скачать книгу бесплатно
Думаю, он так медленно начал, потому что не ожидал, что плоть Черного вообще поддастся ему. Или – что Черный, устрашившись, что Дракон сейчас лишит его руки, все-таки воспользуется своей защитой.
Но церемония была еще не закончена.
Острым ножом травник (все честно!) аккуратно срезал с запястья Алкиноста чешуйку и щипчиками выдернул её из кожи. Показалась капелька крови. Эту самую кровь маленькой лопаточкой травник аккуратно подцепил и глянул в глаза Черному.
– Ты готов? – спросил он.
– К чему? – насторожился Черный. Травник усмехнулся, убрал бинт и провел своей лопаткой по руке Черного.
Ему словно скипидара в рану плеснули. Миг – и он побагровел, как его роскошный плащ, и даже зарычал, вцепившись себе зубами в плечо. Из глаз его брызнули слезы.
Зато с раной происходили чудеса. Её словно прижгли, и по бороздкам, прочерченным Драконом, растеклись краски – алая, синяя, зеленая, черная. Получилась красивая татуировка, изображающая первую букву в имени Алкиноста.
Люди хлопали в ладони, а Черный, утирая мокрую физиономию, поднялся с колен. Ему страшно было смотреть на руку, которая, видно, горела, как в огне. Дракон улыбался.
«И я тебе верю».
Потом меня колотило как в ознобе, и не помню совершенно, как оба они оказались рядом со мной. Народ на площади славил всех, подкидывались вверх шляпы, и Черный, благосклонно улыбаясь, кивал всем головой. На скорую руку Алкиносту приводили в порядок ноготь.
– Принесите-ка нам вина перед казнью, – распорядился Алкиност. – Все мы немного устали, а сладкое вино как раз поможет нам немного поднять настроение.
Мы и подняли настроение, пока шли последние приготовления. Я расслабился после первого же глотка, в голове зашумело.
Тем временем привели приговоренных. Людоед все так же ухмылялся, людоедка пугливо озиралась, но все же огрызалась на публику, плевалась и шипела, словно дикая кошка. Обоих их цепями прикрутили к столбу, и Палачи ловко обложили их хворостом.
– Эй, господин Монк! – весело крикнул Алкиност. В отличие от меня он не ограничился одним глотком и сейчас пребывал в веселом расположении духа. – Помнишь, я обещал тебе, что ты сполна почувствуешь весь ужас казни? Я сдержу свое слово!
Один из травников поклонился и прыснул на помост. В его руках ничего не было – по меньшей мере, я так думал. Однако, что-то он положил в сухой хворост прямо под ноги людоеда.
Людоед расхохотался. Он выкрикнул своим неловким ртом какую-то очередную похабщину, но мы не поняли её смысла. Тень сожаления мелькнула на его страшном лице, когда над его столбом подвесили аквариум с его чудовищами, но он гордо отвернулся от них, стараясь не выказывать своего разочарования и боли. Зато потом..!
Мне пришлось хлебнуть как следует из своей кружки, когда палач поднес пылающий факел к хворосту, и веселое пламя облизнуло ноги казнимых.
Людоед веселился. Может, ему и в самом деле не было больно? Он хохотал и плевался, целясь в палачей шевелящих хворост кочергами, в недовольную публику.
– Что, взяли? – рычал он, дергаясь в своих цепях как безумный. – Взяли?
Внезапно под его ногами что-то ярко вспыхнуло, словно зажженная спичка. Но эта яркая вспышка не угасла, как обычно это происходит со спичками. Она перекинулась на хворост, окрашивая все пламя в этот нестерпимо-яркий цвет, и людоед осекся. Почему-то ему больше не было смешно, он закрутился, задергался, как угорь на сковороде – сравнение как нельзя кстати, – и завопил так, что, казалось, небеса вздрогнули. Я отвернулся, чтобы хотя бы не видеть его перекошенного лица за дрожащим струящимся воздухом, сплетающимся с языками необычного пламени. Визг людоедки потонул в этом могучем рыке.
– Уйдем отсюда, – предложил Дракон. – Это развлечение для черни. Я достаточно удовлетворен местью.
– Что это было? – спросил я. – Что так ярко горит?
– Моя чешуя.
Потом мы снова напились в покоях государя.
Все произошедшее сегодня не очень благотворно сказывалось на моих нервах, зато Черный быстро отошел и перестал походить на натянутую струну. Небрежно развалившись на диванчике, он рассматривал одним глазом красное темное вино сквозь стекло бокала, и мотал ногой.
