скачать книгу бесплатно
– Я говорила, что это бесполезно, – Ленка застегнула «молнию» на моем рюкзаке с такой скоростью и силой, что она взвизгнула. – Она все равно ничего не поймет. Мне заранее страшно, что она там устроит. А у меня диплом на носу, между прочим. Мне с ней нянчиться некогда.
– А со мной и не надо нянчиться, – огрызнулась я. – Тоже мне… няньки!
– Ну вот, видишь, – Ленка устало указала маме на меня. – Плюс ко всему этому – класс «Цэ». В нашей семье – класс «Цэ»! Вот ведь позорище. Да меня даже воробьи засмеют.
Это было еще обиднее, чем оскорбления ректора Невмертича.
Иногда Ленка была так высокомерна, что просто напрашивалась на пару пинков. Еще вчера я и обошлась бы пинками, чтобы она не слишком задирала нос, но сегодня драться мне совсем не захотелось. Она стояла передо мной – красивая, с распущенными по плечам пышными локонами, в узких джинсах, которые шли ей бесподобно, показывая, какие у нее точеные ножки и тонкая талия, в элегантном пиджаке, к лацкану которого была прикреплена крошечная серебряная брошь с тремя жемчужинами – строго и с ума сойти, как сексуально. Совсем не то что… не то что я.
Опустив голову, чтобы не видеть Ленкиного великолепия, я тихо спросила:
– Объясните про классы. Почему я – позорище?
– Ладно, не злись, Вася, – Ленка подошла и потрепала меня по плечу. – Ты не виновата, зря я так.
– Что за класс «Цэ»? – упрямо повторила я, отодвигаясь от Ленки. Ее жалость мне точно была не нужна, и сейчас я вовсе не злилась… то есть злилась, но не сильно… то есть…
– Уровень волшебных сил каждого определяется по трехбуквенной шкале, – объяснила сестра. – Выше семидесяти процентов от всего объема жизненных сил – класс «А». В нашей семье все – класса «А». У меня – восемьдесят пять процентов, – она сказала это как бы между прочим, но прозвучало это точно так же, как когда Ленка хвасталась очередными годовыми оценками, когда приезжала к бабушке. После того, как смотрели мой дневник. – Класс «А» – это талант, одаренность от природы. Нас очень мало, поэтому нас берегут и занимаются по индивидуальной программе.
Мама как-то странно кашлянула, и Ленка резко посмотрела на нее, но мама ничего не сказала, и сестра продолжала:
– От двадцати процентов до семидесяти – класс «Бэ», это середняки, их везде полно. Магия может быть даже тонких вибраций, но ее мало, недостаточно, чтобы проявить волшебную силу на что-то выдающееся. Так, бытовые фокусы, не больше. И есть класс «Цэ» – когда меньше двадцати процентов. Это особи, у которых магия выражается на примитивом уровне и, как правило, добиться каких-то результатов с ними невозможно. Но волшебные силы у них есть, поэтому их тоже приходится принимать во внимание.
Она помолчала, ожидая, скажу ли я что-то, а потом вздохнула и подытожила:
– Пойми, это как игра в оркестре – есть басовые, что создают фон, а есть солирующие инструменты.
– А почему – особь? – спросила я, не желая говорить Ленке, что уточнение про солирующих и басовых было лишним. И страшно обидным.
– А как нас еще назвать? – она пожала плечами. – Разве мы – люди?
– Разве нет? – я посмотрела на нее прямо, и по лицу сестры словно скользнуло какое-то облачко – то ли сожаление, то ли досада. – И сколько процентов у меня?.. – спросила я, невольно облизнув губы.
– Это совсем не важно, – вмешалась мама. – Давайте собираться, девочки. Иначе мы ничего не успеем до завтра. Лена, посмотри блюдце в кухне, и ложку. А я возьму зеркало.
– Хорошо, – Ленка отправилась в кухню, мама – в их с папой спальню, а я осталась в комнате сестры, потому что не знала, куда мне идти.
