скачать книгу бесплатно
С тех пор как Никита ушел из полиции, утекло немало воды. Он заматерел, располнел, слегка залоснившись от сытных харчей Рокотова, съехал с квартиры в собственный дом, который всем видом показывал: эй, смотрите, сколько у меня денег! Конечно, по сравнению с хоромами Рокотова особнячок Фиронова был гораздо скромнее, но мне бы на такой не хватило денег, даже если бы я защищал в суде без передышки еще лет десять. У дома стоял «Лендкрузер», хищно сияющий черным лаком. Я провел ладонью по капоту, обнаружив, что тот теплый. Леля обещала предупредить Фиронова о моем визите, так что тот, скорее всего, поспешил вернуться домой. Конечно, я мог бы назначить встречу дома у Рокотова, но мне казалось, что под бдительным взором хозяина Фиронов поостережется откровенничать.
Никита вышел мне навстречу, двигаясь излишне осторожно, так что новость о перенесенной операции, скорее всего, была правдивой, но я решил не доверять первому впечатлению.
– А, Стахов… – скривился Фиронов, словно и не ожидал увидеть меня. – Вот и верь в наше время в идейных и неподкупных ментов. Все уходят на вольные хлеба, какими бы орлами ни летали.
– Ну ты же ушел, – усмехнулся я. – Хотя тоже орлом летал.
Фиронов не удостоил меня рукопожатием и слабо махнул, приглашая следовать за собой. Я двинулся следом по узкой кривоватой дорожке, мощенной песчаником. В дом меня тоже не позвали. Фиронов предпочел беседовать на свежем воздухе, по-барски предложив устроиться в беседке, увитой виноградными лозами. Я сел. Фиронов, кривясь, устроился в кресле-качалке, баюкая правый бок. На меня он поглядел с заметным отвращением. Я молчал, разглядывая хозяина. Тому следовало сбросить несколько килограммов, походить в зал, а красноватые белки глаз и мешки под ними говорили, скорее, не о перенесенной операции, а об обильных возлияниях. Если мои предположения верны, Рокотов нанял меня потому, что Фиронову не доверял из-за пагубных привычек.
На столе в беседке сверкал острыми гранями графин с коричневой жидкостью и пара стаканов. Внутренний голос подсказывал, что это не чай. Хозяин украдкой бросил на него взгляд и торопливо облизнул пересохшие губы. Я ждал.
Фиронову не понравилось, что я его разглядываю. Он дернул шеей, выставив ее на обозрение, и под воротом рубашки я заметил несколько свежих царапин, которые сложно было бы списать на опасное бритье.
– Я – другое дело, – сказал Фиронов. – Меня скушали много лет назад, а про твою твердолобость легенды складывали, обсуждали хватку и принципы, хотя, как по мне, там дурости было больше, чем принципов, а, может, всего серединка на половинку. И тут – бац, такой фортель, Стахов – адвокат. Не думал, что тебя смерть жены так поломает. Наши поговаривали, что ты мстить хотел, но не нашел Чигина.
Я вонзил отросшие ногти в ладонь, пытаясь удержать лицо. То, как походя Фиронов упомянул о смерти моих близких, явно было скользким желанием вывести меня из равновесия.
– Не нашел, – ответил я как можно спокойнее. – Потому и свалил из конторы. Профдеформация. Не мог беспристрастно на жмуров глядеть. Как здоровье твое?
– Профдеформация… – проворчал Фиронов. – Слово-то какое, умное, да бессмысленное. Здоровье мое не очень. Но я еще ого-го. Ты про Ксению пришел поговорить? Мне Леля звонила, предупреждала.
– Про нее. Есть что сказать интересного?
Фиронов пожал плечами, потянулся к бутылке и, скривившись, плеснул в стаканы алкоголь. Я свой вежливо взял, но пить не стал, согревая виски в ладонях, а вот Фиронов свою порцию заглотнул, не поморщившись.
– Да особенно нечего, – выдохнул он и слегка проморгался. – Девчонка обычная, со своими бзиками. Жила тихо, номеров не откалывала, с родителями не ссорилась, как все, одним словом. Парень был, тот самый Глебка Макаров. Чего не пьешь? Вискарь отменный.
Я сделал небольшой глоток и кивнул, мол, оценил.
– Рокотов полагает, что Глеб ее из окна вытолкнул, – негромко сказал я.
