Графиня Шатобриан

– Не только похож, но это совсем мой почерк, – сказал задумчиво король и, как бы желая убедиться в этом, написал под письмом «Франциск» и покачал головой. Содержание письма не занимало его; он только сравнивал почерки, сходство которых было тем поразительнее, что в комнате уже начинало темнеть.

Король, занятый своими мыслями, подошел к противоположному окну, из которого можно было видеть двор и главный подъезд замка. Флорентин воспользовался этим моментом, сложил письмо и сделал на нем надпись: «Графине Шатобриан».

– Где Брион? – спросил король.

– Вероятно у графини Франциски. Он так влюблен в нее! Подобное постоянство может утешить всякую женщину…

– Объясни ему, что при моих отношениях к Ланнуа я должен был поневоле решиться на этот шаг. Пусть он передаст это письмо графине и убедит ее в необходимости принятых мною мер. Кроме того, припиши в письме, что за те безделушки, которые прошу возвратить мне, графиня получит в подарок замок Шенонсо в Турени…

Король видимо спешил окончить неприятное для него дело; едва договорив последнюю фразу, он отворил окно и подозвал проходившего мимо Монпеза.

– Прикажите седлать лошадей, Монпез! – крикнул король. – Через полчаса мы едем на охоту. Все егеря должны быть в сборе! Распорядитесь также, чтобы было достаточное количество факелов!

Флорентин, после некоторого раздумья, решил сам передать графине Шатобриан написанное им письмо. «Брион так горячо любит ее, что употребит все силы, чтобы смягчить удар, – думал прелат. – Я сам исполню поручение короля и, кстати, передам ей склянку яду, которую Флорио вручил мне в Фонтенбло от имени герцогини Луизы, на случай если Франциска в порыве отчаяния вздумает покончить с собой. Тогда это было несвоевременно; может быть, сегодня у нее действительно явится такое желание. После этой новой ссоры с королем ничто уже не утешит Франциску, хотя, по моему мнению, только одна смерть может разлучить их. Сердце короля, несмотря на все его непостоянство, исключительно принадлежит Франциске, она одна составляет предмет его единственной и настоящей любви. Рано или поздно он опять вернется к ней и опять наделает нам хлопот, но тогда борьба будет труднее, нежели теперь».

Флорентин, размышляя таким образом, не чувствовал никаких угрызений совести. При полном отсутствии религиозных и нравственных убеждений ему не трудно было уверить себя в собственной невинности. Акт насильственной смерти должен был совершиться помимо него; он только хотел дать возможность несчастной женщине покончить с собой при ее безвыходном положении.

Войдя в переднюю, он встретил Марго, которая угрюмо спросила о причине его появления.

– Ты всегда приходишь к Франциске с каким-нибудь неприятным известием. У нее сидят теперь Брион и Лотрек, которые, также ненавидят тебя. Объясни мне, пожалуйста, чем заслужил ты такую общую неприязнь?

Флорентин боялся Лотрека и не решился исполнить приказание короля в его присутствии. Он попросил свою мать передать письмо Бриону, который от имени короля должен был вручить его графине.

– Верно опять что-нибудь неприятное? – спросила Марго.

– Нисколько! Король хочет только устроить охоту при свете факелов и, вероятно, приглашает графиню, – возразил Флорентин, вынимая из кармана маленькую склянку.

– Это что такое?

– Вам, женщинам, нельзя давать такие вещи в руки. В этой склянке сильнейший яд. Я нарочно показываю тебе ее, чтобы ты видела, как ты несправедлива ко мне, обвиняя в злобных намерениях относительно Франциски. Я отнял этот яд у испанцев; они хотели отравить нашу Франциску в угоду королеве Элеоноре.

– Милостивый Боже!..

– Не говори так громко! Опасность миновала: яд в моих руках.

– Дай мне его сюда; я брошу в реку.

– Будь осторожнее! Яд настолько силен, что им можно отравить всю воду Шаранты. Я оставлю его у себя.

Марго выхватила склянку из рук своего сына и с торжествующим видом удалилась из комнаты.

Письмо произвело потрясающее впечатление на Франциску. Она громко вскрикнула и упала в кресло. Пока Химена и Марго, прибежавшие на крик, старались привести ее в чувство, Брион и Лотрек читали письмо.

