Неправда, неложь

– Здорово! Обожаю утренние заплывы!

Павел встал и протянул руку Ольге. Поднимаясь, она поскользнулась на мокрой доске, и он её подхватил, как тогда, в страховой. На этот раз они не спешили отстраниться друг от друга. Паша аккуратно поставил Олю на мостки, притянул к себе и поцеловал. Она не противилась.

Они целовались долго, медленно, растягивая удовольствие этого момента. И голова у Оли кружилась, а ноги ослабли в коленях, – так сладко было это забытое ощущение желанности.

А потом Паша взял её за руку, и они молча пошли по шатающимся понтонам, по дорожкам посёлка к странному дому. А Оле всё казалось, что она ещё стоит там, целуется, и у неё кружится голова.

На первом этаже тускло светилось окошко отцовой комнаты.

– Папа полуночничает, читает. У тебя руки холодные. Ты замёрзла? Хочешь чаю?

– Нет, Паша, спасибо. Я лучше лягу, день непростой был.

Паша проводил её до комнаты, нежно поцеловал, но даже не намекнул, чтоб остаться у неё. И Оля это оценила. Тактичный. И не спешит. Она не была уверена, что готова к новым отношениям. Хотя Паша ей очень нравился, и она многое о них уже намечтала, но… Ей было страшно.

Оля вспомнила вечер перед гибелью мужа. Отношения после смерти свекрови совсем разладились, а она всё ещё надеялась их вернуть. Володя стал чаще пить, грубил, мог не прийти ночевать, придирался к ней без поводов. И перестал с ней спать. Оля всё списывала на стресс, мол, надо время ему, всё же мать потерял. И старалась мужу не перечить, готовила его любимые блюда, все так же ухаживал за ним. Но он ничего не замечал.

В тот вечер было семь лет со дня их знакомства. Оля приготовила ужин, накрыла в гостиной стол, поставила шампанское, надела красивое белье, шелковый халатик, и стала ждать мужа. Услышав, что он вернулся домой, включила музыку. Когда он вошел в гостиную, она начала танцевать и медленно раздеваться. Муж уселся на стул, смотрел с ухмылкой, а после того, как она разделась, встал и сказал:

– И ты меня этим хотела возбудить? Да ты же двигаешься как буратина деревянная! И в постели ты бревно! Хоть что на себя напяль, никто тебя не захочет.

Каждое слово было, как удар плетью. Оля закрывала тело руками, как будто он и правда бил её. Как? Почему? Ведь были же их жаркие ночи, полные страсти.

– Володечка, милый, что ты говоришь! Ты вспомни, как мы любили друг друга, как нам хорошо было, – она подошла к нему, хотела дотронуться. Но он толкнул её так, что она не удержалась, упала на пол и больно стукнулась боком о подлокотник дивана.

– Всё, надоела. – Ледяным тоном отрезал он. – Я завтра уезжаю на сборы с парашютным клубом на все выходные, а когда вернусь, чтобы духу твоего не было.

– Но, Володя, куда мне идти?

– Это твои проблемы! – он развернулся и уже с порога через плечо кинул: – Собери мне всё на завтра, подъём в шесть, как всегда.

И спокойно ушёл спать. Просто ушёл спать. Уже через пару минут она услышала его храп из их спальни. А Оля сидела голая на полу и тихо плакала от обиды, разочарования, боли. Её Володя, любимый муж, просто растоптал её. Унизил. Толкнул. Выгнал из дома. Вычеркнул из жизни. За что? За что? За что?

Оля почувствовала, что и сейчас у неё текут слёзы. И в животе, как тогда, свернулся тугой узел боли и холода. И да, она теперь боялась близости с мужчиной. Во всех смыслах. И она еще горше заплакала над своей судьбой. Молодая, красивая, умная, добрая, нежная, почему ей так не везёт? Так, в слезах она и уснула.

