скачать книгу бесплатно
Пролить свет на многие интересные факты помогло интервью взятое одним из самых известных высоцковедов – Марком Исааковичем Цыбульским с коллегой по съёмкам в «Штрафном ударе» Владимиром Яновскисом:
«– Когда мы были в Казахстане у меня был день рождения. Мы тогда были в Чимбулаке, это такое место высоко в горах, там лыжная база. Водку там, в Чимбулаке, купить было нельзя, а у них (у актёров, – М.Ц.) в Алма-Ате уже были знакомые девчонки, так они спустились вниз и купили два ящика четвертинок. На себе тащили вверх!
У Володи была с собой гитара, он на ней расписался и подарил мне. Я, помню, переживал: "Володя, а ты как же? На чём ты будешь играть?" Он уже тогда в компаниях всегда играл и пел. Мог всю ночь просидеть, разговаривать и петь. Гитара всегда у него рядом лежала.
М.Ц. – Сохранилась эта гитара?
В.Я. – Да нет, украли её. Студенты университета однажды украли у меня и гитару, и аккордеон, на котором я играл. Я тоже музицировал, но не на гитаре. У меня где-то даже была плёнка, которую я никак найти не могу. Там мы с Володей вместе поём у меня дома. Это сразу после окончания съёмок было. Я жил на улице Дружбы, возле китайского посольства, номера дома не помню уже.
В Алма-Ате я ещё был занят тем, что просматривал девушек в качестве кандидаток в кордебалет цирка на льду. Володя присутствовал при этих просмотрах.
Ну а так – посиделки были. Игорь Пушкарёв был с нами. Он тогда популярным актёром был, только что прошёл фильм "А если это любовь?" Володя Трещалов был. Дядя Миша Пуговкин тоже с нами время проводил. Он любил тогда выпить. Володя пел "Товарищ Сталин, Вы большой учёный…" Потом, помню, была песня "Пейте воду, воду, господа!" («На Перовском на базаре») Разговоры, смех, анекдоты…
М.Ц. – Что Вам запомнилось из самих съёмок?
В.Я. – Режиссёр фильма Вениамин Дорман считал, что мы с Володей были похожи в кадре друг на друга, поэтому он мне велел всегда сниматься в шапке, а ему без шапки, чтоб отличаться. (На фото кадр из фильма к/ф «Штрафной удар» Прим. автора) Однажды случай был. Высоцкий и Пушкарёв пропали. Надо съёмку начинать – актёров нет. Наконец, приехали. На грузовике каком-то. И вот пока ехали, водитель дал им покурить сигаретки с гашишем. Им сниматься надо, а они истерически хохочут. Никак не могут отойти от этого дурмана. Кто им слово скажет – они начинают дико хохотать. Ну что делать? Пришлось съёмку отменять.
А ещё я помню, снималась сцена в кафе, где мы сидели и пили кефир с булочками (в картине этого эпизода нет, – М.Ц.). Снималось это долго, и Высоцкий с Пушкарёвым не выдержали – послали какого-то человека, чтоб он купил водки. А водку они разлили в кефирные бутылки, сильно, надо сказать, кефир разбавили…
Мы сидим, пьём кефир, идёт съёмка. И в конце режиссёр видит, что у нас (а меня они тоже слегка подпоили) язык заплетается и глаза не те… Высоцкий с Пушкарёвым уже такие покрасневшие сидят, уже и грим не так выглядит. Ох, как Дорман тогда с ними поругался!"» (12).
Следует уточнить, если речь идёт о павильонных съёмках, кефирно-водочный коктейль Володя со товарищами дегустировали уже в Москве, на Горьковской киностудии. Сама киностудия находится недалеко от ВДНХ. Соседство павильонов могло навеять через три года место действия песни «Два письма». Время выставок достижений народного хозяйства в среднем совпадало со временем, занятым Высоцким на киносъёмках. Пару месяцев срок, за который любящие люди скучая, могли вступить в небольшую переписку. Поэту не обязательно было писать везде и всегда, повинуясь какой-то паталогической потребности в самовыражении. Он мог копить впечатления, как на шампур нанизывая на свою уникальную память различные события и образы. Другие образы конечно ярче, но свои социальные роли неизменно ближе. А вот границы между ними настолько тонки и незаметны, что герои песен кажутся очень реалистичными, похожими на каждого из нас. Это безгранично повышает доверие слушателей. Трудно разглядеть в малокультурном селянине пишущим домой с выставки достижений народного хозяйства самого автора. Уберём условные декорации, и образ любящего мужа угадывается безошибочно.
