Полная версия:
Помещик. Том 6. Граф
Нижние же чины полка довольствовались воскресным гуляниями и хорошей кормежкой. Мясо или рыба – каждый день. Да не меньше фунта. Овощи и зерно – тоже в достатке. Каждый божий день маленькая порция меда. Считай, чайная ложка. Но каждый день. А ведь многие не видели меда и раз в год, несмотря на то что вроде как помещики.
А еще шли разные настои и отвары как успокаивающие по вечерам, так и тонизирующие утром. В дело шли и чистец болотный, и яснотка белая, и крапива двудомная, и цикорий, и шиповник и прочие доступные в регионе полезные травки. Само собой – под местными названиями. Для чего всеми правдами и неправдами разыскал травниц и прочих знахарок, что обитали в округе Тулы, да «припахал» к делу[21]. У них и запасы этого добра имелись. И они знали, где его взять. Сам же воевода мог только опознать их поделки по виду и запаху.
Очень хотелось добыть всяких женьшеней и прочих элеутерококков с Дальнего Востока. Но как это сделать, пока не понимал. Через купцов разве. Но как им объяснить? Местных названий он не знал… Рисовать скетчи? Такое себе занятие. Сам он рисовать не умел, а донести до жены подробное описание тех растений… ну такое себе… Может быть, потом как-нибудь. Когда время и нервные силы будут в запасе.
Другим важнейшим фактором, который сказывался на качестве тренировок, стали полковые казармы. Их как раз к осени 1556 года закончили строить. Каждая вмещала турму по схеме общежития, представляя собой длинное здание. Двухъярусное. На первом этаже располагалась конюшня, выполняющая функцию «теплого пола». Ведь в хлеве зимой тепло из-за животных. На втором – люди.
В пределах каменной крепости Тулы эти казармы было поставить нельзя, поэтому они разместились рядом. Общим блоком-кварталом. Частично деревянные, частично землебитные, крытые массивной керамической черепицей и имеющие утепленный соломой потолок. Не бог весть что. Но большинству простых помещиков ранее приходилось ютиться в куда более убогом жилье. Ведь львиная доля в своих поместьях, как и крестьяне, жили в землянках. Ну или в крохотном срубе.
А тут и помещение теплое. И дрова всегда есть. И кони под присмотром. И все удобства. Например, общественный туалет был с торца каждого такого дома, из-за чего зимой бегать на улицу не требовалось. Для нужд полка поставили ведомственную баню, в которой и мылись, и одежду стирали. Опять же – круглый год.
Но главное – за детьми присмотр.
Пока женщины сами глядели, но в будущем Андрей планировал сделать что-то вроде детского садика. Совместив его с начальной школой и учебно-тренировочной базой.
– Скажешь, что плохо сделал? – спросил воевода у дяди Фому, когда показал и рассказал все. – Скажешь, что каждому по одному сидеть в своих нищих поместьях лучше?
– Это все так непривычно… – тихо ответил дядя, осматривая типовую комнату новой полковой общаги.
Не самая маленькая.
Примерно тридцать квадратов или около того. Есть свое духовое окно, из которого днем немного пробивает света. Но оно и не для того. А для вентиляции. Пол – деревянный из пиленых и струганых досок. Есть большой и крепкий топчан для бойца, хотя на нем и молодая семья поместится. Имеется уставной сундук для вещей. Стол небольшой. Пару лавок возле. Еще одна возле стены. Глиняная лампа на столе. Никакой роскоши. Но все что надобно – имеется. И чисто. А толково сделанная вентиляция помещения не дает застаиваться воздуху, но и не создает сквозняков.
Он выглянул в коридор.
Здесь горели дежурные лампы, дающие не самое яркое, но вполне приемлемое освещение. Так что ночью, выйдя на ощупь из своей комнаты, не окажешься в сплошном мраке.
Дядя Фома осмотрелся и вновь покачал головой…
– Это все так непривычно.
– Как в другую страну попал?
– Далекую. Очень далекую. Не скажу, что это плохо. Но… это… не свое.
– Пока – так. Это временное решение. Как Тулу начнем перестраивать, то для служилых домов наставим. Сначала для старшин, потом для остальных.
– Ну… может быть… хотя меня это все пугает…
– Что именно?