Утро разбудило Олю шумом дождя, как будто слезы её перешли в тучи. Он барабанил по крыше, отбивая заводную чечётку, шелестел по листьям и траве, звенел по ведру, оставленному у крылечка. Оля выглянула в окно: всё небо заволокло тучами, вчерашний яркий закатный пейзаж потерял краски, превратившись в серо-зелёный монохром. Похоже, что дождь зарядил на весь день.

Она смотрела в окно и чувствовала себя одновременно уютно и одиноко. Как бы ей сейчас хотелось, чтобы сзади подошел Паша, обнял её за плечи и они бы вместе вот так стояли и смотрели в окно. И она чувствовала его тепло, надежное плечо и защиту.

Снизу послышалось бряцание посуды. “Похоже, Пашин отец уже встал. Любопытный старик. Пойду с ним пообщаюсь, познакомлюсь поближе” – подумала Оля и спустилась вниз. Хотя она двигалась тихо, чтобы не разбудить Павла, Венедикт Петрович услышал её приближение и обернулся:

– О, Оленька, доброе утро! Разбудил тебя?

– Нет, что вы! Я проснулась от шума дождя. В городе он звучит совсем по-другому.

– Да, правда, здесь всё не так, как в голоде, особенное. Даже обычный дождь. Сварить тебе кофейку?

– Спасибо, попозже. Пойду умоюсь.

Оля прошла в ванную. Да, отражение в зеркале не радовало. От вчерашних слёз глаза припухли. Она умылась несколько раз холодной водой, подержала на глазах холодные ладони. Вроде стало лучше. Ей не хотелось, чтобы хозяева поняли, что она вчера плакала.

А с кухни уже доносились ароматы выпечки. Вернувшись, Оля застала Венедикта Петровича со сковородой: тот пёк оладьи.

– А вот и первые оладушки для тебя поспели, – подал он тарелку. На столе уже стояли сметана и малиновое варенье. – Угощайся.

– О, я как будто в детство вернулась. Мама в выходные всегда пекла олашки или блинчики. Самые первые давала мне. А потом наливала ароматный кофе и садились со мной за стол. Я обожала наши утренние посиделки. Выходной, можно никуда не спешить. Маме не надо на работу, а мне – в школу. Мы болтали с ней о всякой ерунде, строили планы на день… Как давно это было!

Оля обмакнула олашку в сметану и с удовольствием откусила.

– М-м-м, как вкусно! Вы просто мастер, Венедикт Петрович!

– Благодарю! – шутливо поклонился старик. – Как говорила Лидочка, главное добавить самый важный ингредиент – любовь. Ты кушай, не стесняйся.

Оля съела ещё пару олашек.

– Знаете, я немного завидую Паше: у него есть такой отец. Меня мама одна воспитывала, и я всегда мечтала о папе, фантазировала, каким он будет. Вы очень похожи на образ из моих мыслей. Заботливый, надёжный, добрый, умный.

– Спасибо, дорогая, за добрые слова. Но, правду сказать, я бы не назвал себя идеальным отцом. Из-за работы не так много бывал с Пашей, в детстве его в основном дед воспитывал. С возрастом понимаешь, что гораздо важнее быть со своими близкими, а карьера – это всё ерунда. Как бы я сейчас хотел с отцом поговорить, с сыном маленьким повозиться, жену свою обнять, но теперь этого не сделаешь. Время – наше главное богатство, но мы его ценим меньше всего. Да, Оленька…

С лесенки послышались быстрые шаги Павла:

– О, папа, твои коронные оладушки! Я как их унюхал, аж проснулся! Доброе утро, Оля! – Улыбнулся он так нежно, что у неё мгновенно потеплело на душе. – Похоже, дождь сегодня весь день будет, придётся отложить купание.

– Жаль, – отозвалась Ольга.

– Ну в другой раз искупаетесь, – поддержал Венедикт Петрович, – Будет повод снова приехать. – И он подмигнул Оле.

