Полная версия:
Докричись до меня шёпотом
Калисто Ла Фей
Докричись до меня шепотом
© Калисто ла Фей, 2025
© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025
Пролог
Слова, сказанные в порыве неконтролируемых эмоций, могут стать проклятьем.
Калисто ла ФейНебеса решили поиздеваться над людьми, чья доля и без того была тяжела. На дворе стоял октябрь. Дождь хлестал со вчерашнего утра и не желал заканчиваться, размывая дорогу, грядки с озимыми посевами. Он переполнял реки водами, вынуждая их выбираться из берегов. Сильные порывы холодного ветра делали невыносимой и без того отвратительную погоду. Они со свистом влетали в щели покосившихся домов и разносили по маленькой деревушке, насчитывающей всего с десяток дворов, крики мужчины. Ему было чуть за тридцать, высокий, широкоплечий, поджарый. Он стоял на коленях и старался перекричать завывания дикого северного ветра:
– Вы обещали ее спасти! Вы хуже демонов, что зарятся на наши грешные души, те хоть держат свое слово!
Группа людей смотрела на несчастного безучастно – им было плевать. Не в первый раз жертва погибала после обряда экзорцизма. Злой дух, что овладел женой врачевателя, был изгнан. Работа сделана. Что до самой женщины, то бедняжка не выдержала и умерла.
Да, ритуал пошел не по плану: разгневанный дух оказался слишком сильным, и это неудивительно. Впитав людское горе в раздираемой войной стране, он стал яростным и неподвластным контролю существом. Мятежный дух – наивысшая форма проклятой субстанции. Изгонять его – та еще морока. Ситуация у экзорциста складывалась не лучшим образом. Да что уж там, она была провальная.
Это изгнание оказалось куда сложнее предыдущих. Астрид, потерявшая дитя в тяжелых родах всего пару дней назад, была истощена и физически, и душевно. Хрупкая психика и ослабленное тело сделали ее идеальной мишенью для озлобленного духа. Призрак так глубоко проник и сросся с ее сущностью, что его изгнание превратилось в почти невыполнимую задачу.
Ритуал оборвался на середине заклинания. То ли один из лервитов[1] испугался, то ли ему не хватило духовной силы, но магические цепи, которые сковывали одержимую, порвались, и Астрид вырвалась на свободу, круша и расшвыривая все на своем пути.
Фолкор Хоув, плюнув на бесполезных учеников, обматерив их, а больше самого себя в мыслях, поклялся больше никогда не прибегать к их помощи. Под ошарашенные взгляды экзорцист стал читать заклинание на древнем языке. Не на латыни и даже не на руническом – на проклятом.
Волосы на спинах лервитов встали дыбом.
Истошно вопившая и ползающая по стенам и потолку женщина – картина жуткая. Когда же все это безумие стало сопровождаться наречием Ада, тонкая духовная организация клириков надломилась окончательно. Послышался глухой удар и отборная ругань Фолкора. Дух завопил, раздирая голосовые связки Астрид вместе с барабанными перепонками экзорциста. Казалось, от такого неистового крика кровь могла сменить свое направление в венах.
Тело одержимой духом женщины взмыло под самый потолок. Белые волосы, упавшие на лицо, не скрывали глаз. Налитые кровью, они мерцали безумием, норовя выпасть из орбит. Бешеный взгляд метался между лежавшими без сознания учениками и стоявшим в дальнем углу спальни экзорцистом. Слюна стекала по аккуратному подбородку, капая на дощатый пол. Суставы рук были вывернуты в обратную сторону. Глава семейства Хоув лишь тяжело вздохнул – он привык к виду одержимых. За последний год, который стал несказанно тяжелым для страны, затянутой в войну, он изгнал больше сотни мятежных душ.
Провернув запястье и щелкнув два раза пальцами, заклинатель призвал ритхуда[2] по имени Хагун, с которым у него был заключен договор. Явившись на зов, создание было, мягко говоря, обескуражено, на его морде читалось негодование:
– На кой черт ты вытянул меня из мягкой постели, старик? – вздернутая бровь демона поползла к основанию лба.
Подавившись воздухом от наглости рогатого, Фолкор запустил в того гримуаром.
– Да простят меня заклинатели, – рявкнул он в сторону призванного, попутно уворачиваясь от летевшего в него стула. – Совсем обнаглел, морда демоническая? Помогай давай!