«И. Пушкарёв вспоминал, что В. Дорман всё время говорил в адрес Высоцкого и Яновскиса: "Эти двое меня в могилу сведут". Когда ехали на съёмки, Володя вдруг громко сказал: "Искусству нужен Веня Дорман, как … который был оторван". Сказал экспромтом, просто так. И, конечно, тут же донесли… Когда мы приехали в Москву, нам с ним тут же запретили сниматься на студии Горького. Запрет действовал до конца шестидесятых, если не дольше" (13).
Поскольку празднование дня рождения Яновскиса 4-е февраля выпало на период съёмки на высокогорной базе Чимбулак, актёры решили совместить приятное с полезным – познакомиться со спортсменками, у которых там проходили тренировки или сборы и поздравить коллегу. Женская сборная жила на горнолыжной базе, как их теперь вежливо называют, в небольших «финских домиках», в советской интерпретации этой сборной конструкции. В советском спорте всегда действовал строгий сухой закон. Высоцкий с Пушкарёвым снарядили водочную экспедицию в город, получив два ящика «контрабандных» для базы чекушек. (водка в бутылках 0,25л.) Предлагаю обратиться к песне «Свой первый срок я выдержать не смог», написанной как раз в промежутке между двумя алматинскими командировками:
«Что вы там пьёте? Мы почти не пьём.
Здесь только снег при солнечной погоде.
Ребята, напишите обо всем,
А то здесь ничего не происходит…»
И снег всегда, и сухой закон, это как раз о Чимбулаке. В советских тюрьмах вряд ли «почти не пили».
Скорее всего, выпивку к дню рождения пришлось организовывать в условиях прорыва блокады. Конспирация в тот вечер, как и само день рождение, должны были проходить на высоте. Такая вечеринка могла состоятся, только если актёрской компании удалось усыпить бдительность режиссёра и директора картины.
«Вниз нас не пускают, потому что дороги обледенели и подняться сюда можно только на тягаче, а он и так перегружен, а потом здесь рыскают дикие барсы и козлы, они едят и бодают одиноких мужей и отцов» (11).
В данной цитате прошу запомнить представителей фауны, которых из всего многообразия выделил автор письма.
«Нас здесь кормят на убой, – 3 раза в день. Не есть нельзя – иначе нечем заниматься, но и много есть – ещё хуже. Я катался на лыжах. Падал. Вставал и снова падал. Здесь тренируется сборная Союза по скоростному спуску. Сборная смеялась. Им хорошо – они скоро едут в Австрию, а у нас конца края не видно, да ещё туман. Люсик, ужасно хочу к тебе…
P. S. Ты мне все-таки напиши в Алма-Ату, в гостиницу. Я получу. Лапа! А только что мне привезли снизу письмо от мамы. В нем она пишет много уменьшительных суффиксов, а вообще мне как-то неловко читать её письма.» (11).
На Зелёном на базаре, шум и тарарам…
Журналисты иногда цитируют для своей читательской аудитории фразу из письма, где молодой Владимир, в перерывах между съёмками, искал в предгорьях Заилийского Алатау снежного человека. Очевидно веря, «что есть ещё пока тропа, где встретишь питекантропа». В оригинале цитата звучит следующим образом: «А завтра уезжаем в горы и будем жить там в пещерах среди снежных людей и туземцев.» (9)
Шутка на потребу широкой публике. Что же на самом деле мог искать главный герой нашей книги, при наличии свободного времени и отсутствия вдохновения? В тот вечер на горнолыжной базе именинник запомнил в исполненные Высоцкого две песни в качестве подарка – «На Перовском на базаре» и «Товарищ Сталин, Вы большой учёный…». Эта информация, хорошо монтируется с другими воспоминаниями:
«М.Ц. – Как проводили время во время съёмок?
