Летняя любовь. Подарочное издание дачных историй от Аси Лавринович

За приоткрытыми окнами класса счастливо щебетали птицы, и настроения учиться в мае уже совершенно не было. Из-за бессонной ночи я клевала носом и точно бы уснула, развалившись на парте, если б болтливая Ирка время от времени не поворачивалась ко мне с возмущенным пыхтением:

– Вчера весь вечер прислуживала Дане и Нику, пока они чемпионат мира по хоккею смотрели. Принеси-подай. Нормальные? Разве что еще слюнявчики им на шею не повязала да из ложечки не покормила. Вупсень и Пупсень недоделанные! Яровой еще ничего, а Данечка наш совсем офигел. Это все из-за контрольной по химии, лучше б я ее сама писала. На трояк бы точно наскребла.

– А если б не наскребла?

– Придумала бы что-нибудь. Теперь же от братца жизни нет! Еще родители со своей рассадой на дачу укатили, у папы отпуск. А я ходи лбу этому прислуживай!

Мы одновременно повернули головы к той парте, за которой сидел Даня. Третьяков тем временем болтал о чем-то с соседкой.

– И девчонки все эти его достали, – продолжила ворчать Ира. – Ходят к нам, как на работу. А мне еще и им теперь чай наливай.

Тут географичка, пристально глядя на Третьякову, постучала указкой по доске. Ирка выдержала ее строгий взгляд, а как только учительница отвернулась, снова склонилась к моему уху:

– Нет, ты посмотри! Данечка тоже болтает весь урок, а замечание мне делают. Дома обычно то же самое. Как меня достал этот всеобщий любимчик!

Видимо, вчера Даня и Никита здорово допекли Ирку. Несмотря на замечания от учителей, Третьякова монотонно жужжала, как оса, все оставшиеся уроки, из-за чего меня еще больше стало клонить в сон. И лишь на алгебре, которая была последней, я вынырнула из состояния дремоты, после того как Ира странно взвыла, чем снова привлекла внимание к нашей парте.

– Ира, тебе плохо? – обратилась к нам Анна Леонидовна – математичка.

– Простите, больше не буду! – Ирка склонила голову и под партой принялась нервно перебирать многочисленные фенечки на запястье.

– Что случилось? – обеспокоенно спросила я.

– Я тут в наше «Подслушано» зашла, – зашептала Ирка.

– И что? Кто-то в нем еще сидит?

Вместо ответа Третьякова молча протянула мне телефон с открытой вкладкой.

– Здесь про тебя.

От волнения буквы запрыгали, как черные мячики, я даже не сразу смогла разобрать написанное. Но самое ужасное – это отвратительный коллаж.

– Что за бред? – пробормотала я. – Когда это выложили? И кто?

– Выложили анонимно, разумеется. Еще на большой перемене, – ответила Ира с сочувствием в глазах.

Тогда я оглядела класс и встретилась взглядами с несколькими девчонками. Интересно, сколько человек успели увидеть эту муть?

Звонок с урока стал для меня спасением. Захотелось испариться. Как это низко – бить без предупреждения по самому больному.

Сумку я собирала с каменным лицом, не обращая внимания на косые взгляды некоторых одноклассников и громкий шепот. Конечно, мне казалось, что все вокруг обсуждают только этот глупый, никчемный пост в «Подслушано». Все, что там написано, – правда. Но такая утрированная и унизительная.

Я первой вышла из класса. Ирка следом. Я слышала, как хлопнула за ней дверь. Спустилась на первый этаж и вышла на школьное крыльцо. Третьякова брела за мной по пятам на некотором расстоянии. Мне казалось, что сейчас вся школа уставилась из окон на меня. Все смотрят, смеются, обсуждают. Я даже не решалась стереть предательские слезы. Просто шла все так же неспешно по пустому школьному двору. А как только оказалась за воротами, сорвалась с места. Мышцы еще после вчерашнего забега ныли, но я упорно неслась вперед, маневрируя между прохожими. Ирка пыхтела за спиной.

