скачать книгу бесплатно
Клеобул, сын Евагора, из Линда (а по словам Дурида, из Карии). Некоторые сообщают, что род свой он возводил к Гераклу, что отличался силой и красотой, что был знаком с египетской философией. У него была дочь Клеобулина, сочинительница загадок в гексаметрических стихах, упоминаемая Кратином в драме, названной по ней во множественном числе: «Клеобулины». Этот же Клеобул, говорят, обновил храм Афины, основанный Данаем.
Он сочинял песни и загадки объемом до 3000 строк. Некоторые говорят, что ему принадлежит и надпись на гробнице Мидаса:
Медная дева, я здесь стою, на гробнице Мидаса,
И говорю: пока льется вода, пока высятся рощи,
Солнце пока встает в небесах и луна серебрится,
Реки текут и моря вздымают шумящие волны, —
Здесь, на этой гробнице, оплаканной горестным плачем,
Буду вещать я прохожим, что здесь – останки Мидаса[94 - ПА VII 158; очень популярное стихотворение, приписывавшееся даже Гомеру. Последующее замечание Диогена, что Гомер жил задолго до Мидаса, – домысел на основании того, что этот мифический царь у Гомера не упоминается.].
В доказательство они ссылаются на песнопение Симонида, где сказано:
Кто, положась на разум,
Похвалит Клеобула Линдского?
Вечным струям,
Вешним цветам,
Пламени солнца и светлой луны,
Морскому прибою
Противоставил он мощь столпа, —
Но ничто не сильней богов,
А камень не сильней и смертных дробящих рук;
Глуп, кто молвил такое слово!
Не может эта надпись принадлежать и Гомеру, потому что он, говорят, жил задолго до Мидаса.
Из загадок его в «Записках» Памфилы сохранена такая:
Есть на свете отец, двенадцать сынов ему служат;
Каждый из них родил дочерей два раза по тридцать:
Черные сестры и белые сестры, друг с другом не схожи;
Все умирают одна за другой, и все же бессмертны[95 - ПА XIV 104. Эту загадку упоминает еще Аристотель («Риторика» III 2), но без имени Клеобулины.].
Разгадка: год.
Из песен его известна такая:
Малую долю уделяют люди Музам,
Многую – празднословью; но всему найдется мера.
Помышляй о добре и не будь неблагодарен.
Он говорил, что дочерей надобно выдавать замуж по возрасту девицами, по разуму женщинами; это означает, что воспитание нужно и девицам. Он говорил, что нужно услужать друзьям, чтобы укрепить их дружбу, и врагам, чтобы приобрести их дружбу, – ибо должно остерегаться поношения от друзей и злоумышления от врагов. Кто выходит из дома, спроси сперва зачем; кто возвращается домой, спроси с чем. Далее, он советовал упражнять тело как следует; больше слушать, чем говорить; больше любить знание, чем незнание; язык держать в благоречии; добродетели будь своим, пороку – чужим; неправды убегай; государству советы давай наилучшие; наслаждением властвуй; силой ничего не верши; детей воспитывай; с враждой развязывайся. С женой при чужих не ласкайся и не ссорься: первое – знак глупости, второе – бешенства. Пьяного раба не наказывай: покажешься пьян. Жену бери ровню, а возьмешь выше себя – родня ее будет над тобой хозяйничать. Над осмеиваемыми не тешься – наживешь в них врагов. В счастье не возносись, в несчастье не унижайся. Превратности судьбы умей выносить с благородством.
Скончался он в преклонном возрасте, семидесяти лет. Надпись ему такая:
О мудреце Клеобуле скорбит великою скорбью
Линд, отчизна его, в море вознесшийся град[96 - ПА VII 618.].
Изречение его: «Лучшее – мера».
Солону он написал такое письмо:
Клеобул – Солону. «Друзей у тебя много, и дом – повсюду; но истинно говорю: лучше всего Солону приехать в Линд, где правительствует народ. Это остров среди моря, и живущему там не страшен Писистрат. А друзья к тебе будут отовсюду».