Хагун демонстративно громко зевнул и перевел взгляд на одержимую:
– Плохи дела, человека не спасти. Эй, старикашка, будем выжигать изнутри.
Воздух в доме стал тяжелым. Мерзким и вязким, с привкусом железа и перетертой полыни. Хоув не любил заклятья демона, но выбор был невелик. Его подташнивало, и больше всего он боялся, что в самый ответственный момент сложится пополам, упуская из виду одержимую, допуская ошибку, которая станет для него роковой.
Вытащив из кармана заговоренный бумажный талисман, экзорцист уверенным голосом проговорил: «Глейниа», и в его руке материализовались четки. Он швырнул их в сторону одержимой, быстро сложил пальцы в печать и проговорил: «Сковать». Каменные шарики из зеленого драгоценного минерала начали расширяться в полете. Сковав в кольцо мятежного духа, Фолкор повернулся к демону и пропыхтел:
– Побыстрее никак нельзя?
– Ты разбудил меня среди ночи, потребовал помощи, теперь еще и торопишь? Может, сам справишься, трухля? – донеслось до слуха экзорциста.
Скрипя зубами, Хоув мысленно поставил пометку в голове «сжечь все вино Хагуна», он держался из последних сил. Астрид, которая верещала как банши у дома умирающего, начала разрывать оковы. Четки трещали.
– Быстрей давай. Сейчас вырвется, – кряхтел заклинатель.
Комнату озарил яркий ало-оранжевый свет. Очень сильно запахло гарью. В руках демона появился огненный лук. Натянув тетиву и прицелившись, ритхуд выпустил стрелу в брыкавшуюся женщину. Разящее пламя устремилось к мятежному духу и, пронзив сердце, окутало тело адским огнем. Человеческому телу пламя не причинило вреда, оно задевало лишь тонкую материю – душу, которую пожирал изнутри призрак.
Вопль девушки резал не хуже заточенного клинка. С одной стороны – долг, с другой стороны – человечность. Экзорцист выбрал первое, да и времени подумать не было. Да и не хотел он думать на этот счет. В юношестве он задавался вопросами морали, но со временем стало просто плевать. Всех не спасти. Мятежный дух был изгнан. Душа женщины погибла, осталось пустое безжизненное тело.
Не забыв вылить заговоренную воду на толстощекие морды бесполезных лервитов, чтоб те проснулись в конце-то концов от безмятежного обморока, Хоув направился к двери, растирая поясницу. И лучше бы он вышел через черный ход. Умная мысль настигла его с опозданием. Уже спустившись с крыльца, Фолкор увидел, как в его сторону бежал мужчина.
– Скорее всего, это муж несчастной, – проговорил один из его учеников, что семенили позади него.
Хватая ртом воздух и заходясь кашлем, перепачканный в грязи мужчина остановился. Хрипя, уперся руками в колени, пытаясь восстановить дыхание, вскинул голову и внимательно следил за теми, кто покидал его дом. Слова оказались лишними – все было ясно по выражению лиц служителей, очищающих дом от нечисти. Его жена умерла. Обессиленный, он рухнул прямо в лужу под ногами. Кричал, бил руками о вязкую жижу, расплескивая грязь, проклинал экзорциста:
– Когда молва о твоей семье разлетится по континенту, а слава вскружит голову твоим потомкам, настанет время, когда род Хоув потеряет свое величие. Все, ради чего старались годами, – сгинет. Я проклинаю тебя и твой род!
Экзорцист глубоко и устало вздохнул, оседлал коня и направился в город, где его ждала следующая жертва. Он мог бы предположить, хоть на секунду задуматься: все ли будет хорошо со вдовцом? Есть ли у него родные или друзья? Но ему было все равно. За долгую службу изгоняющего нечисть сердце экзорциста стало каменным. Работа и не более. Ни сострадания, ни любви, ни жалости. Ему действительно было все равно, у него и так ушло много времени на деревенскую одержимую.
Проводив тяжелым взглядом уезжающих, врачеватель поднялся с колен. Огромная липа, что росла рядом с его домом, под звуки дождя шелестом листьев оплакивала покойную. На какое-то время скрывшись в доме, он вернулся. Шлепая промокшими насквозь сапогами по грязевому месиву, тащил теперь за собой лестницу в сторону дерева. Пустота. В мыслях звенящая тишина, в душе огромная черная дыра и злоба, дикая и неконтролируемая. Приставив к стволу лестницу из обтесанных жердей, он перекинул веревку через толстую ветку. Впавший в отчаяние вдовец сделал петлю и, просунув в нее шею со словами, слетевшими с губ в порыве ненависти, повесился, рождая проклятье.
