Привидение на просеке. Ведьма 0.5

– Надо по тропке, что углом леса идёт, пройтись. Помнишь, как в позапрошлом году пьяный Любимов башку там расшиб?

– И пустошь проверить надо.

– Собирайте всех, кого соберёте, встречаемся через полчаса у лестницы на угоре. И посматривайте по сторонам, мало ли что.

Вернувшийся уже в ночи Семён устало плюхнулся на стул и отрицательно покачал головой. Ольга всплеснула руками, запричитала и бросилась разогревать мужу давно остывший ужин.

8. Чёрный овраг

Физика нашего мира не предусматривает бесконечных поленниц. Я не рассчитывала на столь быстрый и бестолковый расход дров. Придётся идти на поклон к пастушку. Ни капли гордости. Ни крошки самоуважения. Жалкая букашка, которую и раздавить-то гадко. Так себе амплуа. Но дрова важнее.

Дожди кончились, лес и луг подсохли, пришла пора проведать, оказалось ли гидротехническое сооружение мальчишек гениальным или просто очень хорошим. Женька и Динка уже торчали на угоре, когда Петька пришёл к месту встречи. Вскоре подбежали Сашок и Толян.

Спустившись с угора, Петька заметил Рину, которая сидела на лавочке у тропки к баням и читала книгу.

– Эй, Рина!

– А? Что? – Девчонке потребовалось около минуты, чтобы осознать, где и с кем она находится.

– Пойдёшь с нами плотину смотреть?

Рина посмотрела куда-то за горизонт, задумчиво склонила голову в одну сторону, в другую, а потом решительно согласилась:

– Да. Пойду.

Возле Лукогорья росли берёзовые рощи и светлые лиственные леса, но на другом берегу Облепиховки, за поворотом реки к северу от деревни стоял частый ельник, у самого берега переходящий в плотные заросли ивняка. От солнечного цветного луга, по которому шагала компания, этот лес казался непроходимой тёмной стеной с угрожающе торчащими зубцами сверху.

Дожди наполнили реку силой, уровень воды поднялся до самого края берегов. Обычно на перекате речку переходили по простому дощатому настилу, лежащему на камнях. Но прилив сорвал верёвки с одной стороны берега, и частично поломанные деревянные плотики сбило в кучу. Петька, скинув сандалии, начал перебираться через реку, однако почти сразу увяз до колена, ощущая, как быстро мёрзнут ноги в холодной воде. Не останавливаясь и не давая себе задуматься о разных неприятных «вдруг», Петька добрался до другого берега.

Друзья, оставшиеся сзади, не торопились рукоплескать первопроходцу. Сбившись в кучку, компания что-то горячо обсуждала.

Сашок и Толян под руководством Рины вытащили два плотика из настила, и переправа началась. Забравшись на один плотик, девчонки ждали, пока мальчишки перетащат второй вперёд, перепрыгивали на него, ждали снова, и так постепенно продвигались над камнями и водой. Вся эта эпопея сопровождалась взвизгами, смешками, отвлечённой болтовнёй, и к моменту завершения перехода все уже забыли, куда и зачем направлялись. Подъём в гору по заброшенной, наполовину заросшей дороге прошёл бодро и весело.

Уже истончившийся Синий ручей неторопливо стекал к реке по своему обычному руслу. На камнях болтались клочки водорослей, вдоль вязких берегов росли пучки болотных трав, к журчанию воды примешивался едва различимый шорох мелких камней, перебираемых ручьём в углублениях дна.

Остатки плотины в виде нескольких жердей сиротливо валялись вдоль русла и по берегам, показывая, сколь мощный поток смыл все жалкие построения мальчишек.

Компания приуныла. Рина, не ставшая спускаться вдоль канавы русла, попрыгала туда-сюда и громко сообщила:

– Смотрите, как дальше всё размыло. Целый каньон. – Звенящий голос донёсся уже откуда-то сбоку, из-за деревьев. – Идёмте, посмотрим, куда вода шла, пока плотину не снесло.

Некогда Чёрный овраг был устрашающим разломом леса, но со временем склоны его поросли лесом, сгладились, и от собственно оврага остались лишь несколько круч, высота которых не превышала пары метров. На дне оврага были заметны промоины и следы стихийного потока, местами растащившего верхний слой грунта. Поток принёс с собой следы близкой цивилизации, оставив в безлюдном овраге блестящие фантики и пару смятых пластиковых бутылок. Эти крошечные дополнения полностью меняли впечатление от места, превращая зловещий овраг в обычный лес.

