Двое в лунном свете

– И что же ты сделал?

– Когда он исчез из моего поля зрения, отправившись на поиски миссис Далтон, у меня появилось такое ощущение, будто я освободился от оков. Я вновь смог дышать и двигаться. Я понимал, что времени на то, чтобы найти хорошее укрытие наверху, у меня очень мало, однако я имел перед незнакомцем существенное преимущество: я отлично знал расположение комнат и вещей в доме. В спальне моего отца возле окна стоял сундук, накрытый покрывалом и подушками. Когда крышку поднимали, он превращался в буфет, но когда он был завален подушками, никому и в голову не могло прийти, что внутри есть пустое место.

– Так ты в нем и спрятался?

– Ну да, – кивнул Эмброуз. – Правда, сначала мне пришлось вынуть из сундука одеяла, которые там хранились. Я умудрился освободить сундук, спрятаться в нем и опустить крышку как раз в тот момент, когда незнакомец вновь подошел к лестнице.

– Господи, какой ужас! – прошептала Конкордия. – Как много тебе пришлось пережить!

– Самое страшное в том, что незнакомец то и дело окликал меня, предлагая выйти, – хрипло проговорил Уэллс. – Он говорил, что мой отец только что выстрелил в себя и что он теперь обо мне позаботится.

По телу Конкордии пробежала дрожь. Она крепче обняла Эмброуза.

– Он обшарил каждую комнату, – продолжал тот свой рассказ. – Я слышал, как он открывает платяные шкафы и буфеты… Когда он вошел в спальню, где я прятался, мое сердце билось так громко, что я опасался, как бы он не услышал его стук. Я старался не дышать, боялся пошевельнуть пальцем… Знаешь, в те страшные мгновения я был абсолютно уверен, что он вот-вот откроет крышку сундука и найдет меня.

– Но вероятно, он этого не сделал, – заметила Конкордия.

– Нет. Я слышал, как он ругается, проклиная меня. Помогло мне, вероятно, другое: как бы ни разъярен был незнакомец, он все-таки нервничал и торопился уйти из нашего дома. Не хотел он задерживаться на месте преступления дольше, чем необходимо. Думаю, он решил, что я смог каким-то образом убежать из дома. Одним словом, он ушел. Но еще долго я не выходил из своего убежища, понимая, что незнакомец мог затаиться где-то возле дома и наблюдать за ним, ожидая, что я, возможно, зажгу где-нибудь свет.

– И что же ты сделал? – спросила Конкордия.

– Когда задерживать дыхание стало уже совсем невмоготу, я тихонько выбрался из сундука и спустился вниз, не зажигая света. В кабинете по-прежнему горела лампа. Подойдя к двери, я увидел лежащего на полу отца. – Эмброуз посмотрел на угасающий в камине огонь. – Там все было… залито кровью…

– Боже мой, ты ведь был совсем маленьким и увидел такой кошмар… – прошептала Конкордия.

И повторила:

– Боже мой!

– Я даже не смог с ним попрощаться… – Эмброуз сжал руку в кулак. – Временами я спрашиваю себя, как бы обернулось дело, если бы я спустился вниз, когда отец с незнакомцем все еще спорили…

Встревожившись, Конкордия чуть отстранилась, чтобы заглянуть ему в лицо.

– Нет-нет, Эмброуз, ты не должен думать о таких вещах, – поспешила она заверить его.

– Возможно, мое присутствие изменило бы что-то и финал этой трагедии был бы иным, – пожал плечами Эмброуз.

Конкордия зажала ему рот рукой.

– Выслушай меня, – сказала она. – Я знаю, о чем ты думаешь, и знаю, что это неправильно. Ты не должен проклинать себя за то, что случилось тем вечером, ты за это не несешь ответственности. И ты ничего не мог сделать.

– Но я же был там… Только я был так беспомощен…

– Ты был мальчишкой, тебе было всего тринадцать лет, – напомнила Конкордия. – Удивительно другое: я вообще не понимаю, как ты умудрился перехитрить убийцу и спасти свою жизнь.

Эмброуз ничего не ответил на ее замечание, но не пытался высвободиться из ее объятий.

– А полиция схватила того человека, который убил твоего отца? – спросила Конкордия спустя несколько мгновений.

Наступила короткая пауза.

– Нет, – покачал головой Эмброуз. – Они его не поймали.

Конкордия разгневалась не на шутку:

– Ты хочешь сказать, что справедливость так и не восторжествовала?