Хотелось убежать куда глаза глядят. Исчезнуть навсегда. Миновала наш дом, «Макдоналдс», старый кинотеатр, и лишь когда закололо в боку, сбавила скорость. В конце концов остановилась у небольшого крылечка, где на первом этаже располагался ремонт обуви. Сколько себя помню, этот отдел всегда держал пожилой высокий мужчина. Сейчас «Ремонт обуви» был закрыт. На двери красовалась написанная от руки табличка: «Заболел».

Наплевав на все, я разлеглась прямо на крыльце и наконец смахнула ладонями слезы. Ирка догнала меня и, тяжело дыша, оглядела крылечко.

– Тут так пыльно! И… букашки всякие. Фу! Ты где так бегать научилась, Азарова?

– Плевать мне на букашек, – сказала я. В глазах и в носу по-прежнему предательски щипало.

Тогда Ира плюхнулась рядом со мной на крыльцо и крепко обняла. Я уже представила себе, как удивленно пялятся на нас прохожие.

– И на дур всех этих наплюй! – горячо проговорила Ира.

– Ир, – всхлипнула я, – ну как они об этом узнали?

Глава седьмая

Мне кажется, что тот коллаж я не забуду никогда в жизни. Закрываю глаза, и передо мной встает эта ужасная картинка. В правом нижнем углу самая откровенная фотография Катерины из клуба. Снимок был сделан снизу. Брюнетка на барной стойке в ярком боди и на высоких каблуках соблазнительно манит пальцем клубного фотографа. В левом нижнем углу – какой-то полуголый незнакомый мексиканец, совсем непохожий на маминого бойфренда Пако. Стальной пресс этого парня с обложки глянцевого журнала измазан маслом. А между ними двумя – маленькая смущенная я. Оригинальное фото было сделано на мое десятилетие. На снимке мы с родителями стоим на веранде дачного дома тети Сони, где и отмечали мой день рождения. Когда-то давно эта фотография была у меня в одном из альбомов в «ВКонтакте», но после развода родителей я его скрыла. Кто-то целых два года хранил этот снимок на компе. Теперь же мама и папа были вырезаны в фотошопе и прикреплены сзади.

Наверное, если бы это не имело отношения ко мне, коллаж бы показался и мне забавным. Но эта гадкая подпись к нему приводила в ужас: «Как вам новые родители Азаровой? Танцовщица гоу-гоу и горячий Хуан. Кто знает, может, благодаря новой мачехе наша активистка и зануда наконец сама начнет встречаться с парнями? Шаг к этому она уже сделала: ночью шатается в сомнительной компании с новой мамой – стриптизершей».

– Вот «Госсип гёрл» недоделанная! – проворчала Ирка, не выпуская меня из объятий. – И вообще, о чем пишет этот аноним?

– Мы вчера с папиной Катериной вечером в аптеку ходили, – шмыгнула я носом. – К нам какие-то ее знакомые отморозки пристали. Мы еле ноги от них унесли. Даже вспоминать про это не хочу! Ир, я что, правда такая зануда?

– Ну почему сразу зануда? – Ирка погладила меня по волосам. – Просто слишком ответственная. Но разве это плохо? А кто пишет всякие глупости, тот просто тебя плохо знает!

Над головой послышался густой раскатистый гул. Мы с Иркой одновременно задрали головы и проводили взглядами вертолет.

– Соболь перешла все границы! – со злостью проговорила я, вернувшись к нашему с Ирой диалогу. – И теперь так просто я это не оставлю.

– Думаешь, это все-таки Соболь? – осторожно спросила Ира.

– Ну да! А кто еще? – Я с удивлением уставилась на подругу. Даже слезы на глазах высохли.

– Слушай, ты только не пугайся, но Амелия уже давным-давно на тебя волком смотрит. А теперь ситуация еще больше усугубилась.

