одна только панихида потребуется… Царицы, во гроб положенной, нет! Двух стражников, что землю копали, государь посохом, яко копьем, прободил – до смерти. Теперь тебя допрашивать будет.
Никита напустил на себя вид изумленный:
– Кому же мертвый труп надобен, хоть и царицын?
– Ты не ведал, что живая она была положена – для острастки? Уже по всем дорогам рыщут, по всей Александровке. Малюта направился неспроста к твоему дружку – отцу Федору.
Никита возмутился:
– Страсть какая – живьем в гроб! Истинно в Писании сказано: «Яко и тварь рыдает, своего владыки видя бесчинства!»
Басманов оглянулся:
– Не умствуй! Многим разговорчивым ребра сокрушили и кнутом до костей облиховали. Государь ведает, что творит. Ну, святой отец, показывай клад, тобой обретенный, а то я тебя!..
Перекрестился Никита на образа, сказал непонятное:
– Прости, Господи, мое прегрешение! Обаче, и на Страшном суде готов за него ответ держать…
Быстрый ход
Через левый выход, что в храмовом зале возле алтаря, вышли во двор. Метель, кажется, неистовствовала еще больше. Сразу залепила глаза, туго била в грудь. В двух шагах ничего не было видно. Басманов крепко уцепился за рукав Никиты:
– Так-то спокойней будет, не сбежишь!
Пересекли двор. В дальнем глухом углу подошли к сарайчику, сбитому из крепких бревен. Снаружи стояли небольшие саночки, накрытые рогожей.
– Моя конюшня, – пояснил Никита.
Верный мухортый, почуяв хозяина, радостно заржал. Никита длинным, в два фунта весом ключом отомкнул замок, приоткрыл воротца:
– Проходи, боярин, клад там…
Через минуту-другую послышался глухой удар и крик, приглушенный свистом ветра. Чуть позже, ласково поглаживая холку, Никита вывел в воротца сильного, хорошо откормленного коня. Запряг, прыгнул в саночки:
– Но, милый! Во дворец еду к государю, яко агнец кроткий. В печь огненную!
Наклонив голову, часто перебирая ногами, конь набрал ходу.
Уловки
Едва Никита вошел в трапезный зал, как государь злобно рявкнул:
– Признавайся, это ты, червь книжный, Василису из могилы поднял?
Простодушное лицо Никиты приняло вид еще более наивный.
– Я?! Нужна мне она, как жезл Ааронов скифу дикому. Так ведь известно, кто из земли ее изъял…
– Кто?!
– Да молодой Басманов! Сейчас пришел в храм, блазнит меня: давай-де сбежим, и Василиса со мной – живая! А еще, государь, он нечестивые глаголы плюскал… Повторить аж отвратно.
– Говори! – грохнул посохом об пол Иоанн Васильевич.
– Вякает: посажу-де Василису на престол и сам царем править стану!
Затрясся государь, аж позеленел от злобы, и на устах пена вышла.
– Ах, аспид хищный! Подать Басманова сюда, я ему возгрю кровавую вышибу! Ух, рожа говенная!
Стража побежала отыскивать Басманова.
Тут как раз появился Скуратов, прогундосил:
– Уж, кажись, все перерыли у отца Федора! Окромя собачонки ободранной да тараканов запечных, ничего животного нет. Прикажешь, батюшка, перепластать его?
Сморщил нос государь:
– Забавиться еще успеешь! Теперь беги ищи молодого Басманова!
Стражники обыскали весь дворец, все переулки-закоулки. С трепетом доложили:
– Как в воду канул!
Государь остановил бешеный взор на Никите.
– Беги, поп, ищи татя зловредного! Не найдешь – с тебя с живого шкуру спущу!
Под прикрытием благодетельной метели Никита отправился к отцу Федору. Тот дрожал, словно лист осиновый.
– Неужто пронесло, Никитушка? Я сделал все по твоему указу: горемычную царицу-матушку в склеп спровадил да под плиту старинную, прямо, прости, Господи, на шкелет истлевший и положил. А уж как плитой задвинул каменной, един Бог ведает про то! Кила теперь небось вывалится. Скуратов, кровопийца, везде, яко пес смердящий, нюхал. Когда он в склеп заглянул, я уж думал, что со страху помру. Да смилостивился сын Давидов! Ничего, пронесло, не нашли государыню нашу.
Облапил Никита отца Федора, ничего не сказал, только на глазу слеза блеснула.
Эпилог
Никита, еще в мирской жизни отличавшийся силой и ловкостью, в сараюшке оглоушил Басманова. Пока он связывал его вожжами, тот пришел в себя, стал голос подавать. Никита воткнул ему в рот кляп и сокрушенно вздохнул:
– Много от тебя, Басманов, выблядок позорный, другие терпели, потерпи и ты нынче. Исполненный всяких пакостей, лей слезы и умоляй прощения Царя Небесного. Помазан ты, Басманов, блудною тиною и воней злосмрадною повит. Кайся, ибо Господь кающихся прощает и припадающих к нему приемлет. А я тебя и соломкой обложу, и рогожкой накрою, чтоб не простудился… Господь захочет – спасет!
Басманова нашли на третий день. Иоанн Васильевич понял, что Никита провел его, ярился пуще прежнего. И вновь по всем дорогам рыскали утекших, да те уже далеко ушли.
Их путь, как и знаменитого воеводы-беглеца Андрея Курбского, лежал на запад. Но если Курбский обосновался в Литве, то наши добрались до Кракова – в то время столицы Польши.
Когда Никита с Василисой шли мимо Мариацкого костела, Никиту по имени окликнул молодой человек. Это был Викентий Буракевич. Принял он беглецов как самых дорогих гостей.
Именно в его богатом доме – поблизости от королевского замка Вавеля – случилась нежданная встреча. Ее исходом стала хитроумная и страшная месть Василисы своему царственному супругу Иоанну Васильевичу.