– Все это, – обвел рукой окрест дядя Фома. – Словно какой-то муравейник. Разве человеку должно в таком жить?
– Ты слышал о викингах?
– Ты ведь нам и рассказывал.
– Они в похожих домах жили. И не только они. Древние славяне да германцы тоже. Такие дома – большая подмога при ненастье…
– Ну…
– Не хочешь так?
– Не хочу.
– Ну так ты в крепость все равно поедешь.
– А потом? Сюда ведь.
– Хочешь – в крепости оставайся, пока я дома для служилых не поставлю. – Пожал плечами Андрей.
Дядя Фома же, покивав, пошел на улицу. Его казарма явно тяготила. Хотя большинство помещиков отнеслись к такому решению достаточно позитивно. И тепло, и весело, и быт намного проще, особенно на почве тяжелых тренировок, от которых они нередко по вечерам просто падали без задних ног. Если бы им приходилось, как раньше, еще и бытом своим заниматься, то они бы точно взвыли. А так – держались…
Глава 5
1556 год, 7 октября, ТулаАтмосфера в Туле казалась очень «душной» из-за общей перегрузки. Особенно для воеводы. На берег Упы он выбирался больше дух перевести, чем реально проверить, что к чему в корабельном вопросе. Строго говоря – не корабельном, а лодочном. Но это не так уж и важно. Здесь строили плавсредства для предстоящего дела.
Волок с Иван-Озера на Дон не был никак организован. Им не пользовались уже несколько столетий, поэтому он зарос и одичал. Для предстоящего дела Андрею требовались исключительно легкие посудинки, чтобы их можно было как можно быстрее там протащить. Вроде ушкуев. Жаль только, что они в бассейне Оки уже с век как вышли из употребления за ненадобностью. Впрочем, они и раньше здесь не шибко-то популярностью пользовались.
Впрочем, технология их постройки была доступна.
Строго говоря, на Руси к XVI веку она все еще оставалась такой же, как и в старину. Просто с ее помощью строились несколько иные посудинки.
Ушкуй – это узкая, длинная лодка, которая не на каркасе собирается, а сшивается из досок. А отдельными элементами силового набора только лишь распирается изнутри. Точно так же строили драккары, шнеки, когги и практически все корабли европейской и средиземноморской цивилизации прошлого. Точно так же строили ладьи, ушкуи, струги Руси и все поморские плавсредства.
Это была единая технология для региона западной Евразии.
Однако в Византии в XI–XII века начали строить наоборот. Сначала возводили жесткий каркас, а потом его обшивали. И с тех пор технология эта потихоньку завоевывала место под солнцем. И к середине XVI века уже торжествовал галеон – первый тип крупного морского корабля, который изготавливался по такой технологии. К концу же XVII века по-старому строили лишь поморы. Что, кстати, и стало причиной «борьбы со стариной» в этом плане у Петра.
Все дело в том, что старинная технология подходила только для малых посудин и посудинок. Позволяя делать относительно крепкие, а главное, легкие корпуса. Однако с ростом водоизмещения технология эта вела к нелинейному возрастанию удельной массы корпуса для сохранения прочности. Уже корабли больше 20–30 тонн водоизмещения было не рентабельно так строить. Но строили. И в 100, и в 200 и даже намного больше[22]. Впрочем, такие корабли отличались низкой удельной эффективностью из-за чрезвычайно тяжелого корпуса и, что намного важнее, слабой прочностью. Такие корабли ОЧЕНЬ плохо держали волну, нередко разламываясь или идя ко дну из-за обширных течей.
Так вот, этот тип судостроения на Руси был вполне доступен. С его помощью, правда, нормальных морских кораблей не построить. Но это не требовалось. Посему, определившись в целом с планами, Андрей сумел убедить Царя передать ему всех лодочных мастеров с подмастерьями из столицы и ряда подходящих городов вроде Коломны или Серпухова. Не навсегда. Только на один сезон с осени по весну.
Иоанн Васильевич согласился.
И у Андрея появилась возможность показать эффективность лесопилки в действии. Она одна вырабатывала досок больше, чем все эти мастера разом. Да еще с запасом. И ровных, аккуратных, стандартного размера.
– Это же дерьмо! – воскликнул один из мастеров-лодочников, увидев материал.