– Скажи мне честно, – произнес вдруг Дракон, – ты мог применить свою таинственную защиту, когда я царапал тебе руку?
Черного этот вопрос не смутил. Он все так же беззаботно рассматривал вино, и на лице его не было и тени напряжения.
– Нет, – ответил он. – Я вовсе убрал её.
– Как же ты так уверенно положил свою руку под мой коготь? – в глазах Дракона прыгали смешливые искры. Глядя на него, я понял, что его с самого начала все это просто забавляло – и то, что Черный подумал, будто его примут за людоеда, и то, как он пытался, изо всех сил пытался доказать Алкиносту Натх, что он полностью в его власти… Дракону этого было не нужно. Глядя, как смеются его глаза, я понял, что Дракон с самого начала верил ему. А все эти испытания – так они происходили исключительно в голове Черного. Может, он сам проверял себя на прочность, хотел лишний раз убедиться, не свернет ли он с выбранного пути?
– Я доверяю тебе, государь, – важно ответил Черный. Дракон расхохотался:
– Да уж! Ну, не обижайся, Зед. Я ценю твое доверие, и рад, что ты не сомневаешься во мне. На самом деле, я так же доверяю тебе, может, даже больше. Я хочу рассказать тебе одну вещь… не хочу сказать, что ты человек невежественный, но ты не знаешь этого. Кстати, скажи мне честно – ты действительно явился оттуда же, откуда прибыл и господин ныне покойный Монк?
– Откуда бы не пришел этот красавец, – развязно ответил Черный, – мы с ним не земляки. По меньшей мере, у меня на родине о таких, как он, я даже и не слышал. Я и в самом деле пришел издалека, но, думаю, мы с ним шли разными путями.
– Тем лучше, – утвердительно кивнул головой Алкиност. – Значит, мой рассказ и в самом деле будет для тебя нов. Я хочу рассказать тебе то, из чего ты поймешь, что мое доверие к тебе куда больше, чем ты думаешь. Я подарил тебе сегодня свою кровь – не думаю, что для тебя это до сих пор просто красивый ритуал, не так ли? Кровь Дракона меняет человека; это происходит не сразу, и со всяким по-своему, но одно качество становится присуще любому из тех, кого Драконы назвали своими детьми: человек этот становится сильнее любого смертного, и иногда настолько, что его невозможно победить. Со временем он может стать Драконом.
– Что?! – Воскликнул Черный, подскакивая. – Вот спасибо! Значит, через пару лет у меня отрастет хвост, порежутся крылышки… Почему ты не предупредил меня?! А вдруг я не захочу быть Драконом?
Алкиност смотрел на него, хитро прищурившись.
– Не захочешь жить долго, дольше, чем обычные люди? Не захочешь научиться летать? Ты уже не будешь человеком, ты станешь Драконом полностью, ты будешь думать, как Дракон.
– Сомнительное удовольствие!
– Я так и думал, – протянул Алкиност, слегка разочаровавшись, по-моему. – Значит, тебе суждено стать просто великим воином. Драконами люди становятся редко. Пожалуй, в этой эпохе им станет Яцео Ван Суу, принц Хегунаты Лекх. Двое – это слишком много для одной тысячи лет… Но не важно! Суть в том, что я не имею права давать свою кровь кому попало. Если я дам её убийце, в его крови разгорится такой кровожадный пламень, что удержать его не будет никакой возможности. Если её возьмет человек нечестный, то он сможет натворить неописуемых бед при помощи жуткого ума, проснувшегося в нем. Кровь обостряет в человеке главное, его сущность. Если б ты был людоед, ты бы тут же, после церемонии кинулся в толпу и, будь на тебе твоя неведомая защита, ты бы убил всех. Так что я доверял тебе больше, чем ты мне.
– Ты так рисковал! – поразился Черный. – Соглашусь, что рука – не такая уж большая цена за площадь, полную народа.
Дракон снова усмехнулся.
– Ты ошибаешься, – произнес он. – Я не рисковал ничем. Почему люди так рассеянны? Вы всегда забываете, что я – не человек, и что я все-таки немного зверь. А значит, у меня кое-что могло остаться от животного… Например, чутье. Те запахи, которые кажутся тебе едва уловимыми, для меня смердят почти невыносимо. Думаешь, я бы не учуял, если б ты ел людей? И эти маленькие людоедики – я не вижу в них никакого отличия от людей, уж извини. Для меня люди все на одно лицо, как для тебя, скажем, кролики или кошки. Я различаю их лишь по запаху.