Похоже, ее гнев весьма удивил Эмброуза.

– На это потребовалось некоторое время, – проговорил он. – Можно сказать, что справедливость лишь отчасти одержала верх, но это не было истинной местью.

– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю.

– Разумеется, не обнаружив меня, убийца стал предельно осторожен, – принялся объяснять Эмброуз. – И он уехал в Америку на четыре года. Но когда он вернулся, я его ждал. У меня был разработан хороший план.

– И что случилось?

Уголки его рта напряглись.

– Возвращаясь в Англию, он был болен туберкулезом и умирал, – сказал молодой человек.

– Стало быть, ты дал природе сделать свое дело, не так ли? – предположила Конкордия.

– Природе и лондонскому смогу. – Эмброуз пожал плечами. – Я решил, что убить его – значит проявить милосердие.

– Ты виделся с ним?

– Нет. – Эмброуз отрицательно помотал головой. – Но я послал ему записку, в которой сообщал, что постоянно наблюдаю за ним… За тем, как он умирает… Он продержался еще шесть месяцев.

– А что было с тобой после того, как твоего отца убили? – поинтересовалась Конкордия. – Ты стал жить у родственников?

– Да не было у меня близких родственников, – горько ответил Уэллс. – Дедушка умер за год до убийства отца, а больше никого в живых не осталось.

– И ты попал в приют? – спросила она. – Или в работный дом?

– Нет, – бросил Эмброуз.

– Но как же ты жил? Тебе ведь было всего тринадцать лет!

– Однако я не был невинным ягненком, Конкордия, – приподняв брови, промолвил молодой человек. – Я же из старого рода мошенников и преступников. Мой дед был светским человеком, но на жизнь он зарабатывал себе тем, что крал бриллианты у тех богатеев, которые приглашали его в свои гостиные и бальные залы. Мой отец был профессиональным мошенником. К тринадцати годам я был вполне в состоянии сам о себе позаботиться. Так что, учитывая мои таланты, образование и прошлое, можно было не сомневаться в том, куда заведет меня будущее.

– Понятно, – откашлявшись, пробормотала Конкордия.

– В тот же вечер, когда отца убили, я изменил свое имя, – сказал Эмброуз. – Вскоре после его смерти я начал зарабатывать тем, что забирался через окна в богатые дома и воровал там ценности. – Лицо Уэллса оставалось безучастным, словно он говорил не о себе, а о ком-то еще. – А что ты думаешь? Я профессиональный вор, Конкордия. С младых ногтей я учился мошенничать и воровать, и весьма преуспел в этом.

– Но больше ты этим не промышляешь! – едва не выкрикнула она. – Теперь ты стал профессионалом в другом деле – имеешь собственное сыскное агентство.

Эмброуз лишь пожал плечами.

– Да разница-то невелика, честно говоря, – заметил он. – Для сыска требуются те же умения, к тому же я по-прежнему занимаюсь работой все больше в ночное время.

– Ты отлично понимаешь, что между тем, чем ты занимаешься сейчас, и тем, что ты делал много лет назад, для того, чтобы выжить, пролегает громадная пропасть! – воскликнула Конкордия возмущенно.

Эмброуз опустил глаза на ее руки, сжимавшие его рубашку. Подняв голову, она заметила какое-то странное выражение в его глазах.

– Не пытайся сделать из меня героя, – медленно проговорил он. – Я далеко не рыцарь в сверкающих латах.

Конкордия наградила его кривой усмешкой.

– Нет, Эмброуз, ты именно рыцарь, – возразила она. – Да, стоит признать, что латы твои в некоторых местах поизносились и поистерлись, но это неудивительно, ведь ты так давно носишь их.

Уэллс медленно улыбнулся.

– Всему, что у меня есть, я обязан Стоунеру, – сообщил он.

– Но все-таки кто же он, Эмброуз?

– Полагаю, можно было бы сказать, что он занимается чем-то вроде того, что и ты.

– То есть Стоунер – учитель? – удивилась Конкордия.

– Да, пожалуй, его можно так назвать… Да! – кивнул Уэллс. – Если бы не знакомство с ним, я бы по-прежнему промышлял воровством бриллиантов, картин и антиквариата.

– Сомневаюсь. – Встав на цыпочки, Конкордия ласково потерлась губами о его губы.

А затем повернулась и направилась к двери.

– Спокойной ночи, Эмброуз.

