По Кроуфорду

Ну, как оказалось, Никки.

Всё это – неотъемлемая часть сценария её идеального торжества. Она где-то вычитала, что теннис помогает снять стресс, а невесте, особенно такой тревожной, как моя подруга, жизненно необходимо сбросить напряжение, проветрить голову и вернуть ощущение контроля перед свадьбой. А ещё она хочет собрать там всех друзей и родных. Не дай бог кто-то не успеет познакомиться – на банкете потом никто не будет знать, с кем сидит. Ужас, правда?

Я запихнула в рот остаток тирамису и исподтишка глянула на Джеймса.

Играть в теннис с Кроуфордом? Это… будоражит. Надену юбку покороче и белый топ в облипку – пусть этот напыщенный засранец воочию увидит, какое идеальное у меня тело.

Тело, что навсегда останется для него запретной территорией.

✦

– Тебя подвезти? – поинтересовался Джеймс, когда мы стояли на улице.

Я чуть задержалась, чтобы покурить и поймать такси. А Кроуфорд зачем-то остался со мной.

Я не обращала на него внимания с тех пор, как Никки с Дмитрием покинули нас, и сейчас упорно смотрела прямо перед собой. Джеймс стоял рядом и тоже таращился вдаль, вдыхая клубы токсичного сигаретного дыма, который он не переносил.

Нам было совсем не по пути, мы жили на разных концах города: я обитала в районе Сохо, а Кроуфорд – в Верхнем Ист-Сайде. Зачем он строил из себя джентльмена, когда на самом деле им не являлся, оставалось для меня загадкой на протяжении двух лет.

Ехать с ним я не собиралась, несмотря на то, что в его Mercedez-Benz было в разы комфортнее, чем в душном такси. Поэтому коротко ответила:

– Нет, спасибо.

– Всё ещё не хочешь танцевать со мной? – вдруг спросил он, переведя на меня взгляд.

– Только если это будет танго на твоих костях.

Он усмехнулся.

– Ладно. Я пытался быть дружелюбным.

– Ты похоронил своё дружелюбие два дня назад под маской мудака. – Я выдохнула дым прямо ему в лицо, отчего он чуть скривился, но не отступил. – Тебя и так стало слишком много в моей жизни. Проваливай, Кроуфорд. И не попадайся мне на глаза больше, чем это необходимо.

Джеймс ничуть не расстроился, только моргнул пару раз и кивнул.

– Как пожелаешь. До свидания, Кейтлин.

Он повернулся и пошёл прочь. И всё – ни сарказма, ни укола в ответ, ни даже раздражения – только его ровные шаги по асфальту и лёгкий запах корицы, оставшийся в воздухе.

Как он бесил меня. Запах и Кроуфорд.

Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся в машине и не уехал, а потом с яростью затушила недокуренную сигарету, села в такси и сказала адрес вслух – сама себе, чтобы убедиться, что еду домой, а не за ним.

✦

Приняв пенную ванну и усевшись в гостиной с бокалом вина, я взяла телефон и позвонила Ханне по громкой связи.

Через несколько секунд послышался немного уставший голос подруги:

– Алло?

– Привет, помешала?

– Нет-нет, всё в порядке. Только передала Рассела Тео и развалилась в джакузи. С тех пор, как он научился ходить, за его маленькими ножками просто не угнаться. – Она вздохнула. – Что-то случилось?

Я выдохнула.

– Нет, просто хотела ещё раз извиниться за тот балаган на дне рождения. За себя и Джеймса. Мы оба повели себя как идиоты. Особенно я.

– Я не злюсь, – мягко сказала подруга. – Всё нормально. Правда.

– А Тео?

– Он тоже. Мы всё понимаем. Не понимаем только, почему ты ничего не замечаешь.

Я нахмурилась.

– Не замечаю чего?

– Ты была невероятно красива в том платье, Кейт, все мужчины пялились на тебя – Джеймс в том числе. Он приревновал. Потому что ты ему нравишься. Неужели неочевидно?

– Ханна, детка, вы видите то, чего нет. – Я сделала глоток вина. – Он взрослый мужчина, а такие не ведут себя, как ревнивые подростки. А он поступил именно так.

– Он не просто «взрослый мужчина», он влюблённый мужчина. Сама же говорила, что им от любви голову сносит напрочь, помнишь? Вот он и вспылил.

