В лапах Ирбиса

– Ника, это не шутки.

– Говори уже.

– Десять лет назад его подозревали в жестоком изнасиловании трёх школьниц, которых похитили и удерживали где-то неделю. Про это писали в газетах, но его имя нигде не фигурировало, будто кто-то позаботился о том, чтобы не осталось ни единого упоминания фамилии Барский в этом деле. Последнего человека, который посмел вспомнить эту историю в разговоре со своими друзьями, Барский избил до полусмерти. Иногда он слетает с катушек и ведёт себя как отморозок. – По телу пробежал неприятный холодок, но я от него отряхнулась, не собираясь поддаваться домыслам.

– Почему подозревали именно его? – Этот вопрос показался мне логичным.

– Вроде одна из потерпевших указала на него.

– И этого оказалось мало?

– Согласна, мутная история, я сама не поверила, когда услышала, зря тебе рассказала. Просто, возможно я не права, но если у вас всё так серьёзно, как все говорят, о подобном лучше знать. Только не забывай, что это ничем не подкреплённые сплетни.

– Не забуду.

– Это ещё не всё.

– Неужели? – К этому моменту началась первая волна недовольства в очереди, и я снова предпочла сплетни.

– Это вторая новость. Толю Басова вчера арестовали. – Это я уже знала, но было интересно до каких размеров неправдоподобности разрослась эта новость. – Его подозревают в производстве и сбыте наркотиков, взяли с поличным. Отец Басова нанял лучшего адвоката, настоящую акулу, но говорят, тот не даёт никаких гарантий, слишком много доказательств против Толи. У меня в голове не укладывается, зачем Басов полез во всё это, у него же всё есть, как родился с золотой ложкой во рту, так с ней и рос.

– Всё это мне мало интересно.

– Неужели, даже чуть-чуть не позлорадствуешь?

– Нет. – Тема с арестом Толи по-прежнему была мне неприятна.

– Зря. Ладно, когда дозреешь, вместе съездим навестить его в тюрьму, где ему и место.

– Так мило с твоей стороны.

– И не говори. – Мила поняла мою иронию, засмеявшись в трубку. В этот момент помещение захватила вторая волна недовольства, и это именно тогда, когда моя очередь почти подошла. – Мой перерыв уже заканчивается. Поболтаем в нашу общую смену. Пока.

Иногда мне казалось, что у Милы нет вообще никаких проблем, она всегда была на каком-то нездоровом позитиве, чем иногда вызывала зависть, особенно сейчас, когда из-за негодующих и их претензий, постоянно отвлекающих сотрудников от работы, меня не успели принять до обеда, как и их, и теперь они принялись возмущаться ещё больше. Мне пришлось ждать, когда закончится перерыв.

Долго смотрела на пустую строку поискового запроса, прежде чем нажать нужные буквы. Я не сомневалась, что Ирбис был не виноват, но это преступление стало частью его жизни, о которой я ничего не знала. Он почти ничего о себе не рассказывал. Кошмар, я чуть не переспала с человеком, о котором почти ничего не знаю.

Нужную информацию нашла не сразу. Преступление, о котором рассказала Мила, произошло не десять лет назад, а чуть больше восьми. Информации было немного, все статьи были скупы на подробности, кроме одной, в какой-то жёлтой газетёнке, так себе источник информации, но я ведь не обязана верить всему, что написано.

Зимой того года три одиннадцатиклассницы возвращались домой после уроков в музыкальной школе. По словам потерпевших, на них напали в одном из переулков, накинув со спины на головы тёмные мешки и что-то вколов в шеи. Очнулись они, привязанными к кроватям, с повязками на глазах. К тому моменту над ними уже были совершены насильственные действия, которые продолжались в течение недели. Им было запрещено разговаривать и снимать повязки с глаз. Преступник угрожал расправой над всеми, если хоть одна ослушается. Одна из девушек утверждала, что преступников было несколько, у неё создалось ощущение, будто в помещение, где они находились, приходили разные мужчины, ни один из которых не произнёс ни слова, кроме одного, приказывавшего что и как делать. Другая девушка, находясь в состоянии шока, не смогла рассказать никаких подробностей, единственное, что она помнила, что ей постоянно давали таблетки, разного размера, формы и вкуса, по-разному влиявшие на организм, некоторые по действию были похожи на афродизиаки. Третья девушка утверждала, что узнала голос преступника, но у подозреваемого на время преступления было алиби. Через неделю издевательств после тщательной обработки всего тела их отпустили, снова накачав, и выбросив недалеко от музыкальной школы. В результате следственных мероприятий ни на одной из девушек не было найдено следов чужой ДНК. Результаты анализов показали наличие в крови наркотических веществ. И больше ничего. Преступник так и не был найден.