Глава 1
Как лягут карты
– Королевская пешка на e4.
– Ты что, старуха, пытаешься меня обыграть? – прищурил один глаз пожилой симпатичный мужчина.
– Куда уж мне тягаться с тобой?
В помещении клубился дымок, красивыми завитками выплывающий из курительных трубок. Легкий дурман расслаблял уставшие разум и тело. Развалившись в глубоких креслах, обтянутых оленьей кожей, пожилая красивая женщина в белоснежном платье и не менее пожилой мужчина в черном фраке пытались переиграть друг друга.
– Отличный сбор! Где ты, говоришь, его взял? – осматривая табак в трубке, поинтересовалась женщина.
– Мне посчастливилось нарваться на кустик в горах Мьюндора. Король Якьюба решил помереть именно в том месте, – выпустив завиток дыма, сообщил мужчина.
– Романтично. Там открывается прекрасный вид на долину.
– И я так посчитал. Следует заранее обеспечить себе местечко.
– Когда ты решишь откинуть пазнокти[3], эти горы превратятся в труху! – женщина бросила фразу немного надменно, наклонив голову набок.
Мужчина грациозно откинул подол фрака и, склонившись над шахматной доской, переставил черную пешку на f5, не обратив внимания на дерзость соперницы.
– Что-то я устала! – седая леди стала демонстративно растирать колено.
Бровь мужчины искривилась в такую дугу, что позавидовало бы деревенское коромысло.
– Так сколько тебе лет-то? Всего-то ничего, – подкурив новый пучок сухостоя, поинтересовался он.
– Перевалило за…
– Вот и я говорю – молодушка!
Затянувшись покрепче, женщина выпустила струю дыма, и та растворилась в полумраке помещения.
Стены комнаты, высеченные в горе, рассказывали историю зарождения миров. На одном из барельефов стояли друг напротив друга четыре Божества – Созидания, Времени, Пространства и Исхода, они протягивали руки к центру и вливали магию в сферы, чтобы наполнить их жизнью.
Женщина, внимательно рассмотрев каждое из старейших существ, перевела взгляд на своего оппонента в игре.
– Не нравится мне, как звезды нынче светят. Что-то намечается в мирах. И я решила найти себе замену, – поджав губы, она сделала ход.
Мужчина одобрительно качнул головой. Не той мысли, что сидящая напротив решила увильнуть от обязанностей, а тому, что в мирах действительно стало неспокойно.
– Да будет тебе, возьмем вина и, как в прежние времена, сядем наблюдать, как убивают друг друга непримиримые враги! – пытался он воодушевить свою соперницу.
Повалив вражескую фигурку, вырезанную из бивня вепря, женщина поставила свою пешку на место павшей черной.
– Это ты приходишь, когда считаешь нужным, а мне надо быть на месте спозаранку, раньше всех. Устала я, покой мне нужен, – покачала головой седовласая.
За перемыванием друг другу вековых костей партия в шахматы продолжалась.
Мужчина во фраке осторожно достал из табакерки пучок сушеной травы, расправил его в руке и аккуратно уложил в трубку, тщательно утрамбовав подушечкой пальца. Его движения были неспешными, почти ритуальными. Затем он протянул руку к камину, в котором догорал огонь, и с легким щелчком призвал тлеющий уголек. Искра вспыхнула в воздухе и, послушно подчиняясь, опустилась на траву, заставив ее затлеть с мягким дымным ароматом. Он шумно причмокнул и, втянув воздух, сделал очередной ход.
В дверь постучали.
– Кому это тут не терпится умереть? – поинтересовалась женщина.
Откинувшись на спинку кресла, мужчина подпер гладко выбритый подбородок кулаком.
– Да есть тут один неугомонный конвоир. Ходит не одно десятилетие и клянчит, чтобы ему в помощь кого-нибудь назначили.
– Так назначь, что ты скупишься? – развела руки в стороны седовласая женщина.
– Так некого! – взбрыкнул мужчина. – Работать никто не хочет. – И, укоризненно сощурив глаза, уставился на сидящую напротив… он и мог бы назвать ее бабулей, да язык не поворачивался. Она была прекрасна в своем облике. Не женщина, не старуха, не девица.
