скачать книгу бесплатно
«Сократили» – и, едва я с глаз, вдруг меня немножко затрясло!.. Как трясёт от холода или вон с похмелья.
Да-да-да… Меня затрясло… от гнева!..
Так со мной бывало, когда меня – что: обманывали… когда, как я видел, думали, что обман удался… когда, главное, обо мне так решили… и когда это – друзья или эта родня…
Теперь, в моём возрасте, мне стыдно… за такой мой рефлекс…
Мне, в конце концов, стыдно… за мою внимательность, за мою, что ли, наблюдательность!..
Да, мне стыдно теперь, что я вообще-то всю жизнь… глазел по сторонам.
А профессию-то мою пристальную куда девать?!
Не знаю, не знаю…
Существо разумное может трясти и благородно, это – от страха, от трепета: а именно – перед самим собственно фактом его бытия.
Вот: лишь за сорок мне стыдно.
И если уж гнев бы, так только – на себя: за свою в этом слепоту, ну, или забывчивость, или небрежность.
«Кризис»? – «Всуе, всуе»!..
Я тогда чуть было не написал заявление: «по собственному желанию» – лишь бы не получилось так, что за меня обо мне – решили, решили!..
«Всуе, всуе»… Вот пристало словечко!
Но я в те дни – как бы разучился говорить.
Как бы научился – наконец-то – молчать.
Подтвердилось – моё виденье!
Ведь я, уволенный-сокращённый, не чувствую себя – оскорблённым?..
Нет. Не чувствую себя оскорблённым.
То-то и оно!
…На улицу сделалось выходить стыдно… или страшно… точнее сказать – странно!..
Улицу в самом центре города зачем-то раскопали – и там целый метр: слои асфальта, песка, гравия… ещё ниже – булыжник и еще песок…
Слои, слои… Годов, веков!..
А все, кто мимо идёт, и в эту бездну даже не глянут, – суть во сне, во сне! – Живущие в пространстве явно ином – плоском, куцем, убогом.
Я же, выходит, средь них, в их этом – в двухмерном – мире, – разведчик!
В студентах слышал, и – с кафедры, сказку-притчу про разведчика про «нашего»: он где-то «там», где у «них» всё «не так», попался на том, что, переходя улицу, посмотрел сначала влево…
Я – после увольнения – признался, что и давно-то чувствую себя, в студентах ли, в юристах ли, в журналистах ли, живущим… буквально на поверхности планеты.
Беру интервью – и при этом ведь подмывает же меня натурально… спросить самое разумное и действительное: изменяет ли мой собеседник жене?.. какое у него самое первое воспоминание в жизни?..
Обучаясь, после юристов, в журналисты, я, может, как раз именно эти-то факты и надеялся предавать огласке. Но вскоре убедился, что мои мысли – вообще вне любого всякого двухмерного листа.
Что есть это самое, по мне, двухмерное пространство.
Вот видимый я и вот окружающий меня видимый мир, и – всё, всё!
Больше нет – кроме этого – ничего!..
«Сокращённый» – я нашёл себя по-настоящему наконец-то озабоченным о так называемом «ближнем»!
Странно или не странно.
И даже язык не поворачивался сказать о себе: «безработный».
И – первое, свежее, новорождённое впечатление.
Кого ни встречу на улице, все – несчастливые!
Им, всем и каждому, в детстве или хоть в школе, или хотя бы институте не сказали, что они на этом свете – побывать!.. Что они, их души, до этого были уже на том свете и потом будут опять на том свете!..
Минувший, двадцатый, век был веком прежде всего – недоговорённостей. А уж потом – крови и атома, космоса и телевизора.
И все – несчастливые.
Вот этот. У него есть семья, деньги, карьера… но нет в душе чего-то лёгкого, отрадного – и они ищет это… в жизни.
А вот у этой нет ничего, даже и радости ни в настоящем, ни в будущем – и она ищет её… в прошедшем.
И счастья у них – нет, нет.
Потому что оно, счастье, бывает не в жизни, а в душе. Ощущается подлинное не в каком-то отрезке времени – а как одновременное на всю жизнь.
Жить в мире, где только – только! и главное! – семья и работа, общество и цивилизация… времена года и эпохи возраста… выборы или осадки… – жить, то есть, только в состоянии ощущения лишь видимого, буквально видимого – вот я, а вот всё окружающее, – и означает пребывать в двухмерном пространстве.