От этих слов Оля зарделась: Пашин отец как будто мысли ее прочитал. Ей так тут понравилось, так хорошо было, что всей душой захотелось приехать сюда снова. И не раз.

Позавтракали. Паша сварил ароматнейший кофе с кардамоном. Оля наслаждалась этим неспешным временем. Впервые за много лет она могла расслабиться, не ждать ни от кого подвоха.

Поблагодарив мужчин за прекрасный завтрак, Оля поднялась в комнату, чтоб прибраться. Заправляя кровать, она сама не заметила, что напевает мотив модной песенки.

– У тебя чудесный голос, – вдруг услышала она. Павел стоял в дверях, прислонившись к косяку, и любовался ей. – Хочу, чтоб ты всегда пела. – Он подошел, обнял ее и поцеловал.

И Оля почувствовала, что опять у неё кружится голова, как вчера на лодочном причале. “Боже, что со мной такое? Как в первый раз” – поймала она свои мысли. Если бы они были на даче одни, наверняка бы всё не закончилось на поцелуях, но снизу послышались какие-то звуки, и они неохотно отодвинулись друг от друга.

– Как школьники, – смущенно прошептал Паша, и уже громче спросил: –  Чем бы хотела заняться наша гостья?

– А пойдем гулять под дождем, заодно покажешь ваш участок.

– А пошли! Пойду найду для тебя дождевик и сапоги.

Через пару минут Оля спустилась вниз. Павел уже ждал ее. Она надела дождевик.

– Сапоги вот мамины, примерь, подойдут ли.

Те оказались впору.

– Пап, мы пойдем прогуляться, – крикнул Паша в сторону комнаты отца.

– Идите-идите. – Вышел к ним Венедикт Петрович. – Заодно загляните в теплицу, наберите огурчиков к обеду, да зелени на грядке нарвите.

Они вышли на улицу. Оля жадно вдохнула свежий влажный воздух. Она любила дождь не меньше, чем солнце. Он всегда ее успокаивал, дарил время углубиться в себя, свои мысли.

Дождь был небольшой, и они неспешно обошли участок. Он оказался больше, чем думала Оля. Перед домом росли сосны, на небольшой лужайке цвела заросшая клумба, росли кусты сирени.

– Мама любила цветы, ухаживала, садила разные. Раньше тут всё в цвету было до поздней осени. Теперь вот доцветает, что осталось. Отцу уж трудно ухаживать за ними, да и не любит он это, а я тут наездами бываю.

– Паша, извини, а давно мамы нет?

– Десять лет скоро будет.

– А у меня два года, – и Оля смахнула непрошенную слезу. – Я скучаю по ней.

– Я тоже. Мы с отцом не говорим об этом, но я вижу, как он сдал после ее ухода, так и не оправился. Он очень ее любил. Я всегда хотел, чтобы у меня с женой были такие отношения.

– А ты был женат?

– Нет, как-то не случилось. Отец вот торопит, боится, что внуков не дождется, – улыбнулся Павел, и Оле показалось. что как-то внимательно посмотрел на нее. Они завернули за дом. – А тут у нас теплица, папино увлечение, – перевел тему тот.

Они вошли в теплицу и набрали целое ведро небольших крепких огурчиков и блюдо маленьких черри-томатов. За теплицей было разбито несколько грядок, на которых стройными рядами росли зелень, лук, чеснок, морковь и свекла.

– Вот и весь наш огород. Там вон еще пара яблонь и несколько кустов смородины и крыжовника. Хочешь пойдем полакомимся?

– Конечно, обожаю крыжовник.

– И я тоже.

Паша поспешил вперед и набрал Оле целую горсть темно-красных ягод. Они стояли под дождем, ели мокрые сладкие ягоды и молча смотрели друг на друга. Им были не нужны слова, и так было все понятно: им хорошо вместе, легко и тепло.