– Из-за дурацкого списка в лагерь? – ахнула я.

– А вдруг ей позарез нужно туда попасть? Например, с предками жизни дома нет. Ну или второй вариант: у нее жуткая страсть решать задачки даже летом!

Мы с Иркой переглянулись и рассмеялись.

– Погоди! – вдруг выкрикнула я. – Но Амелия не знает про развод моих родителей. И про мексиканского бойфренда мамы тем более. Она ведь пришла к нам в девятом классе, а мама сбежала в конце восьмого. И Соболь не знает. Никто не в курсе моих отношений с родителями, кроме близких друзей. Ты, Даня… и с Никитой мы еще в то время дружили… А! Ну и Лидия Андреевна знает о разводе, отец приходил в школу, когда мама уехала, а я потом не посещала занятия две недели. Как раз перед годовыми контрольными. Но вряд ли директриса слепила этот дурацкий коллаж.

– Я ни при чем! – тут же воскликнула Ирка.

– Да я на тебя и не думала, дурында!

Мы с Третьяковой расселись на ступенях и, одинаково подперев ладонями щеки, принялись думать, кому еще я могла перебежать дорогу.

– Слушай, а Ди не знала о твоих предках? Вполне возможно, что она и рассказала об этом Соболь.

Я только покачала головой.

– Нет, когда мама сошла с ума и рванула на другой континент, Диана уже от нашей компании откололась. Я с Рудневой с того времени толком и не общалась. Но явно кто-то в курсе, что родительский развод и их новые пассии – самая больная тема для меня.

– Ну не мог же это Яровой сделать! – снова разгорячилась Ирка. – Вы, конечно, скверно расстались, и порой он меня раздражает не меньше Дани, но он все-таки не гад. И зачем ему это делать спустя два года после вашей ссоры?

– Угу, – отозвалась я, припомнив, что до сих пор не отмазала Ярового от лагеря. Не до этого мне пока. – Но про Катерину точно никто не знал. Это ведь произошло буквально вчера вечером! Ну допустим, видел нас вчера кто-то вдвоем на улице…

– А ты никого из знакомых рядом не заметила? – деловито перебила Ирка, будто я сидела у нее на допросе.

– Не-а. Да я так перетрухнула от тех мужиков, которые к нам полезли, что и не заметила никого! На той стороне точно несколько прохожих было. Или на машине мимо кто проезжал… Но откуда у анонима фотки полуголой Катерины? Я сама их только увидела, когда ее заявку в друзья приняла.

– Где? На Фейсбуке? – встрепенулась Третьякова. – Там в ленте видно, с кем ты подружилась. Кто-то конкретно под тебя копает. Днем и ночью на твоих страницах виснет. У тебя много друзей?

– В Фейсбуке? Да я всех добавляю, – пожала я плечами. – Но, разумеется, только из нашей гимназии.

– Этот кто-то не только в твоих профилях сидит, но и на улице караулит. Видел тебя с Катериной… Вера, мне теперь совсем не по себе!

Меня тоже передернуло. Мы снова замолчали. Краем глаза я видела, как Третьякова принялась осторожно поглядывать по сторонам, будто мой преследователь внезапно мог выбраться из кустов.

– Да-а, – наконец протянула Ирка. – Тупик. Слушай, вполне возможно, что пакостить начала Соболь, записочки очень даже в ее духе, а потом и Амелия подключилась. Ну точно! Циглер чокнутая. Еще порчу на тебя нашлет!

– Ир, хватит меня пугать! – рассердилась я.

– А что? Она ж сказала: «Посмотрим, кто поедет!» – Ирка так похоже пробасила эту фразу, что я невольно улыбнулась. Но потом снова сделалась серьезной.

– В любом случае, узнаю, кто это сделал, мало не покажется.

Мы еще некоторое время обсуждали этот несчастный пост в «Подслушано», а потом Ира поднялась на ноги.