7. Периандр
Периандр, сын Кипсела, коринфянин из Гераклова рода. Женой его была Лисида, которую он звал Мелиссой, дочь Прокла, эпидаврского тиранна, и Еврисфенеи, дочери Аристократа и сестры Аристодема, которые правили почти всей Аркадией (так пишет Гераклид Понтийский в книге «О правлении»). От нее у него было два сына, Кипсел и Ликофрон: младший – толковый, а старший – слабоумный. Жену свою он убил в припадке гнева, ударив ее, беременную, то ли ногою, то ли брошенною скамейкою, потому что поверил наговорам своих наложниц, которых впоследствии сжег живыми. А сына своего Ликофрона, тосковавшего по матери, он сослал в Керкиру. Потом, уже достигнув старости, он послал за сыном, чтобы передать ему свою власть, но керкиряне успели его умертвить. Разгневанный Периандр отослал сыновей керкирян в евнухи к царю Алиатту; но когда корабль достиг Самоса, они бросились просить убежища в храме Геры и были спасены самосцами. А Периандр скончался от огорчения, и было ему восемьдесят лет. Сосикрат говорит, что он умер на сорок один год раньше Креза, перед началом 49-й олимпиады[97 - Подробный рассказ о Периандре и его сыновьях – у Геродота. Ист. III 48–53 и V 94.].
Геродот в I книге сообщает, что он был другом-гостеприимцем[98 - Геродот. Ист. I 20. Друг-гостеприимец (ксен) – нечто вроде кавказского «кунака», человек, связанный договором о дружбе, передающимся от отца к сыну.] Фрасибула, милетского тиранна. Аристипп в I книге «О роскоши древних» говорит о нем, будто его мать Кратея в него влюбилась и тайно с ним спала, а он наслаждался этим; когда же все раскрылось, он так был этим раздосадован, что стал непереносим. А Эфор рассказывает, как Периандр дал обет поставить золотую статую, если в Олимпии победит его колесница, а когда после этой победы у него оказалась нехватка золота, то, увидев женщин, разодевшихся на местный праздник, он обобрал с них наряды и отослал для выполнения обета.
Некоторые говорят, будто он не хотел, чтобы его могила была известна, и поэтому измыслил вот какую хитрость. Двум юношам он велел ночью выйти по указанной дороге и первого встречного убить и похоронить; потом велел четверым выйти за ними следом, убить их и похоронить; а потом еще большему отряду выйти за четверыми. После этого он сам вышел навстречу первым двум и был убит. На пустой его гробнице коринфяне написали так:
В лоне приморской земли сокрыл Периандрово тело
Отчий город Коринф, златом и мудростью горд.
А вот наши о нем стихи:
Если ты цели своей не достиг, не печалься об этом:
В радость да будет тебе всякий божественный дар.
Вспомни о том, как мудрец Периандр в огорчении умер
Из-за того, что не мог цели желанной достичь[99 - ПА VII 619 и 620.].
Это им сказано: «Ничего не делай за деньги: пусть нажива печется о наживе». Написал он и наставления в 2000 стихов.
Кто хочет править спокойно, говорил он, пусть охраняет себя не копьями, а общей любовью. На вопрос, почему он остается тиранном, он ответил: «Потому что опасно и отречение, опасно и низложение».
Еще он говорил вот что. Прекрасен покой, опасна опрометчивость, мерзостна корысть. Власть народная крепче тираннии. Наслаждение бренно – честь бессмертна. В счастье будь умерен, в несчастье разумен. К друзьям и в несчастье будь неизменен. Сговора держись. Тайн не выдавай. Наказывай не только за проступок, но и за намерение.
Он первым завел телохранителей и путем переворота установил тиранническую власть; и в городе своем он дозволял жить не всякому желающему (о том пишут Эфор и Аристотель). Расцвет его приходится на 38-ю олимпиаду, а тиранном он был сорок лет.
Сотион, Гераклид и Памфила (в V книге «Записок») утверждают, что Периандров было два: один – тиранн, другой – мудрец, родом из Амбракии. Неанф Кизикийский к этому добавляет, что они были близкие родственники. Аристотель утверждает, что мудрецом был коринфянин, а Платон это отрицает[100 - Опять намек на Платона («Протагор» 343 а).].
Изречение его: «В усердии – все».
Намерением его было перекопать Истм.