– Ферзь на h5. Шах и мат! – победоносно произнесла та.
– Тьфу ты!
– Шахматы никогда не были твоим коньком, давай сюда своего короля. – И, победно откинувшись в кресле, женщина улыбнулась.
В дверь вновь постучали, но уже с большим энтузиазмом.
– Войдите! – прогремел, словно раскат грома, голос мужчины во фраке.
Дверь с тихим скрипом отворилась, и высокий поджарый мужчина тридцати лет в черном кителе склонился в поклоне перед сидящими.
– Стейнер, если ты снова со своей просьбой, то в тысячный раз повторяю – свободных рук нет. Да и с тобой работать никто не хочет, – запричитал он.
Женщина, расправив подол без того идеально выглаженного белоснежного платья, стала рассматривать вошедшего.
– А ты красавчик. Что ж не найдется бабенка, которая за красивые глаза будет с тобой работать? Эх, была бы я на тройку сотен лет помоложе…
– Скорее уж на тройку тысяч, – не отрывая взгляда от шахматной доски, процедил сидящий в кресле мужчина во фраке, скрипя зубами.
Стейнер, мягко говоря, опешил, но виду не подал, лишь слегка склонился и произнес:
– Миледи, я занимаюсь мятежными и мучениками.
Седовласая женщина сморщила нос. Она ощутила ауру вошедшего еще тогда, когда он стоял за дверью. Таких не любят даже в месте, подобном этому. Ей стало немного жаль его.
– Я подумаю. – Указав на дверь, сидевший в кресле мужчина поднялся и направился к столу.
Стейнер поклонился и, пятясь, стал отступать назад.
– Хорошие манеры, – проговорила женщина, когда дверь закрылась. – И за что ты так с мальчишкой? Я успела прочитать его душу, и история его жизни очень печальна, – покачала головой седовласая.
Перебирая пергаменты с данными о своих служащих на резном каменном столе, мужчина тяжело вздохнул. Триста лет назад он не развеял несчастного, как было положено. Самоубийцы не перерождаются, и их души не отправляются в Ад. Они стираются из летописей мироздания навсегда. Но за свою короткую жизнь тот смертник успел сделать немало добра в прогнившем мире. Тогда он пожалел Стейнера и предложил работать на него до того момента, пока тот не найдет ключ к своему перерождению. Минуло три века, а конвоир мятежных душ так и не сдвинулся с мертвой точки.
– Я бы и рад ему помочь, но возможности пока не представилось, – мужчина во фраке бросил на стол старые пергаменты.
– Тогда мы создадим эту возможность сами, – проговорила женщина. Она достала из своей сумки потертые карты и принялась их тасовать.
На стол легли три изображения.
Мужчина во фраке вновь уселся в кресло и с интересом посмотрел на карты висельника, темного проклятья и королевы.
– Сыграем? – заговорщически спросила Верховная Банши.
– Раздавай! – ответил Смерть.
Глава 2
В стенах родных как в крепости
Спустя двадцать один годЛедяная волна пробежала вдоль позвоночника, словно предупреждая о чужом магическом присутствии. Сонная нега исчезла без следа, когда Риган Хоув резко вскочила с кровати. Она прищурилась, настороженно окидывая взглядом каждую тень, каждый уголок и деталь своей комнаты. Все было как обычно: в дальнем углу стоял массивный деревянный стол из темного орешника, его украшала огромная ваза из мутного стекла с бутонами красных маков, а на углу столешницы неуклюжей стопкой громоздились пергаменты. Она, взглянув на них, фыркнула и насупила носик.
Мимолетным взглядом пройдясь по полу, на котором был расстелен искусно сотканный тонкий ковер, когда-то привезенный ее далеким предком из Восточной Империи Хинаяна, она остановилась на рисунке цветущей дикой сливы.
«Символ стойкости к невзгодам судьбы, – промелькнуло в мыслях девушки. – Не работает!»