– Слушай, у меня от переживаний уже в животе урчит. И ты какая-то бледная. Мама, перед тем как снова умотать на дачу, пирог с капустой испекла. Идешь к нам?

Я подумала, что о папе сегодня наверняка позаботится Софья Николаевна. А у Иры дома тепло, уютно и, главное, – безопасно. После всех произошедших событий было не по себе.

– А Никита сегодня у вас не виснет? – спросила я.

– Они с Даней после уроков договаривались в скейт-парк пойти. Так что дома никого.

– Тогда принимаю ваше предложение, Ирина! – Я взяла Ирку за руку, и подруга, наигранно кряхтя от тяжести, потянула меня на себя.

– И долго мы с Данькой должны квартиру между вами двумя делить? – проворчала Третьякова.

В ответ я только растерянно пожала плечами.

* * *

В конце каждого учебного года в гимназии возникает какая-то особенная атмосфера. Опустевшие классы и коридоры, запах сирени на школьном дворе, волнение перед экзаменами и приятные хлопоты… У кого-то впереди последний звонок, выпускной бал, новая взрослая жизнь.

Мы с Марком остались вдвоем в актовом зале, чтобы украсить его к предстоящему мероприятию. Обычно окна здесь зашторены тяжелыми бордовыми портьерами, но сегодня решили оставить их распахнутыми, поэтому по просторному залу гулял сквозняк.

Конечно, было глупо думать, что на дурацкий пост в «Подслушано» никто не обратит внимания. К сожалению, обратили. Только ленивый не подошел ко мне на следующий день и не поинтересовался, что за обмазанный маслом горячий Хуан и полуголая девица отплясывают «рядом со мной» на барной стойке. Приходилось делано-безразличным тоном отвечать, что понятия не имею, чья это глупая шутка и где здесь вообще смеяться.

Но все же некоторые реплики выводили меня из себя. Например, подружки Соболь всегда отличались тупостью и нетактичностью.

– Это правда твои новые родители? – спросила Настя Мороз в женской раздевалке после последнего в этом году урока физкультуры.

– Какие еще «новые»? – сердито отозвалась я. – У меня одни родители, и они сейчас в разводе. А это их вторые половинки.

– Сколько лет той брюнетке?

– Где же они с твоим папой познакомились? В ночном клубе?

– А твоему отцу лет сколько?

– А вы все вместе живете? – не унималась Мороз. – Впятером? Ну и, типа, с тем Хуаном тоже?

В раздевалке раздался дружный смех.

– Моя мама уже два года живет в Мехико, – сквозь зубы процедила я, натягивая джинсы.

– Мехико? – Мороз вздернула жирно подведенные карандашом брови. – Я думала, правильно – Мексика. Или где это вообще?

– Какая же ты тупая, Мороз! – не выдержала Ирка.

Настя только растерянно захлопала ресницами.

– Ну ты, Ирочка, за язычком следи, – в свою очередь, вступилась за подругу Оксана Соболь.

– Оу, ты вообще помолчала бы! – кипятилась Ирка. Третьякова заводилась с полоборота. Мы с Ирой долго думали, что делать с Соболь, но пока у нас не было доказательств. Поэтому решили с боевыми действиями повременить. Тем более что в деле появилась новая подозреваемая – Циглер.

Не знаю, чем бы закончился наш спор, так как Ирка уже воинственно сжала кулаки, но тут в раздевалку завалились шумные семиклассницы…

Марк не говорил со мной на тему дурацкого коллажа, чему я была очень рада. Какой же он все-таки правильный, тактичный, добрый, воспитанный, понимающий.

Василевский надувал шары, а я их завязывала. Все мои мысли до сих пор были о том злополучном посте в «Подслушано». Как я ни гнала от себя образ Катерины, она все равно стояла у меня перед глазами. Меня пугали предстоящие перемены. Совершенно очевидно, что в этот раз отец настроен решительно. Значит, скоро Катерина переедет к нам. Мамочки… Я не сразу расслышала, о чем спросил у меня Марк.