Компания, обсуждая силу произведённых разрушений, начала пробираться по склону вниз, то и дело застревая и споря обо всём, что только было связано с понятием «вода».

Подмыв одну из круч, поток воды обнажил корни нескольких старых деревьев, и теперь они торчали из склона неопрятными клубками самых замысловатых переплетений.

Рина вдруг остановилась и показала куда-то в центр этой кучи:

– Смотрите! Там что-то блестит. Будто золотинка.

Петька напрасно напряг взгляд в поисках яркой искорки. В хитросплетении и извивах корней не было не только золотинок, в них не было ни одной крошки тёплых цветов. Не то, что жёлтого, но даже и бежевого.

Сашок со смешком ответил:

– Фантик.

Рина подошла к нагромождению кривых и изломанных корней вплотную, пытаясь рассмотреть что-то видимое ей одной внутри одного из коконов. Толян вдруг встрепенулся и резко крикнул:

– Стой!

Ведьма полуобернулась, и Толян веско добавил:

– Там мертвяк.

Рина вгляделась и через несколько секунд отпрыгнула назад, издав сдавленное и глухое «ой».

Петька напрасно изучал грязную кучу. Никаких мертвецов из веток и прутьев не складывалось. Девчонки боязливо огляделись и прижались друг к другу. Толян подошёл и встал рядом с ведьмой. Указав пальцем на тёмный камень глубоко под корнями, он объяснил:

– Это череп.

Сухая констатация Толяна повергла Петьку в оцепенение. Острое желание отвести взгляд было подавлено неукротимым любопытством.

На тёмно-коричневом булыжнике не было видно ни глазниц, ни каких-либо анатомических деталей. Это был просто камень. Лишь один светлый кусочек чуть выделялся на фоне остальной поверхности. Петьке сначала показалось, будто это толстая гусеница ребристой полоской улеглась на выступе камня, но статичность и мертвенная тусклость пятна опровергали догадку. Из глубины сознания притекла желеобразная, медленная и ужасающая догадка: «Зубы!»

Женька пронзительно завизжала.

Сашок грубо толкнул девчонку в бок и резко скомандовал:

– Заткнись!

Рина заметила:

– Зубы целы и все хорошие. Она умерла молодой.

Толян поддержал разговор:

– Рёбер не видно, но вон, видишь, кисть торчит. Гребешок, будто раковина инопланетная. И ноги должны быть, если их, конечно, не смыло.

– Скорее, растащило корнями. Дерево-то, считай, сквозь неё проросло.

Хладнокровное обсуждение привело Петьку в раздражение. Подобная сцена была бы уместной в криминальном детективе, который уютно читать зимним вечером на тёплом диване. Но в тёмном лесу Чёрного оврага изучение картины чьей-то смерти вызывало инстинктивный, идущий из какого-то древнего центра мозга протест. Надо выбираться отсюда и поскорее.

Вздохнув, Рина куда-то в воздух неопределённо спросила:

– Интересно, и почему я так уверена, что это была «она»?

Динка вовремя запечатала рот подружки ладонью, и вместо очередного визга Женька издала лишь жалостливый всхлип. Убедившись, что Женька затихла, Динка спросила:

– Это… это… не Лара?

– Нет. Лара ещё не успела корнями обрасти. Лара, может, даже и помереть не успела. А этой дамочке лет сто уже. А, может быть, и двести. – Хихикнув, Рина весело добавила. – А может, полкило.

– Почему она в лесу, а не на кладбище?

– Кто его знает. Шла по лесу, упала, кости переломала, умерла. Может, искали её, но не нашли. Сверху пласт земли сполз и тело закрыл. Всё.

– Не так уж высоко, чтобы расшибиться. Это надо вниз головой прыгнуть, желательно на камень, а здесь мягкая земля.

Женька отвернулась и отбежала в сторону, закрыв лицо руками. Петька подошёл и приобнял плаксу за плечи, надеясь, что она перестанет терзать его уши изматывающими хлюпающими звуками.

Рина выпрямилась и задумчиво добавила:

– Да уж, специально считать будешь и не угадаешь, чтобы так точно эти корни подмыть. Повезло вам… Хотя как сказать. Лукогорье ждёт нашествие разных умных дядек, которые будут репы чесать, да придумывать теории вокруг того, уж не нашлась ли в русском лесу давно потерянная мумия какой-нибудь древнеегипетской принцессы.