Я усмехнулась.

– Это не случай Кроуфорда. Он просто бессердечный мудак, вот и всё.

– Я так не думаю.

– Да для вас он святой только потому, что он врач! – Я резко взмахнула руками, чуть не расплескав вино. – Вот тебе ещё новость: Джеймс теперь новый главный шафер. Вместо брата Дмитрия. И нам с ним придётся танцевать вальс.

– Ты серьёзно?

– Угу. Он оказался близким другом и коллегой Дмитрия. Никки даже планировала нас свести. Я не понимаю, в Нью-Йорке закончились другие мужчины или что?

Ханна расхохоталась.

– Это точно судьба, Кейт. К тому же вы чертовски хорошо смотритесь вместе. Из вас бы вышла идеальная пара.

– Ханна, он Дева, да ещё и сентябрьская! – крикнула я. – Я, конечно, люблю зануд, но это – выше моих сил.

– Ты только не обижайся, но июньские Близнецы тоже не подарок.

– Вот именно. Мы абсолютно несовместимы и поубиваем друг друга в быту. – Я вздохнула. – Хватит об этом. Мы просто крёстные самого чудесного в мире малыша и партнёры по танцам. А через две недели и ими быть перестанем.

– А может, за эти две недели ты наконец перестанешь бежать от того, чего хочешь? Ты ведь прекрасно знаешь, что в глубине души он хороший человек, а не «бессердечный мудак», иначе давно бы к нему остыла. Будь с ним хоть немного помягче. Дай ему шанс.

Я закатила глаза.

– Ханна…

– Давай встретимся завтра в полдень в торговом центре в Хадсон-Ярдс и пройдёмся по магазинам, – тут же перебила она, зная, какую гневную тираду я могу сейчас выложить. – Я приеду с Расселом, нужно купить ему новые красные сандалии и панамку. Он теперь категорически отказывается выходить из дома в вещах, где нет красного – в кого бы это он, а? – Я расхохоталась. Ведь это я привила ему любовь к алому цвету. – И завтра ты мне ещё раз в подробностях расскажешь, как Джеймс стал шафером и как сильно ты его ненавидишь тире хочешь.

Я фыркнула.

– Ладно. Твой рыжий ангелочек и шопинг – идеальное комбо, чтобы вытащить меня из дома в субботу в полдень.

– Ага. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь.

– Только имей в виду: если ты опять начнёшь говорить, что мы с Джеймсом «идеальная пара», я задушу тебя панамкой.

– Интересно будет на это посмотреть. До завтра, Кейт.

– До встречи, мамочка. Передавай привет своим мальчикам.

Я с улыбкой завершила вызов и залпом допила вино. В голове мелькали мысли о том, что вокруг творится какая-то чертовщина, замешанная на Кроуфорде. Слова Ханны эхом отозвались в голове: «Ты ведь прекрасно знаешь, что в глубине души он хороший человек, а не „бессердечный мудак“».

Да, я действительно думала, что он хороший и порядочный человек, пока он не переступил черту и не оскорбил меня при всех, перейдя на личности. С чего я должна быть мягкой и давать шанс тому, кто не уважает меня?

Я вздохнула. Обижаться бессмысленно, держаться в стороне всё равно не выйдет – у меня попросту нет такого варианта. Джеймс – крёстный отец Рассела, один из самых близких людей для Тео и Ханны, как и я. Никки с Дмитрием слишком дороги мне, чтобы портить с ними отношения из-за наших ссор. Короче, мы буквально связаны общими друзьями и крестником. Заперты в одном мире, где приходится улыбаться и делать вид, что мы не сжигаем друг друга изнутри.

Терять друзей и, тем более, Рассела я не желаю ни при каком раскладе. Поэтому мне – нам – придётся как-то уживаться. Хотя бы ради ребёнка, который больше никогда не должен видеть, как взрослые теряют самообладание.

Надеюсь, свадьба не превратится в цирк, потому что я не уверена, кем там буду – артистом или зрителем.

Иначе Николь Дуглас нас точно прикончит.

Глава 2

В моей квартире всегда тихо – по-настоящему, по-бездонному – тишина поселилась внутри и превратилась в удушье.

Я снял пиджак, бросил его на спинку кресла в гостиной. Галстук сжал горло сильнее, чем положено, и я сорвал его следом. Шёлковая петля упала на пол, и я сделал глубокий вдох.