В.Я. – Я помню, что Володя интересовался фольклором. Кажется, в Алма-Ате мы с ним по рынкам ходили. Он интересовался этими людьми, простыми людьми, которые там кругом поют. Не самими людьми, точнее, а песнями, которые они пели.» (13)
Если у Владимира был вагон времени, но отсутствовало вдохновение, он вполне мог побывать на Никольском рынке и Зелёном базаре, находившимися равноудалённо от гостиницы «Казахстан». Зелёный базар – старейший сельхоз рынок в Республике. Вёл своё начало со времён основания г. Верного. Торговые ряды базара появились ещё в 1868 году. Не исключено что репертуар Володиных народных песен мог пополниться новыми находками и неизвестными куплетами уже к исполняемым.
Владимир Яновскис вспоминает один из ярких городских романсов «На Перовском, на базаре», написанном в 1925 году Львом Зингерталем, в период НЭПа. Песня отражала дух времени, и поскольку аудио записей тогда не делалось, а с авторскими правами никто не заморачивался, она быстро просочилась в массы, как народный фольклор. Рискну предположить, слышал и пел в компаниях эту песню Владимир ещё в конце 50-х годах, но после посещения рынков Алма-Аты, решил дать ей вторую жизнь. Высоцкий спел её на день рождения товарища. Впервые на плёнках в исполнении начинающего исполнителя, «На Перовском, на базаре, шум и тарарам» звучит в записях его педагога А. Синявского в октябре 1963 года. Этот факт косвенно подтверждает, что Высоцкий мог услышать песню или один из её вариантов на базарах Алма-Аты и понять, что она распространена гораздо шире, чем ему казалось ранее. А дальше случилось самое интересное. В 1964 году Таганка ставит спектакль «Десять дней которые потрясли мир». Артист сам предлагает Юрию Любимову вставить её в спектакль и сам исполняет, естественно, не претендуя на авторские права. Спустя десять лет, песня возвращается в столицу Казахстана в его исполнении, в спектакле Таганки, в совершенно другом качестве. Хотя те, кто слышали песню в «В десяти днях…» и на плёнках, даже не подвергали сомнению авторство Высоцкого. История с возрождённой народной песней на подмостках самого популярного театра страны, связанная с Алма-Атой, лишь предположение автора книги, впрочем, не лишённое некоторых оснований.
В Алма-Ате действительно пели очень много, но чаще по другим поводам. Такой всплеск устного народного творчества в середине 40-х годов был вызван окончанием Великой Отечественной Войны, когда с фронта вернулось огромное количество военнослужащих, ставших инвалидами, не способные прокормить себя полноценным трудом. Если внимательно присмотреться к казахстанским школам, построенным до сороковых годов, каждая из них имеет памятную табличку о том, что с 1941 по 1945 в них находился военный госпиталь. Алма-Ата была одним из крупнейших тыловых центров эвакуации. Вполне естественно, после окончания боевых действий, тысячи военнослужащих заполонили общественные места, особенно в крупных городах, занимаясь попрошайничеством, в том числе и за исполнение песен. Причин остаться в населённых пунктах по месту дислокации госпиталей было несколько. В качестве основных – возвращаться было уже некуда, или возвращаться в таком виде они не хотели. («Долго будут по вагонам – Кто без ног, а кто без рук.»)
Вспомним песню «Штрафные батальоны». Автор пытался легализовать её в кинематографе именно как стилизацию на послевоенные песни. «А потом вдруг инвалид на рынке моим голосом пел: «Всего лишь час дают на артобстрел…», рассказывал на своих концертах Высоцкий о работе над фильмом «Я родом из детства» («Беларусьфильм» (1966)) у режиссёра Виктора Турова. Песня написана в конце 1963 года, т.е. после посещения Алма-Аты. По свежим впечатлениям. Это была первая военная песня Высоцкого, с весьма недвусмысленной отсылкой к покалеченным войной фронтовикам, поющим на рынках и вокзалах. Терять им было нечего. Что-то из своего фронтового прошлого в те годы, чудом уцелевшие ветераны-смертники вполне могли спеть и рассказать молодому столичному гостью. Даже я однажды встретил на Зелёном базаре аж в 2012 году побирающуюся бабушку, бывшую девочку-блокадницу с искалеченным осколком лицом, такие встречи с рассказами или песнями для Высоцкого были более чем вероятны.