Вернувшись в дом, Оля предложила сварить к обеду борщ, и они принялись за дело. Павел подсказывал, где что лежит, чистил овощи, Оля колдовала у плиты. Вскоре по дому поплыли умопомрачительные ароматы, и в кухню заглянул Венедикт Петрович:

– Вот это да! Пока я читал да дремал, тут уж обед готов. Вот это хозяюшка!

– Мы вместе с Пашей готовили, – смутилась Оля.

– Я только на подхвате, это всё Олюшка, – и Паша приобнял ее за талию  чмокнул в щечку.

Венедикт Петрович хитро посмотрел на них. А Оля опять себя почувствовала дома. Олюшкой её только мама называла.

Сели обедать. Оба мужчины, уплетая за обе щеки борщ, нахваливали Олины кулинарные способности. Ей было безумно приятно. Только в первые месяцы брака Володя ее хвалил, а потом стал относиться к ее стряпне как к чему-то само собой разумеющемуся. А свекровь так и вовсе – редко не поругает: то пересолено ей, до недосолено, то слишком жирно, то слишком постно. А впрочем, она сейчас не хочет об этом думать. Все позади. И тут только Оля почувствовала, что и правда все позади. Что этот этап закончился. Она жива и может дальше жить так, как захочет. И ей так радостно стало, что она подскочила и поцеловала в щеки отца и сына. А те удивленно посмотрели на нее и заулыбались. Такие похожие друг на друга.

После обеда они все вместе решили посмотреть какой-нибудь старый фильм. Стали выбирать, и тут у Оли зазвонил телефон. Звонила соседка из 37 квартиры. Она сказала, что прибиралась на площадке и случайно задела Олину дверь, та оказалась незапертой. Оля растерянно положила трубку и посмотрела на Пашу.

– Мне нужно ехать домой. Почему-то у меня не заперта дверь.

– Ты могла забыть ее запереть?

– Вряд ли, я всегда проверяю перед уходом, заперта ли дверь. Но в тот день я была в таком состоянии, что… Паша, я не знаю, – она чуть не плакала.

– Так, не переживай раньше времени. Собирайся, выезжаем через пять минут.

Когда Оля  с сумкой спустилась вниз, Венедикт Петрович тепло ее обнял, посоветовал раньше времени не нервничать. Она с сожалением покидала уютный дом, ставший за сутки почти родным.

Дождливый субботний вечер способствовал тому, что пробок не было, поэтому до дома на Сиреневой они домчались быстро.  Не дожидаясь лифта, оба бросились к квартире, Оля хотела открыть дверь, но Паша ее отодвинул и осторожно потянул ручку вниз. Дверь легко открылась.

Словно в криминальном сериале, Паша толкнул дверь, чтобы она открылась полностью и осмотрел коридор. На полу валялись вещи, похоже, что кто-то вывернул их из шкафов. Они осторожно прошли дальше. В гостиной тоже царил беспорядок.

– Оля, надо вызывать полицию. Тут явно кто-то побывал.

– Паша, давай сначала осмотрим, пропало ли что-то. Не хочу связываться с полицией, придется весь вечер их ждать, потом писать заявление, потом еще ходить к ним.

– Да, но кто-то в твоё отсутствие проник в квартиру и что-то искал, и это не есть хорошо.

Оля пошла осматривать комнаты, а Паша вернулся к двери и изучил замок:

– Царапин не видно, похоже, открывали ключом. У кого есть ключ от квартиры? – крикнул он из прихожей.

– У Таисии Ивановны был, ей свекровь давала, – вспомнила Оля.

– А еще у кого?

– Да больше ни у кого. У меня, у Володи и у Таисии Ивановны. Ой…

– Что?

– Я только сейчас поняла: мне после смерти Володи не вернули ключи, их не было в вещах, которые мне отдали.

– Давай спросим соседку, может, она что-то видела или слышала.