Я один. Снова. Наконец-то.

Я прошёл на кухню, не включая свет. Остановился у барного шкафа и налил виски. Сделал короткий глоток. Второй. Горло неприятно жгло – и, честно говоря, я это заслужил.

Я сел на диван в гостиной, чувствуя себя не человеком, а пустой оболочкой, изношенным кошмаром под названием «существование». Откинувшись затылком на спинку, стеклянным взглядом уставился в потолок и задумался: как я до этого докатился?

Моя жизнь всегда была одинаково стабильной: чёткий распорядок дня и унылая рутина преследовали меня по пятам, сколько я себя помню. Родители – известные врачи с безупречной репутацией – растили из нас с братом не детей, а проекты.

Мы жили в большом доме с мраморными полами, дорогими картинами и чужими голосами: няни, репетиторы, домработницы. Нам покупали всё самое лучшее – игрушки, одежду, обучение. На нас тратили очень много денег, но не тратили главного – внимания.

Вместо сказок на ночь – короткий поцелуй в лоб, а следом – тень уходящей фигуры.

Вместо тёплых объятий и слов поддержки, когда было больно – дежурное «не плачь, ты же мальчик».

Вместо семейных выходных – индивидуальные занятия.

Вместо слов любви – ежемесячные переводы на счёт и костюмчик от кутюр.

Всё было отточено до автоматизма. Всё было правильно и эффективно.

Потом началась школа, где я был «трудолюбивым и способным». Взрослые часто хвалили меня, я молча кивал и со всем соглашался. Мне казалось, что если делать всё правильно и быть послушным – меня обязательно полюбят.

Потом был университет. Лекции, анатомия, экзамены. Я закапывался в книги, как в спасательный окоп, вычёркивая себя из реальности. Не пил, не гулял, не влюблялся. Не жил.

Друзей почти не было – все считали меня душным зубрилой и завидовали моим успехам. Я опережал в развитии брата и сверстников, потому что не тратил время ни на что «лишнее». Я должен был быть лучшим – другого будущего для меня просто не существовало. Медшкола, потом резидентура7 – всё шло строго по сценарию, написанному ещё до моего рождения.

В то время мой отец Карл Кроуфорд – легенда кардиохирургии по словам медицинского сообщества – ещё иногда оперировал в Mount Sinai8. Несмотря на то, что у нас были свои клиники, он не отказывался от работы в других ведущих госпиталях. Mount Sinai – место, где воздух пахнет антисептиком и властью. Где кардиохирурги спасают по восемь человек в день, а ошибаются – максимум раз в жизни.

Мне было двадцать шесть, я только-только начал ассистировать в отделении общей хирургии одного из самых обычных городских госпиталей. Это были мои первые шаги в операционной: под чутким присмотром наставников, с дрожащими руками и глазами, широко раскрытыми от волнения и восторга. Тогда я учился понимать, что значит ответственность – не за себя, а за чужую жизнь.

А спустя полгода отец позвал меня в Mount Sinai.

Прекрасно помню, как впервые зашёл туда. Операционная №3 – та самая, где отец оперировал президентов, губернаторов, миллиардеров. В тот день мы спасали сенатора штата. У него была закупорка коронарной артерии, и требовалась операция аортокоронарного шунтирования. Суть проста: пришить здоровый сосуд к сердцу в обход поражённого участка, чтобы восстановить кровоток.

Я стоял рядом с отцом, подавал инструменты раньше, чем их называли, отслеживал показатели, моментально реагировал на любое изменение в ритме.

На одном из этапов отец вдруг протянул мне иглу:

– Зашьёшь? – спросил он спокойно, без давления.

Я кивнул и наложил свой первый шов на чужое сердце – чётко, быстро, без дрожи. Как будто делал это всю жизнь.

После операции отец снял перчатки, посмотрел на меня с гордостью и улыбнулся. Потом хлопнул по плечу и сказал:

– Ты готов.

Я тогда не понял, к чему, а на следующий день меня перевели в нашу семейную клинику на Манхэттене – ту самую, с которой началась врачебная династия Кроуфордов. Её открыл мой прадед, доктор Джон Кроуфорд, в 1950-х – в те времена, когда врачи ещё курили в приёмных, а операционные проветривали вручную. Спустя десятилетия, уже под руководством деда и отца, эта клиника стала сердцем семейной империи и одним из первых аккредитованных центров для резидентуры и специализации в области кардиохирургии.