– А как же ты узнаешь меня из толпы? – удивился Черный.
– По запаху твоей одежды, которая всегда благоухает цветами так сильно, как не пахнут и сами цветы. Кроме того, ты же смог бы отличить меня среди других Драконов? Даже одного со мной цвета?
Но это не главное. Главный мой рассказ будет о том, что так наивно опровергал наорг, лишившийся языка.
Многие века назад, когда о Драконах никто даже не слышал, далеко на юге, куда теперь никто и дороги-то не помнит, некий могущественный колдун решил сотворить таких невиданных тварей, что могли бы летать по воздуху, были бы неуязвимы и сильны. Кто знает, какие страшные силы вызвал он в своем замке, чтобы получить первое яйцо, точнее, несколько яиц, и какие птицы его высиживали – тоже никто уже не помнит. Только он получил желаемое. Он произвел на свет первых Драконов, и звались они тогда Аронкен. Это были тупые, очень тупые и злобные твари, могучие, с сильными крыльями. Испуганные люди, видевшие их перовые полёты, клялись, что Аронкен походили на адских псов, изрыгающих ядовитое пламя зубастыми пастями. Кажется, колдун хотел завоевать все земли на свете и стать полноправным королем… Только его Аронкен не очень ему понравились. Его амбициозный разум подсказывал ему, что чудовища должны бы быть куда страшнее и больше. Главное – больше. И он, вместо того, чтобы уже идти воевать, решил выпарить больших Драконов. Эта идея захлестнула его, завладела им целиком. Наверное, он был просто безумен…
Словом, он долго не выходил из своего замка. На смену Аронкен пришли Алреп, немного побольше и поумнее – они уже не кидались без разбору на всех и слушались приказов своего творца. Потом были Неплпэ – больше, чем Алреп, и они умели худо-бедно изъясняться по-человечески. Но всех этих Драконов объединяло одно – они были свирепы. О, как они были свирепы!
И все бы шло по намеченному плану неугомонного творца – последние Драконы, что умели говорить, ему даже понравились, – но однажды что-то произошло.
Самка Дракона снесла невиданное яйцо. Она сидела на нем, прикрывая его крыльями, и оно было огромно, так огромно, что просто неясно было, как оно помещалось раньше в её теле.
Появился Дракон – его появления сумасшедший колдун ждал с нетерпением. Наконец-то осуществились все его мечты! С таким гигантами он станет просто непобедим!
Но и тут его ждало разочарование: Дракон, несомненно, самый смышленый из всех, ранее выведенных, чересчур долго взрослел. Колдун старел, ожидая, когда чешуя Дракона окрепнет и пока тот научится летать, ушли, умерли его свирепые Аронкен – век их оказался недолог, – и Алреп, а Неплпэ несли уже только громадные яйца, из которых рождались только большие, медленно растущие Драконы… «Но ничего, – утешал себя седой колдун, – ничего! Еще десяток лет, и я осуществлю то, к чему так стремился!»
Но и через десяток лет его честолюбивым мечтам не суждено было сбыться – Дракон, пусть и смышленый, не дал надеть на себя ошейник, и, более того, такой громадный и сильный, чья мощь превосходила все самые смелые мечты колдуна, отказался воевать и жечь людей. Он был мудр, мудр настолько, что даже своего творца не стал убивать, хоть тот и пылал жаждой убийств и войны. Дракон просто улетел от него.
Так что не прав наорг. Даже в самом поганом гнезде может вывестись что-то доброе.
– Отчего же Дракон не убил колдуна? – спросил Черный. Алкиност пожал плечами:
– К чему? Колдун, хоть и был наимерзейшим созданием на земле, был уже глубоким стариком. Что он мог сделать? Начать новые опыты? Создать новых Аронкен? Нет; время его ушло, и дни его были сочтены. Он умер сам, в одиночестве и безвестности, так и не успев никому причинить вреда. Забавно, правда?
Так вот я думаю – а не с юга ли явился этот господин Монк? Видишь ли, дорогу на юг потому и позабыли, что некогда тамошнее государство населяли такие странные люди и твари, что лучше бы с ними было и не знаться. Кроме того, может, этот Монк тоже дитя какого-нибудь безумца, который задумал сотворить, подобно колдуну из легенд, некое страшное существо? Как все это странно и загадочно… м-м… и никто не знает ответа на эту загадку, и, надеюсь, никогда и не узнает, потому что ответ может стоить очень дорого…
4.КЛЮЧ, ВЕНЕЦ И ЛЕСНАЯ ДЕВА
… С утречка мы объезжали площадь, мрачную, насквозь пропахшую невыносимым запахом горелого мяса. Даже дома, окружающие её, словно бы закоптели и стояли теперь серые и какие-то неопрятные, а головы людоедов, торчащие на колах, покрылись тонким слоем копоти. Жуть, да и только.