Они сходили к соседке, но та сказала, что весь день отсыпалась после ночной смены и ничего не слышала. Они вернулись в квартиру.

– Мне это не нравится, Оля. Давай вызовем полицию.

– Паша, я посмотрела, ничего не пропало. Украшения свекрови на месте, в ее комнате вообще не похоже, что кто-то был, все вещи на местах. А больше у нас ничего ценного и не было. Телевизор да ноутбук. Всё тут. Я правда не хочу связываться с полицией.

– Оля, ты не понимаешь: кто-то проник к тебе в квартиру. А до этого приходило письмо с угрозами. Тебе может грозить опасность.

– Ну и что они сделают? Поставят охрану?

Паша вздохнул: На самом деле Оля была права: раз ничего не пропало, полиция может даже на вызов не приехать, мало ли что. А уж угрозы умершего мужа и вовсе во внимание не возьмут.

– Так, Оля, полиция охрану, конечно, не поставит, поэтому собери все необходимое, и поедем-ка ко мне. Поживешь пока у меня.

– Паша, не думаю, что это хорошая идея. Я не хочу тебя обременять, и так ты вынужден решать мои проблемы.

– Оля, это не обсуждается, я просто не могу тебя здесь оставить. Вот поменяешь замки и, пожалуйста, возвращайся. И да, ты нисколько меня не обременишь. Наоборот, мне это будет приятно.

Ольга услышала в его словах искреннюю заботу и теплоту, но всё равно не могла решиться. Поехать жить к Паше – это новый этап отношений, но готова ли она к нему?

– В общем, решено. Ты собирайся, я пока пойду воды попью.

Паша пошел на кухню и вдруг позвал её:

– Оля, ты должна это видеть.

Войдя на кухню, она заметила на столе белый конверт без обозначений. Паша надел на руку пакет и осторожно его открыл. Внутри был сложенный пополам лист бумаги формата А4, когда он его открыл, они прочитали напечатанный крупным шрифтом текст: “Её смерть тоже на твоей совести. Ты за всё ответишь. Володя.”

Оля вскрикнула и заплакала. Ещё пару часов назад она была уверена, что всё позади, но злой рок преследует её. Ничего не закончилось.

Паша сказал, что заберёт на экспертизу новое письмо, хотя, вероятно, результаты будут те же, что с первым. Заодно он предложил отдать специалисту ноутбук.

Оля словно во сне собрала вещи, упаковала ноутбук и вместе с Павлом вышла из злополучной квартиры. Это место никогда не было ее домом. И, похоже, никогда уже не будет.

Глава 6

6 глава

Ольга

Погруженная в свои мысли, Оля не заметила, как доехала до Пашиного дома.

– Ну вот тут я и живу, под самыми небесами, – вывел её из задумчивости голос Паши, когда машина остановилась у подъезда высокоэтажного дома. – Пошли?

Оля кивнула и несмело пошла за Пашей в подъезд. В лифте он нажал на последнюю кнопку с числом 25.

– Между прочим, это самый высокий дом в нашем городе. Ты не боишься высоты?

– Нет, даже с парашютом прыгала.

– Вот это новости! Ты? Ни за что бы не подумал.

– Володя научил, муж. Он прыгал с юности, и меня стал брать с собой. Сначала с ним как с инструктором прыгала, потом сама научилась.

– Ну и как, тебе понравилось?

– Да, это особенные ощущения, незабываемые, но небом я не заболела, грезить им не стала. Ездила за компанию, а в последний год он меня брать перестал. Теперь понятно, почему.

Паша опустил глаза. До квартиры дошли молча.

– Прошу! Чувствуй себя как дома! – открыл дверь Паша, и Оля осторожно вошла в прихожую.

– Тапки у меня правда только мужские, – засуетился хозяин, а девушка про себя отметила, что это очень хороший знак: знать, девицы тут нечастые гости.