В это время король пожалел, что он согласился потребовать от Франциски подаренные им вещи. Флорентин был прав. Король любил графиню Шатобриан, насколько было способно его непостоянное сердце. К этому примешивались горькие упреки совести, которые еще больше увеличивались сознанием своей неправоты в испанских делах. Он так торопил своего камердинера, что тот с трудом надел на него охотничье платье. В короле проснулись лучшие инстинкты его натуры, он поспешил к Франциске, чтобы взять назад свое требование и выпросить у нее прощение. В передней он встретил Лотрека, который осыпал его самыми оскорбительными упреками. Король в первую минуту смутился и сказал, что пришел с намерением извиниться перед графиней.

– Франциск Валуа не достоин ступить на порог графини Фуа! – воскликнул Лотрек, хватаясь за рукоятку своей шпаги.

Миролюбивое настроение короля исчезло. Он также обнажил шпагу и, не помня себя от гнева, бросился к Лотреку.

– Сойди с дороги, дерзкий вассал, или я убью тебя этой шпагой!

Подобная угроза не могла испугать Лотрека, особенно в настоящую минуту, когда в лице сестры была задета его семейная гордость. Он выхватил свою шпагу из ножен и заставил короля принять оборонительное положение. Последнему грозила теперь большая опасность, нежели во время поединка с графом Шатобрианом, потому что Лотрек, не уступая королю в ловкости, далеко превосходил его в искусстве фехтования. К тому же он был хорошо вооружен, а король не имел при себе другого оружия, кроме короткой шпаги, которую он обыкновенно носил на охоте.

На счастье короля, Франциска в этот момент опомнилась от своего обморока и, услыхав крики и шум, вскочила со своего места. Она узнала голос короля и, не помня себя от ужаса, воскликнула: «Где Лотрек?»

Брион, раздраженный против короля, не считал нужным вмешиваться в его ссору с Лотреком и молча указал графине Шатобриан на дверь в переднюю.

– Лотрек убьет его! – воскликнула Франциска, выбегая из комнаты.

– Остановитесь! – сказала она, встав между обоими противниками, которые с испугом опустили свои шпаги. – Лотрек, это твой король! Я прошу за тебя прощения у его величества. Надеюсь, что моя просьба будет исполнена…

– Франциска, приказывай мне! – возразил король, тронутый до слез бледным, расстроенным лицом Франциски.

– Я прошу у вас прощения за моего брата. Больше мне ничего не нужно!

– Я все исполню, что ты прикажешь мне, Франциска! – воскликнул король, с судорожным рыданием опускаясь перед нею на колени. – Требуй что хочешь, чтобы я мог забыть свой стыд. Умоляю тебя, прими от меня корону!

– Благодарю вас! Слишком поздно…

– Франциска, ты ненавидишь меня! – сказал король, поднимаясь на ноги и протягивая к ней руки.

– Нет, – ответила она спокойным голосом и, не оглядываясь, ушла в свою комнату. Король и Лотрек слышали, что она заперла за собой дверь на ключ.

Король Франциск был вне себя от горя и бросился на шею Лотрека.

– Ты честен и добр, как твоя сестра! – сказал король взволнованным голосом. – Но вы оба избавлены от тех забот, которые налагает на меня королевская власть. Мне приходится делать ошибки, которые чужды моей душе. Сохрани мне дружбу Франциски, Лотрек. Я пропаду без нее и мы все…

На дворе послышался топот лошадей и протяжные звуки охотничьих рогов. Флорентин вошел в переднюю. Узнав от слуг, что король отправился к графине Шатобриан, он последовал за ним.

На этот раз он не мог выбрать более неудобного момента.

Король, увидя его, громко воскликнул:

– Ты опять здесь, бессовестный человек, и, вероятно, пришел с целью подсматривать за мной! Но ты напрасно воображаешь, что можно безнаказанно подделывать почерк короля!.. Этот негодяй написал твоей сестре, Лотрек!.. Но я справлюсь с ним! Помни, прелат, что если ты еще пять минут пробудешь в замке Коньяк и когда-нибудь опять попадешься мне на глаза, то твоя одежда не избавит тебя от постыдного наказания. Убирайся вон отсюда или я велю прогнать тебя насильно!

Флорентин поспешно удалился.

Неожиданное появление прелата отвлекло короля от мучившего его раскаяния. Без этого перерыва король, вероятно, не был бы в состоянии сесть на лошадь и отправиться на шумную охоту при свете факелов.

