скачать книгу бесплатно
Тридцать тактов в стиле блюз
Зоя Викторовна Квитка
Эта книга не о музыке, но она музыкальна и читается, "как по нотам". Каждая глава в ней – просто еще один такт импровизации в стиле блюз.Сюжет романа основывается на нескольких тематических линиях – прошлое главного героя, Джадда, переживания из-за трагической гибели жены Брук вплетаются в его настоящее и в неожиданном свинге трансформируются из темы скорби, печали и чувства вины в новую "мелодию", разоблачающую ложь, интриги, преступления и человеческие пороки.
Квитка Зоя
ТРИДЦАТЬ ТАКТОВ
В СТИЛЕ БЛЮЗ
2018
В оформлении обложки использована фотография с https://www.wallpaper.com/uploads/wallpapers/2013/03/24/60554/889e7114c621e240c2fbb0b88fdbdabd.jpg
– Уже открыли книгу? Значит пора начинать. Ну, с чего там обычно начинаютcя основательные, серьезные книги? Дайте-ка подумать…
С предисловия, которое многие просто… Ну вы знаете, о чем я.
Нет, нет! Не спешите, Читатель, перелистывать эту страницу…Это не пролог – это просьба. Маленькая, значительная просьба.
Прежде, чем приступить к чтению, закройте глаза и послушайте блюз.
Какой? Ой, ну вы об этом лучше расспросите Чака Берри, Би Би Кинга, Мадди Уотерса, а если повезет, может вам сам Дюк Эллингтон ответит или великие блюзмены отзовутся хором.
Это книга не о музыке, но она музыкальна и читается, "как по нотам". Каждая глава в ней – это просто еще один такт импровизации в стиле… Да вы уже поняли в каком.
Хватит прелюдий, время Музыки!
А потом непременно возвращайтесь, да поскорее, ведь уже НАЧИНАЕМ!
Утро началось проливным дождем, смывшим запланированные дела. Ливень наращивал темп, заштриховывая все вокруг водянистой, разбавленной до прозрачности, краской, расчищал улицы от прохожих, размазывая старательно наведенные линии их нарядов и причесок, гнал прочь нарочитость, выталкивая ее напором стихийности, естественности.
Брук стояла у окна, наблюдая за ломаными движениями струй воды, сбегавших по стеклу, расползающихся капельными портретами необычных существ, быстро сменяющих друг друга, словно они жили в ускоренном времени и, потому, торопились заглянуть в комнату, старались успеть увидеть создание из плоти и крови, прежде, чем ветер и солнце сотрут их собственные черты.
Я лежал в кровати, не подавая виду, что проснулся и разглядывал профиль Брук. Мы были женаты…, кажется, двенадцать лет. Я не очень люблю такие подсчеты, поскольку они всегда не точны. Ну разве был я с Брук все двенадцать лет рядом? Разве не отлучался на работу, командировки, вылазки в горы с друзьями? Разве мои мысли не блуждали в тех далеких далях, где для моей жены не находилось места? В конце концов, сон тоже нужно было вычесть из суммы лет и что же, в таком случае, оставалось? Какая-то капля, совместно проведенного времени, также быстро испаряющаяся, как и дождевая. Так что мне тоже стоило поспешить заглянуть в "окно" настоящего, чтобы застать его, не упустить.
Брук, видимо почувствовав мой взгляд на себе, оторвалась от созерцания и, повернувшись, слегка улыбнулась мне, но, тут же, улыбка скрылась за набежавшими на ее лицо тучами недовольства, словно она подражала погоде.
– Наша поездка отменяется, – с досадой в голосе сказала она. – Надо же было выбрать именно этот день! Когда теперь еще представиться такая возможность?
– Когда-нибудь обязательно представиться, – сказал я, пытаясь успокоить жену, но мой ответ только еще больше раздразнил ее.
Она стала наэлектризовываться. Разочарование меняло заряд на гнев.
– Понятное дело, – едва сдерживаясь, проговорила Брук, – тебе плевать! Я так ждала этого дня, – наращивая динамику продолжала она, – а оказалось, что такому важному событию может помешать, какой-то…с … дождь!
Брук накалилась окончательно, лучше ее было оставить в покое и я поспешил в ванную.
"Она слишком много значения придает этой регате", – думал я, стоя под душем.