Это было место, где фамилия Кроуфорд открывала двери быстрее, чем ключ-карта. Где от меня ждали не просто успеха, а совершенства. Где я начал проводить свои первые операции под присмотром наставника. Сын звезды кардиохирургии Карла Кроуфорда и профессора медицины Шерил Кроуфорд – меня готовили к этому с детства, я просто не имел права не справиться.

Старшие врачи смотрели на меня настороженно, молча передавали инструменты, словно ждали, оступлюсь или нет. Медсёстры называли меня «доктор Кроуфорд» с интонацией, в которой смешались почтение и недоверие. А пациенты – им было всё равно, сколько мне лет, они просто радовались, что к ним вышел сын того самого Кроуфорда.

Я работал на износ. Медицинские конференции, стены операционной, тяжёлые диагнозы, испуганные глаза, глядящие на меня, как на последнюю надежду – всё это стало моей реальностью. Я жил не как хотел, а как надо. Не мне – семье.

А потом встретил Айрис…

Моя рука с виски дрогнула, едва я вспомнил о бывшей жене, и я сделал большой глоток. Вслед за крепкой жидкостью по венам потекли такие же жгучие воспоминания.

Айрис Беннет. Девушка, из-за которой впервые в жизни у меня поехала крыша – не от усталости, не от выматывающих смен – а от неё. Всё, что казалось важным до её появления, вдруг потускнело.

Мне было двадцать семь, ей – всего девятнадцать. Я оперировал её: острый эндокардит9, экстренная госпитализация, риск на грани. Оторва, как говорили её консервативные родители – втайне от них сделала татуировку в сомнительной студии, где плевали на стерильность. Бактерии попали в кровь. Чернильное сердце стало смертельно опасным для сердца живого.

Когда её привезли, она была вся как лёд – холодная, бледная, почти не дышала. А потом приоткрыла глаза, посмотрела на меня… и улыбнулась. По-настоящему – как будто мы были не в реанимации, а на солнечном пляже.

– Ты красивый, доктор, – прошептала она. – Теперь моя жизнь в твоих руках. Если я выживу… пригласишь меня на свидание?

Её слова ударили мне в грудь, будто мощный разряд дефибриллятора. В тот момент я почувствовал всё сразу – растерянность, трепет. Страх. А ещё – отчаянное желание спасти её. Не как очередного пациента, а как девушку, которая шутила на краю жизни. Я не мог позволить ей умереть. Просто не мог.

Я справился. Я спас её. А потом пропал окончательно. Потому что влюбился. Резко, бесповоротно, по уши.

Спустя шесть недель после операции Айрис влетела в мой кабинет без стука. Волосы заплетены кое-как, на пухлых губах вишнёвый блеск, в васильковых глазах всё тот же вызов: «Ну что, доктор, скучали?»

Я смотрел на неё и улыбался, как идиот. Как мальчишка, который только притворяется взрослым. Внутри бушевал ураган. Сердце сжалось – не от диагноза, не от страха за чью-то жизнь. А из-за присутствия Айрис. От того, что она – живая и радостная. Что я спас её. Что она улыбается именно мне.

– Всё отлично, – выдавил я, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально. – Анализы в норме, клапан держится, воспаления нет.

– Ну и прекрасно, – пропела Айрис, затем провела указательным пальцем по краю стола и остановилась в дюйме от моей ладони. – Значит, ты правда хороший доктор.

А потом чуть склонила голову, посмотрела внимательно и спросила:

– Помнишь, что я сказала перед операцией? Если я выживу…

Я кивнул. Значит, тогда она не шутила.

– Помню.

– И?

– Ваше сердце в порядке. А вот моё теперь… под угрозой.

Не знаю, зачем я это сказал. Просто вырвалось.

Айрис улыбнулась.

– Ну так действуй, доктор. Пока я не передумала.

Я сомневался. Ей было девятнадцать. Девятнадцать. Я был старше её на восемь лет. Я был её лечащим врачом. А теперь… флиртую? Всерьёз планирую пригласить её на свидание?

Я не должен был даже думать об этом. Но, чёрт, она так смотрела на меня… не как на врача, а как на человека. На мужчину.