В душе Франциски не было ни малейшего сомнения относительно постигшего ее несчастья. С таким чувством смотрит хозяин на пожар в своем доме; он знает, что светлое пламя лишит его крова, не оставит камня на камне от его прежнего жилища и что ему придется остаться среди поля, несмотря на темную бурную ночь. «Счастье для меня невозможно! – сказала себе Франциска. – Погоня за счастьем заставила меня забыть мои семейные обязанности. Я вернусь к ним и вынесу месть графа…»

Франциска, занятая этими мыслями, попросила всех удалиться и осталась одна в темной комнате. Она не пролила ни одной слезы; прошло то счастливое время, когда она еще могла плакать и в душе ее происходила борьба между разочарованием и надеждой на лучшую будущность. Разве у нее могли быть какие-либо сомнения в своем несчастье после оскорбления, нанесенного ей королем? Быть может, он поступил с ней таким образом по совету ее врагов, но одно казалось ей верным: он больше не любит ее.

В эти полчаса, которые она провела в темной комнате, она думала, что ей следует сделать перед отъездом. Затем она позвала Бернара. Когда он зажег свечи, она подала ему великолепную шкатулку черного дерева, украшенную резьбой и золотыми инкрустациями. В этой шкатулке лежали кольца, браслеты и цепочки, полученные ею в подарок от короля.

– Возьми все это, – сказала она тоном, не допускающим противоречия, – и расплавь все эти вещи на огне в один слиток.

Отправив слугу, она написала королю письмо и завернула в шелковый платок те вещи, которые думала взять с собой в дорогу. При этом она заметила на ковре маленькую склянку, которую Марго выронила из рук во время ее обморока. На дне склянки был наклеен билетик с надписью на итальянском языке «яд». Рука ее дрогнула, но она решила выполнить до конца придуманный ею план. Она пренебрегла своими обязанностями ради любви к королю; неужели она вторично откажется от них из-за горя, которое он причинил ей? Дремавшее материнское чувство проснулось в ее душе:

– Быстрая смерть была бы всего приятнее мне в эту минуту, – прошептала она, – но я принадлежу моему ребенку!..

Она хотела тотчас же уехать в Шатобриан и объявила Бернару, что он должен сделать все нужные приготовления к дороге и что только он один будет провожать ее.

Король Франциск не подозревал этого, хотя охота, против ожидания, не доставила ему ни малейшего развлечения. Он увлек за собой красивую Анну в уединенную часть леса, но почти не обращал на нее никакого внимания. Им овладело лихорадочное беспокойство, он казался рассеянным и без всякой определенной цели гнал свою лошадь по лесу, приглашая по временам молодую девушку следовать за ним повелительным жестом руки. Несколько раз ей угрожала опасность падения, потому что в тех местах, где они ехали, было совершенно темно. Наконец мадемуазель де Гелльи, выведенная из терпения упорным молчанием короля, объявила ему наотрез, что не может долее сидеть на лошади.

Это случилось в то время, когда Химена, узнав о намерении Франциски уехать тайно из замка, позвала Лотрека, чтобы он уговорил свою сестру позволить им проводить ее в Бретонь. В этом заключалась их единственная просьба; они знали, что им не удастся удержать ее от поездки в Шатобриан, так как это решение было вызвано раскаянием и могло до известной степени успокоить несчастную женщину.

На все их просьбы и убеждения Франциска отвечала упорным отказом.

– Я одна убежала из замка Шатобриан и одна возвращусь туда, – говорила она.