В других статьях было ещё меньше информации. Ирбис и даже фамилия Барских ни в одной из них не фигурировала. И вроде всё понятно, только почему одна из девушек указала именно на него? Если она узнала его голос, значит они были знакомы или она часто его где-то слышала. Хотя какая может быть связь у школьницы с таким как Ирбис?

В голове сформировалась бредовая мысль спросить его напрямую. Мила сказала, что он может взбеситься, что ж, тогда лучше сделать это в максимально людном месте, желательно, где могут дежурить сотрудники правопорядка. Я не собиралась спрашивать Ирбиса он это сделал или нет. Меня интересовало его отношение к произошедшей ситуации, тогда и сейчас. От бурных размышлений меня оторвал зазвонивший телефон. Доктор Разумовский.

– Ника, срочно приезжай в больницу.

Глава 18

– Надеюсь, мой урок пошёл тебе на пользу, ты осознал, что я не прощаю даже маленьких шалостей, и понял, что больше так легко не отделаешься?

Мне хватило нескольких слов, сказанных знакомым голосом, чтобы понять кто говорит, а самое главное кому. Я шла мимо палаты пациента с вывихнутыми пальцами, которая находилась по пути к лифтам, мысленно планируя следующий день. Я обещала Ирбису завтра закончить сбор документов, оставалась пара бумажек. За один день собрать все документы не удалось, срочно вызвали на работу из-за массового отравления в одном из клубов города. Наша клиника была ближе всех к месту происшествия и пострадавших в тяжёлом состоянии везли к нам. Я ассистировала доктору Разумовскому на операции девушки на шестом месяце беременности, с кровотечением, которое нам удалось остановить и спасти плод. Как раз направлялась к ней, она просила, чтобы я зашла после смены. Придя в себя, пациентка умудрилась поблагодарить всех, кто участвовал в спасении её и ребёнка, я осталась последней. Отнекивалась до последнего, не люблю я все эти благодарности, спасать людей – наша работа, но доктор Разумовский настоял, чтобы я не расстраивала беременную. Ему почему-то не нравилась моя категоричность в подобных вопросах. В очередной раз, заартачившись, пришлось выслушать лекцию о важности позитивного настоя пациентов. Доктор Разумовский был убеждён, что для того, кому ты помог, жизненно важно отблагодарить тебя, некоторые даже убеждены, что, если этого не сделают, всё пойдёт насмарку, а силу самовнушения никто не отменял. Я сопротивлялась ровно до того момента, пока не услышала, что деньги мне совать не станут, терпеть этого не могу, и всё обойдётся символическим подарком. Сегодня я не форме для придания вежливо-щадящей формы своего неприятия материальной благодарности пациентов. Сил после внеплановой смены и сразу дополнительной после неё не осталось. Мила практически умоляла подменить её, хотя я впервые попробовала отказаться. После нескольких операций с Разумовским чувствовала себя как зомби, но в итоге всё-таки согласилась и раскачалась, обязанности медсестры сошли за отдых. Правда избежать косых взглядов коллег не удалось. Только перестали обсуждать мою продажную суть, как получили новый повод после того, как доктор Разумовский полностью переложил на меня проведение операции. В этой клинике никто и слова против его решений не скажет, не подвергнет сомнению, слишком уважают, но молчание иногда гораздо громче слов. Будь я на их месте, тоже задалась вопросом, почему обычной студентке позволяют оперировать. Я сказала доктору Разумовскому, что это плохая идея, но он, с присущим ему спокойствием, ответил, что я должна думать только об операции. Но любая операция заканчивается, а взгляды остаются. Мне просто необходимо было отвлечься, и планировала я сделать это в ненавистных очередях – самый лучший способ. Только все мои планы моментально смазались.

Услышав знакомую интонацию, я как вкопанная резко затормозила у двери и не могла пошевелиться. В голове сложился мерзкий паззл, где каждая деталь идеально подходила к соседней, сплавившись с ней в общую отвратительную картину.