– А? Что? – встрепенулась я.

– Вера, с тобой все в порядке?

– Да, все хорошо, – кивнула я, моля про себя, чтоб он не завел разговор о том коллаже.

– Тогда держи! – Марк приготовил для меня новый воздушный шар.

Замешкавшись, я протянула руку к шару, а когда Василевский его передавал, шар с забавным звуком, сдувшись, подлетел вверх, а затем шлепнулся на пол. Мы оба проследили за ним, а встретившись взглядами, рассмеялись.

Марк вдруг неуклюже шагнул вперед и дотронулся губами до моей макушки.

– Ой! – от неожиданности я вскрикнула.

– Извини, – смутился Василевский моей реакции. – Как-то случайно вышло.

– Угу, – промычала я. Нет бы что-то кокетливое сказать в ответ, но все произошло так быстро, что я вконец растерялась. Впервые попала в такое положение. Пока судорожно придумывала, что бы такого сказать легкого и непринужденного, будто красивые парни каждый день целуют меня в макушку, в глубине зала громко лопнул шар. Мы с Марком оба вздрогнули и обернулись. Тут же в кармане Василевского заиграл телефон. Когда одноклассник взял трубку, я не придумала ничего умнее, как просто сбежать. Ноги сами понесли меня к выходу.

Выбежав сломя голову из актового зала, врезалась кому-то в грудь.

– Верона, ничего себе, разогналась! Я как раз тебя ищу. Ира сказала, ты зал украшаешь…

– Я чуть нос набок не свернула! – перебив Никиту, пожаловалась я. Схватилась за ушибленный нос. От боли брызнули слезы.

– А куда ты так несешься? – удивился Никита, оглядывая мое лицо. – Ну-ка, посмотри на меня.

Тогда я убрала ладони от носа и, подняв голову, уставилась на Ярового. Никита продолжал внимательно изучать меня.

– У-у, – наконец протянул он с самым серьезным видом.

– Что там? – испугалась я.

– Блин.

– Никит, что? – ударилась я в панику.

Яровой осторожно взял меня пальцами за подбородок и немного развернул лицо.

– Вот вроде норм. Теперь ровно. Всегда так ходи.

– Яровой! – рассердилась я.

– Да все хорошо, Верона, – рассмеялся Никита. – Я пошутил. Нос как нос. С таким жить можно.

– Ну спасибо! – буркнула я, снова осторожно дотронувшись до носа.

– Не сказать чтобы очень красивый, но и уродливым его не назовешь, – продолжил насмешливо Никита.

– Да замолчи ты!

За два года я забыла, как Яровой может допекать.

– В следующий раз смотри, куда бежишь, – предупредил Никита.

– Угу.

В этот момент из актового зала вышел Марк. Он оглядел нас с Никитой, затем сухо проронил:

– Привет, Ник!

– Привет!

– Вер, – обратился ко мне Василевский, – я там все доделал. Мне домой надо. Мама звонила.

– Да, конечно! – закивала я. – Спасибо огромное за помощь, Марк!

Когда Василевский скрылся из виду, Никита снова уставился на меня.

– Ну? – не выдержала я внимательного взгляда Ярового. Его серые глаза сияли. – Опять что-то с носом не то?

– Вы вдвоем украшали зал?

– А что?

Тогда Никита, не говоря больше ни слова, первым направился в пустой актовый зал. Там на полу повсюду лежали связки воздушных шаров, тяжелые портьеры слабо шевелились из-за сквозняка, а из открытых окон слышался птичий гомон.

– Мм, – промычал Никита, самодовольно поглядывая в мою сторону. – План с айподом сработал?

– На что ты намекаешь? – насупилась я. И, наверное, в ту секунду ужасно покраснела.