Благодаря этим переговорам отъезд Франциски настолько замедлился, что король успел вернуться с охоты. Тяжелое предчувствие не давало ему покоя. Уступая просьбе Анны, он снял ее с седла, не останавливая своего коня и беспокойно оглядываясь по сторонам, точно прислушивался к шепоту невидимых духов в темном лесу. «Она хочет покинуть меня!» – вскрикнул он неожиданно, не помня себя от отчаяния. Голос его дико раздался в мрачном буковом лесу. Анна де Гелльи едва не бросилась бежать от испуга; ей пришло в голову, что король сошел с ума. Но прежде чем она успела выполнить свое намерение, король исчез из ее глаз. Он остановился на минуту в раздумье, но вслед за тем, пришпорив своего коня, полетел стремглав по лесу, не разбирая дороги. Ему казалось, что быть может ему удастся помириться с Франциской, если он успеет застать ее в Коньяке. Он был уже на опушке леса и видел издали освещенные окна замка, но тут конь его, изнемогавший от усталости, споткнулся и грохнулся всей тяжестью на землю. Король полетел вместе с ним, причем ударился головой о ствол букового дерева и на несколько минут потерял сознание. Когда он пришел в себя, то сделал попытку подняться на ноги, но от сильной боли не мог сдвинуться с места. Прошло около часу, пока один из егерей, услышав отчаянный крик Анны де Гелльи, вывел ее из лесу, затем столько же времени отыскивали короля. Весеннее солнце высоко поднялось на небе, когда короля Франциска внесли в замок на носилках. Первым его вопросом было: где графиня?

– Она приказала передать вам эту шкатулку, – сказал камердинер.

– Где графиня? – повторил король.

– Говорят, она уехала в полночь из замка с графом Лотреком.

– О Боже!.. Этого еще недоставало!.. Открой шкатулку, Мартен! Нет ли в ней чего-нибудь?

– Слиток золота и письмо!

– Распечатайте скорее!.. Я не могу двигаться. Держи письмо, я прочту его.

Письмо было следующего содержания:

«Вот кольца, браслеты и цепочки, подаренные мне королем; они все в этом слитке. Письма и девизы, писанные его рукой, уничтожены; но я никогда не забуду их, хотя он пренебрег моей любовью или не понял ее. Желаю ему счастья! Вряд ли найдется в целом мире человек, который желал бы ему счастья более меня.

Франциска де Шатобриан».

– Я потерял свое лучшее сокровище! – воскликнул с отчаянием король, закрывая лицо руками. Изнемогая от нравственной и физической боли, он громко застонал, но тотчас же овладел собой и, приподняв голову с подушки, проговорил с живостью:

– Пошлите тотчас гонцов по дорогам в Барбезие, Пон и Ангулем и по всем тропинкам, ведущим к Гаронне. Если они, не настигнут графиню на пути, то пусть едут в замок Фуа!.. Скажите графине, что король Франциск умоляет ее вернуться в Коньяк, что он болен и может умереть, не простившись с нею…

Герцогиня Ангулемская сидела в комнате и слышала распоряжение короля. Все несчастия разом обрушились на ее голову: Флорентин изгнан, ее сын – при смерти и более чем когда-нибудь любит ненавистную для нее графиню Шатобриан…

Она не подозревала, что Франциска отправилась в Бретонь к своему мужу.

Глава 15

Граф Шатобриан по-прежнему жил в старой башне своего замка. Благодаря Флорентину, который обманывал его ложными известиями, он оставался в бездействии после отъезда короля из Фонтенбло. Герцогиня охотно воспользовалась бы таким союзником для своих целей, но, вступив в роль правительницы, она считала неудобным выдать Франциску, порученную ей королем. Правительница и Флорентин были убеждены, что Франциска рано или поздно сама должна будет выехать из Фонтенбло и что тогда не трудно будет отправить ее в замок Шатобриан. Ввиду этого и опасаясь новой неуместной выходки со стороны бретонского графа, Флорентин дал ему совет вернуться в свой замок и ожидать развязки истории, которая должна неизбежно кончиться в его пользу. При этом прелат обещал мужу Франциски заботиться о его интересах и ежемесячно извещать о ходе событий. Граф Шатобриан охотно последовал этому совету и вернулся в Бретонь. Он не был способен предпринять теперь что-либо, потому что после ушиба при падении в Фонтенбло чувствовал сильную боль в голове; то, что не успело сделать красноречие прелата, довершила физическая слабость и потребность покоя. В первое время он ежемесячно получал известия через монаха из Анжера и пришел к убеждению, что может спокойно ждать, так как дело его в надежных руках. Флорентин, извещая его, между прочим, об отъезде графини в Фуа, писал ему: «Отношение Франциски к королю следует считать порванным благодаря ее бегству из Фонтенбло. Вы можете принять решительные меры, когда король вернется во Францию, а если что случится с графиней в настоящее время, то это только возбудит к ней участие короля. Я извещу вас, когда наступит пора действовать и вы сможете без опасения расправиться с графиней». В том же духе писал Флорентин из Мадрида и уверял графа, что все кончено между королем и Франциской.