– Почему? – повел бровью Андрей.
– Пиленая доска слаба. Из этого дерьма стругов не строят! Доски надобно тесать!
– Насколько?
– Что «насколько»?
– Насколько она слаба?
– Да почем я знаю? Слаба и слаба.
– Пиленая доска слабее тесаной из-за разорванных волокон во время пиления. Так?
– Ты слишком мудрено говоришь, – нахмурился мастер.
– Пиленой доски крепче гонт. На изгиб. То верно. Но только тот гонт хорош, который вдоль волокон древесин расколот. А разве можно так расколоть дерево, чтобы колотый гонт был ровным на десять и более шагов?
– Всякое бывает.
– Бывает. Но редко. Посему вы колете, а потом топорами правите полученную заготовку, из-за чего мните, будто бы она прочнее пиленой. Но на деле вы так же портите волокна топорами, что и пилой. Ибо дерево вьется, а нам надобно прямую доску на струг. Не так ли?
Мастер очень недовольно поджал губы, но промолчал.
– Посему делайте из этих досок. И делайте на совесть. А то, знаю я, как бывает, когда капризный мастеровой начинает дурью маяться. Помните – проверять лично стану. И отвечать будете головой! Ибо дело государственное!
Лодочники снова промолчали. Лишь нахмурились сильнее, явно недовольные текущим сценарием. Однако Андрей не сильно на них давил и если и совал свой нос, то из банальной необходимости контроля.
Строить планировали и осенью, и зимой, и весной. Дело-то небыстрое. А чтобы руки не мерзли – костры жечь под наспех сооруженными навесами, огородив их для защиты от ветра плетенкой из лозы да уже по осени обмазав ту плетенку глиной. Костры же опять-таки – поначалу. Параллельно печки из кирпича керамического укладывать. Нормальные. Чтобы и греть сильнее, и тепло лучше аккумулировать.
Все на бегу. Все на ходу. Все с матюками и достаточно неприятным напряжением сил. Ведь те же лодочники в обычной своей практике в непогоду не трудились. И работали с середины весны до середины осени. Как правило. Ибо на морозе особенно не развернешься. Да и древесина становится ломкой. Остальное же время они занимались разного рода подготовительными делами либо шли другим приработком каким заниматься.
Строились стандартные ушкуи. Самые что ни на есть обычные. Каждый мастер-лодочник тех лет прекрасно себе представлял, что это такое. Тем более что Андрей не требовал от них ничего слишком уж большого[23]. Понятное дело, что совсем стандартными их сделать не получится. Но плюс-минус «лапоть» было вполне приличным допущением.
Имелись и отличия от «традиции». Их лодочники опять встретили в штыки, однако ругаться с этим «исчадием ада» не стали. Он платил. Хорошо платил. Вовремя и в нужном объеме. Хорошо кормил и опять-таки – вовремя. Заботился об условиях работы. Переговорив между собой, решили пойти на уступки. В конце концов, богобоязненные работодатели прошлых лет вели себя с лодочниками не в пример хуже, чем эта «отрыжка преисподней».
Первым необычным изменением стал руль.
Андрей прямо приказал ставить рулевое перо с длинным удобным рычагом для управления курсом с одного из торцов в целом симметричного кораблика. Да, по сути, и не кораблика, а шлюпки, точнее вельбота. Ибо по размерам он не вышел за его пределы. Раньше-то управляли ушкуем с помощью рулевого весла. Но управляемость им была поганой, и воевода хотел решить этот вопрос радикально.
Вторым новшеством стал парус.
Ушкуи стандартно оснащались парусом на невысокой съемной мачте. Тут все нормально. Но парус там был прямой. Что неудобно. Ведь река извилиста. Андрей решил поставить на свой корабль что-то вроде бермудского косого паруса. Остойчивость суденышка не позволяла поднять парус высоко. Так что невысокую мачту передвинули к носу и сделали длинный гик, идущий через всю длину ушкуя, из-за чего при относительно низком парусе его площадь получалась довольно приличной.
Понятное дело, что личного состава, подходящего для работы с такими парусами, у воеводы не было, поэтому он занялся его подготовкой и соорудил небольшой тренажер, на котором будущие кормчие учились управляться с этим хозяйством.