– Знаю. Шут их разберет, Стахов. Я за Ксенией не ходил. Она вообще от охраны отказывалась, да ей она особо и не требовалась. Некоторое время я, по просьбе Олега Юрьевича, к ней приставил паренька одного из наших конторских, но потом шеф снял охрану.
Фиронов налил себе еще, потянулся ко мне с графином, но я покачал головой, показав, что у меня еще есть, и спросил:
– Почему?
– Девчонку это раздражало. Повода не было усомниться в ее безопасности, потому мы от охраны отказались.
– Интересно, – медленно сказал я. – То есть Рокотов вдруг захотел, чтобы за дочерью ходил охранник, а затем передумал? Тогда возникла какая-то опасная ситуация?
Фиронов поглядел на меня исподлобья, и в его взгляде вспыхнула злость.
– Я не знаю, – буркнул он. – У нас никаких нежданчиков не было. Это буквально пару недель продолжалось.
– Можешь мне устроить встречу с вашим сотрудником?
– На кой? – грубо спросил Фиронов и со стуком опустил стакан на стол. – Совершенно лишняя процедура. Ничего он путного не скажет. Да и не работает он у нас больше.
– Что так? – удивился я. Внезапный уход сотрудника охраны олигарха после смерти его дочери выглядел подозрительным.
– Уволился, – раздраженно ответил Фиронов, поглядел на графин, в котором стремительно убывал виски, и, не выдержав, налил себе еще, больше не предлагая мне. – По собственному желанию. Нечего мне тебе сказать, Стахов.
Фиронов попытался встать, но ему это удалось только со второй попытки. Виски его уже забирал, шов от аппендицита давал о себе знать, и потому его попытки были неуклюжими, что еще больше вывело Никиту из себя. Я остался на месте, позволив Фиронову, всем видом демонстрирующего, что визит окончен, нависать надо мной.
– Чего сидим, кого ждем? – не выдержал он. Я усмехнулся и встал, глядя Фиронову прямо в глаза.
– По-моему, ты мне по ушам ездишь, Никит. Я вроде не ради праздного дела интересуюсь, я докопаться до причины смерти Ксении хочу, дочери, на минуточку, твоего шефа, и как бы я тут не потому, что мне страсть как захотелось тебе морсу и апельсинов притащить.
На лице Фиронова заходили желваки, и он, сделав шаг вперед, почти уперся в меня, распространяя сивушную вонь перегара. Я даже подумал, что он меня боднет широком костистым лбом, но Фиронов, плотно сжал губы, да так, что они превратились в тонкую линию, лишь сопел.
– Щас расплачусь, – наконец, сказал он. – И в жилетку тебе уткнусь. Я, Стахов, тоже опер, тоже бывший, и нюх у меня не хуже твоего. Только шеф на меня в обиде за то, что я его кровиночку проглядел, нового пса завел, а старого в утиль списал. Мне теперь возвращаться некуда. С больничного выйду, мне пинка под зад дадут. Теперь ты главный. Вот и бегай, пес, рой землю. Я тебе помогать не буду. Да и нечего мне сказать.
Я улыбнулся и развел руками.
– Ну, на нет и суда нет. Кстати, а царапины у тебя на шее откуда?
– Супруга в порыве страсти расшалилась, – холодно ответил Фиронов. – Обожает меня уже много лет, душа в душу живем, радуем друг друга. Так что визит окончен. Иди, Иван, пока ветер без камней. Провожать не буду.
– Я уйду, – пообещал я. – Только скажи мне, как звали ее уволившегося охранника.
Фиронов помолчал, а затем раздраженно выдернул из кармана телефон. Повозив по экрану пальцем, он открыл контакты и зло сунул телефон мне под нос.
– На, смотри! Сухоруков Андрей, отчество не помню. Не думаю, что он будет тебе полезен, но моя совесть чиста хоть останется.
– Спасибо тебе, – серьезно сказал я, но Фиронов посчитал мои слова издевательством.
– Пошел ты, Стахов! – прошипел он и торопливо, насколько позволял шов после операции, направился к дому.
?
Телефон Андрея Сухорукова не отвечал. Я сделал несколько попыток, но никто не снял трубку.