Она скользнула взглядом дальше, к прикроватному столику с графином воды и кубком, и пришла к выводу, что чье-то присутствие в комнате ей лишь показалось. С этим решением она плавно спрыгнула с кровати и направилась к противоположной стене. В массивном камине догорали поленья и не дотлевшие листья папоротника, которые Риган старательно клала каждую ночь перед тем, как отойти ко сну. Хозяйка спальни издала смешок. Глупые люди в самую короткую летнюю ночь искали цветок, но не находили. Папоротник не цвел, и, если бы простаки знали секрет, было бы достаточно собрать его листья и сказать пару-тройку слов на древнем наречии. Но этим секретом род Хоув не делился, ибо зарабатывал на этом деньги и славу, которая, между прочим, стала угасать. Стремительно.
Хоув смотрела на переливающиеся ярко-оранжевым цветом тлеющие угли, когда боковым зрением уловила шевеление сбоку. Резко развернувшись, она во все глаза уставилась на висевший между двух мягких кресел гобелен. Тяжелая плетеная ткань легонько подрагивала.
– Да перестань меня пугать! – прокричала девушка в пустоту комнаты и, подлетев к стопке дров, на которой покоилось несколько пучков сушеного чертополоха, схватила веник и запустила в камин. Сухостой вспыхнул моментально.
– Не поможет! – прозвучали слова в полутьме, но Риган их не услышала, как и не увидела того, кто их произнес. Развалившись в кресле и наблюдая за действиями хозяйки спальни, незваный гость громко зевнул. Демон, заключивший контракт с семейством почти четыре сотни лет назад, с недавнего времени начал подшучивать над Риган. Он перекладывал ее вещи, прятал защитные амулеты, шептал на ушко всякие пошлости и колыхал воздух магией ветра.
– Издевайся над кем-нибудь другим! – топнула ногой девушка.
Хагун иронично осмотрел И-Ри. Так он прозвал ее с рождения, что на языке рун переводилось как «ключ». Длинные иссиня-черные волосы струились по плечам и ниспадали до поясницы. Тонкий хрупкий стан, темно-карие, почти черные, глаза, пухлые губки и тонкий королевский носик. Она пока не соответствовала своему дарованному имени: Риган с древнего языка значило «королева». До нее она еще не доросла, но за принцессу сходила. В ночь, когда родилась девочка, стоял такой плотный туман, что даже на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Глава семейства увидел в этом мистический знак: обещание спасения увядающего рода. Ритхуд же тогда перевел взгляд со старика на плотный сгусток, что затянул в свои оковы, словно в саван, весь город, и пришел к мысли, что судьба у человеческого дитя будет очень интересной. С той ночи минуло двадцать лет, а он так и не нашел причину, которая заставила его выделить среди всех детей именно эту девочку. Одно демон знал точно: интуиция его никогда не подводила.
Вынырнуть из воспоминаний помогли долетевшие до его слуха недовольные причитания. Резко выставив длинную ногу вперед, Хагун смотрел, как И-Ри споткнулась и, как в заклинании замедления времени, плюхнулась на ковер. Улыбка коснулась тонких темно-бордовых губ ритхуда. В его демонической душе вспыхнул огонек удовлетворения при виде того, как хозяйка комнаты, запутавшись в ночной сорочке, пыталась подняться на ноги. Когда же ей все-таки удалось принять вертикальное положение, юная Хоув развернулась к двери так резко, что копна густых волос хлестнула его по лицу. Проказник зашипел.
Риган стремглав рванула из комнаты, и еще спящие на тот момент обитатели поместья проснулись от девичьего визга: «Прадедушка-а-а!»
Глава 3
Место мне в тени
Риган пыталась успокоиться, рассматривая голые ступни. Пальцами ног терзала шкуру гигантского белого медведя, что была расстелена почти по всему периметру спальни. Не осмеливаясь взглянуть на главу рода, она с запоздалой ясностью поняла, что ее приход сюда был роковой ошибкой.
Запах воска и мятной мази, которой так щедро смазывал суставы ее родственник, витал в комнате. Густой настолько, что, казалось, его можно было потрогать. С каждым новым вдохом он сильнее сковывал грудную клетку, подобно мифическому змею окольцовывал свою жертву и желал задушить. Слишком тяжелый, словно могильная плита. От него ей становилось все больше не по себе. Даже дурно. К горлу подступил ком, и Хоув посильнее вжалась в кресло, желая раствориться в воздухе под пристальным взором черных глаз хозяина спальни. Его взгляд сжигал заживо и унижал безмолвно.