Павел провел ей экскурсию по квартире. Она оказалась небольшой: просторная кухня, туалет и ванная, спальня и гостиная. Везде чисто, аккуратно, минимум мебели и деталей, а потому немного неуютно, по-холостяцки.

– А теперь я покажу тебе, почему купил эту квартиру, – сказал Паша, когда они стояли в гостиной. Он отодвинул штору, и вывел девушку на лоджию. Оля зажмурилась от яркого закатного солнца. Свет, пробившись сквозь тучи, разливался жидким золотом по всему небу, а под ним, умытый дождями, в тени вечерней прохлады засыпал город. Он весь был как на ладони с такой высоты.

Паша обнял её сзади за талию, прижался щекой к волосам, и ей стало так уютно. “Мы словно с картины Шагала – летим над крышами домов” – подумала Оля. Ей вспомнился чудесный вчерашний вечер, их поцелуи у реки, и захотелось вновь поверить в своё женское счастье.

– Люблю выходить сюда именно на закате. Стою и наблюдаю, как уходит день.

– Да, это волшебно – откликнулась Оля.

– Особенно с тобой… – прошептал Паша и нежно поцеловал её в щеку.

– Паш… – отстранилась она.

– Я понимаю, тебе нужно время, поэтому не тороплю. Пойдем, покажу, где тебе разместиться. – Паша повел ее в свою комнату, но Оля отказалась.

– Это твоя территория, я лучше в гостиной расположусь. Мне так будет удобнее.

– Слушаюсь и повинуюсь, – шутливо поклонился Паша, подхватил её сумку и отнёс в гостиную.

Время было позднее, и, наскоро поужинав, они разошлись по комнатам: завтра ждал понедельник, рабочий день.

Оля чувствовала тревогу. Застелила диван, но ложиться не торопилась. Постояла у окна, наблюдая, как город одевается в огни фонарей. Потом поизучала книги на стеллаже, отметила вновь, насколько совпадают их с Пашей вкусы. А вот Володя читать не любил, предпочитал смотреть фильмы и сериалы. Да и то выбирал те, которые предпочитал сам, – боевики и ужасы. Она их смотрела, но лишь потому, что ей нравилось, что это время они проводили вдвоём,а не потому что разделяла его вкусы.

А впрочем, о муже ей сейчас думать не хотелось. Боль и обида от предательства разъедали душу. Решив отвлечься от дурных мыслей, Оля выбрала книгу любимой Франсуазы Саган, принялась читать, но то и дело уходила в свои мысли. Те словно маятник качались то к мечтам об их будущем с Пашей, то к воспоминаниям о случившемся за последнее время. Наконец, она задремала.

Ночью ей приснился странный сон. Будто бы она прыгает с парашютом, и когда надо его открывать, вдруг обнаруживает, что стропы запутались. Она понимает, что неминуемо разобьется, и тут видит рядом Володю. Кричит ему, просит о помощи, а тот смеётся в ответ и говорит: “Ты ответишь за мою смерть!”

Оля в ужасе проснулась. Сердце ухало в груди, по щекам текли слёзы. Сон был настолько реалистичный, что она никак не могла успокоиться. Огляделась. Вспомнила, что ночует в Пашиной квартире. За окном только начало светать, значит, ещё слишком рано, чтобы вставать. Прислушалась. На улице шумит дождь. Сильный, судя по звукам. На стене чуть слышно тикают часы.

Оля несколько раз глубоко вздохнула и, старательно отгоняя любые мысли, стала слушать дождь. И он её таки усыпил. На этот раз она спала без снов.

И всё же проснулась Оля рано, ещё до будильника. За окном всё также шумел дождь. “Сегодня на работу. Как не хочется! Опять косые взгляды, сплетни, неуместные расспросы. Надо как-то выдержать этот день,” – Оля встала, тихонько проскользнула мимо Пашиной комнаты в ванную, привела себя в порядок и принялась хлопотать на кухне. Вскоре встал и Паша:

– Ты чего так рано соскочила?