Сашок встал рядом с Риной и задумчиво спросил:

– Как думаете, кто она? И почему её не нашли? Не искали?

– Крестьянка местная. Пошла по грибы-ягоды, заблудилась, потерялась. А не нашли, потому что искали в другой стороне.

Динка дополнила шеренгу любопытных, пристроившись сбоку от Толяна:

– Крестьянки по одной в тёмные леса не бегали. И аукались, далеко друг от друга не отходили. Да и как здесь потеряться? Ясно, что вниз надо спускаться, к реке, по реке к людям всегда выйдешь. Да и деревню в ясный день видно.

Оглядев шеренгу гадателей на костях, Петька попытался воззвать к здравому смыслу:

– Эй, трепачи! Дома теории строить будете. Пошли обратно, нам ещё до деревни добираться. Пока придём, пока расскажем, день кончится.

Рина кивнула и начала подниматься вверх. Остальные последовали за ней.

Взяв Женьку за руку, Петька потащил всхлипывающую девчонку по лесному бездорожью. Звуки, издаваемые Женькой, были остро неприятны, но ощущение беззащитности девчонки, плетущейся рядом, Петьку вдохновляло. Так приятно быть сильным и смелым. Да ещё и заботливым.

Вынырнув из леса на берег реки, Петька испытал радость избавления от страшной сказки, но все остальные казались спокойными, будто находка черепа нисколько их не взволновала. И всё же переправу уже не затевали. Все быстро перебрались вброд самостоятельно, лишь изредка протягивая друг другу руки и предупреждая о скользких камнях или торчащих ветках.

На лугу компания начала болтать о скорости разложения тела, способах перелома костей и прочей мертвечине.

– Интересно, что сказала бы Глаша, узнав о такой находке?

– Сочинила бы сказку про несчастную принцессу, запертую в зачарованном лесу. И обязательно с привидением в конце. К которому нельзя подходить, а то будут проблемы с возвращением из потустороннего мира.

– А может, это была бы сказка про глупую принцессу, которая подошла к привидению, и оно утащило её на тот свет. Но не совсем. И теперь они вдвоём гуляют по тёмному лесу. Подружками, так сказать.

Петька прибавил шагу, утаскивая хнычущую Женьку подальше от бесед о смерти. Но он не столько заботился о девчонке, сколько бежал от равнодушных голосов. Версии и домыслы компании раздражали его непринуждённостью и весельем, которое нет-нет, да проскакивало в интонациях друзей.

Почему-то Петьке казалось, что кто-то могущественный наблюдает за беспечной компанией из оставшегося позади тёмного ельника. И этому наблюдателю не по душе весёлое настроение тех, кто только что раскрыл страшную тайну леса.

Объяснения в старой колхозной конторе отняли у Петьки последние силы. Узнав о находке детишек, Тихон позвал в контору Семёна и ещё пару деревенских мужиков, после чего торжественно заявил, что дело это секретное, и болтать о нём не следует. Потому что если разболтать, уже завтра на рассвете кости будут затоптаны и растащены на сувениры. А неплохо бы сначала разобраться, что это за кости, и по какому праву они без спроса и уведомления взяли и залегли в лукогорском лесу.

Договорившись поутру убедиться в том, что кости не есть явление массовой детской галлюцинации, взрослые велели всей компании отправляться по домам.

Выйдя на крыльцо, Рина потянулась руками вперёд и весело констатировала:

– Отличный денёк. Отдохнула на славу. Кому рассказать, и не поверят.

Толян развёл руками в стороны и парировал:

– Если тебе не поверят, что же мне рассказывать?

Рина рассмеялась. Серебристые, переливающиеся нотки этого смеха отдались в голове Петьки мощным и болезненным набатом. Он сбежал с крыльца и бросился домой.

9. Сплетницы

Сегодня на повестке дня: 1. Семейные ценности. 2. Вступление обитателей колдовского болота в колхоз. 3. Стихи о весне.

Между прочим, в колхоз мы давно вступили. Отшельница в артели кружевниц единственная мастерица. Старый кузнец в бригаде плотников запевалой числится. А почему Белолицу в коровник пригласили, мне неведомо. Тёмная это магия.

Ты улыбнёшься, Север? Когда-нибудь. Может быть.