– Попадёшься ещё раз, будет гораздо больней и этот раз станет последним, поверь. Ты меня услышал?

– Да.

– Отлично.

Я так и стояла застыв, когда Ирбис вышел из палаты, замерев на мне тяжёлым колючим взглядом. Не знаю, как выглядела в этот момент, но скорее всего у меня на лице было всё написано. Он просто пристально на меня смотрел, не шевелясь, а я не хотела его видеть, больше никогда. Сладкая дымка в голове растаяла, и стала больше похожа на скомканную сладкую вату. Я резко очнулась от наваждения, которому поддалась как последняя идиотка.

– Не будет никаких свиданий и никакой Франции. Часы я срежу. Больше никогда не появляйся в моей жизни. – Произнесла куда-то в пустоту лишь бы не смотреть на него, понимая, что велика опасность снова поддаться, поверить если он найдёт оправдание, хотя какое может быть оправдание подобной жестокости.

Ирбис не пытался меня задержать, когда я медленно направилась к лифтам, ноги почти не слушались. Я чувствовала его взгляд, который будто притягивал меня обратно, к нему. Секунды ожидания лифта тянулись нещадно долго. Пустой коридор наполнило его тяжёлое дыхание, мне даже показалось, что я слышу хруст костей сжатых кулаков. Я так и не обернулась, пока двери за моей спиной не сомкнулись, и я уже не могла сдерживаться, саданув со всей силы по стене перед собой. Меня трясло от моментально возникшего отторжения приятных чувств, которые я позволила себе испытывать к Ирбису. Слёзы неконтролируемо покатились по щекам, заставляя ненавидеть себя за них, ведь они были не из-за ненависти, а из-за боли, с которой я столкнулась впервые.

Оказавшись на улице, села в первый попавшийся автобус, и колесила до темна по городу, успокаивая тихую истерику, боясь идти домой. Я ненавидела Милу, которая уговорила меня отдежурить за неё, доктора Разумовского убедившего пойти к пациентке, дверь палаты, которая была приоткрыта. Я ненавидела, что услышанные слова, всё изменили внутри меня, не оставив ни единого шанса остаться в приятной неге чувств к Ирбису. Его я ненавидела не за то, что он сделал с этим парнем, а за то, что не попытался оправдаться, переубедить меня в моих умозаключениях, а самое главное – даже не попытался остановить, за что одновременно была благодарна. Себя я ненавидела больше всех за глупую надежду, что всё-таки есть объяснение его словам и действиям. Я вспомнила до мелочей день поступления этого пациента, это слегка отрезвило. Запрету на обезболивающие было теперь было только одно объяснение – приказ Ирбиса. Он отыгрался на этом парне сполна, реализовав своё извращённое наказание.

Пока добиралась пешком от остановки до дома бесконечно прокручивала в голове произошедшее и возможные последствия. Меня не должно было быть на работе. Неужели Ирбис и об этом знал, выбрал день, когда у меня должен был быть выходной, и пришёл к своей жертве убедиться в результативности своих действий. Одна картинка сложилась, другая сломалась, та, где был запечатлён его образ, нарисованный мной, которого я не боялась. Может он и честный, может и заботливый, только под этими слоями скрывается жестокость и безжалостность, и если верхний слой сотрётся, останутся только они.

Вопреки моим страхам возле дома никого не было. Я спокойно добралась до квартиры, где без сил рухнула в кровать, закопалась с головой в одеяло и вырубилась.

Ни звонков, ни сообщений. Ирбис выполнил мою просьбу – исчез из моей жизни. Когда я пришла на работу после выходных, проведённых в самозаточении, и глубоком анализе ситуации, в первую очередь отправилась к парню, которого запугивал Ирбис. Мне маниакально хотелось узнать всё. Не была уверена, что тот захочет говорить, но не могла не попытаться, была готова надавить, медикаментозно, читала про методы психологического воздействия с помощью умелого введения в заблуждение. Ведь не обязательно вводить препарат, главное, чтобы человек поверил в то, что ты действительно ввела что-то опасное. Только меня ждало разочарование – его выписали в тот же день, когда я всё узнала, причём раньше времени. В базе данных о нём не осталось никакой информации, будто не было такого пациента.