– Но, Конкордия…

Но она уже отперла замок и распахнула дверь.

– Кем бы ни был Джон Стоунер, он не волшебник, – промолвила она. – Не смог бы он сделать из тебя героя, если бы не твои большие задатки.

Глава 29

Когда Конкордия ушла, Эмброуз налил себе еще один бокал бренди. А затем уселся по-турецки на ковер перед камином и, глядя на тлеющий, почти гаснущий огонь, стал вспоминать давнюю беседу в кухне Джона Стоунера. Он почти дословно помнил разговор, который состоялся много лет назад, словно это было лишь вчера.

– Когда мне было столько лет, сколько вам сейчас, я оказался почти в такой же ситуации, в какой находитесь вы. – Стоунер подлил ароматного чая в крохотные чашечки. – Я был одинок, у меня не было близких. Зарабатывал себе на жизнь в игорных заведениях… Потом, когда мне не стало хватать средств на то, чтобы платить ренту, я стал мошенничать, причем достиг в этом деле немалых успехов.

– Вы мошенничали, играя в карты?

– Что я могу сказать? – пожал плечами Стоунер. – Это талант. Но мошенничать в карточной игре – рискованное дело, очень рискованное. Однако в те годы для джентльменов было обычным делом отправиться с утреца на дуэль, если у них возник спор по поводу игры в вист.

– Дедушка часто говорил мне то же самое, – кивнул юноша. – Кажется, даже была такая пословица: «Пистолеты для двоих, завтрак для одного».

Стоунер задумчиво улыбнулся.

– В те годы мир был совсем иным, – промолвил он. – Королева, да благословит ее Господь, еще не взошла на трон, еще не забылось Ватерлоо, платья женщин были куда откровеннее современных. И куда красивее, должен заметить, – добавил Стоунер.

– Более откровенные? – удивился Эмброуз, заинтересованный воспоминаниями Стоунера.

– Не обращайте внимания, – покачал головой хозяин дома.

Откашлявшись, он продолжил:

– Как бы там ни было, мое будущее выглядело почти беспросветным – до тех пор, пока мне не посчастливилось повстречать одного джентльмена, члена тайного общества, основанного на принципах древней философии, которая включала в себя изучение боевых искусств и некоторые упражнения по медитации.

Эмброузу стало еще более любопытно.

– А его-то кто обучил столь странным вещам? – поинтересовался он.

– Он узнал их от группы монахов, которые жили на отдаленном от земли острове на Дальнем Востоке, – ответил Стоунер. – Впрочем, не буду докучать вам излишними деталями. Достаточно лишь сказать, что тот джентльмен дал мне возможность путешествовать по миру, съездить на этот остров и постичь те боевые искусства, которым обучали его монахи.

– И вы… научились всему?

– Да, – кивнул Стоунер. – Я провел почти пять лет, обучаясь в Золотых храмах Ванзагары. После этого я отправился путешествовать, чтобы посмотреть мир. Египет, Америка, южные моря… Я очень долго не был в Англии. Вернувшись, я обнаружил, как многое тут переменилось.

– Кроме женских платьев, вы хотите сказать?

– Да, – снова кивнул Стоунер, погрузившийся в меланхоличные воспоминания.

Глаза его затуманились, казалось, мыслями он улетел куда-то далеко-далеко.

– Я узнал, что в мире никто больше не интересуется древней философией ванза.

– А что было с тем джентльменом, который помог вам отправиться на остров к монахам? – не унимался Эмброуз.

– Ничуть не сомневаюсь в том, что он сам и, возможно, некоторые другие последователи ванза, которые изучали эту философию в молодые годы, сохранили тайны общества и передали их своим сыновьям, – ответил Стоунер. – Но их наследники считали себя людьми современными. Не было у них терпения для того, чтобы постигать древнее искусство и философию, тратить на них время.

– А что же сейчас? – возбужденно воскликнул Эмброуз. – В наши дни можно отправиться в Ванзагару, в Золотые храмы?

Стоунер отрицательно покачал головой.

– Двадцать лет назад остров был уничтожен землетрясением, – проговорил он. – Монастырь, в котором я постигал древнюю философию и боевые искусства, исчез навсегда.

Как ни странно, Эмброуз испытал непонятное чувство горького разочарования.

– Как жаль, – неожиданно для самого себя произнес он.

С чего это его вдруг стала заботить утраченная философия и какие-то там монахи? В конце концов, он тоже современный человек.