И всё же я сомневался, и Айрис это почувствовала.

– Чего ты боишься? – спросила она, глядя мне прямо в глаза, будто пыталась прочитать мои мысли.

– Я… – Я отвёл взгляд. – Ты слишком молода для меня, Айрис. Тебе всего девятнадцать, мне уже двадцать семь. Я не уверен, что это правильно.

Она рассмеялась – легко и весело, как будто я только что рассказал глупый анекдот, а не поставил под вопрос её взрослость.

– Ну не пятнадцать же. И вообще, мне скоро будет двадцать. А если тебя волнует, что ты слишком стар для меня, то мне плевать, сколько тебе лет. Но не плевать, кто ты. Сейчас для меня ты просто хмурый красивый тип с руками, которые могут остановить сердце и запустить его снова. И я очень хочу узнать поближе своего спасителя.

Я сдался и пригласил её в кафе на следующий день.

Я даже не знал, как вести себя на первом свидании – не было у меня таких. Я знал, как разрезать грудную клетку и восстановить сердце, но не знал, что сказать девушке, когда она подаётся вперёд, прикусывая соломинку от лимонада.

Потом были ещё встречи: вечерняя прогулка по мосту, когда я впервые взял её за руку, ужин на крыше отеля, где я не мог оторвать взгляда от открытых хрупких плеч. Первый поцелуй – нерешительный, потому что я боялся сделать что-то не так.

А через месяц отношений – первая ночь. Моя квартира. Она в моей рубашке, босиком, с тем же взглядом: «Ну что, доктор, готов?»

Я был готов. К ней. К её голосу, смеху, пальцам, которые скользили по моей груди, изучая рельеф под кожей. С Айрис я забывал, кто я. Я не был доктором, наследником, примером для подражания. Я был обычным мужчиной, который влюбился в девушку до потери пульса. Хотел просто быть рядом с ней, просыпаться вместе по утрам, кормить завтраком, спорить из-за плейлиста и целовать в шею, пока она варит кофе.

Это был самый неправильный, самый опасный роман в моей жизни. И самый настоящий.

Айрис стала для меня всем. Она была шумной, дерзкой, без фильтра, без страха, без правил – такой, каких я избегал всю жизнь. И именно поэтому я больше не мог без неё.

Я стал чаще отвлекаться. Ловить себя на мыслях о ней, даже когда в моих ладонях было сердце пациента. Не то чтобы я терял профессионализм, но появилась трещина. Где-то внутри. Там, где раньше была только дисциплина, выросла жажда. Жажда жить. С ней.

А потом обо всём узнала мать.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Флэш (англ. Flash «молния, вспышка») – супергерой из вселенной DC Comics. Флэш обладает способностью развивать скорость, превышающую скорость света, и использовать сверхчеловеческие рефлексы, что нарушает некоторые законы физики.

2

Ра́йан Го́слинг – канадский актёр и музыкант.

3

Дейене́рис (также встречается написание Дейнерис) Тарга́риен – персонаж вымышленного мира, изображённого в серии книг «Песнь Льда и Огня» Джорджа Мартина и в сериале «Игра престолов». Безупречные в «Игре престолов» – элитные воины-евнухи, солдаты-рабы, которых купила Дейнерис. Известны дисциплиной и умением сражаться.

4

Эльза – это главная героиня мультфильма Disney «Холодное сердце» (Frozen), вышедшего в 2013 году.

5

«Железный Дровосек» – персонаж из сказки Л. Ф. Баума «Удивительный волшебник из страны Оз» (или просто «Волшебник страны Оз»), который стал полностью металлическим и лишился сердца.

6

City University of New York (Городской университет Нью-Йорка).

7

Резидентура в США – это обязательный этап послевузовского медицинского образования и специализированной подготовки врача, который следует за получением степени доктора медицины (MD) и предшествует самостоятельной медицинской практике. Этот этап похож на ординатуру в России, но имеет существенные различия, и его прохождение с последующей сдачей экзаменов дает право врачам работать в США.

8

Mount Sinai Hospital – один из старейших и самых уважаемых госпиталей в США (основан в 1852 году).

9

Эндокардит – это воспаление внутренней оболочки сердца, чаще всего инфекционного происхождения. Патология часто приводит к поражению клапанов сердца, развитию пороков и сердечной недостаточности. В особо тяжелых случаях возможен летальный исход.