Потому-то я и не чувствую себя оскорблённым.
…Я, который – «я», не просто на этом свете, в этой жизни, в этом теле – не просто в этом видимом мире.
Я – в Мире.
В Мире, который состоит из «этого света» и «того света».
И просто я сейчас – на «этом».
Я в Мире – почему так понятнее мне самому себе говорить, – который – из видимого мира и невидимого мира
И я сейчас – в видимом.
И значит – значит, что «тот свет», «та жизнь» – просто-напросто мною буквально не видимы.
Но они – вокруг!
И я в них – как в соку, как в течении, как в ветру.
Я – в Жизни!
…Биржа и пособие – скука, унизительная скука.
В развязанном своём состоянии – лишь бы устроиться куда попало на работу.
Даже как-то всё вокруг сделалось ново!..
И чуть я на эту тему – знакомый мне советует: иди, как и он… натурщиком в художественное училище!.. Он, дескать, просто сидит – а ему платят. Он сидит себе… его рисуют… И чтоб ни ему, ни всем не скучно было, он говорит, говорит, говорит… чего-нибудь…
Я прямо содрогнулся. Только тут мне бросилось в глаза, что ведь он – офицер в отставке… и лет на десять меня старше…
Как сие символично!
Я взял, умело-то, – и конечно, баловства ради! – любую газету, где есть та, вожделённая, рубрика… Кем бы мог? – Ну, чтобы – что? – попроще… Да вот – плотником! Даром, что ли, деревенский… Звоню… Голос: «Слушаю…. Здравствуйте, Андрей Константинович!..» Я – сразу отбой. Как у них там мой номер?.. Может, писал в газету когда-то о ком-то…
Тогда мне ещё не ведома была эта формула: мир мал…
…И выходить на улицу стал – уже с подлинным страхом.
Вокруг меня – спящие!..
Лица прохожих – выражение якобы знания и якобы понимания жизни. – Тупое выражение – сон понимания!
Пошёл, в поисках-то, в одну контору – всё здание в лесах. Зашёл внутрь – окна заклеены снаружи, полумрак… Ремонтирующие – во сне ремонта!.. Сотрудники все тут – бывшие во сне доремонтном!.. Скоро будут – во сне послеремонтном…
Да и все-то вокруг – во сне, во снах: «до-перестроечном». «пере-строечном», «пост-перестроечном».
Странно и жить среди странных!
Страшно даже, когда спящие – твои близкие.
Страшно – больно и подумать об этом…
Но надо идти на боль.
Почему – надо?..
Не знаю… Вернее, знаю: значит, я такой… что мне это надо.
И – надо идти на боль!.. Не терпеть. Незнания. И – на самую, значит, тайную свою боль. Чтоб, войдя в неё, как-то разрешить. Эту боль населить самим собою. Но и – оставшись собою!
Если есть свет – то потому, само собой, что есть и тьма.
И они – вместе!
Плеснуть в ведро воды родниковой ложку чёрной туши – и вся вода будет серой. – Так сказать – посредственной!..
И как же жить?!..
А надо сказать себе раз навсегда, что тушь в воде – нерастворима.
То есть: надо сказать себе прямо, да, прямо: я – чистый, да, я – чистый!..
Если я, например, люблю женщину именно эту, то все другие женщины для меня – частицы инородные. – Да, хочу я или не хочу.
И так – во всём бы в жизни.
И – в главном.
От рождения все – либо ангелы, либо бесы.
Опять же: кто не понимает этого – тот во сне.
…На дверях: «Кабинет реанимации».
Сердце где-то… рядом со мной… ощутимо стало…
По – живой?..
Слово это… какое зыбкое…
За дверью внутри… впрочем… присутствовало что-то… впрочем… как бы домашнее…
По живой!..
Бросил куртку на пол.
Подумал подумать – постучать ли?..
А уже стоял в какой-то комнатке тёмной, как тамбур… и дальше – звала дверь открытая… звала – электрическая яркая…
Но из боковой двери вышел в белом халате кто-то. – Молодой мужчина, коротко стриженый, аккуратно бритый… совсем молодой, с глазами пытливыми… студенческими.
–– Моя мать здесь.
У него одна рука была в кармане в белом.
Он спросил…