Петьке представлялось, что после страшной находки всё Лукогорье переполошится и забурлит догадками о том, чьи же останки обнаружились в овраге. Но никого этот вопрос не заинтересовал. Рина проводила Тихона к костям, Тихон проводил к костям приехавших ментов, менты поглазели на кости и заявили, что кости слишком старые и не относятся к их юрисдикции. Тихон сообщил о костях «куда надо», и на этом всё затихло. Слухи, конечно, разошлись, но желающих тащить кости на сувениры не нашлось.

Петька бесцельно слонялся по деревне, мысленно ругая приятелей, занятых собственными делами. Сашок возился с больной бабкой, Толян мучился с задачником. Уговаривать их Петьке было лениво, но и одному искать себе приключений не хотелось.

Петька проверил заросли малины, они предсказуемо оказались ещё зелёными. Петька поглазел на карасей в прудике Клавки, прикинул, что их можно ловить детским сачком для бабочек. Петька вышел и постоял на дороге, но так и не переступил волшебный круг притяжения Лукогорья. Идти было некуда.

Потом Петька заметил, что Валька и Рина остановились поболтать под забором Мотьки. Разработки специальной операции по проникновению в чужой огород не требовалось, но Петька вообразил себя спецназовцем, выполняющим ответственное задание на территории потенциального противника. Добраться до зарослей шиповника, поддерживающих забор Мотьки в условно вертикальном состоянии, удалось минуты за две.

Единственной заминкой стала жирная гусеница, свалившаяся на Петьку с погибающей яблони. Тело гусеницы оказалось усыпано тёмными точками. Присмотревшись, Петька понял, что точки – это крохотные отверстия, потенциальную бабочку сожрали личинки осы. Брезгливо стряхнув с себя агонизирующее существо, Петька прислушался к заботливому голосу Вальки:

– Ты одна везде бегаешь. А у нас всякое случается.

– А в столице всякого не случается? Там каждый день девчонки пропадают.

– Там людей много, кто-нибудь да поможет.

– Как раз такая наивность многих и губит. Скажи, а, может, Ларка на заработки подалась? А не предупредила, потому что… да мало ли почему, сто причин может быть. Автобус увидела, села, да и думать забыла про родную деревню. Опомнится через месяц-другой, даст о себе знать. Может, и вернётся.

Валька шумно и тяжело вздохнула:

– У Ларки всё было. У неё родители в разводе, и мать снова замуж вышла. А отец нефтяник, деньги хорошие зарабатывает, и на алименты никогда не скупился.

После небольшой заминки Рина выдвинула следующую версию:

– Сейчас ведь экзамены всякие вступительные. Вдруг она поступать уехала, а говорить не хотела, чтобы не заклевали, если провалится? Кончится страда абитуриентская, и Ларка вернётся, студенческим билетом хвастаясь.

– Ларка? Студентка? Не смеши мои уши. Она и школу еле вытянула.

– А кавалеры у неё были?

Сломав ветку черёмухи, Валька отмахнулась от налетевших комаров и чуть назидательно ответила:

– Да какие тут кавалеры…

– А парень такой высокий, с веснушками – разве не твой кавалер? Я сначала подумала, что с такой физиономией он наверняка местный заводила. Но я ему пару раз улыбнулась, так он даже не заметил. Только ты не ревнуй, если у вас серьёзно. Я ничего такого, просто улыбнулась.

– Жорка хороший.

– Ой, а порозовела-то как. Он тебе нравится!

– Тсс, не болтай попусту.

– Не буду. Может, у Ларки тайный воздыхатель был?

– Что тут тайного. Венька пытался за ней приударить. Но Венька у нас вроде лампочки сигнальной. Если он за девицей пытается приударить, значит, выросла девица, в пору на выданье вышла. Он и мне всякие цветочки-платочки дарить пытался. Я его на смех подняла, да он тот смех за знак внимания принял.

Рина весело заметила:

– Ой, спасибо, что предупредила. А то я на платочек уж было повелась.

Девушки захихикали, и Валька дополнила:

– Мотька в Ларку был влюблён. Подарки несуразные приносил. Таскался за ней повсюду. Даже петь под гитару пытался. Но неуверенный он, Мотька, хотя и симпатичный. Ну и бедный, конечно. Так и заглохло всё.

– Я ещё не всех выучила. Мотька – это который комбайнёр у Семёна?