Я убеждала себя, что для меня ничего не изменилось. Я же не собиралась впускать Ирбиса в свою жизнь. Да, я придумала у себя в голове, что может что-то получится, это было единственной моей ошибкой. Я же знала, что он жесток, на себе испытала. За время нашего общения познакомилась с несколькими сторонами его личности. Теперь сомневалась, была ли хоть одна из них полностью настоящей или каждая с примесью обмана. На что я вообще посмела надеяться? Ирбис не отрицал, что был жесток с женщинами, так почему меня не оттолкнул этот факт? Почему я верила всем его словам, когда он обещал, что не тронет? Как можно было так быстро деградировать? Только у всех моих сомнений была примесь веры в его слова. Ирбис обещал, что не тронет, и не тронул, не угрожал, не запугивал, не давил, зато умело манипулировал. Я запала на его прямолинейность, которая граничила с бесстыдством, но завораживала. Парни часто говорили, что хотят меня, но другими словами, тоже прямыми, вроде «хочу тебе вставить» или «не терпится разложить тебя», обещая неземное удовольствие, Ирбис даже его не обещал.

Спустя несколько монотонных дней, рано утром во время завтрака, на телефон пришло уведомление, что мой загранпаспорт готов. Вспомнила взгляд Ирбиса, когда он спросил не передумаю ли я насчёт Франции, будто искренне боялся этого, и это чувство было ему чуждо, в груди в очередной раз всё сжалось, будто я обидела котёнка и теперь меня мучает совесть. Замерла взглядом на телефоне, где по-прежнему светилось сообщение, поняв, что Ирбис не отступился, ведь я так и не дособирала необходимые документы, а он снова поступил так, как решил. Это не случайность, не оплошность, не ошибка. Ирбис не оставил своих планов увезти меня, похоже он убеждён, что наш договор ещё в силе, и я обязана исполнять его условия. Именно в этот момент я и решилась. Мне была нужна перезагрузка. Мой сокурсник из Германии давно звал приехать к нему в Мюнхен. В этот же день забрала паспорт и написала сообщение Клаусу, чтобы ждал в гости.

– Как же я по тебе соскучилась! – У подъезда, когда я шла на очередную смену, меня чуть не сшибла с ног Кисса, подбежав и крепко обняв. Снова чуть не оглушила своей звонкой радостью.

Я обняла её в ответ, испытав облегчение, что она наконец-то дома, только это состояние не продлилось долго. За спиной Киссы меня уже сверлил взглядом Барс, как всегда весь в чёрном. Я собралась с духом и не выдала никакой ответной реакции, сконцентрировавшись на сестре, которая по-прежнему душила меня своими объятьями.

– Мне тебе нужно столько рассказать! – Продолжила уже освободив, пристально рассматривая. – Какая-то ты бледная. И синяки под глазами. Заболела?

Выглядела я действительно неважно. История с Ирбисом подкосила меня. Чтобы хоть как-то отвлечься я работала, набирая побольше смен, дабы, приходя домой, сразу отключаться. Есть я не хотела и не могла. Забросила плавание и штудирование последних научных статей. Я искренне радовалась возвращению Киссы. Наконец-то я не буду одна, и есть стимул взять себя в руки.

– Да. – Ответила кратко, не хотела вести разговор при Барсе, глаза которого были злыми как никогда. Мне даже показалось, что его смуглая кожа стала ещё темнее, будто раскалилась.

– Ты за лекарствами? Давай я схожу? – Погладила меня по щеке как маленькую. Забота сестры показалась странной, даже непривычной, но порадовала меня.

– Я на работу. Там меня подлечат.

– Может Барс тебя отвезёт. – Предложила беззаботно, переведя взгляд на своего парня, который, судя по взгляду и сжатым кулакам, хотел разорвать нас обеих. Мне даже захотелось заслонить Киссу, спрятать от его злого взгляда.

– Не может. – Рыкнул, и резко развернувшись направился к своей машине, будто вспомнил о чём-то важном и безотлагательном.

Уехал, хлопнув дверью, резко дав по газам, оставив на асфальте чёрный след от колёс. Кисса замерла непонимающим взглядом, а я выдохнула с облегчением.

– Мне тоже нужно тебе кое-что рассказать, поговорим вечером. – Переключила внимание сестры на себя.

– Ты разве не на сутки?

– Нет, только на половину смены.