Тренажер представлял собой обычный небольшой прудик круглого профиля. По его периметру было набито упругих упоров из досок, а в центре располагалась имитация лодки. По количеству основных румбов. Учащемуся же требовалось научиться «брать ветер» в разных условиях. Да так, чтобы ветер его тянул вперед и вынуждал доску прогибаться. При этом время от времени ему меняли упор, имитируя смену курса ушкуя, идущего по извилистому руслу реки.
Всякий божий день каждый из будущих кормчих хотя бы немного, но ходил под парусом на тренажере. И так планировалось до льда. А потом, как он встанет, что-нибудь можно будет придумать. Он ведь не сразу и быстро все намертво скует. В конце концов, этот крошечный круглый прудик можно будет обогревать зимой. А если нет, то и ладно. Даже такая тренировка помогала хоть как-то подготовиться, что уже дело.
Третьим изменением стали весла.
В оригинальном ушкуе использовались короткие весла, а гребцы размещались попарно на лавках. В «тульском» же планировалось использовать так называемые распашные весла, то есть идущие через одну лавку то налево, то направо. Такое решение на достаточно узком кораблике позволяло существенно увеличить эффективность гребли.
Четвертой новинкой стало кольцо. Обычное кованое буксировочное кольцо, вделанное в основание форштевня.
В блоке с этим изменением пошли и полиспасты для буксировки этих ушкуев волоком. Вбивался кол. На него цеплялась петля примитивной лебедки из деревянно-канатных полиспастов, обильно смазанных дегтем. Бойцы тянули один конец и смещали ушкуй. Учитывая умеренную массу будущего изделия в загрузке, коэффициент был один к трем, что позволяло не сильно утомляться на волоке и производить его достаточно быстро. А чтобы не портить днище, под него планировалось подкладывать калиброванные дубовые чурки. Само собой, смазывая их дегтем. Их на примитивных ручных токарных станках уже точили ремесленники. В Москве. Чтобы не перегружать местных «трех калек», которым и так было чем заняться.
В общем, планов громадье.
И люди были.
И материалы были.
И возможности были.
Так что Андрей не переживал, лишь номинально контролируя, чтобы не расхолаживались. Вот уж что-что, а с ушкуями у него все сладится. По его подсчетам, их с запасом даже сделают. На всякий случай. Благо, что металлические крепежи они вывезли с Москвы, и кузнецы не нагружались местные практически полностью. А кузнецы были нужны. ОЧЕНЬ нужны…
Ламеллярные доспехи были всем хороши в текущем моменте. Дешевые в производстве и очень удобные в ремонте, они в целом обеспечивали надежную защиту от всех основных средств поражения в регионе. Во всяком случае, в направлении Степи.
Но была проблема.
Они слишком сильно нагружали спину из-за своей мягкой основы, то есть их масса преимущественно ложилась на плечи, что приводило к росту утомляемости бойцов и необходимости по возможности обходиться без них, надевая их только по нужде.
В принципе, любые доспехи старались надевать только по нужде. Но нужда бывала разной. И, например, угроза сражения могла длиться достаточно долго. Иной раз по несколько суток кряду. И днем, и ночью. А носить столько часов подряд ламеллярные доспехи было весьма нешуточным испытанием.
Кроме того, подобные доспехи дополнительно затрудняли движения в ряде случаев, так как для подъема руки вверх нужно было приподнимать доспех. Та же рубка в них изнуряла намного сильнее.
Андрей, подготавливаясь к предстоящему рейду, думал в том числе и об этом вопросе. И, понимая, что при остром дефиците личного состава каждый боец будет на счету, постарался как-то его решить.
Решения, строго говоря, было два.
Первое – полный отказ от защитного снаряжения, что выглядело совершенно неприемлемо. Прежде всего из-за высоких шансов ближнего боя и активного использования предполагаемым противником стрел.
Второе – использовать кирасы с так называемой «юбкой», то есть небольшим отворотом по нижнему торцу, позволяющему ставить их на бедра. Перенося весь их вес туда. И, как следствие, практически полностью разгружая позвоночный столб.
Но откуда ему взять кирасы?
Местных мастеров подходящей квалификации у него не имелось. А учить времени не было. Ведь это вон какое крупное изделие требовалось вытягивать из куска металла. Да и такие крупные заготовки без водяного молота или какого-либо его аналога не проковать.