– Да, тот самый. Было дело, и Лёшка огородным рабом у Ларки целое лето трудился. Только обманула его Ларка, в тёплых объятиях не согрела. Он на зиму в Подолье уехал, а как вернулся – всё, отрезало всю любовь. Клавка его потом окрутила, в прошлом году свадьбу сыграли.

Хлопнув в ладоши, Рина воскликнула:

– Так мало кавалеров, что пачками обманывать можно!

Валька иронично-назидательно ответила:

– Кавалеров не счесть, да пуда соли с ними не съесть.

– Может, у самой Ларки любовь какая несчастная приключилась?

– Да нет. Ларка о богатом муже мечтала. Чтобы он ей дорогие подарки притаскивал да по заграницам возил. И чтобы пройти с ним по какой-нибудь красной дорожке. Ну, знаешь, машина красивая медленно притормаживает, останавливается, мужчина распахивает дверцу, а из машины нога в туфельке на шпильке высовывается. А потом разодетая дива, сверкая бриллиантами, улыбается сотне фотокамер.

Фыркнув и хлопнув ладонью по ноге, Рина придумала:

– Прикинь, лет через десять сидим мы у телека, а там вдруг Ларка на красной дорожке. Вся в бриллиантах и улыбках. С богатым мужем. И мы давай диванные подушечки жевать с досады и зависти.

– Нет. Мы давай смеяться, потому что бриллианты на Ларке мелкие да фальшивые, не чета нашим первоклассным.

Звонкий смех разбежался вдоль деревенской улицы. Девушки пошушукались ещё немного, потом Рина заторопилась восвояси, а Валька ушла в свою сторону.

Петька принялся было выполнять спецоперацию по незаметному возвращению героического разведчика к своим, но передумал и неторопливо побрёл прочь, взметая дорожную пыль и пугая куриц.

10. Ведьма в церкви

Скатерти, салфетки, рюмки, вилки, плошки… Надоел этот бесконечный и никчёмный учёт. Неужели можно всерьёз думать, что если бы у меня было сокровище, я бы сидела в родном болоте?

Отдала Акулинке кружевной капор старой княгини, и она напялила его задом наперёд. Умора. Но приезжий комиссар рассердился. Совсем нет чувства юмора у строителя новой жизни.

Ольге приспичило отправиться в соседнее Сидаково, в церковь Святой Троицы. И волей-неволей Петьке пришлось тащиться вместе с тёткой. Сидаковская развалюха была последним местом на планете, где Петька хотел бы оказаться. Однако проигнорировать строгое указание Семёна было невозможно. Порыв Петьки промямлить что-то вроде «не-не-не» Семён счёл выражением радости и безусловным согласием с мнением старшего в доме.

Ольга вспоминала о православии три-четыре раза в год. Приодевшись и придав своим мыслям благостное направление, Ольга приходила в храм, выстаивала службу, кидала немного денег в ящик с прорезью, общалась со знакомыми, после чего с лёгким чувством выполнения обязательной программы отправлялась домой.

Петька не понимал, зачем тётка ходит в церковь. Ольга брезговала целовать иконы, никогда не просила никаких благословений, не причащалась, не ставила свечей, да и крестилась торопливо-неумело. Но всё же в её внутреннем плане жизни был пункт «сходить в церковь», и она ходила, нисколько не задумываясь о логических несуразностях.

Сидаково встретило Ольгу и Петьку без всякой помпезности. Унылая Троицкая церковь казалась покосившейся сразу на все стороны. Новый купол ухитрился за пару лет перенять геометрию стен, и теперь будто стекал с барабана. Мозаика в нише над входом осыпалась больше, чем наполовину, во время ремонта пустые дырки замазали штукатуркой, отчего образ стал лоскутным и чем-то смахивающим на арлекина из балаганного театра. Но никто из местных этого не замечал, а приезжие тактично помалкивали.

На пыльном дворе храма собралось с десяток старух. До службы оставалось ещё немного времени, и Ольга начала ленивый переброс словами со старой Глебовной.

Огурцы, картошка, трактор, завтра не сегодня, дети разгильдяи, хороший хлопок, крыльцо, столбы, спина болит, и ничему-то не учат в этой школе, старая капуста, новый матрас, кефир полезен, конфеты подорожали…

Петька и не надеялся понять что-либо в этом женском словесном вареве. Ему представлялось, что медленная и тягучая беседа – лишь одна из голов бессмертного чудовища, которое с древнейших времён беспрерывно росло и умножало свои головы. Из каждого слова этих бесконечных женских говорилен вырастала новая многоголовая гидра, и все они немедленно начинали говорить.