– Как интересно. – Протянула она. – Давно ты мне ничего не рассказывала, только мораль читала. Хоть какое-то разнообразие.

– Как раз о разнообразии и поговорим. Мне пора.

– Хорошо, а я отсыпаться. – С этими словами Кисса упорхнула в подъезд, таща за собой чемодан на колёсиках, который я раньше не видела.

После смены решила пройтись пешком. Вышла на несколько остановок раньше и брела, не торопясь, в сторону дома. На улице было прохладно, именно это и нужно было моему воспалённому мозгу. Вопреки воле и разуму в течение дня периодически возвращалась мыслями к Ирбису, пытаясь найти способ прекратить наше знакомство навсегда. Я сомневалась, что бегство правильное решение. Возвратиться всё равно придётся и проблемы, скорее всего, никуда не денутся. Идея появилась внезапно. Она была простой, но казалась действенной.

«Если ты не остановишься, я обращусь за помощью к твоему брату», – отправила сообщение Ирбису, блефуя конечно. Я никак не выказывала степень своей неприязни к Барсу. Ирбис не знает, что я ни за что и никогда не обращусь к его брату, но если у этого человека есть эмоции, то написанные мной слова вцепятся в них, сжимая в тисках сомнений. Я была готова на всё, чтобы он поверил и осознал, к чему может привести его упорство. Если отношения с братом ему дороги, то Ирбис остановится, не каждый ради женщины готов пойти против брата, правда, как сказал Ирбис, я ещё не женщина.

Глава 19

Мёртвая тишина звучит по-особенному. Я познакомилась с ней не так давно, и ещё не успела привыкнуть к тому, как моментально она завладевает пространством и твоим телом, меняя воздух, атмосферу, там, где поселяется, опустошает, высасывая из тебя надежду, оставляя лишь отчаяние. Впервые я ощутила на себе её действие, когда во время операции, на которой я ассистировала, умер пациент. Молчание коллег, их потухшие взгляды, обыденность действий и странное спокойствие, накатившее на всех одновременно. Они остановились, а я нет, мне казалось, что ещё можно что-то сделать, что не всё потеряно. Лишь посмотрев на время, поняла, что за пациента боролись дольше, чем до последнего, давая шанс уже не ему, а себе не чувствовать в очередной раз пустоту внутри, которая оставит тело лишь забрав часть твоей веры в себя. В тот вечер, стоя на крыше больницы рядом с курящим сигарету доктором Разумовским, я осознала и приняла тот факт, что это был не последний пациент, которого не смогли спасти, но в моих руках бороться за каждого следующего, не давая пустоте обосноваться и пустить корни во мне. Только тогда я не думала, что столкнусь с этой оглушающей тишиной у себя дома. Она заполнила меня моментально, как только я перешагнула порог дома. Телом моментально завладела дрожь, а холод осел на коже. Странное чувство, что случилось что-то не просто плохое, а непоправимое, сковало, запрещая двигаться, будто твердя «сделаешь шаг и ничего изменить будет нельзя». Глубоко вдохнув, я прошла в зал, в самом центре которого лежал Барс, неподвижный, бледный, будто потухший, с ножом в животе и распахнутыми глазами. Я подошла к телу, опустившись на колени рядом прикоснулась к сонной артерии. Пульса не было, реанимировать было поздно, судя по состоянию тела он мёртв около получаса. Его взгляд больше не казался диким и злым, в нём был покой, пугающий своей неправдоподобностью. Краем глаза уловила движение. В углу комнаты покачиваясь сидела Кисса, обняв свои колени, уткнувшись в них лицом. Я медленно подошла к ней и присела рядом, и также медленно погладила по голове, от чего она резко дёрнулась, больше никак не отреагировав, находясь в состоянии шока. Обняла сестру, прижав к своей груди, поглаживая её волосы, пытаясь успокоиться. Кисса моментально разрыдалась, выйдя из ступора.

– Пожалуйста, скажи, что он жив, что мне показалось, что он не дышит. Крови же почти нет. – Бормотала, захлёбываясь, с трудом дыша, крепче впиваясь ногтями в кожу на моей спине сквозь футболку.

Да, крови действительно не было, она вся осталась внутри Барса. С такими ранениями не выживают.

– Ника, почему ты молчишь. – Всхлипывала она, прекрасно понимая моё молчание.