Слишком много всего обрушилось на меня за последние несколько часов. Это нужно было обдумать, но мыслей в голове было отчаянно мало, и все какие-то не те. Но громче всего звучал Ленкин голос: «Меньше двадцати процентов… примитивный уровень… басовый фон… но их тоже приходится принимать во внимание…». И здесь я оказалась хуже, чем она.
Я подумала об этом – и испугалась. Мне говорят, что моя семья – птичьи оборотни, что я – волшебная особь, нечеловек… а я переживаю, что не смогла стать больше нечеловеком, чем Ленка?
Сестра высунулась из-за косяка и сказала:
– У тебя семь процентов. Мне Кош Невмертич сказал.
Она сразу же скрылась в кухне, но мне от этого легче не стало. Совсем не стало. Обхватив голову руками, я переживала очередное унижение.
Кош Невмертич сказал…
Что он еще сказал? «Волшебных сил в тебе, как в колобке, но они есть».
Класс «Цэ» тоже приходится принимать во внимание…
Они ведь… колобки. Говорящие особи, с магией на примитивном уровне. А в нашей семье все – класса «А». Позорище…
Я вдруг вскинулась, как будто получила пощечину.
Родители сказали, что прятали меня, чтобы было нормальное детство…
А что, если они прятали меня вовсе не поэтому? А потому, что стыдились дочери, у которой волшебных сил всего семь процентов? Все – класса «А», и тут – колобок…
– Вася, – позвала мама, – подойди, пожалуйста. Я нашла бабушкино зеркало, давай проверим, какое тебе больше подойдет.
– Иду, – ответила я бесцветным голосом и поплелась в родительскую спальню, хотя больше всего хотелось уйти, хлопнув от души дверью.
Глава 3
– Обязательно было одеваться, как чучелу? – шипела на меня Ленка, когда на следующий день мы подходили к огромному сорокаэтажному зданию «Ивы». – Мне рядом с тобой идти стыдно!
Я не ответила, шагая в своей вечной толстовке, драных джинсах, в потрепанной бейсболке и с рюкзаком за плечами. Настроение у меня было – очень не очень. Мало того, что родители отвезли нас с Ленкой до самого института (чтобы я не сбежала), так еще и отобрали у меня сотовый телефон. Я попробовала возмутиться, но сестра очень быстро и доходчиво объяснила, что в «Иве» гаджетам не место, их изымают на проходной.
– Придется пережить неделю без интернета, Васечка, – сказала она ехидно. – Ты уж постарайся.
– Неделю? – буркнула я.
– Первогодки обучаются по системе интерната, – сказала Ленка, подкрашивая губы перед тем, как выйти из машины. – Неделю учишься, на выходные отпускают домой.
– Мы так не договаривались, – проворчала я больше для вида, потому что поняла, что неделя тюрьмы в «Иве» – это неизбежность.
И вот теперь я шла к этой самой тюрьме, а сестра продолжала ковырять мне мозги чайной ложечкой.
– Разве нельзя было одеться нормально?! – возмущалась она шепотом. – И не горбись! Что ты идешь, как анчутка какая-то!
Сама она была в бледно-желтом платье с узким пояском и стилизованными погонами. На нее оглядывались мужчины, и я надвинула бейсболку на глаза, чтобы не видеть этого внимания. На меня точно никто не смотрел. А если смотрел – то с недоумением, что я делаю рядом с такой красавицей.
Я напомнила себе, что меня совершено не волнует, как пялятся на Ленку. Зато я лучше танцую. И вообще…
Что – вообще, я так и не додумала, потому что мы пришли к «Иве» и начали подниматься по ступенькам. Было тихо и пусто – тоже мне, институт! Я запрокинула голову, посмотрев на верхние этажи. Да-а… если лететь с крыши – вспомнишь всю свою жизнь перед тем, как шмякнешься в лепешку.
Нас обогнала миловидная девушка – в мини-юбке и крохотном пиджачке поверх укороченной кофты – все такое крохотное, что казалось почти неприличным. Пожалуй, появись красотка в купальнике – это не выглядело бы так вызывающе. Темные волосы были уложены в высокую прическу, отдельные прядки кокетливо выбивались. Прежде, чем проскользнуть в стеклянные двери, девушка оглянулась на нас с сестрой и улыбнулась – но не приветливо, а пренебрежительно.