От него известно и письмо:
Периандр – мудрецам. «Благодарение Аполлону Пифийскому, что я нахожу вас вкупе! А послания мои приведут вас и в Коринф, где я вас приму со всем моим ведомым вам радушием. Я знаю, что в минувшем году встретились вы в Сардах у лидийского царя – не медлите же побывать и у меня, коринфского тиранна, и возрадуются коринфяне, видя вас входящими в Периандров дом».
Периандр – Проклу. «Вина моя против супруги была невольна; ты же восстанавливаешь на меня сердце моего сына произвольно и несправедливо. Поэтому или перестань ожесточать мальчика, или же я буду мстить. А за дочь твою я давно заплатил, сжегши на ее костре одеяния всех коринфянок»[101 - О том, как Периандр сжег одежды всех коринфянок, чтобы жена его могла одеться ими за гробом, см.: Геродот. Ист. V 92; о войне Периандра против Прокла – III 51.].
Сам же он от Фрасибула получил такое письмо:
Фрасибул – Периандру. «Посланцу твоему я не дал никакого ответа, но повел его на ниву и стал при нем сбивать посохом и губить не в меру выросшие колосья[102 - Фольклорная метафора (см. Геродот. Ист. V 92).], и если ты его спросишь, он ответит, что слышал и что видел. Ты же делай, как я, если хочешь упрочить свою распорядительскую власть: всех выдающихся граждан губи, кажутся ли они тебе враждебными или нет, ибо распорядителю власти даже и друг подозрителен».
8. Анахарсис
Анахарсис, скиф, сын Гнура и брат Кадуида, скифского царя, по матери же эллин и оттого владевший двумя языками. Он сочинил стихи в 800 строк об обычаях скифских и эллинских в простоте жизни и в войне; а в свободоречии своем он был таков, что это от него пошла поговорка «говорить, как скиф».
Сосикрат говорит, что в Афины он прибыл в 48-ю олимпиаду, в архонтство Евкрата. Гермипп говорит, что он явился к дому Солона и велел одному из рабов передать, что к хозяину пришел Анахарсис, чтобы его видеть и стать, если можно, его другом и гостем. Услышав такое, Солон велел рабу передать, что друзей обычно заводят у себя на родине. Но Анахарсис тотчас нашелся и сказал, что Солон как раз у себя на родине, так почему бы ему не завести друга? И пораженный его находчивостью, Солон впустил его и стал ему лучшим другом.
По прошествии времени Анахарсис воротился в Скифию; но там по великой его любви ко всему греческому он был заподозрен в намерении отступить от отеческих обычаев и погиб на охоте от стрелы своего брата, произнесши такие слова: «Разум оберег меня в Элладе, зависть погубила меня на родине». Некоторые же утверждают, что погиб он при совершении греческих обрядов[103 - Об Анахарсисе ср.: Геродот. Ист. IV 46, 76.].
Вот наши о нем стихи:
После скитаний далеких Анахарсис в Скифию прибыл,
Чтоб уроженцев учить жизни на эллинский лад.
Но, не успев досказать до конца напрасное слово,
Пал он, пернатой стрелой к миру бессмертных причтен[104 - ПА VII 92.].
Это он сказал, что лоза приносит три грозди: гроздь наслаждения, гроздь опьянения и гроздь омерзения.
Удивительно, говорил он, как это в Элладе участвуют в состязаниях люди искусные, а судят их неискусные. На вопрос, как не стать пьяницей, он сказал: «Иметь перед глазами пьяницу во всем безобразии». Удивительно, говорил он, как это эллины издают законы против дерзости, а борцов награждают за то, что они бьют друг друга. Узнав, что корабельные доски толщиной в четыре пальца, он сказал, что корабельщики плывут на четыре пальца от смерти. Масло он называл зельем безумия, потому что, намаслившись, борцы нападают друг на друга как безумные. Как можно, говорил он, запрещать ложь, а в лавках лгать всем в глаза? Удивительно, говорил он, и то, как эллины при начале пира пьют из малых чаш, а с полными желудками – из больших.
На статуе его написано: «Обуздывай язык, чрево, уд».
На вопрос, есть ли у скифов флейты, он ответил: «Нет даже винограда»[105 - Т. е., чтобы играть на флейте, нужно прежде напиться допьяна.]. На вопрос, какие корабли безопаснее, он ответил: «Вытащенные на берег». Самое же удивительное, по его словам, что он видел у эллинов, – это что дым они оставляют в горах, а дрова тащат в город[106 - По-видимому, загадка об углежогах, жгущих уголь в лесу и продающих его в городе.]. На вопрос, кого больше, живых или мертвых, он переспросил: «А кем считать плывущих?»