Брук никогда раньше не интересовалась яхтами и тут, вдруг, стала тренироваться, добиваться участия в гонке, но больше всего меня обеспокоило то, что она на прошлой неделе заявила, что прекращает многолетнюю врачебную практику. Я не узнавал ее. Вспышка гнева, ругательство – это была не моя Брук. Я твердо решил поговорить с ней, вызвать на откровенность.
Я застал жену в кухне. Она варила кофе и напевала мелодию, которая показалась мне знакомой, но я не мог вспомнить, где слышал ее раньше.
Остановившись в дверном проеме, опасаясь спугнуть идиллическое мгновение, я любовался Брук, возможно, впервые, по-настоящему, увидев ее.
Легкий, шелковый пеньюар был немного тесноват ей и обтянул так, что были видны, уже слегка искаженные временем, линии тела. Я пробежал взглядом от хрупких, худеньких щиколоток, вверх, по изгибу ягодиц, спине и остановился на шее, а точнее, на маленькой впадинке между шеей и головой.
Волосы она небрежно заколола на затылке и эта, вызывающе обнажившаяся, выемка, почти всегда задрапированная занавесом каштановых волос, возбудила страстное желание, которое поманило меня к Брук.
Я подошел тихонько сзади и обнял ее за талию. Она провернулась в моих руках, как балерина, выполняющая вращение и порывисто чмокнула в щеку, а затем выскользнула из объятий, оставив висеть на моем указательном пальце тонкий шелковый поясок от пеньюара.
Я остался так стоять, поглаживая машинально гладкую ткань, пытаясь справиться с неудовлетворенным желанием и ощущением нависшей угрозы.
– Брук, нам пора поговорить, – наконец выдавил я из себя и повернулся к столу.
В кухне никого не было.
– Брук! – крикнул я, но никто не отозвался.
На столе стояла одна чашка кофе. Я прошелся по дому, но жены не нашел.
Наконец, я дернул дверную ручку ванной комнаты. Дверь открылась, но там никого не было. Мой взгляд растеряно шарил по всем углам и точкам, пока не выхватил одинокую зубную щетку в стаканчике – мою зубную щетку.
Я выглянул в окно. Ярко светило солнце. Весна была в разгаре. Уже вторая весна без Брук.
I
Я позвонил другу – психотерапевту.
– У меня снова галлюцинации, – забыв поздороваться выпалил я.
– Джадд? – удивился тот. – Я сам собирался звонить тебе. Приезжай немедленно.
Допив холодный кофе и добавив к груде немытой посуды еще одну чашку, я направился к доктору Вилфорду Гиббсу.
Мне предстоял неблизкий путь по невероятно красивой дороге, окруженной с одной стороны хвойным лесом, с другой – невысокими горами.
Мы с Брук долго искали жилище в уединенном, живописном месте, подальше от шумного города и вот, несколько лет назад, наконец, арендовали дом в небольшом городке, который скорее можно было назвать деревушкой. Она располагалась в долине реки, которую местные жители поэтично назвали Лунной.
До центра города, куда ежедневно нам с женой приходилось ездить на работу, было около десяти миль. Преодоление этого расстояния, почти всегда, насыщало меня ощущением изменчивости и, в то же время, непреходящести красоты природы.
Ранним утром, если позволял запас времени, я останавливал машину и мы с Брук выходили полюбоваться пейзажем.
Сейчас, по дороге к Вилфорду, я вспомнил один из таких моментов, вспомнил, как Брук, замерев, любовалась пиком горы, спрятавшимся в седом облаке, словно великан, примеряющий напудренный парик; вспомнил, как жена обратила мое внимание на нежные, утренние солнечные лучи, рассеивающиеся золотой пыльцой, подсвечивающие и окутывающие волшебной дымкой каменного гиганта, превращающие грузность в легкость и воздушность, суровую неприступность – в призрачность, на короткое, хрупкое мгновение, украшая и смягчая земляные цвета проходящим полутоном.
Я тогда не слушал ее реплик восхищения, обдумывая предстоящую сделку, но сейчас вспомнил слова Брук, будто они осели на дно моей памяти до более подходящего момента, когда я стал способен их расшифровать.
"Я тоже жду момента, который сможет вот так же растворить мою тяжеловесность, окаменелость и облако моих мечтаний сможет выпариться наружу, примет форму, станет видимым", – сказала мне она.
От этих слов до последнего ее выдоха пролег всего один крутой поворот, одно молчаливое мгновение, в котором каждый из нас витал в своих мыслях, был сам по себе, пребывал в уверенности, что грядет бесчисленная череда совместных дней и в какой-то из них, непременно, удастся быть ближе друг другу, чем сейчас.