Весть о возвращении короля во Францию дошла и до далекой Бретони, но граф Шатобриан терпеливо ждал известий от Флорентина в убеждении, что может вполне положиться на него. Между тем прелат был настолько занят событиями в Коньяке, что ему и в голову не пришло исполнять взятое на себя обязательство, тем более что он сам не знал о намерении графини вернуться в Бретонь.

Таким образом, в замке Шатобриан никто не ожидал прибытия графини, когда она остановилась у ворот с Лотреком, Хименой и Марго.

Было теплое весеннее утро. Граф выехал в лес на соколиную охоту. Жилловер сторожил старую башню; Луизон с Констанцией сидели у окна, обращенного на север, и смотрели на лес за Шерой, куда отправился граф; они не могли видеть графини и ее спутников, которые подъехали с южной стороны.

Мертвая тишина царила в новом замке, у которого приезжие сошли с лошадей. Сердце Франциски усиленно билось; она не могла дать себе ясного отчета: заговорило ли в ней материнское чувство в ожидании свидания с дочерью, или она думала о том, что ей предстоит очутиться лицом к лицу перед ее грозным судьей и покориться его приговору? Напрасно Лотрек и Химена отговаривали ее от этой поездки и советовали удалиться в монастырь. Она упорно стояла на своем. «Я хочу видеть мою дочь, – говорила она, – вы забываете, что на мне лежит нравственный долг; я должна исполнить его!»

У ворот замка она хотела проститься со своими спутниками, но Лотрек и Химена наотрез объявили ей, что не оставят ее и пробудут в замке более или менее продолжительное время, смотря по поведению графа. Она возражала против этого, хотя видно было по ее лицу, что она боится оставаться одна и готова с благодарностью принять их предложение.

– Здесь нет ни единой души, – сказал Лотрек.

– Вот Батист! – возразила графиня, указывая на слугу, который поспешно шел к ним из старого замка, но потом, взглянув украдкой на окно среднего этажа, умерил свои шаги и медленно подошел к каменному мосту, ведущему в башню, у которого стояли приезжие.

– Ты бросил меня, Батист! – сказала графиня, делая усилие, чтобы улыбнуться. – Вот я сама приехала навестить Констанцию! Здорова ли она?

– Да, только, ради Бога, не входите в замок! – ответил заикаясь Батист, вытирая слезы, выступившие на его глазах. – Графа нет дома. Замок пуст как церковь! Уезжайте скорее… или нет… Теперь самое удобное время! Захватите Констанцию… Мы вломимся в дверь; там никого нет, кроме старого Жилловера. Когда вернется граф, вы уже будете за несколько миль отсюда.

– Нет, не нужно!.. Прошло время, когда можно было это сделать. Но тогда ты изменил мне, Батист…

– Не обвиняйте меня! Это было единственное средство приобрести доверие графа! Я хотел бы еще раз услужить вам в моей жизни и сделаю все, что вы прикажете. Только не оставайтесь здесь; это было бы для меня величайшим мучением в мире.

– Я должна это сделать! Пойти и доложи о нашем приезде.

– Жилловер не отворит дверей, если увидит вас. Если бы вы знали, что это за человек!

Батист был прав. Жилловер не пустил графиню в башню и лишил ее возможности увидеть Констанцию, Таким образом, приезжим оставалось только ожидать возвращения графа, что могло быть не раньше вечера, и водвориться в новом замке, хотя они не были уверены, что вернувшийся хозяин позволит им остаться в нем. Из-за этой неопределенности они провели мучительный день, который показался им бесконечным.

Франциска удалилась в свою комнату. Она нашла ее в том виде, в каком оставила при своем отъезде в Блуа; платье, которое она сняла, одеваясь в дорогу, лежало на кресле; густой слой пыли покрывал все предметы, как будто ни одна человеческая нога не входила в эту комнату; птица в клетке, по-видимому, околела с голоду, она лежала, покрытая пылью, так что ее с трудом можно было разглядеть; тяжелый, удушливый запах наполнял комнату.

Франциска особенно мучилась при мысли, что ей пришлось опять вернуться в эту комнату, из которой ее выгонят через несколько часов и вероятно самым оскорбительным образом. Но Марго, по обыкновению, не задавалась никакими вопросами; она отворила окно, чтобы освежить воздух, и деятельно принялась стирать пыль и убирать комнату, так что посторонний зритель мог подумать, что дело идет только о наведении порядка после долгого отсутствия хозяйки дома.

