Автор вспоминает…

…Модный писатель ищет в Индии необычную тему для нового романа.

Но ничто из индийских чудес не прельщает его, все кажется скучным и вторичным.

Писатель разочарован, но тут появляется некий абориген, который посвящает его в страшную тайну.

Оказывается, настал Час обезьян, которых в Индии десятки миллионов.

Как к людям приходил некогда Великий Учитель, так и к обезьянам пришел Великий Обезьян – их Вожак, который поставил своей целью объединить всех обезьян Индии…

Вожак имеет повсюду своих агентов, в том числе среди посвященных людей…

И вот заинтригованный писатель, ведомый своим гидом, отправляется в княжество Джайпур, чтобы лицезреть Вожака – Серого Ханумана…

В нашем углу первым прочитал книгу я, затем передал ее Володе, который, как мне стало казаться, не принадлежал к числу любителей чтения.

У меня даже сложилось впечатление, что он подержит ее немного под подушкой, не читая, а затем передаст следующему очереднику.

В ту минуту я и представить не мог, что уже завтра вечером один из сюжетных поворотов книги “Шесть колонн” буквально оживет перед моими глазами.

Мы с Володей работали в разных бригадах, соответственно, и день у каждого складывался по-своему.

Поэтому по вечерам нам всегда было что обсудить.

В тот вечер он сказал мне:

– Приехал новый стройотряд из Ленинграда. Они разместились в 6-ом квартале (речь, понятно, шла о Чиланзаре). У них своя столовая, и там работает классная девчонка. Не знаю, как ее зовут, но знаю точно, где она живет. Почему бы не нагрянуть в гости? Познакомиться, а? Попытка не пытка! Составишь компанию? Ведь у нее, наверняка, есть подруга. Ну, чего нам киснуть в нашей казарме?!

На такое предложение трудно было возразить, да и зачем?

Мы привели себя в порядок и отправились в путь.

Жилой городок ленинградцев разместился на зеленой территории среди пятиэтажек – пресловутых “хрущевок”, которые тогда являлись вожделенной мечтой для тысяч ташкентских семей.

Городок же строителей представлял собой ряды сборных домиков, показавшихся нам верхом комфортности.

Уже давно стемнело, а темень в наших краях очень плотная и бархатистая, безо всяких полутеней.

Почти все окна в домиках были темны, но где-то в глубине городка ярко светил прожектор.

Оттуда доносились ритмы танцевальной музыки и веселые выкрики.

На эти звуки мы и направились.

Вскоре нашим взорам предстало серебристое строение, похожее на небольшой ангар.

Подобные сооружения многие строительные организации использовали в ту пору в качестве складов для хранения наиболее дефицитных материалов.

Но сейчас внутри этой металлической решетчатой коробки было устроено что-то вроде танцплощадки.

Вдоль стен были развешаны воздушные шары, бумажные фонарики, флажки, юмористические плакаты, в глубине играл самодеятельный оркестр, а посередине танцевали полсотни пар, или около того.

Очевидно, строители отмечали какой-то праздник, быть может, новоселье.

– Зайдем? – кивнул мне Володя, указывая на узкую рамку входа, как бы врезанного в металлическую сеть.

– Почему бы и нет?!

На нас никто не обращал внимания, и мы уверенно переступили через высокий порог, оказавшись внутри ангара, где веселье било через край, и здесь, недалеко от входа, остановились, чтобы осмотреться.

А в следующую секунду могучий подземный монстр вдруг резко заворочался в своем логове.

Весь предыдущий опыт подсказывал мне, что сила толчков находится, быть может, у отметки 5 баллов.

В принципе, ситуация была практически безопасной.

Мы находились внутри помещения, конструкции которого соединялись между собой, как я успел заметить, при помощи болтов, так что ни о каком обрушении не могло быть и речи.

Похоже, однако, что в металлических сочленениях оставались какие-то люфты и зазоры, потому что ангар принялся громыхать, звенеть и пугающе скрежетать.