Вилфорд поджидал у входа в больницу. Он не хотел принимать меня у себя в кабинете, как пациента, и мы направились в небольшой ресторанчик, в котором раньше я, Брук и наш друг, часто встречались в обеденное время.
Вилф выглядел встревоженным. Лицо его было напряженно, он ни разу не улыбнулся, пресек все мои попытки заговорить с ним в машине, а когда мы подошли к ресторану, то велел мне выбрать столик у окна, осмотреться, а сам остался ждать на улице.
Я осторожно оглянулся назад и не увидел ничего, кроме ряда таких же столиков, за которым сидел сам. В дальнем уголке зала, несколько столов были заняты мирно жующими людьми, а хорошо знакомые официанты, с застывшей на лице безразличной вежливостью, почти бесшумно, скользили по натертому до блеска полу.
Я не понимал чего хочет от меня Вилф. Его поведение раздражало. Я махнул рукой, чтобы он зашел .
Когда Вилфорд сел напротив, я не выдержал и выпалил:
– Ты ведешь себя, как старый параноик. Объясни, что происходит?!
– Джадд, я получил позавчера очень странную посылку… Даже не знаю… Ты только постарайся не спешить с выводами.
– Ты уже достал прелюдиями. К делу! – потребовал я.
К нам подошел официант и рассказ пришлось отложить, выбирая блюда. Я не мог дождаться, когда он уйдет. Вилфорд очевидно тоже, потому что, как только мы остались одни, он подался вперед и зашептал:
– В коробке был младенец. Точнее, муляж недоношенного ребенка, эмбриона, с соблюдением всех пропорций и деталей. Он выглядел так, будто его только, что извлекли – в крови и слизи.
– Что бы это значило?
– Если бы я знал, Джадд, но ты дослушай. Я работаю с психами и сделать это мог, какой-нибудь мой бывший пациент, но…, – он остановился на полуслове и уставился на вилку, которую машинально вертел в руке.
Я почувствовал, что мне лучше помолчать и дать ему возможность поймать призрачную догадку или, может быть, найти логичное объяснение этой чудовищной выходке.
Принесли заказанные блюда. Вилфорд очнулся, наконец, и отправив ломоть ростбифа в рот, не дожидаясь пока он будет дожеван, невнятно продолжил:
– Это только начало истории. Почти одновременно с посылкой пришло сообщение… Вот оно. Прочти, – он протянул мне свой телефон и я, пробежав глазами по скупой, короткой строчке, зажмурился от необъяснимой тревоги, дернувшей меня изнутри.
"54'15'13''с.ш.04'41'35''з.д."
Я поспешил задать координаты в поиск навигатора, но Вилфорд нетерпеливо махнул на меня рукой и сказал, что уже знает, что это за место и попросил пока не отвлекаться от рассказа.
– Как! Это еще не все?! – воскликнул я каким-то чужим, сдавленным, очень высоким голосом, выдав, тем самым, игру противоречий, начавшуюся во мне. Самое неприятное было то, что я уже тогда смутно представлял, что же все таки победит и боялся сознаться себе в этом.
С одной стороны, вмешательство, кого-то неизвестного в мою жизнь, рождало ощущение насилия, агрессии, внушало страх и желание спрятаться (я говорю в мою жизнь, потому, что после того, как я мельком взглянул на карту и увидел мигающую красную точку на хорошо знакомом мне месте – стало очевидно, что я тоже в "игре"), с другой – мне так осточертела монотонность дней, что несмотря на предчувствие опасности, возникал еще и сладковатый вкус наслаждения ею.
Вилфорд посмотрел на меня испытующе (профессиональная привычка) и продолжил немного сдержаннее прежнего:
– За мной следят, Джадд. Вчера меня преследовал один тип, даже не пытаясь скрыть это. Он намеренно шел за мной по пятам, так, чтобы я видел. Я начал петлять, затем, резко повернулся и пошел ему навстречу. Он, поравнявшись со мной, задел меня плечом, на мой возмущенный взгляд ответил подмигиванием и, пока я соображал, что делать дальше, этот следопыт зашел в кондитерскую, а я смог лишь увидеть через окно, как качнулась волна очереди, в которую он явно попытался влиться.