Через два часа я наведался к Семену Броху. Семен жил и работал в ювелирном салоне неподалеку от мэрии. Жил он, естественно, не в самом салоне, а над ним, в просторной квартире, со всем своим выводком. Старшие дочери Семена – носатые, грудастые, волоокие – трудились тут же, обслуживали клиентов, предлагая злато-серебро, и томно вздыхали, когда в поле зрения попадался мужчина подходящего возраста. Сарочка и Розочка, неотличимые друг от друга, одинаково некрасивые, давно переспевшие груши, до сих пор не были пристроены отцом замуж. Младшие девочки то и дело мелькали в салоне, и я, признаться, не помнил точно, сколько у Броха детей – восемь или девять, да и идентифицировать их в лицо было сложновато, поскольку все они были словно отлиты из одной формы. Точно мне было известно, что лишь под старость Броху удалось родить себе наследника.
Несколько лет назад я оказал Броху услугу. И теперь беззастенчиво пользовался его осведомленностью, что крайне не нравилось старому плешивому плуту. Но отказать мне он не мог, к тому же я часто оказывался полезным.
При виде меня Сарочка и Розочка расплылись одинаковыми лошадиными улыбками и выпятили грудь. Напрасное, между прочим, старание, учитывая, что отец никогда не отдал бы их за гоя.
– Семен Натанович на месте? – учтиво спросил я.
– На месте! – хором ответили близняшки и бросили друг на друга гневные взгляды, а затем одна, наиболее расторопная, произнесла: – Я провожу.
– Да я помню дорогу, – попытался я отказаться.
– Ну что вы, Иван… Андреевич, – возразила Сарочка, а, может, Розочка. – Меня это нисколько не затруднит, а сестра тем временем присмотрит за магазином.
Вторая близняшка вымученно улыбнулась, а я нисколько не сомневался, что, после того как за последним покупателем закроется дверь, счастливице припомнят ее поспешность.
Кабинет Броха располагался на втором этаже, куда вела узкая винтовая лестница. Провожая меня, Сарочка (или Розочка) умудрялась прижиматься ко мне всем телом, поражая чудесами эквилибристики. Я подумал, что старому прохвосту нужно перестать так придирчиво копаться в претендентах на руки дочерей, иначе это плохо кончится.
У дверей кабинета близняшка с сожалением со мной простилась. Дочери никогда не входили в кабинет отца вместе с посетителями. Выждав, пока шаги провожатой стихнут, я дважды стукнул костяшками пальцев по двери.
– Семен Натанович, это Стахов. Надо поговорить.
За дверями звякнуло. Я представил, как Брох, словно царь Кащей, торопливо пересыпает злато в закрома и запирает сундуки, а затем послышалось глухое покашливание, что можно было расценить как приглашение. Я медленно нажал на ручку и вошел.
Брох сидел за столом, на котором, кроме антикварного бутафорского телефона и малахитового пресс-папье, не было ничего: ни бумажки, ни ручки, ни завалящей цацки. Увидев меня, Брох чуть заметно поморщился, дольше чем следовало, дабы показать, как он мне не рад. Я оценил, но сделал вид, что не заметил. Эти игры были давно известны и мне, и ему. Иногда мне казалось, что мы с Брохом – два карточных шулера, готовящихся друг друга кинуть.
Брох обратился ко мне, когда я еще работал в отделе. Была не по сезону холодная осень. Брох просто пришел в кабинет и попросил о разговоре с глазу на глаз. Дождавшись, пока мы останемся одни, он с гримасой боли стащил с руки перчатку, и я увидел, что рука перетянута бинтом. Произошел стандартный наезд, пояснил он. Пропали деньги, и Броху пришлось отвечать. Жора Бетон прижигал руку Броха зажигалкой, требуя вернуть недостачу, которая канула в неизвестность. Я принял страдания старого еврея близко к сердцу и с определенными сложностями установил, что деньги украл водитель Жоры Бетона. Дальнейшая судьба водителя меня не интересовала, а Брох, оправившись, стал клясться в вечной дружбе. Правда, спустя пару лет его энтузиазм подувял.
– Ванечка, дорогой, – льстиво улыбнулся Брох и раскинул объятия, намереваясь меня обнять. – Как я рад тебя видеть!
Я обнял старого прохиндея и, получив царственный приглашающий кивок, уселся напротив.
– Каждый раз прихожу к тебе, Натаныч, и каждый раз думаю, что ты рад меня видеть, – усмехнулся я.