– Вернувшись пять лет назад в Англию, я понял, что мне здесь нет места, – продолжал Стоунер.

– Почему?

– Возможно, потому, что я отсутствовал слишком долго. Впрочем, не исключено, что и по другой причине: я оставался позади, когда весь мир двигался вперед, – предположил Стоунер. – Как бы там ни было, я мог заниматься лишь своими книгами и исследованиями.

Наступило молчание. Эмброуз испытывал неловкость из-за того, что его охватила неожиданная симпатия к хозяину дома.

«Держи себя в руках, – говорил он себе. – Стоунер только что сбил тебя с ноги привязал к стулу. И как только он перестанет развлекать тебя всяческими побасенками, он немедленно передаст тебя в руки констеблей. Поэтому нечего расслабляться и сочувствовать ему».

– А изучить искусство ванза трудно? – услышал Эмброуз собственный голос.

Стоунер недолго раздумывал над ответом.

– Видите ли, для того чтобы постичь боевые искусства, требуется немного природного таланта. Однако я уверен, что любой человек, который может взобраться по стене дома с такой же легкостью, с какой это делаете вы, может их освоить.

– Хм! – хмыкнул Эмброуз, отпив глоток чаю и раздумывая над тем, насколько полезно искусство ванза может быть в его профессии.

– Хотелось бы заметить, – вновь заговорил Стоунер, – боевые искусства —это всего лишь один аспект ванза. Причем далеко не самый важный.

– Попрошу вас не обижаться, сэр, но что-то мне в это не верится, – покачал головой Эмброуз. – Особенно после того, как вы обошлись со мной несколько минут назад.

– В основе философии ванза лежит умение держать себя в руках, властвовать над своими эмоциями, – улыбнулся Стоунер – Мастер ванза – это в первую и в последнюю очередь мастер собственных страстей. Вдобавок к этому он умеет заглянуть под поверхность любого явления и рассмотреть аспекты любой ситуации, а потом приниматься за дело.

Эмброуз задумался над его словами. И решил, что ему бы понравилось быть мастером хоть чего-нибудь, пусть даже и собственных страстей. К тому же, похоже, способность заглядывать под поверхность могла бы весьма пригодиться ему.

В кухне вновь наступила тишина.

Эмброуз поерзал на стуле, проверяя крепость веревок, которыми были связаны его лодыжки и запястье. Ни одна не поддалась.

– И как вы поступите теперь? – спросил он. – Отдадите меня полиции?

– Нет, не думаю, что сделаю это, – сказал Стоунер, покачав головой.

Его слова внушали некоторую надежду.

– Если вы отпустите меня, сэр, то, клянусь, вы никогда больше меня не увидите.

Стоунер ничего не ответил на эти слова, лишь задумчиво посмотрел на молодого человека.

– Насколько мне известно, я последний мастер ванза в Англии, – наконец проговорил он. – А возможно, не только в Англии, но и во всем мире.

– Должно быть, это очень странное чувство, – предположил Эмброуз.

– Верно, – согласился хозяин дома. – И сегодня, наблюдая за тем, как вы карабкаетесь по стене моего дома, я подумал, что мне, должно быть, стоит завести ученика.

Эмброуз замер на месте.

– Меня? – оторопело спросил он.

– Уверен, что вы стали бы отличником.

Эмброуз почувствовал, как по его жилам побежали электрические искорки. Ощущение было почти таким же, какое он испытал, убегая из отцовского дома. Тогда он смог взять с собой лишь самые необходимые вещи, понимая при этом, что его жизнь коренным образом переменится.

– Вы должны кое-что знать, сэр, – заговорил он, тщательно подбирая слова. – У меня есть друг… Точнее, вы, должно быть, назвали бы его моим деловым партнером.

– Вы говорите о том молодом человеке, который следит за домом с противоположной стороны улицы? – улыбнулся Стоунер.

Эмброуз был потрясен.

– Так вы и его приметили?

– Разумеется. Похоже, вы оба очень умны, но лишены мудрости, которая обретается лишь с годами под руководством опытного человека.

– Дело в том, что я не могу оставить партнера и стать вашим учеником, – пожав плечами, заметил Эмброуз. – Мы с ним друзья.

Стоунер согласно кивнул.

– Не вижу причины тормозить дело, – сказал он. – Я вполне могу иметь и двоих учеников. Все равно у меня нет более важного и интересного занятия, которое помогло бы мне убить время.