– Чем вы тут занимались?

– Да тебе какая разница?

Я вспомнила, что Марк поцеловал меня в макушку, и дыхание снова перехватило. Никита, пиная попадавшиеся на пути воздушные шары, подошел к огромному окну и уселся на подоконник.

– Сейчас встретил Лидочку в коридоре, – недовольным тоном начал Яровой. – Она мне уже расписала, какая замечательная олимпиада по физике будет в нашу смену в лагере и как она рада, что я еду защищать честь нашей гимназии.

– Ой-ой. – Я приложила ладонь к щеке, будто у меня только что страшно разболелся зуб. Так вот зачем меня искал Никита.

– Ты с ней до сих пор не поговорила, да?

Я покачала головой:

– Прости.

– Так и думал.

– Но я обязательно выполню свою часть договора! – горячо заверила я. Не люблю быть обязанной. – Если пообещала, значит, сделаю. Ты меня хорошо знаешь.

– Хорошо знаю, – странно усмехнувшись, согласился Никита.

Я стояла напротив и смотрела на Ярового. Вспомнила, что когда-то он был единственным человеком, которому я могла рассказать все на свете. И почему-то именно он находил в утешение те самые слова, которые я ждала.

– Мне просто в эти дни совсем не до этого было, – зачем-то сказала я. И если Яровой решит, что сейчас я имею в виду наши непонятные зарождающиеся отношения с Марком, я его придушу.

Думала, Никита, как обычно, проигнорирует мое оправдание, но он спросил:

– Что-то случилось?

– Ты что, не читаешь школьное «Подслушано»?

Никита рассмеялся.

– На фига мне это? Ты бы еще спросила, смотрю ли я «Пусть говорят».

И его насмешливый тон вернул меня в реальность. Слишком большая пропасть образовалась за эти два года между нами. Придется рассказать Никите то, о чем мне пока говорить не хотелось. Судя по всему, Яровой решил, что под «мне было не до этого» я подразумевала флирт с Василевским, а не свалившуюся мне на голову Катерину.

– Ладно, забей! – вздохнула я, отыскивая свой рюкзак.

Возможно, на моем лице отразилось разочарование, потому что Никита все-таки поинтересовался:

– Нет, Вер, серьезно. Все в порядке?

Я замерла на месте с тяжелым рюкзаком в руках. Рассеянно скользнула взглядом по расслабленной позе Ярового, по бордовым портьерам, по разноцветным связкам шаров… А птицы за окном стали кричать еще пронзительней.

– Да, все хорошо, – наконец ответила я. – Завтра же поговорю с Лидией Андреевной.

Закинув за спину рюкзак, первой вышла из актового зала.

* * *

Яркий свет софитов похож на слепящее июльское солнце. У меня слезятся глаза, а когда я спускаюсь со сцены, охватывает какое-то полудремотное состояние. Будто я на самом деле не в гимназии, а в огромной пустыне. Болит голова, хочется пить, а пылинки, кружащиеся в лучах прожекторов, – маленькие песчинки. И звезды, которые накануне мы с Иркой вырезали из фольги, раздвоились, усыпали весь потолок актового зала… Кажется, я все-таки заразилась от папы, потому что в горле страшно першило.

Тем не менее, усевшись в кресло и прикрыв глаза, я начала снова негромко и упрямо повторять слова:

– У каждого человека свои звезды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для ученых они – как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото. Но для всех этих людей звезды – немые. А у тебя будут совсем особенные звезды…

Ирка плюхнулась рядом со мной в одно из кресел и внимательно осмотрела. Затем, нахмурившись, спросила:

– Ты чего там бубнишь?

– Репетирую, – сказала я. Язык еле шевелился во рту.

– Выглядишь паршиво, – покачала головой Третьякова.

Затем подруга потрогала мой лоб и быстро отдернула руку, будто обожглась.

– Серьезно, Азарова, иди домой. Не до репетиций!