Зато умолкло всё, что бурлило мгновение назад, оборвалась музыка, утихли голоса, замерли пары.

А подземная тряска продолжалась!

Не могу поручиться, быть может, прошло всего несколько секунд (мне уже приходилось говорить чуть выше, что время проявляет порой особенные свойства).

Я перехватил застывший взгляд мордастого, с “бульдожьей” челюстью парня, который стоял напротив меня на расстоянии вытянутой руки, и вдруг с пронзительной ясностью, словно мне кто-то подсказал это изнутри, понял, что всем, кто находился в этой толпе, ситуация представляется экстремальной.

Судя по рассказу Володи, все эти люди прибыли в Ташкент совсем недавно, и, очевидно, для каждого из них продолжавшиеся колебания незыблемой тверди были первым землетрясением в жизни.

Та неожиданность, с которой оно произошло, жутковатые слухи, которыми, наверняка, приезжих успели попотчевать, а также металлический скрежет и клубы взметнувшейся из всех щелей пыли, густая темень над головой и незнакомая местность вокруг, – всё это вместе взятое еще сильнее обостряло чувство тревоги и страха.

В воздухе уже витало предчувствие массовой паники.

Рванись сейчас кто-нибудь один из толпы к узкому выходу, обрамленному металлической рамой, за ним устремилась бы и вся эта живая масса.

Я вдруг понял, что мордастый уже готов к рывку, что через мгновение он бросится вперед, не разбирая дороги, и сшибет своей крупногабаритной массой меня…

Но как объяснить ему, да еще в долю секунды, что серьезной опасности нет?! Как вообще можно объяснить что-либо тому, кто почти утратил контроль над своей волей?

Мы с Володей даже не успеем отскочить в сторону, когда здесь, вот в этом узком проходе, возникнет живая пробка…

Ощущение собственной беспомощности привело к тому, что на меня самого накатил приступ паники, хотя и по другой причине.

И, что самое жуткое, никакого спасительного “провала в памяти” здесь не ожидалось.

И вот, когда до взрыва коллективного безумия оставались доли секунды, когда мордастый уже оторвал ногу от пола, вдруг послышался громкий возглас Володи:

– Музыканты! Давай музыку! Чего остановились?!

Откровенно говоря, в первые мгновения я даже не понял смысла этой фразы, но всей кожей ощутил насмешливое спокойствие, с которым мой друг бросил эти слова поверх голов.

Именно беспечная интонация его голоса, в которой не было и нотки обеспокоенности, даже легкой, освободила какой-то комок в моем горле, и я вслед за Володей тоже выдохнул:

–Музыку давай!

Мордастый вдруг часто-часто заморгал и весь как-то обмяк.

Вот тут-то мне стало ясно, что “рвать когти” он уже не будет.

– Музыку давай! – послышались в толпе еще два-три голоса.

Притом, до всех дошло, что почва под ногами уже не трясется.

Заиграл саксофон, заглушая нервные смешки.

Инцидент, как говорится, был исчерпан.

Свою девушку в тот раз Володя не нашел.

Выяснилось, что мы попали не в тот жилой городок – не в ленинградский.

А вот у кого именно мы побывали в гостях, я, признаться, так и не запомнил.

Поздней ночью мы возвращались домой через спящий город.

Повсюду внутри кварталов можно было увидеть железные кровати и раскладушки многие жители предпочитали ночевать под открытым небом, и этот контингент всегда возрастал после каждой серии сильных толчков. Некоторые импровизированные ложа скрывались под марлевыми пологами, защитой не столько от нескромных взглядов, сколько от комаров.

– Как тебя осенила эта идея насчет музыки? – задал я, наконец, своему спутнику крутившийся на языке вопрос.

– Не осеняла меня никакая идея, – пожал он плечами. – Ты же сам читал “Шесть колонн”.