Наверное я слишком бесцеремонно глазел, позабыв о приличиях. Томящиеся в очереди люди стали поглядывать на меня и, вдруг, над их головами, словно вынырнувший из глубин корабль-призрак, поднялась рука, с растопыренными пальцами и помахала мне. Это он мне еще и помахал, наглец. Мне вдруг стало так страшно, что я поспешил убраться оттуда. Я не шел и не бежал, я едва ли успевал переставлять ноги так быстро, как велели мне дурное предчувствие и страх.
– Чего ты так испугался? Почему не узнал, что ему нужно? – спросил я, стараясь скрыть интонацию упрека и осуждения, но Вилфорд даже не слышал этих вопросов.
Он повертел головой на все стороны, пока не убедился, что вокруг нет ничего подозрительного и продолжил дальше:
– Домой я не пошел. Решил переночевать у Флер. Ее компания меня успокоила и я, прокручивая события вновь и вновь, заметил одну деталь, ускользнувшую от меня, – он медлил с продолжением истории и меня это выводило из себя, но я не торопил его, инстинктивно опасаясь узнать эту важную подробность.
Мне вдруг показалось, что именно эта часть рассказа будет наиболее болезненной для меня и Вилф, похоже, думал также.
Неожиданно мой друг сильно побледнел, его взгляд перестал настороженно блуждать по залу, остановившись где-то за моим левым плечом. Я хотел обернуться, но он пнул меня ногой под столом и прошептал:
– Не оглядывайся!
– Кто там?! – спросил я, но вместо ответа получил еще один болезненный пинок по щиколотке.
– Тише, прошу! Сделай вид, что идешь к барной стойке. Увидишь его за столиком, позади нашего.
Я встал и, задвигая за собой стул, как бы невзначай, бросил взгляд назад, через плечо.
Молодой человек, сидящий за столиком, на который указал Вилф, смотрел на меня в упор, а перехватив мой взгляд, ухмыльнулся, как мне показалось, довольно ехидно.
Мне ничего не оставалось, как отвернуться и направиться к стойке, но на полпути я вдруг передумал и, сделав крутой разворот, пошел прямо к преследователю. Я намеренно не смотрел в сторону Вилфорда, зная, что он начнет сигнализировать мне, чтобы я передумал, отступил.
Доктор Вилф привык быть осторожным и в каждом видел потенциального психопата, поэтому людям не доверял. В общении с незнакомыми или плохо знакомыми это выражалось, как чрезмерная деликатность, словно он нащупывал в темной комнате выход, опасаясь наткнутся на острый угол или неуклюже задеть ценный предмет. За долгие годы практики, мой друг научился здорово ориентироваться в потемках человеческой психики. Я же, чаще всего, действовал необдуманно, безрассудно, прыгал в "поезд" прежде, чем выяснял куда он направляется.
Я подошел к парню и, довольно громко, так чтобы мог слышать Вилф, спросил:
– Кто вы и что вам нужно?
– Назовите хоть одну причину, почему я должен сообщать вам это? – парировал он подчеркнуто спокойным, холодным тоном.
– По той причине, что вы следите за нами, – подстраиваясь под его фальшивую бесстрастность, флегматично произнес я.
– Я зашел перекусить, как и многие присутствующие здесь люди, вы мешаете мне и если вы не справитесь со своей паранойей, я буду вынужден…
– Простите моего… пациента, – услышал я голос Вилфорда у себя за спиной. – Я доктор, – добавил он, многозначительно подмигнув этому нахалу. Затем, Вилф взял меня под локоть, больно впился пальцами в предплечье и вывел на улицу.
– Ты псих и полный идиот, – обреченно, сдержанным тоном заключил Вилфорд и, не выпуская моей руки, повел подальше от ресторана, все больше ускоряя шаг.
– Отпусти, – взбунтовался я, как только мы скрылись за углом, где оставили машину и преследователь уже не мог нас видеть в окно.
– Джадд, нам необходимо закончить разговор, – стиснув зубы и заметно раздражаясь сказал Вилфорд. – Договорим у меня в кабинете.
– О, нет. В больницу я не поеду. Тем более к тебе в отделение…
– Джадд! – произнес Вилф таким тоном, что я понял – мое ребячество и упрямство выглядят нелепо, но я все же попытался их оправдать:
– Там все напоминает о Брук, понимаешь…
– Тем лучше, – сухо ответил мой друг, словно я был его пациентом, не более.
Видно было, что Вилфорду сейчас не до моих капризов и я повиновался ему.
II