Глава 30

На следующее утро Эмброуз, проходя мимо комнаты Конкордии, остановился и прислушался. Ни звука, ни шороха. Должно быть, она все еще спит.

Что ж, это очень хорошо, убеждал себя молодой человек, быстро направляясь к лестнице. После того, что произошло ночью в библиотеке, ей необходим отдых.

А вдруг она все-таки не спит? Что, если Конкордия съежилась клубочком на кровати и тихонько плачет, сожалея о том, что между ними было?

Хотя нет… Не станет Конкордия прятаться от него, независимо от того, какие чувства испытывает после ночных событий. Она из тех женщин, которые смело смотрят жизни в лицо и отважно идут вперед, несмотря ни на что.

А вот сам Эмброуз вовсе не был преисполнен отваги. С тех пор как он проснулся, неприятные мысли так и одолевали его, не давая покоя. Он свалял дурака.

Данте с Беатриче уже бежали вверх по лестнице, приветственно виляя хвостами. Эмброуз замедлил шаг, чтобы почесать собакам за ушками.

«О чем, черт возьми, я только думал, так много рассказывая Конкордии о своем прошлом?» – спрашивал себя Уэллс.

Ведь он хранил почти ото всех свою тайну больше двух десятилетий. Единственными людьми, которые знали почти всю правду или догадывались о ней, были Джон Стоунер и Феликс Денвер. Так почему прошлой ночью он забыл об осторожности?

Сопровождаемый собаками, Эмброуз вновь зашагал вниз по ступенькам.

И даже не свалить своей болтливости на огонь страсти, заставивший его забыть все на свете. Эмброузу было отлично известно это состояние, он нередко испытывал страсть и знал, что она не делает его более откровенным. Более того, дело обстояло как раз наоборот. За долгие годы взрослой жизни Эмброуз научился быть особенно сдержанным в обществе женщин.

Вероятно, все дело в шоке, который он испытал при виде старой газеты. Именно шок заставил его забыть об осторожности.

Однако было бы неверно сваливать все на какую-то газету. Спустившись вниз, Эмброуз направился к библиотеке. Вообще-то он большой умелец справляться с неловкими ситуациями.

Оказавшись в библиотеке, Эмброуз замер на месте, пораженный эмоциями, которые его обуревали. В нем вновь запылало то пламя, которое объяло все его существо накануне ночью. Ни одну женщину в жизни он не хотел так сильно, как хотел Конкордию Глейд.

По лестнице застучали быстрые шаги. Феба, Ханна, Теодора и Эдвина спускались вниз к завтраку. Признаться, этим утром Эмброуз без малейшего удовольствия думал о встрече с доблестными ученицами Конкордии. Оставалось только надеяться на то, что они крепко спали, когда он с их учительницей занимался любовью в библиотеке.

Занимался любовью…

Эти слова как-то неприятно зазвенели, даже загремели у него в голове, а потом внезапно затихли. Он действительно занимался любовью с Конкордией Глейд.

Подойдя к столу, Эмброуз взял в руки блокнот Катберта в кожаном переплете, который нашел в конторе.

– Доброе утро, мистер Уэллс, – вежливо поздоровалась с ним Эдвина, застывшая в дверях библиотеки. – Мы можем войти? Нам надо поговорить с вами.

Эмброуз оторвался от блокнота. Эдвина была не одна. За ней с ноги на ногу переминались Теодора, Ханна и Феба. На юных серьезных девичьих личиках застыло решительное выражение.

Пожалуй, стоит оставить надежды на то, что всю прошлую ночь они тихо проспали в своих постелях и не догадывались о том, что произошло в библиотеке.

– Здравствуйте, юные леди, – отозвался Эмброуз, закрывая блокнот. – Чем могу быть вам полезен?

– Мы хотим поговорить с вами о мисс Глейд, – в своей обычной прямолинейной манере заявила Феба.

Где-то в глубине существа Эмброуза зазвучал лозунг, который он не то чтобы впитал с молоком матери, но совершенно явно унаследовал его суть от своих отца и деда: «Если тебя загнали в угол, то никогда не признавай вины – это первое правило».

– Понятно, – нейтрально ответил Уэллс.

Руководство операцией взяла на себя Теодора, которая чуть отстранила подругу и первой вошла в комнату.

– Прошлой ночью мы видели, как мисс Глейд очень поздно поднималась наверх, – сказала она. – Ее одежда была в полном беспорядке, можно было бы даже сказать, что она была почти раздета.