– Так, Ванечка, я таки знаю этикет, – прищурился Брох, старательно добавляя в тон побольше кошерности. – Знаешь, что это? Это когда евреи думают: «Чтоб ты сдох», а говорят: «Добрый вечер».
– Обожаю, когда ты хохмишь.
Улыбка с лица Броха медленно сползла, превратившись в гримасу. Он сердито поглядел на меня из-под насупленных бровей и с неожиданной резкостью сказал:
– Ванечка, я старый больной человек, и мне нет желания плясать вокруг тебя мазурку. Все эти цирлих-манирлих не для меня. Скажу-таки, я слишком стар даже для того, чтобы записывать меня в сексоты. Если ты думаешь, что твои визиты ко мне остаются незамеченными, то глубоко ошибаешься. Люди задают вопросы, Ваня, и рано или поздно мне придется на них ответить. Я тебе очень благодарен за помощь, но видеть твой благородный профиль так часто – скверно для моей репутации. Если у тебя есть ко мне вопросы, на этот счет умные люди изобрели телефон, а также интернет и массу других полезных приспособлений. К чему эти гангстерские выходки?
– К тому, уважаемый, что мы с тобой это уже проходили, – ласково ответил я. – По телефону ты поспешишь сказать, что ничего не знаешь, а вот при личной встрече мой благородный профиль на тебя действует как сыворотка правды. Так что я предпочитаю личную встречу, тем более все равно ехал мимо.
Брох поморщился, отчего его лицо стало похожим на раздавленную сливу.
– Чего ты хочешь на этот раз?
Я наклонился вперед и негромко произнес:
– Меня интересуют два семейства. Семьи Олега Рокотова и Сергея Макарова, особенно интересуют их дети: Ксения и Глеб. Хотя вряд ли ты что-то о них слышал.
На лице Броха появилось облегчение.
– Что ты хочешь узнать?
– Все, – отрезал я. – Дочь Рокотова погибла, а сын Макарова исчез. Рокотов не верит в самоубийство.
– И, видимо, думает, что во всем виноват этот анемичный юноша? – усмехнулся Брох. – Я в жизни, конечно, многое видел, но Глеб не производит впечатления убийцы. Если Ксенечку действительно кто-то убил, искать нужно где-то еще.
Я подумал, что уже второй человек дает такую характеристику Глебу, но делать выводы не спешил. В моей практике слишком часто встречались убийцы с ангельскими лицами. Вместо этого я предложил Броху продолжить.
– Ну что тебе сказать про Макаровых? Обычные, среднестатистические миллионщики, без закидонов, – пожал плечами Брох. – Знаешь, их довольно сложно зацепить. Не азартны, не алкота, не наркоманы. Сергей Павлович – мужчина обстоятельный и, разбогатев, не сменил свою Наташу на молоденькую модельку. Как поженились двадцать лет назад, так и живут. Глебушка у них единственный ребенок, наследник империи, но сильно сомневаюсь, что когда-нибудь ее возглавит. В плане бизнеса совершенно бестолков, но картины пишет прекрасные. Он уже в Англии выставляется, ты в курсе?
Я был не в курсе.
– А Рокотов?
– Олег? Ну, тот из другого теста. Не будь он так богат и хваток, я охарактеризовал бы его любимой фразой моей супруги Изольды – сраная богема. Хотя дочку он обожал, да и жену тоже, что неудивительно, ведь свою старую баржу он спихнул еще лет пятнадцать назад.
– Лара не мать Ксении? – удивился я. Брох затрясся беззвучным смехом и замахал на меня руками.
– Лара, конечно, строит из себя девочку и вполне по возрасту могла бы Ксюшу родить, но, уверяю тебя, она не ее мать. Первой женой Рокотова была Светлана, генеральская дочь, и это она благодаря своим связям вывела Рокотова в люди. Олежа, хоть и строил из себя миллионщика, в младые лета был еще тем альфонсиком. Девочка прельстилась на его представительные манеры, хотя за душой у него не было почти ни гроша. Хотя какая девочка? Света была его старше почти на десять лет, а Олег мог так хорошо ухаживать… Они прожили в любви и согласии лет восемь, а потом Светин папа помер, мир его праху, и Олег тут же бросил ее. Без отца она ему была не нужна. Хотя дочь не забывал, потом и к себе забрал.
– Почему Ксения не осталась с матерью? – спросил я. Брох развел руками.