Несмотря на мрачное утро, на площади уже копошились люди. Подъехав поближе к эшафоту, я с удивлением увидел, что вчерашние палачи что-то с остервенением скребут и полощут в мыльной воде в большом деревянном, порядком обгрызанном корыте. Пару раз загадочная постирушка прекращалась – нечто вываливалось на эшафот, мыльная грязная вода водопадом низвергалась по прожженным доскам, и в корыто заливалась новая чистая вода.
– Что это вы делаете? – подозрительно поинтересовался Черный, внимательно рассматривая постирушку. Один из Палачей, оторвавшись от своего занятия, почтительно поклонился и ответил, слегка смущаясь:
– Стираем старину Монка, сударь.
– ???!
– Дело в том, господин Зед, что старина Монк ну никак не желал гореть, и шкура его, правда, осталась невредима.
– А как же тогда…
– Чешуйка господина Дракона, сударь! Она прилипла к ноге Старины Монка и прожгла в его прочной шкуре маленькое отверстие. И ему, бедолаге, пришлось-таки сгореть, но изнутри. Вот, полюбуйтесь! Какова шкура, а? Что сталь!
– Так на кой же ляд вы его стираете? – поразился Черный, содрогаясь.
– Господин Дракон велел, раз такое дело, сделать из него барабан. Вот!
Все-таки, Дракон сдержал свое слово…
Мысленно поражаясь такому невероятному существу, мы продолжили свой путь.
Неподалеку маленькая группа айков суетилась вокруг опрокинувшейся тележки с навозом. Как будто без них тут мало грязи! Они торопливо сгребали вилами свое добро с мозаичной серой мостовой, подчищая деревянной лопатой то, что вилами подцепить невозможно.
Один из работников, самый огромный, стоял, небрежно опершись о свой нехитрый инструмент. Он показался мне странно знакомым… то ли его манера держаться, то ли очертания его фигуры, то ли его платье – из серой, изодранной, некогда роскошной золотой парчи!!!
– Да это же Зед! – воскликнул я. Черный холодно посмотрел на меня:
– Не Зед, – с нажимом произнес он, – а Чи. Не забывай, Зед теперь я. И незачем так орать, я и сам его заметил.
Это и в самом деле был прежний принц, мой страшный Чингисхан. Он похудел и заметно осунулся, спал с лица, его некогда роскошные ухоженные усы были обкусаны и торчали как у злого кота, его одежда – та самая, в которой он некогда покинул замок, – была грязна и оборвана, в ней с трудом угадывалась парча и шелк. Он был небрит, грубая щетина какими-то неряшливыми пятнами украшала его щеки, а глаза его под полями соломенной драной шляпы были мутны и тупы. Он был просто пьян.
– Та-ак, – с ухмылкой произнес он, когда Черный поравнялся с ним. – Неужели это смелый принц Зед?
Черный, смерив его с головы до ног, презрительно задрал нос. Было видно, что, хоть Чи и улыбался, ему стоило невероятных усилий смотреть вверх – его крепко штормило и голова, верно, раскалывалась с похмелья.
– Да, ты смело начал, – продолжал Чи, и непонятно было, что сквозило в его голосе – странная издевка или простая зависть, – эта победа над людоедами, такой смелый поступок!
– И что же тогда тебя смешит, Чи? – гордо спросил Черный, игнорируя странную веселость бывшего принца. Тот мгновенно озлился, его усы встопорщились, а нездоровые желтоватые глаза разгорелись злобным огнем.
– Что смешит меня, спрашиваешь ты? – произнес он. – Что смешит? Твое раболепие, щенок! Твоя скотская преданность! И твоя непомерная глупость! На что ты готов, чтобы выслужиться, а? Куда ты готов сунуть свою тупую голову, чтобы доказать свою преданность Дракону? Ты везучий, щенок… Только так я могу объяснить то, что ты сейчас жив. Потому что невозможно одной только силой победить людоеда! Ты думаешь, я не хотел..? Ты думаешь, я не пытался!? Я сторожил этих тварей, я их выслеживал, но они не желали появляться из своего логова! Кто же знал, что им наорги помогали…
Черный молча выслушал эту странную, полную горечи и зависти исповедь человека, пытающегося и унизить его, и жалко доказать свое превосходство над соперником.