Что делать?
На помощь ему пришел общий кругозор. Андрей вспомнил о том, что в период воюющих провинций в Японии[24] появился под португальским влиянием один очень интересный доспех.
Японцы тогда, как и Русь, были не в состоянии делать нормальные кирасы. Как и закупать их, ибо получались золотыми. Вот и нашли интересный компромисс, столкнувшись с точно такой же, как и у Андрея, проблемой. Они стали делать кирасы наборными. Склепанными из пяти и более горизонтальных полос.
Такие изделия не отличались особенной прочностью и даже близко не могли посоревноваться с нормальными кирасами. Даже облегченными. Однако они были радикально дешевле. И технологически несравненно более доступны, чем полноценные. Так что в самые сжатые сроки этими доспехами стали снаряжать повально самые дешевые и массовые войска страны восходящего солнца – асигару, которые маленькими толпами бегали из провинции в провинцию и отчаянно рубились. Позже, когда беспокойный период закончился, о них забыли, вернувшись к куда более красивым ламеллярным доспехам.
Эти эрзац-кирасы делались очень просто.
Из подходящего куска металла выковывался пруток подходящей длины и сечения. Обычно небольшого. Потом его расплющивали в полосу. В самой обычной кузнице. Силами кузнеца и нескольких молотобойцев. Полученные полосы сгибали по оправке. Обрезали. Пробивали в них крепежные отверстия простейшими пробойниками. И тупо склепывали между собой, формируя из них переднюю и заднюю «скорлупку» кирасы. Обычно из пяти-семи полос каждая, но бывало и больше.
Андрей этим делом и занялся, мобилизовав всех кузнецов, до которых смог дотянуться. Размещая заказы и в Москве, и в Рязани, и в Твери, и даже в Новгороде…
Металл для доспехов доводился до кондиции тигельными плавками. И передавался самым низкоквалифицированным кузнецам, которые из него делали заготовки – прутки. По лекалу. Чтобы и длина, и сечение совпадали с мерою. Дальше их передавали ребятам с квалификацией повыше. И те разбивали прутки в полосы. И опять-таки – ориентируясь на мерку. Чтобы и ширина, и толщина, и длина совпадали. А потом их свозили в Тулу, где под руководством Андрея из этих деталей уже собирали кирасы.
Понятное дело, кузнецов на Руси было немного. И у всех имелись заказы наперед. Но воевода перебивал их, где мог, монетой, где мог – перспективой сотрудничества, где мог – угрозами, ибо Государево же дело. Посему у него выходила своего рода распределенная мануфактура. Причем центр ее в Туле был нагружен очень слабо, занимаясь, по сути, обрезкой и сборкой.
При всем при этом кузнецы в крепости графства продолжали изготавливать ламеллярные пластины. Но уже существенно меньше. Ровно столько, чтобы перекрыть заказы Царя. Тот потребовал сдавать в казну такое-то количество пластин, вот Андрей и не шел поперек Государя[25]. Хотя прекрасно понимал, скоро его нагрузят еще и этими эрзац-кирасами, из-за чего отчаянно переживал за производительность своей вотчины по получению приличного металла.
А она уперлась в потолок уже сейчас.
Металл!
МЕТАЛЛ!
Полцарства за металл!
Само собой, хороший, годный.
Его резко стало не хватать. Ни на что. И воевода оказался вынужден распределять получаемые партии вручную. Посему ему потребовалось как можно скорее ставить хоть какую-нибудь домну. Хоть кривенькую. Хоть убогую. Хоть даже такую, что развалится через пару недель активной работы или даже быстрее. Но главное – домну, дабы делала чугун. Много чугуна. Больше чугуна богу чугуна! Чтобы потом посредством парочки пудлинговых печей превращать его в отличную низкоуглеродистую сталь. А уже в вотчине делать всякого рода специальные стали тигельными плавками…
Ничего неразрешимо сложного в технологическом плане.