– Правда, такой горячий? – Я тоже потрогала свой лоб. Глаза жгло. – А «Маленький принц»? Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда… такая звезда…

– Такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звезды смеются. У тебя будут звезды, которые умеют смеяться! – внезапно проговорила Леля Селезнева, отличница из «Б» класса. Леля сидела через пару кресел от нас. Мы с Ирой удивленно уставились на девчонку. Та тут же покраснела.

– Я обожаю «Маленького принца», – призналась Леля. – Наизусть знаю!

– Почему ты не вызвалась исполнять роль принца? – резонно поинтересовалась я. Мне-то из-за этого пришлось слова учить.

Леля еще больше покраснела.

– Лидия Андреевна сразу твою кандидатуру одобрила, Вера, – ответила она. Тут уж настала моя очередь краснеть.

– К тому же… – шепотом начала Леля, пересаживаясь на один стул ближе к нам. Ирка, почуяв новую сплетню, склонилась через меня к Селезневой. Иногда подруга напоминала мне Андрея Малахова в поисках интриг и сенсаций. – Мне очень нравится Пирожков!

Мы с Ирой одновременно уставились на сцену и разыскали взглядами Пирожкова – единственного парня, который согласился участвовать в постановке. Грузный одноклассник стоял возле кулис и с задумчивым видом грыз ногти.

– Мм, – промычала Ирка.

– Да! – Леля была такой взволнованной. – На самом деле так хотелось принять участие в постановке! Я на все ваши репетиции ходила. И звезды с утра помогала Пирожкову вешать. Мы даже пару раз плечами нечаянно столкнулись.

– Ну с ума сойти! – покачала головой Ира, пытаясь сдержать улыбку.

– Моя бабушка тоже любит «Маленького принца». Она мне в детстве его все время перед сном читала. Еще бабуля пообещала, что обязательно придет на постановку, пусть даже я в ней не участвую.

Меня еще сильнее тряхнуло. Щеки пылали огнем. Кому какая разница, принимаю ли участие в какой-то постановке я? Никто никогда не придет посмотреть на меня со сцены. Никто даже не в курсе, что я на эту сцену выйду. Тогда я стянула с шеи свой желтый шарф и отдала его Леле. Та растерянно захлопала глазами.

– Держи, тебе нужнее участвовать в этой постановке, – сказала я.

– Вер, ты чего? – удивилась Ира.

– Я себя неважно чувствую. А вдруг не успею выздороветь к концерту?

Селезнева сияла.

– Ой, Верочка, правда? Вернее, ты не подумай, что я радуюсь тому, что ты заболела!

– Ты что! Я так не думала. Мне правда сейчас не до этого концерта. А бабушка будет тобой гордиться.

Ира продолжала удивленно на меня смотреть, а Леля уже наматывала на шею шарф.

Когда Селезнева убежала на сцену, Ира спросила:

– Когда ты уже забудешь тот дурацкий пост в «Подслушке»?

– Наверное, никогда, – сказала я. Глаза снова заслезились. Я громко чихнула.

– Вера, будь здорова! – выкрикнул Даня, которому пришлось выступить в роли осветителя. Тут же неподалеку от сцены слонялась Циглер. Завуч заставила ее принять участие в общественной жизни гимназии и поручила отвечать за декорации. Правда, нам с Иркой все равно приходилось все делать за Амелию.

– Спасибо! – громко, насколько это позволяло больное горло, ответила я Дане.

– Вер, ты что, заболела? – подскочила к нам с Ирой Люся в костюме Лиса.

– Похоже на то.

Ирка поднялась с кресла и, словно режиссер, гаркнула:

– Замена! Начинаем репетицию!

Растерянная Люся, пожелав мне скорейшего выздоровления, тоже поплелась к сцене. Пирожков в шапке с очками пилота бубнил свой текст. Леля уже высокопарно произносила свои слова. Я снова шмыгнула носом.