Афинянин попрекал его, что он скиф; он ответил: «Мне позор моя родина, а ты позор твоей родине». На вопрос, что в человеке хорошо и дурно сразу, он ответил: «Язык». Он говорил, что лучше иметь одного друга стоящего, чем много нестоящих. Рынок, говорил он, – это место, нарочно назначенное, чтобы обманывать и обкрадывать друг друга. Мальчику, который оскорблял его за вином, он сказал: «Если ты, мальчик, смолоду не можешь вынести вина, то в старости придется тебе носить воду».
Изобрел он, как уверяют некоторые, якорь и гончарное колесо.
Письмо его такое:
Анахарсис – Крезу. «Царь лидян! Я приехал в эллинскую землю, чтобы научиться здешним нравам и обычаям; золота мне не нужно, довольно мне воротиться в Скифию, став лучше, чем я был. И вот я еду в Сарды, ибо знакомство с тобою значит для меня весьма многое».
9. Мисон
Мисон, сын Стримона (как пишет Сосикрат, ссылаясь на Гермиппа), родом из Хен, этейской или лаконской деревушки, тоже причисляется к семи мудрецам; отец его, говорят, был тиранном. Рассказывают, будто на вопрос Анахарсиса, есть ли кто его мудрее, пифия изрекла то, что уже приводилось в жизнеописании Фалеса как ответ Хилону[107 - Ср. выше, I 30.]:
Есть, говорю я, Мисон, рожденный в Хене на Эте,
Лучше, нежели ты, снаряженный пронзительной мыслью.
Залюбопытствовав, Анахарсис отправился в деревню и нашел Мисона средь лета прилаживающим рукоять к плугу. Анахарсис сказал: «А ведь время нынче не пахотное, Мисон!» – «Тем более надобно готовиться к пахоте», – ответил Мисон.
Впрочем, другие говорят, что оракул гласил: «…в Хене на Ете», и доискиваются, что значит «на Ете». Парменид говорит, что это округ в Лаконике, откуда был Мисон; Сосикрат в «Преемствах», что Мисон был по отцу из Еты, по матери из Хена; Евтифрон, сын Гераклида Понтийского, говорит, что он был критянин, а Етея – это город на Крите; Анаксилай же называет его аркадянином.
Вспоминает о нем и Гиппонакт:
…Мисон же, по словам Феба,
Который был разумнейшим из всех смертных…
Аристоксен в «Разрозненных заметках» говорит, что он был схож с Тимоном и Апемантом, то есть был человеконенавистник. Так, в Лакедемоне видели, как он смеялся, оставшись наедине с собой; а когда кто-то неожиданно явился перед ним и спросил, почему он смеется, когда кругом никого нет, он ответил: «Как раз поэтому». И далее Аристоксен говорит, что безвестным Мисон остался оттого, что был не из города, а из деревни, и притом неприметной; а из-за его безвестности иные приписывали его суждения тиранну Писистрату. Но философ Платон в этом неповинен – он упоминает о Мисоне в «Протагоре»[108 - «Протагор» 343 а.], где называет его вместо Периандра.
Он говорил, что надо исследовать не дела по словам, а слова по делам, ибо не дела совершаются ради слов, а слова – ради дел.
Скончался он от роду девяноста семи лет.
10. Эпименид
Эпименид, по словам Феопомпа и многих иных, был сыном Фестия, а по другим сведениям – Досиада или Агесарха; родом он был критянин из Кносса, хотя с виду и не похож на критянина из-за свисающих волос.
Однажды отец послал его в поле за пропавшей овцой. Когда наступил полдень, он свернул с дороги, прилег в роще и проспал там пятьдесят семь лет. Проснувшись, он опять пустился за овцой в уверенности, что спал совсем недолго, но, не обнаружив ее, пришел в усадьбу и тут увидел, что все переменилось и хозяин здесь новый. Ничего не понимая, он пошел обратно в город; но когда он хотел войти в свой собственный дом, к нему вышли люди и стали спрашивать, кто он такой. И только отыскав своего младшего брата, уже дряхлого, он узнал от него, в чем дело. А когда об этом пошла слава между эллинов, его стали почитать любимцем богов.