В это время Химена и Лотрек ходили взад и вперед по красивой галерее нового замка, украшенной арками, которая считалась чудом архитектурного искусства в первобытной Бретони. Химена была в печальном настроении духа. Она все еще не могла прийти в себя от неприятного впечатления, произведенного на нее полным невниманием короля. Он даже не удостоил спросить о ней! Несмотря на всю свою преданность графине Шатобриан, она чувствовала себя глубоко оскорбленной той ролью, которая выпала ей на долю, и при своем мрачном взгляде на жизнь мысленно решила, что она должна навсегда отказаться от радостей любви. «Отец прав, – думала она. – Мне суждено быть вечной помехой для других. Я принесла одно горе Франциске, а для короля я была не более как игрушкой, представлявшей мимолетный интерес. Если бы я имела право признаться ему в любви, то быть может и на мою долю выпало бы несколько счастливых минут. Но чем бы ни кончилась моя безотрадная и никому не нужная жизнь, я не буду обманывать других кажущейся привязанностью в надежде найти в ней утешение».

Это относилось к Лотреку, который полюбил ее со всей горячностью и чистосердечием первой любви. Она боялась объяснений с его стороны и твердо решила отказаться от его руки. Если граф Шатобриан не позволит ей остаться в замке, то она поступит в монастырь и бросит навсегда этот свет, который до сих пор ничего не принес ей, кроме горя и разочарования. Задавшись этой мыслью, она упорно отклоняла признание Лотрека и старалась свести разговор на опасность, грозившую Франциске. В это время залаяли собаки и послышалось ржание лошадей: граф Шатобриан возвратился с охоты и, не сходя с лошади, выслушал доклад Батиста, встретившего его у ворот.

Франциска бросилась в испуге к Лотреку и Химене; руки ее дрожали; она не могла выговорить ни слова.

Граф Шатобриан передал своего сокола охотнику и взял из рук последнего убитую птицу, чтобы показать дочери. Затем он сошел с лошади и направился к замку. Франциска с волнением смотрела на дверь, думая, что граф пройдет в башню через галерею. Химена и Лотрек стояли около нее в ожидании бурной сцены. Но дверь не отворялась. Граф вошел особым входом; когда они оглянулись, то увидели его на самом конце галереи. Он шел, повернувшись к ним спиной, и через минуту скрылся из виду.

– Он не заметил нас, – сказала Химена, – или быть может он хочет приготовиться к предстоящему свиданию с Франциской!

Но прошел час, а в пустом замке не слышно было ни малейшего признака жизни.

Наконец Лотрек, потеряв терпение, воскликнул:

– Это невыносимо! Я пойду к нему…

– Ради Бога, не оставляй меня одну… – сказала Франциска.

– Ну, так пойдемте втроем, – ответил Лотрек и, пригласив обеих женщин следовать за ним, прошел быстрыми шагами висячую галерею и постучал в дверь. На это не последовало никакого ответа. Лотрек осмотрел замок, чтобы убедиться в его прочности, но, к удивлению, дверь оказалась незапертой и он открыл ее настежь. Они увидели графа, сидящего за ужином с Констанцией; Луизон стояла за стулом девочки, Жилловер – за стулом графа.

– Констанция! – воскликнула Франциска, подбегая к дочери и покрывая ее поцелуями. Девочка не узнала ее и с испугом схватилась за платье Луизон.

– Это твоя мать, Констанция! – сказал граф, вставая с места и холодно раскланиваясь с Лотреком и Хименой. Он не сделал ни одного вопроса Франциске, но вежливо отвечал ей, когда она обращалась к нему, и видимо следил за собой, чтобы не сказать ей чего-нибудь неприятного. Когда она выразила желание, чтобы Констанция переселилась к ней в новый замок, он спокойно отказал ей, не объясняя причины, которая была слишком очевидна: девочка любила отца и едва помнила свою мать.

Таким образом, по прошествии недели Лотрек совершенно успокоился и пришел к убеждению, что нет ни малейшего основания ожидать какого-либо насилия над Франциской со стороны графа или особенно неприятных сцен. Он хотел уехать, считая свое присутствие совершенно лишним, но Химена упросила его побыть еще некоторое время в замке Шатобриан.