Но и ничего простого. Просто потому что подходящих специалистов не имелось, и Андрей был вынужден выступать в роли затычки в каждой грешной дыре. Таская с собой ответственных. И рассказывая, рассказывая, рассказывая… В надежде, что по весне эти ухари смогут хоть что-то изобразить уже самостоятельно…
Глава 6
1556 год, 25 октября, ТулаОтец Дионисий, мерно покачиваясь на своей степной лошадке, приближался к Туле. К городу, который был целью и болью его путешествия. Его предшественник, отец Амброзий не справился с порученным ему заданием. И заставил все духовное руководство Константинопольского патриархата задуматься над дальнейшими перспективами.
Что делать?
Как это делать?
И главное – зачем…
«Один клоп… но как вонюч…» – пронеслось у него в голове.
Ситуация с Андреем казалась ему чем-то невероятным. Каким-то одним сплошным безумием. Он только диву давался от того, как все лихо закрутилось из, казалось бы, заурядного события.
Началось все с того, что Андрей совершил нападение на отряд людоловов и отбил большой полон, среди которого оказались маленькие мальчики. Зачем они? Вот он и поспрашивал взятых в плен людоловов. А они взяли и рассказали, что в Крыму есть рассадник зла, в котором из этих мальчуганов делают послушные сексуальные игрушки для уважаемых мужчин.
Скверная вещь.
И Андрей отреагировал на нее очень бурно – взял и посадил на кол всех пленных да убитых. Причем даже композицию из них какую-то изобразил. Да посадил хитро. Кол не затачивал остро, чтобы не слишком быстро рвал внутренности. И подножку каждому колу обеспечил, дабы осужденные умирали как можно дольше и мучительнее. А злые языки даже болтали, будто он колы и вовсе не затачивал, выстругивая у них подобие головки фаллоса.
Обидная оплеуха.
Большие финансовые потери.
И заинтересованные люди постарались оперативно отреагировать да перехватить Андрея. Но не вышло. Парень около месяца водил их за нос, а потом заманил в ловушку и перебил. В результате один из наиболее значимых родов Крыма потерял больше сотни преданных воинов.
Еще более обидная оплеуха.
Отнял, как говорится, кошелек, так потом еще и избил.
И на этом бы все и закончилось. Но нет. Обиженный хан, имевший финансовые интересы в этом грязном бизнесе, решил пожаловаться Султану. И накормить его сказками о том, что в Туле завелся могущественный колдун. Заодно и свой провал 1552 года списать на него. Он же честный мусульманин, но куда ему против сил Преисподней?
Султан послушал своего хана. Тем более что какие-то дурные слухи принесли и несколько священников, вернувшихся из Москвы. Там явно что-то творилось странное. Сам по себе этот «клоп», конечно же, Султана не интересовал. Ну навонял и навонял. В конце концов, это дело хана, а не его. Но вот история, которая творилась в Москве, его заинтересовала изрядно. И он попытался воспользоваться удобным моментом, чтобы дестабилизировать обстановку в этой ставшей слишком неприятно активной христианской державе. Ведь Иоанн Васильевич взял Казанское ханство, которое Сулейман считал своим вассальным владением, и отбил у его вассала ханство в низовьях Волги, то есть Москва не только имела наглость воевать с Великой Портой, пусть и опосредованно, но и умудрялась побеждать.
На самом деле Султану от Казани и Хаджи-Тархана было ни горячо, ни холодно. Достаточно было того, что они надежно блокировали персидскую торговлю по Волге. В основном. Но вот потери репутации от таких поражений оказались очень существенны и болезненны. И нужно было что-то предпринимать. А ведь он в то время уже воевал на два фронта – с венграми и персами – и ввязываться в еще одну войну, тем более на таком удаленном театре, совершенно не желал. Во всяком случае, не сейчас.
Решился, значит, Султан. И велел созвать Вселенский собор, на котором осудить происходящие движения в Москве как ересь. Ну и заодно этого мелкого «клопа» увековечить, то есть наградить своим публичным вниманием.
Начали.
И сразу все пошло не так.
Сначала Патриарх постарался историю спустить на тормозах. Его поменяли. И новый Патриарх устроил ТАКОЕ…
Отец Дионисий даже не понимал, как вообще все это получилось. Однако «клопа» признали воплотившимся демоном, а Царя, митрополита Московского и десяток влиятельных персон в Москве отлучили от церкви. Но это полбеды. Главное заключалось в том, что Московскую митрополию упразднили и передали в подчинение Литовской. А Султан в довесок еще объявил награду за голову демона.