Стараясь дышать через раз, Риган скользнула взглядом по стенам, что были исписаны древними защитными заклинаниями, пропитанными наследием рода. Для нее это были нечитаемые символы. Сотни раз под присмотром главы семейства она пыталась пропустить через себя магию и смысл слов, но все было бесполезно.
– Ты видишь его? – громогласно разнесся по комнате мужской голос. От него хотелось превратиться в пыль, в песчинку, маленькую и незаметную.
Прийти сюда за поддержкой и защитой оказалось огромной ошибкой. Ее охватили сожаление и горечь, будто события прошлого повторялись вновь.
Хоув знала ответ, ей не нужно было смотреть в том направлении, куда указывал прадед. И она лишь отрицательно покачала головой.
– Бестолочь бесполезная! – с надрывом произнес глава рода.
Она вновь опустила взгляд на свои ступни и окончательно для себя решила, что невозможно дотянуться до света звезды, будучи ползучим гадом. Место ей в тени. Ей и всем родившимся после прадедушки. Слишком недосягаемый он был, как пролетающие по небосводу кометы.
Вилфред Хоув носил имя миролюбивого человека, но таким не являлся. Он был единственным живым представителем рода, который мог видеть и взаимодействовать с потусторонним. С каждым годом численность семейства росла, гонимая желанием старшего вернуть имя сильнейших экзорцистов страны. Шли годы, но ни в одном из потомков не открылся дар. Было, правда, одно исключение, и ему приходилось ой как несладко. Лютер Хоув отдувался за всех. Мальчишка, в котором с рождения теплилась маленькая искра магии, мог разглядеть смутные очертания будущего. Он стал надеждой прадеда и его учеником. С первым лучом солнца правнук направлялся в покои главы и с наступлением сумерек их покидал. Возжелав обучить будущего наследника всему, что знал он сам, Вилфред брал его на ритуалы экзорцизма, спиритические обряды и на поминальные службы. Казалось, что все наконец стало налаживаться.
Так было ровно до того момента, пока четыре года назад, в обычное июльское утро, рассвет не окрасил небо в багровые краски осени. Риган хорошо помнила тот день. Кругом стояла мертвая тишина, как на заброшенном кладбище. Крохотная желтая зарянка, для которой Хоув сколотила из разноцветных дощечек домик, не запела рассветную серенаду. Лютер вернулся после изгнания мятежного духа, куда их с прадедушкой вызвали прошлой ночью. Его одежды были окроплены алым. Тяжело дыша, он толкнул ворота и шагнул во внутренний двор поместья. В его взгляде застыло отчаяние. Троюродный брат походил на человека, который еле спасся от стаи диких волколаков[4]. Лоскуты одежды покачивались в такт его коротким шагам и надрывным вдохам.
Риган всегда задавалась вопросом: на что готов пойти глава семейства, чтобы вернуть силу имени?
– На все! – с придыханием произнесла она сама себе. Хоув была облачена в шелковое платье королевского синего цвета. Когда-то дорогое, но уже со временем потертое.
Прихрамывая, Лютер удалился в свои покои. Никто так и не пришел его поддержать. Слабость не в почете у семьи.
Не нужно быть гением, чтобы понять, что случилось. Обитатели поместья прочитали все на лице Вилфреда, который практически сразу вошел за своим внуком на территорию поместья. Желваки на его лице ходили ходуном, тонкие губы были поджаты, а взгляд метал адское пламя, будто желал сжечь всех, кто попадется под его немые проклятья.
Спустя неделю Лютер достиг своего совершеннолетия, и магическая искра, что теплилась, потухла. Без того уже замкнутый и зашуганный бесконечными недовольствами прадедушки, парень свихнулся окончательно. Он забился в самое дальнее и холодное крыло поместья и практически не покидал его.
Однажды поздней ночью, ослушавшись приказа главы семейства, Риган взяла с собой заранее приготовленную корзинку для пикника с остатками ужина и решила проведать брата.
По длинному коридору, который вел в нужное крыло, гулял ветер, напевая тоскливую мелодию умирающего имения. Эту часть дома перестали использовать уже больше десяти лет назад. Она больше не отапливалась зимой и после урагана не восстанавливалась. Выбитые порывом ветра, когда-то искусно расписанные витражи радужными осколками рассыпались по полу холла восточного крыла. Отражая лунный свет, кусочки стекла рисовали причудливые узоры на покрывшихся плесенью стенах. Пахло болотными топями, тленом и умирающей историей имени Хоув.