Я посмотрела на Ленку и увидела, что у нее даже нижняя челюсть выпятилась – сразу ясно, что они с девицей не слишком друг друга любили.
– Кто это? – спросила я, но Ленка проигнорировала вопрос.
– Сними рюкзак, – велела она, пропуская меня вперед, – сейчас будут досматривать.
Мы оказались в крохотной проходной – даже странно, что в таком огромном здании такая маленькая проходная. В противоположной стене была дверь со смешной ручкой в виде кольца, справа стояла прозрачная будка со столом и мониторами, а мужчина в синей униформе досматривал темноволосую девицу, что только что пробежала перед нами. Нам с Ленкой пришлось подождать, и я сунула в рот пластик жвачки, наблюдая, как темноволосую мини-юбку проверяют ручным металлоискателем.
– Чисто, – сказал охранник. – Сейчас проверим рогулями.
Девушка продолжала стоять совершенно спокойно, а охранник достал изогнутую ветку, очищенную от листьев и коры, и принялся водить ею вокруг темноволосой так же, как металлоискателем. Я вытаращила глаза и тут же получила от Ленки тычок локтем в ребра.
Осмотр затянулся, и я видела, что лицо у охранника все больше вытягивается.
– Долго еще? – темноволосая потеряла терпение первой. – Может, я уже пойду?
– Секундочку, – охранник приподнял фуражку, вытер рукавом лоб и продолжил досмотр.
Входная дверь за нашими спинами хлопнула, и мимо нас прошел еще один мужчина – в сером костюме, со светло-русыми кудрями почти до плеч.
– Что-то не ладится, Семен Кузьмич? – приветливо спросил он у охранника.
– Да вот не пойму что-то, Слободан Будимиро?вич, – пожаловался тот, – вроде и есть запретка, а никак не найду!
Я заметила, как темноволосая подобралась, чуть втянув голову в плечи и глядя на блондина искоса.
– Ну-с, Косынзянова, – весело сказал он, – посмотрим, что вы припрятали?
– Ничего! – тут же отозвалась темноволосая, посмотрев широко распахнутыми глазами.
Я ни на секунду ей не поверила, хотя понятия не имела, что такое «запретка» и почему ее ищут при помощи деревянной палки.
Блондин тоже не поверил. Он обошел вокруг девушки, смешливо щуря синие глаза. Глаза были такими яркими, что производили сногсшибательное впечатление. Я уставилась на него, раскрыв рот. Блондин был просто неприлично красив – с темными бровями и ресницами, с ямочкой на подбородке, и в то же время – ничего женственного, совсем ничего. Ростом он был под добрых два метра, и двигался легко и гибко, как спортсмен, а пиджак на плечах немного морщил – из-за выпирающих бицепсов.
– Позвольте, – блондин протянул руку и выдернул длинную шпильку, удерживавшую высокую прическу Косынзяновой, выпустив на волю черную массу волос.
Девушка ахнула, вскинув руки к голове, но блондин уже держал маленький стеклянный пузырек, полный темно-красной жидкостью.
– Что у нас тут? – он повертел пузырек, прищурив один глаз. – Приворотное зелье, Косынзянова?
Темноволосая насупилась и ничего не ответила.
– Как мило, – блондин наклонился, заглядывая ей в глаза. – Для кого вы это приготовили? Неужели, для меня?! – он расхохотался, перебросив пузырек охраннику – тот неловко поймал его и отправил в ящик стола, положив очень осторожно, будто стекляшка могла взорваться. – Ректору будет доложено, – добавил блондин уже другим тоном. – Теперь можете идти.
Косынзянова пулей пролетела в двери, а блондин повернулся к нам.
– Доброе утро, Краснова, – поздоровался он с Ленкой.
– Доброе утро, господин Будимирович, – отозвалась она детским голоском.
Я с удивлением подняла на нее глаза – с моей уверенной, всегда высокомерной сестрой что-то произошло. И говорила она, как школьница, и даже умудрилась покраснеть.