«Правило номер два: парируй обвинение, направляя его против обвинителя».

– В самом деле? – приподняв брови, спросил Эмброуз. – Я удивлен, что после бессонной ночи вы все выглядите такими свежими и отдохнувшими, особенно если учесть, что вы шпионили за своей учительницей поздней ночью.

– Мы и не думали шпионить. – быстро промолвила Ханна. – Мы просто увидели, как она поднимается по лестнице.

– Потому что Данте подошел к моей комнате и стал царапать когтями дверь, – объяснила Феба. – Я подошла к двери, чтобы впустить его, и увидела мисс Глейд.

– Феба разбудила остальных, – заключила Эдвина.

Эмброуз кивнул.

– Ну да, и это, по-вашему, объясняет, почему вы все толпились на лестничной площадке, когда мисс Глейд поднималась к себе, чтобы лечь спать, – саркастическим тоном вымолвил он.

Девочки обменялись смущенными взглядами.

– Дело в том, – серьезно заговорила Эдвина, – что у нее были распущены волосы.

– В точности как у Люсинды Роузвуд из «Розы и шипов», – добавила Ханна. – После того, как она встречалась в саду с мистером Торном. Именно там мистер Торн овладел ею, если хотите знать.

– Ну да, в саду, – кивнул Эмброуз.

– А потом он ее бросил, – печально вздохнула Ханна. – Помните? Я уже рассказывала вам эту часть книги за завтраком.

– Насколько я помню, ты также упоминала, что тебе удалось прочитать только половину романа, – сказал Уэллс. – У тебя уже была возможность дочитать его до конца?

– Вообше-то нет, – призналась Ханна. – Но и без того совершенно понятно, что для Люсинды Роузвуд все кончилось плохо. И мы не хотим, чтобы мисс Глейд ждала такая же судьба.

Эдвина приосанилась.

– Одним словом, в сложившихся обстоятельствах мы все считаем, что вы просто обязаны попросить мисс Глейд стать вашей женой, – без обиняков заявила она.

– Понятно, – опять сказал Эмброуз.

Девочки в нетерпеливом ожидании уставились на него. Напряженное молчание прервала сама Конкордия.

– Всем доброе утро! – крикнула она от двери. – А что это вы все делаете в библиотеке? Завтракать пора!

Девочки как по команде оглянулись, чтобы посмотреть на нее. Они были немного смущены неожиданным появлением учительницы.

– Доброе утро, мисс Глейд, – поспешила поздороваться Эдвина. – Мы как раз шли в столовую комнату.

– По пути мы заметили в библиотеке мистера Уэллса и заглянули сюда, чтобы поговорить с ним, – добавила Феба.

Теодора наградила Конкордию сияющей улыбкой.

– Мистер Уэллс как раз рассказывал нам историю некоторых артефактов – из тех, что вы видите на балконе, – проговорила она.

– Совершенно верно, – присоединилась к вранью Ханна. – Очень познавательный рассказ.

– В самом деле? – улыбнулась Конкордия. – Как это мило с его стороны.

– Честно говоря, мы вовсе не обсуждали древние артефакты, – вмешался Эмброуз.

– Правда? – Конкордия удивленно оглянулась на него.

– Ваши милые ученицы с утра пораньше зажали меня в угол, чтобы сообщить, что при сложившихся обстоятельствах, с их точки зрения, я обязан сделать вам предложение, мисс Глейд.

От изумления Конкордия лишилась дара речи. Она сильно покраснела и уцепилась рукой за косяк двери, словно боялась не удержаться на ногах.

– Сделать мне предложение? – хрипло переспросила она.

Конкордия в ужасе оглядела своих учениц.

– Вы обсуждали с мистером Уэллсом мое замужество?

– У нас не было выбора, – сказала Ханна, расправляя плечи. – Прошлой ночью мы видели вас на лестнице, мисс Глейд.

– У вас волосы были распущены, – добавила Феба.

– Судя по вашему виду, можно было сказать, что вас изнасиловали, – заявила Теодора. – Так что вполне естественно, что мы сказали мистеру Уэллсу о том, чтобы он женился на вас.

– Именно так должен поступить джентльмен, если он овладел леди, – объяснила Эдвина. – Однако бывают случаи, когда джентльмены ведут себя неподобающим образом, и тогда леди оказывается обесчещенной навсегда. Но мы не хотим, чтобы такое произошло с вами, – заключила она.