– Ну, читал…

– Так чего же спрашиваешь?

– Потому и спрашиваю, что не вижу никакой связи!

– Ну, ты даешь! – удивился он. – Там же есть рассказ “Зельзеля”. По-арабски это означает “землетрясение”. Автор рассказывает, как, находясь в Дамаске, пошел вместе с друзьями-арабами в кино. Во время сеанса произошло сильное землетрясение, не чета тому, что случилось у нас сегодня. И вот изображение на экране пропало, в зале – темнотища, люди повскакивали с мест, словом, до массовой паники оставались считанные секунды. И тут Фатих, так звали одного из спутников писателя, принялся орать во всю глотку: “Эй, там, в будке! Крути фильм! Кино давай!” – эти возгласы Володя и сам озвучил едва ли не в полный голос, но тут же спохватился: – Его призывы подхватили другие голоса, и это разрядило обстановку. Вот тебе вся идея в чистом виде! Просто пришлось сделать маленькую поправку и требовать продолжения не фильма, а музыки.

Я, конечно, не стал ему говорить, что хоть и перелистывал “роман-газету” до конца, но рассказов вообще не читал, и лишь дипломатично заметил:

– Но у тебя получилось тоже удачно…

– Да, – согласился он. – Получилось, как по нотам, самому удивительно.

В один из последующих вечеров я самым внимательным образом прочитал рассказ “Зельзеля” из книги “Шесть колонн”, и с той поры всякий раз, когда вижу этот сборник либо встречаю где-либо упоминание о нем, невольно вспоминаю Володю…

А ведь столько лет уже прошло!

Продавец книг-71

До сих пор меня не покидает ощущение, что много лет назад я прикоснулся к самому краешку одной древней тайны.

Случилось это в июне 1971 года в Каракалпакии…

В ту пору в качестве молодого прораба я строил высоковольтную линию электропередач от поселка Шахаман, расположенного “там, где кончается асфальт”, к еще более глубинному поселку Казахдарья, где вообще не было никакого асфальта. Наш лагерь – два вагончика на колесах – базировался на околице Шахамана. С точки зрения энергетики, трасса была простенькой – всего-то около сорока километров. Притом, между двумя поселками простиралась плоская безлюдная степь: ни холмов, ни косогоров.

Тем не менее, ежедневная езда на работу и обратно являлась для бригады жестким испытанием нервов. Дело в том, что степь была покрыта твердыми как железо кочками. Машина прыгала на них, словно резиновая. А вместе с машиной невольно прыгали и мы. Каждые десять секунд. После такой езды даже самые выносливые монтажные зубры подолгу приходили в себя. И вот что странно: в процессе езды кочки не сглаживались, а делались еще бугристее.

Поэтому, построив трассу до середины, разумнее было перебазироваться в Казахдарью.

Но среди нас нашлись противники переезда.

Бульдозерист Геннадий Петров, ссылаясь на некую медсестру – близкую знакомую его жены, упорно твердил, что вдоль южного побережья Арала, в этих глухих, нетронутых местах, еще встречаются прокаженные. Недаром же на острове Барсакельмес расположен секретный лепрозорий! Иногда прокаженные бегут оттуда и селятся небольшими группами в прибрежных камышах, промышляя ловлей рыбы и охотой на птиц. Пока поймешь что к чему, зараза уже прилипнет к тебе. Нет, вещал Геннадий, уж лучше протрястись на кочках, чем провести остаток жизни в лепрозории!

Геннадий был известным паникером. Нередко над ним смеялись, но на этот раз он приобрел в бригаде сторонников. Само слово “проказа” вызывало в подсознании священный трепет.

Однако же, кочковатая дорога на трассу и обратно изматывала нас всё больше с каждым днем.

Наконец, доводы рассудка победили, и мы решили съездить в Казахдарью всей бригадой, чтобы осмотреться и по возможности выбрать место для лагеря.