Задумавшись, Петька не сразу заметил, что гидры приумолкли.

Между покосившихся столбов ворот храма стояла Рина. Сиделка пришла в церковь. В длинной тёмной юбке до щиколоток, ситцевой рубашечке с длинными рукавами и в простом белом платочке, завязанном по-деревенски под подбородком. Через её плечо была перекинута холщовая сумка на длинной лямке. Если бы кто-то из передвижников увидел это явление, Русский музей пополнился бы шедевром «Тревога перед исповедью».

Немного поколебавшись, Рина направилась прямо к Глебовне, и на мгновение у Петьки возникло ощущение, что явно растерявшаяся Глебовна спрячется за Ольгу.

Рина остановилась в метре от старухи и неуверенно пролепетала:

– Вы простите, Ульяна Глебовна, я совсем не разбираюсь в этих церковных премудростях. Вы не могли бы мне помочь?

Девушка смотрела на Глебовну с выражением уставшего ребёнка, просящего попить водички. Припухшие веки и тени под глазами портили лицо, делая Рину похожей скорее на Ольгу, чем на розовощёких деревенских девчонок. Пронзительная глубина серых глаз лишала сиделку ауры юной беззаботности и легкомыслия. И тонкая, хрупкая, воздушная Рина, чуть расставив ноги, попирала церковный двор так твёрдо, как не смог бы и какой-нибудь сказочный исполин. Местный дурачок Поруня, рубаху которого можно было спутать с двуспальным пододеяльником, занимал меньше места и оказывал меньшее давление на почву.

– Чего тебе надо? – Ответ Глебовны прозвучал очевидно резче, чем сама старуха хотела. И сразу за вопросом Глебовна широко улыбнулась.

Петька знал, что приоткрывшийся старческий рот с торчащими снизу клыками – улыбка, но Рине потребовалось время, чтобы осознать это. Видимо, уговорив себя, что вряд ли её слопают прямо у дверей церкви, Рина начала путаные объяснения:

– Вы, наверное, знаете, как молиться за мёртвых? Я всё хожу и думаю, что кто-то должен помолиться за ту несчастную из леса. Ведь тогда, давно, никто не узнал о том, что её убили. Никто не попросил спасения её души. А на ней крестик был. Нам надо позаботиться о ней.

Что-то особенное было в этих простых словах. И лукогорские, и сидаковский женщины вдруг стали выше ростом и шире плечами. Даже Поруня важно приосанился, будто понял, о чём речь.

– Что надо сделать, чтобы всё правильно было? Заупокойную службу заказать? Я совсем ничего об этом не знаю, может, вы сами объясните ситуацию батюшке Иоанну?

Глебовна подросла сантиметров на двадцать и обвела остальных старух взглядом победившей орлицы. Ну, и кто теперь будет спорить, что она, Глебовна – главный авторитет в вопросах веры?

Было уже абсолютно неважно, что дальше скажет Рина, но она ещё и сказала нечто поразительное:

– Если деньги нужны, так я принесла немного. Пётр Борисович мне дал, чтобы я всё решила.

Рина достала из сумки чистый, но немного помятый конверт и вложила его в тёмные, подрагивающие руки старухи.

Глебовна спокойно кивнула:

– Идём, я тебе объясню.

Если старуха и жалела о своём приглашении, то ничем этого не выдавала. Рина носилась по церкви, будто маленький ребёнок, наполняя тесное пространство звонкими вопросами:

– А это кто? А это? Это Иисус? Почему он в клеточку? А-а, не Иисус. А этот бог почему с ложкой? Опять не бог? Ага, лекарь. Хороший, значит, святой. Грустная какая Богородица, красивая. А вот той зачем жемчуга к лицу приклеили? Оклад? А ящик, значит, киот. Забавное слово. А вон та штука для чего? А вот эта?..

Батюшка Иоанн наблюдал за любопытной девицей с удивлением и явной опаской, замешкавшись начать службу. Приходские женщины взирали на экскурсию с откровенным неодобрением. Но Глебовна невозмутимо объясняла и то, и это, не обращая внимания на лёгкий шепоток, проносящийся сзади.

Наконец, она сделала Рине знак замолчать и встать чуть сзади. Рина простояла минут пять, а потом мелкими шажочками спиной вперёд двинулась к выходу, чтобы легко выскочить на крыльцо. Чуть поколебавшись, Петька последовал за ней.