Кисса продолжала бормотать что-то невнятное, бессвязное, крепко обнимая меня. Её состояние начало пугать. Мне пришлось ещё раз поднять взгляд на тело Барса, чтобы задать вопрос, ответа на который боялась больше чего бы то ни было.

– Как это произошло? – Спросила, не выпуская сестру из рук, крепче к себе прижимая, стараясь не поддаться панике. Из нас двоих кто-то должен соображать здраво.

Сначала Кисса тряслась от безмолвной истерики, потом затихла и наконец заговорила.

– Сегодня мы вернулись из Вегаса, куда улетели после нашей ссоры в клубе. У него там были какие-то дела, а я развлекалась как могла. Там Барс предложил мне пожить в одной из его квартир. Я так обрадовалась, ведь это серьёзное предложение, особенно для человека, который не заводит отношений. Барс обещал дождаться, когда я поговорю с тобой о переезде, но уже в полдень позвонил и сказал, что я должна переехать сегодня. Он приехал раньше, чем мы договорились, дёрганый какой-то, с побитым лицом. На мои вопросы не отвечал, только приказал собирать вещи. Когда вошла с чемоданом в зал, он рассматривал наши фотографии на полке. Сказал, что мы как близнецы. И я сказала, что у нас могут родиться близнецы. Не думала, что Барс догадается. Он посмотрел на меня так, будто я сделала что-то мерзкое. Барс моментально взорвался, схватил меня и начал трясти. Я не специально, правда, всего одну таблетку пропустила. Не собиралась признаваться ему что беременна, планировала скрывать как можно дольше, знала, что потащит на аборт, как и всех остальных, что он и попытался сделать, сказал, что отвезёт меня немедленно, ждать не придётся, вычистят быстро. Ему было всё равно, что это его ребёнок, что срок уже большой, что это опасно. Мне стало очень страшно. У меня началась истерика, я начала вырываться и царапаться, а потом он достал нож и поднёс к животу со словами: «Или врач его вырежет, или я, выбирай». Я притворилась, что согласна, а когда он отвлёкся на зазвонивший телефон, попыталась сбежать. Барс догнал меня, схватил за руку, я начала вырываться, когда высвободилась из его хватки, он потерял равновесие, упал и замер. Когда перевернула его, увидела нож в животе, попыталась привести в себя, но он не реагировал. И я не знала, что мне делать.

– Я сейчас дам тебе успокоительное, и позвоню в полицию.

История Киссы меня обнадёжила, ведь произошедшее было самозащитой. Мои опасения были гораздо серьёзнее. Голова окончательно прояснилась, и я знала, что теперь делать.

– Нет! Пожалуйста, не надо! – Кисса наконец посмотрела на меня, крепко схватив за плечи, на её заплаканном лице даже косметики не осталось, слёзы всю смыли, оставив тёмные разводы на бледной коже. Во взгляде царил даже не страх, а ужас.

– Кисса, это была случайность. Тебя не посадят, если потребуется, я продам квартиру, а если денег не хватит, займу у Разумовского, у тебя будет лучший адвокат, поверь мне. Я уговорю Разумовского задействовать его связи. Ты не виновата, мы это докажем. Всё будет хорошо, обещаю.

– Ты думаешь я боюсь тюрьмы? – Кисса привстала, взяв мои руки в свои, безумно ледяные. – Боюсь, конечно, но его брата я боюсь больше. Он не простит мне смерть брата – убьёт меня, Ника.

– Что ты такое говоришь?

Увидев в глазах сестры мольбу, напряглась всем телом.

– Ирбис страшный человек, беспощадный. Он предупреждал, что если из-за меня его брат пострадает, мне лучше удавиться. И поверь мне, этот человек никогда не шутит. Теперь, если не убьёт сразу, то дождётся, когда я рожу и заберёт ребёнка, это хуже смерти. Ника, я этого не переживу.

Я глубоко вдохнула мёртвый воздух. Нужно было что-то делать. Слова Киссы въелись в мой разум, разъедая его. В голове всплыла наша последняя встреча в больнице, слова, которые он говорил парню в палате, и страх накатил новой волной. Ирбис не простит и не пожалеет, а если то, что рассказала Мила тоже правда, то его месть будет крайне извращённой.

Я не знала, на что способен Ирбис, это мне ещё только предстояло узнать.