– Привели нового студента? – любезно спросил Будимирович. – Юноша школу-то закончил?
Я не сразу сообразила, что он говорил обо мне. Собираясь в институт, я не слишком заморачивалась с прической – стянула волосы в хвост и засунула под бейсболку. Меня часто принимали за пацана, и я уже не обращала на это внимания, но сейчас мне стало обидно до слез. Обидно и унизительно, хотя вряд ли блондин хотел меня унизить.
– Это моя сестра, – выдавила Ленка почти с ненавистью.
– А, вот как, – блондин еще раз окинул меня взглядом и еле заметно усмехнулся. – Что ж, давайте и вас досмотрим. У меня есть пятнадцать минут, помогу Семену Кузьмичу.
Ленка судорожно вздохнула и шагнула вперед.
Будимирович обошел ее и ласково произнес:
– Чисто. Можете проходить, Краснова. Не забудьте, что вы готовите презентацию на следующую лекцию. Я ожидаю от вас чего-нибудь необычного.
– Да, господин Будимирович, – ответила Ленка, не поднимая глаз.
Потом процедуру осмотра пришлось пережить и мне. Меня прошиб пот, когда синеглазый красавчик обошел меня кру?гом, прищуриваясь и посмеиваясь, будто видел что-то, чего видеть ему вовсе не полагалось.
– У девочки тоже все чисто, – объявил он, кивнув мне. – Пропустите, Семен Кузьмич. Значит, сестра? – он лукаво взглянул на Ленку, отчего та покраснела, как помидор, а потом взялся за кольцо и скрылся за дверью.
Мне пришлось подождать еще сколько-то, пока Ленка приходила в себя – поправляла волосы, зачем-то полезла в сумочку и долго там рылась.
Охранник сделал вид, что не замечает ничего, и зашел в будку, щелкая кнопками пульта и проверяя камеры.
– Это кто был? – спросила я тихо, чтобы охранник не услышал.
– Декан факультета песнопений, – отрывисто произнесла Ленка.
– Песнопений? Тут консерватория, что ли?
Сестра посмотрела на меня так, что я предпочла замолкнуть и еще сильнее надвинула козырек бейсболки на глаза, шагнув за Ленкой в дверь с кольцом вместо ручки.
Если бы не Ленка, я бы заблудилась сразу же – хитросплетение лестниц, коридоров, колонн и комнатушек непонятного назначения сильно напоминало лесные дебри. Сестра уверенно вела меня через эти дебри одной ей известными тропами, и вскоре я совершенно перестала понимать, где нахожусь.
– Стоишь здесь и ждешь, – велела мне Ленка, останавливаясь перед дверью, на которой красовалась табличка с надписью черным по золоту: «Ягушевская Б.З.».
– Угу, – ответила я, сунув руки в карманы.
Ленка постучала, приоткрыла двери и позвала:
– Барбара Збыславовна! Можно?
– Это вы, Краснова? – раздался низкий, мелодичный голос. – Заходите.
– Стой здесь! – прошипела мне Ленка и зашла в кабинет.
Она пробыла там долго – я истоптала все ноги, слоняясь по коридору туда-сюда мимо дверей.
Все это не было похоже на институт. Я бывала в ВУЗах – Вадим и Милана были уже второкурсниками. В таких заведениях всегда суматоха, толчея, студенты бегают, отыскивая аудитории, преподавателей осаждают вопросами о пересдаче – жизнь кипит! А здесь… тут была тишина, как в подвале. Институт волхования! Ха!.. И архимагии… Глупость какая.
Но Ленка ведь могла превратиться в голубя…
Я вздохнула, понимая, что все совсем непросто, и неизвестно, что будет дальше. И от этого было совсем печально. Особенно без сотового телефона.
В конце коридора раздался топот, и навстречу мне помчались два парня – на бегу они с хохотом перебрасывали друг другу бейсбольный мяч, который искрил золотистыми и красноватыми вспышками. Наверное, мяч был горячим, потому что парни ухали, хватая его, а перебросив другому – трясли руками, дуя на ладони.