В это время афинян постигла моровая болезнь, и пифия повелела им очистить город; и они послали корабль с Никием, сыном Никерата, на Крит за Эпименидом. Эпименид приехал в 46-ю олимпиаду, совершил очищение города и остановил мор вот каким образом. Собравши овец, черных и белых, он пригнал их к Аресову холму и оттуда распустил куда глаза глядят, а сопровождающим велел: где какая ляжет, там и принести ее в жертву должному богу. Так покончил он с бедствием; а в память о том искуплении и поныне в разных концах Аттики можно видеть безымянные алтари[109 - Это те самые алтари, посвященные «неведомому богу», о которых в «Деяниях апостолов» (17, 23) напоминал афинянам апостол Павел.]. Некоторые же говорят, что причиною мора он назвал Килонову скверну и указал избавление от нее; и когда умерли двое юношей, Кратин и Ктесибий, несчастье миновало. Афиняне постановили дать ему талант денег и корабль для возвращения на Крит; денег он не принял, но меж кносянами и афинянами утвердил дружбу и союз.
После возвращения на родину он вскоре умер; а прожил он сто пятьдесят семь лет (как пишет Флегонт в книге «О долгожителях»), или триста лет без года (как говорят критяне), или сто пятьдесят четыре года (как, по слухам, утверждал Ксенофан Колофонский).
Он сочинил «Происхождение куретов и корибантов»[110 - Куреты – божественные хранители Зевса-младенца, впоследствии – жрецы критского культа Зевса; корибанты – жрецы малоазийского культа Матери богов.] и «Феогонию» в 500 строк, а также о построении Арго и отплытии Ясона в Колхиду 6500 строк. Написал он также в прозе «О жертвоприношениях в критском государственном устройстве» и «О Миносе и Радаманфе» до 4000 строк; а в Афинах основал храм Благих Богинь[111 - Благие богини – евмениды, евфемистическое имя Эриний, богинь мщения.], как о том сообщает Лобон Аргосский в книге «О поэтах». Говорят, он был первым, кто стал воздвигать храмы и очищать дома и поля.
Некоторые уверяют, что он никогда не спал, а досужее время проводил, собирая зелья.
От него сохранилось письмо к законодателю Солону с описанием государственного строя, установленного для критян Миносом. Впрочем, Деметрий Магнесийский (в книге «О соименных поэтах и писателях») пытается оспорить это письмо, ибо оно позднее и написано не на критском наречии, а на аттическом, и к тому же новейшем. Однако я нашел и другое его письмо, вот какого вида:
Эпименид – Солону. «Не падай духом, друг. Если бы Писистрат овладел афинянами, привыкшими к неволе, а не к добрым законам, то он бы сумел поработить граждан и утвердить свою власть навсегда; но как порабощает он мужей не худых и памятующих Солоновы остережения со стыдом и болью, то они и не вынесут его тираннства. Даже если сам Писистрат и удержит город, то детям своим, уповаю, власти своей уже не передаст: ибо несподручно быть рабами мужам, привыкшим к свободе при наилучших уставах. Ты же, друг, не пускайся в странствия, а будь ко мне на Крит – здесь над тобою не будет грозного единодержца; в странствиях же тебе могут встретиться его друзья, и тогда, боюсь, как бы не было тебе худо». Таково это письмо.
Еще Деметрий передает рассказ, будто Эпименид получал свою пищу от нимф и хранил ее в бычьем копыте, что принимал он ее понемногу и поэтому не опорожнялся ни по какой нужде, и как он ест, тоже никто не видел. Упоминает о нем и Тимей во II книге. А некоторые рассказывают, что критяне приносят ему жертвы, как богу, ибо он, по их словам, был наделен замечательным предвидением: так, увидав Мунихий в Афинах, он сказал, что афиняне не знают, скольких бед причиною станет им это место, иначе бы они его разрушили собственными зубами; а было это задолго до случившегося[112 - Мунихий – крепость в афинском порту Пирее; здесь располагался македонский гарнизон, занимавший Афины в III в. до н. э.]. Еще рассказывают, будто он сперва назывался Эаком, будто предсказывал лаконянам их поражение от аркадян[113 - Поражение спартанцев в войне с Тегеей в 560-х гг. до н. э., о котором см.: Геродот. Ист. I 66 сл.] и будто притворялся, что воскресал и жил много раз. И Феопомп в «Удивительных историях» говорит, будто когда Эпименид собирался воздвигнуть храм нимфам, то с неба был ему голос: «Не нимфам, а Зевсу, Эпименид!» Критянам, как сказано, он предсказал поражение лакедемонян от аркадян – и подлинно они были разбиты при Орхомене.