– Да вот, не спится чего-то. Завтрак почти готов.

– Я, похоже, в сказку попал, – втянул он ароматы тостов и кофе, – Я быстро! – Паша чмокнул Олю в щечку и метнулся в ванную.

Оля заметила, что стоит посреди кухни и улыбается. Вот так могли бы проходить их утра. С улыбками и поцелуями. Как бы она этого хотела!

За завтраком Паша балагурил, нахваливал омлет и кофе, и Оля тоже развеселилась и, забыв о тревогах, смеялась над Пашиными шутками.

Паша подвез ее до больницы, поинтересовался, во сколько она заканчивает, чтобы встретить, и умчался по своим делам. Оля с сожалением посмотрела вслед удаляющимся стоп-сигналам и вздохнула. Впереди ждал нелегкий день. Что ж, надо брать себя в руки. Она тряхнула головой, натянула дежурную улыбку и отправилась в отделение.

В сестринской напарница тут же с наигранным сочувствием спросила, как у неё дела, и не преминула заметить, что несмотря на траур Оля выглядит очень хорошо, даже слишком, аж цветёт. И, конечно, поинтересовалась, кто это её подводил. Оля, досадуя, что та заметила Пашину машину и теперь об этом будет знать вся больница, отмахнулась: “Друг” и, сославшись на то, что ее ждет старшая медсестра, ретировалась.

Старшая относилась ко всем ровно, по-деловому, что Оле в ней очень импонировало. Начальница сухо выразила ей соболезнования и сразу приступила к делу. Предупредила, что придется поставить больше смен, потому как “то одна, то другая берут за свой счет, а работать в итоге некому”. Оказалось, что неожиданно взяла дни Шурочка. Оля очень удивилась, ведь в пятницу та ни словом об этом не обмолвилась. А впрочем, мало ли какие у человека могут возникнуть обстоятельства.

То, что придется много работать, Олю скорее обрадовало – меньше времени на грустные мысли. Хотя придётся чаще оставаться под прицелом сплетниц. А впрочем, ей не привыкать.

В работе и за делами незаметно пролетела неделя. Паша отвез ноутбук и записку экспертам, похлопотал о смене замков, но когда Оля заикнулась, чтобы вернуться домой, он возразил, что ему будет спокойнее, если она поживёт пока у него. Вместе они съездили на квартиру, чтобы привезти Олины вещи.

Войдя в дом, где она прожила столько лет, где было много хорошего, но еще больше плохого, Оля вдруг осознала, что и сама не хочет тут оставаться. Здесь она была в подчинении и в услужении, ожидая недовольства свекрови, с потом и мужа. У Паши же она чувствовала себя свободно и спокойно. Действительно как дома.

За неделю как-то быстро сложился их общий быт. Если Оля была на дневной смене, Паша встречал её у больницы, и они ехали куда-то поужинать, потом дома звонили Венедикту Петровичу, делились, как прошёл день. Дальше могли смотреть фильм, или Паша занимался своими юридическими делами, а Оля сидела рядом на диване и читала книгу. Тихо, по-семейному, уютно. Перед сном он церемонно желал ей спокойной ночи, нежно целовал и уходил к себе. И Оля это очень ценила.

Если ж стояла ночная смена, Паша отвозил ее в больницу и до полуночи писал смешные сообщения. Утром у ворот её уже ждал “личный экипаж”, чтобы “сопроводить госпожу в опочивальню”. Оля, отдохнув после смены, звонила Паше, и тот находил окошко в делах, чтобы вместе пообедать.

Всё было так легко, непринуждённо, как будто они давно живут по заведённому порядку, и обоих он устраивает.

Вновь настало воскресенье. Оле вечером предстояло выходить на ночную смену, а днём они решили навестить на даче Венедикта Петровича. Тот был очень рад, встретил Олю как родную, то и дело называл её дочкой.