– Я ничего не думаю о тебе, – так же холодно произнес Черный. – Успокойся, человек! Я вижу, ты болен, у тебя жар. Тебе вредны волнения. Возьми, – он кинул монету, и Чи, к моему удивлению, ловко её поймал. Не погнушался… – Сходи к лекарю.
Чи ловко упрятал монету в карман и осклабился.
– Я схожу, – напыщенно произнес он. – Да, ты прав. Я болен. И только поэтому я не стану сейчас и теперь бить тебя. Но когда здоровье и силы вернутся ко мне..!
Черный не стал дослушивать угроз, что изрыгал этот странный человек, и двинул дальше.
Не о чем было говорить с этой развалиной.
Далее наш путь полегал к городской тюрьме. Черный хотел найти наших наоргов – и он найдет их. Мы с утра разузнали об их судьбе у распорядителя дворца, который всегда все знал (это было частью его обязанностей), и он сказал, что их примерно посекли и выпустили прочь, отказав, правда, в ночлеге.
– Так что, – беспечно размышлял Зед, – они, скорее всего, ночуют в пристанище для нищих. После хорошей порки не думаю, что они скоро смогут отправиться в путь. Значит, и убраться прочь они не успели.
Домики для нищих, смастеренные на скорую руку из озерного тростника и кое-как сколоченные из досок, окружали тюрьму своеобразным забором, отдаленно напоминая мальчишечью крепость. Конечно, жилье это было никчемное, но для тех, кто выходил из тюрьмы, и кому податься было некуда, на первое время годилось и это. Дощатые стены защищали от ветра, тростниковые крыши – от дождя, а во дворе тюрьмы, еще больше довершая сходство с игрушечной крепостью, постоянно горели костры, где можно было сварить себе какую-нибудь еду.
Наорги занимали крайний угловой домик. Он был прочнее прочих, и в нем имелась недурная кровать, где несчастные, охая и стеная, лежали на животах.
Пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о притолоку, Черный вошел в их жилище. Надо сказать, что наорги вызвали сочувствие у меня одного – Черный едва не рассмеялся, и благоразумно отвернулся от поверженных наоргов, пряча улыбку и делая вид, что зачем-то рассматривает потолок хижины. Не знаю, что его так насмешило. Возможно, голые волосатые задницы страдальцев, лежащих с задранными до подмышек белыми тюремными рубахами.
– Что тебе нужно?! – зло прошипел наорг. С удивлением я узнал в нем безъязыкого. Видно, этот плут исхитрился вывернуть язык так, что ему отхватили самый его кончик. Неприятно, но зато речи он не лишился. Говорил он, конечно, плоховато, с трудом ворочая своим обрубком, но при известном усилии его можно было понять.
Черный, изящно откинув плащ, уселся на грубый табурет.
– Ну, ну, не сердись так, Безъязыкий, – ответил он, уже не скрывая свою веселость. Наорг даже побагровел от злости. – Отчего ты такой злопамятный?
– Злопамятный?! – прошипел наорг. – Я – злопамятный?! Ты, верно, очень глуп, господин, или очень жесток, а может, и то и другое вместе, если после всего, что я пережил, приходишь посмотреть на мои мучения, да еще и называешь меня безъязыким, и при том ожидаешь, что я не буду злиться!
Черный и бровью не повел.
– Как забавно ты говоришь, – произнес он, издеваясь. – Тебя людоед этому научил?
Наорг зарычал от злобы, комкая простыню.
– Впрочем, ладно, – согласился Черный. – Не будем прошлое поминать, Безъязыкий!
– Тебе доставляет удовольствие издеваться надо мной?!
– А чем ты недоволен, наорг?! Кем ты был? Никем; просто наоргом Екро; теперь же у тебя есть имя, какое-никакое, но твое. Подумай только, если б кто начал вспоминать: вот был такой наорг Имп, или Екро… Кто такие эти Екро и Имп?! Что они сделали? И совсем другое, когда будут говорить: вот был такой наорг Екро Безъязыкий. Имя! Оно уже что-то значит, в нем есть смысл и своя история, оно не потеряется в веках, его будут помнить, и история еще много раз со вкусом повторит его,– Черный развел руками, и наорг примолк. – Ты заплатил дорого за него, но таков твой выбор.
– И что же? – буркнул наорг.– Ты пришел затем, чтобы рассказать мне об этом?