Одряхлел он во столько дней, сколько проспал лет, – это тоже сообщает Феопомп. А Мирониан в «Сравнениях» говорит, что критяне его называют куретом. Тело его сохраняют у себя лакедемоняне, следуя некоему оракулу (так пишет Сосибий Лаконский).
Было и двое других Эпименидов: второй – генеалогический писатель и третий – писавший в Родосе на дорийском наречии.
11. Ферекид
Ферекид Сиросский, сын Бабия (как сообщает Александр в «Преемствах»), был слушателем Питтака. По словам Феопомпа, он первый писал о природе и богах.
О нем рассказывают много удивительного. Так, однажды, прогуливаясь на Самосе, он увидел с берега корабль под парусом и сказал, что сейчас он потонет, – и он потонул на глазах. Отведав воды из колодца, он предсказал, что на третий день случится землетрясение, – и оно случилось. По дороге из Олимпии в Мессению он посоветовал своему гостеприимцу Перилаю выселиться со всем своим добром; тот не послушался, и Мессения пала[114 - Пала Мессения за сто лет до Ферекида, во II Мессенскую войну (VII в. до н. э.), и через сто лет после Ферекида, в III Мессенскую войну (V в. до н. э.).]. Лакедемонянам он дал совет не держать в цене ни серебро, ни золото[115 - В Спарте были в ходу не серебряные, а железные деньги.] (как пишет Феопомп в «Удивительных историях»); сам Геракл указал ему это во сне, а царям в ту же ночь велел внять совету Ферекида. (Впрочем, иные относят это к Пифагору.)
Гермипп рассказывает, что, когда завязалась война между эфесцами и магнесийцами, Ферекид желал победы эфесцам; и когда он спросил одного путника, откуда тот, и услышал, что из Эфеса, то сказал: «Тогда оттащи меня за ноги, положи в земле магнесийцев, а согражданам вели после победы там меня и похоронить, – таков завет Ферекида». Путник передал сказанное; и через день эфесцы напали на магнесийцев, одолели их, а скончавшегося Ферекида там и погребли, почтив пышными почестями. Впрочем, другие рассказывают, будто он пришел в Дельфы и бросился вниз с Корикийской горы; Аристоксен (в книге «О Пифагоре и его учениках») утверждает, что он заболел и был похоронен Пифагором на Делосе; а иные – что он умер от вшивости[116 - См. прим. 6 к книге IV.], и когда Пифагор пришел спросить, как его дела, то он высунул палец в дверь и сказал: «По коже видно». (Потому-то словесники и придают этому выражению худой смысл, а кто им пользуется в добром смысле, тот ошибается.)
Еще он говорил, что стол на языке богов называется «фиор», что значит «жертвоблюститель».
Андрон Эфесский говорит, что было двое Ферекидов Сиросских: один – астроном, а другой – сын Бабия, учитель Пифагора; Эратосфен же говорит, что Сиросский Ферекид был только один, а другой был афинянин, генеалогический писатель.
От Ферекида Сиросского сохранилась написанная им книга с таким началом: «Зевс и Время были всегда, и Гея тоже, ей же имя Земля, ибо Зевс дал землю, зело ее чтя»[117 - Игра слов: ge – «земля» и geras – «дар».]. А на Сиросе от него сохранились солнечные часы.
Дурид во II книге «Часов» говорит, что надпись ему такая:
Полная мудрость – во мне; а если есть пущая мудрость,
То в Пифагоре моем же она, который в Элладе
Первый из всех, кто ни есть, – таково нелживое слово.
А Ион Хиосский пишет о нем так:
Мужеством был он велик и совестью был он украшен,
И принимает душой в смерти блаженную жизнь,
Ежели прав Пифагор и в знанье своем, и в ученье:
«Мысль – превыше всего между людей на земле»[118 - ПА VII 93.].