– Неподходящая обстановка в доме. После развода Света стала пить, и пить крепко. По сути, я могу Олега понять. Она до замужества была женщиной в соку, а после изрядно перебродила. Какой мужчина захочет видеть в своей постели чудовище с отвислой грудью, когда рядом столько молоденьких и хорошеньких? Однажды он познакомился с Ларочкой, и та его запросто увела из семьи.
– У Лары и Ксении были нормальные отношения?
– Ну, дорогой мой, ты переоцениваешь мои возможности, – развел руками Брох. – Я в их дом не вхож, могу сказать только, что на людях они вели себя прилично. Лара падчерицу не шпыняла, не тыкала в бок иголками, а Ксюша не закатывала при виде мачехи глаза. Нет, ничего страшного в их отношениях я не видел.
– Ты что-нибудь знаешь о трениях между Макаровым и Рокотовым?
– По-моему, сферы их интересов не пересекаются, – ответил старый еврей. – Они вполне могли породниться и слить корпорации в одну, это никак бы им не помешало, даже наоборот. Рокотов, если верить слухам, некоторое время надеялся выдать дочь замуж за Егора Черского, сына Боталова, но Ксюша была слишком юна, а Черского быстро окольцевали. Так что Глеб Макаров был для нее отличной партией. Поверь мне, этот союз никому не мешал, а дети друг друга любили.
Я задумался, уставившись в пол. После посещения квартиры Ксении страх не оставлял меня, подталкивая к собственным демонам. Мне хотелось выпить. Не уверен, что отказался бы, если бы Брох предложил налить коньяку, но старый жмот редко угощал даже кофе.
– Макаровы прячут сына, – глухо произнес я. – А мне нужно с ним поговорить. Ты не знаешь, куда парень мог деваться?
Брох пожал плечами.
– Я ничего не буду обещать, Ваня, – ответил он. – Если у меня появится что-то интересное, я сообщу. И даже не буду просить тебя приехать лично. Эсэмэс пришлю. Я, знаешь ли, научился пользоваться смартфонами, это не сложнее, чем пульт от телевизора. Тебя интересует что-то еще?
– Я никак не могу понять, кто из твоих дочерей Сара, а кто – Роза, – сказал я. – Как ты их различаешь?
– Тебя провожала Сара, – неласково ответил Брох.
– Она ушла до того, как я открыл дверь.
– Ванечка, мой магазин оснащен видеокамерами, – снисходительно пояснил Семен Натанович. – То, что я выключил телевизор перед твоим приходом, не говорит о том, что я не видел, как ты поднимался наверх. И я надеюсь, что ты не имеешь блудливых мыслей в отношении моих девочек?
Я хотел было сказать, что блудливые мысли, скорее, имеют его девочки, но лишь помотал головой.
– Я очень тебя ценю, Ваня, – сказал Брох. – Особенно то, что ты для меня сделал. Я никогда этого не забуду. Но мне крайне неудобно постоянно чувствовать себя должником.
– Прости, Натаныч, – вздохнул я, – но, кроме тебя, с деликатными вопросами мне некуда идти. Боюсь, что этот крест тебе придется нести до конца своих дней.
– Нашему народу не привыкать, – горестно возвел глаза горе Брох, но чуточку улыбнулся и, прощаясь, протянул мне свою изуродованную руку.
?
Добраться до отца Глеба с первой попытки у меня не вышло. Не получилось и со второй, и даже с третьей. Сергей Павлович Макаров посторонних не принимал. Я попытался прийти к нему на работу, решив, что беспокоить его дома, по крайней мере до того, как получу отказ, не слишком прилично. Но мой крестовый поход завяз в приемной, где я бессмысленно проторчал почти два часа. Спокойствие босса охраняла не только вышколенная секретарша, белозубая, беловолосая, совершенно стерильная, с пронзительными голубыми глазами и ледяным голосом, но и пара мордоворотов ростом с хороший шкаф. Мои невинные попытки взять журнал или вынуть телефон сопровождались свирепыми взглядами. Когда Макаров наконец-то вышел из кабинета, меня тут же оттеснили, не дав сказать ни слова. Макаров же не удостоил меня взглядом.
На следующий день я подкараулил его у офиса и почти успел перехватить у лифта. Меня вновь оттеснили, но я смог бросить фразу, которая должна была заставить Макарова пообщаться со мной.