«Полчаса до атаки», «Я полмира прошёл через злые бои», песни, в которых отчётливо видна перекликающаяся тематика вагонного хита послевоенных лет – «Я был батальонный разведчик» с сюжетом о супружеской неверности. Демобилизованный фронтовик, по приезду домой, уличает жену в неверности или жена сама сообщает о том, что не будет ждать своим письмом на фронт. Однако при исполнении «Батальонного разведчика…» молодой Владимир нарочито подчёркивает жалобной интонацией то, что герой стал жертвой измены. В своих песнях на схожую тематику, герои Высоцкого жертвами не являются. Они выбирают смерть в бою или холодное презрение, как ответ на предательство, но даже не опускаются до осуждения и тем более рукоприкладства.
Берией из лагерей массово освобождались амнистированные уголовники, что обогащало народный фольклор доселе широко неизвестными лагерными произведениями. Так называемая «блатная романтика», при внешней схожести персонажей, мало монтируется с первым циклом песен Высоцкого – «Большой Каретный». Эти песни также не более чем стилизация. Когда мы говорим «стилизация», то подразумеваем не слепое подражательство, а лишь внешнее сходство. Уголовник народного песенного фольклора находится в системе лагерных координат. Восхваляя или проклиная блатную жизнь, является её составной частью. Уголовник Высоцкого – человек в момент наибольшего риска, или даже нравственного выбора. Его мир – безграничный космос общечеловеческих ценностей. Романтика уголовного мира, лишь некая условность внешней формы.
«Товарищ Сталин…» Юза Алешковского, – лагерный фольклор политических заключённых. Исполнив пару песен, написанных другими людьми, Владимир Семёнович и сам не стал продолжать работать в этом направлении. В политических песнях почти не было подтекста. На примере его китайского цикла, первую песню из которого он написал в том же 1963-м году, можно отследить скоротечность популярности таких произведений. Уйдёт политик, сменится политическая ситуация, забудутся и песни. Этот путь был тупиковым.
Самая первая песня Высоцкого – «Сорок девять дней» была написана в 1960 году в стиле вагонной лирики. «В имении в Ясной Поляне», «Сорок девять дней», «Батальонный разведчик» имеют абсолютно схожий мотив. Автор всячески стеснялся своего первенца. Говорил, что первой была «Татуировка» 1961-го года. Придумывал песне приземлённые названия, такие как «Пособие для начинающих халтурщиков», но из творчества песню не выкинешь.
В Москве общественные места от многочисленных инвалидов зачистили ещё в сороковых, когда Володя учился и жил у отца в Германии. Наш город мог значительно отстать по этому показателю витринного столичного благополучия, благодаря чему долгие годы являлся живым кладезем народного фольклора.
Алма-Ата, ставшая на несколько военных лет ещё и культурной столицей Союза, была для начинающего автора и исполнителя чрезвычайно интересна. Съёмки «Штрафного удара» могли дать Владимиру Высоцкому дополнительный толчок в написании стилизаций к блатным, фронтовым, вагонным песням в традициях русского городского романса.
Кругом бродят яки, куры, коровы, казахи и киношники. Их здесь как собак.
«3-й день подряд снимаем в горах, на высоте около двух тысяч метров. Уши закладывает, как в самолёте. Дышать тяжеловато. Но красиво там. Лучше, чем в Швейцарии, потому что там одни швейцарцы, а здесь казахи, а они наши советские люди. Ездят на лошадях, я увидел и сердце заныло. Попросил покататься. Сказал, что лошадь не ишак, и ещё что-то по-казахски. Так и не покатался. Ипподром и меня будут фотографировать, видимо, в Москве» (7).
Отметим что случай прокатиться вскоре представился, но уже не только с помощью местных чабанов. Это была такая удачная вставка в сюжет. Группа встретила в горах местного лесничего, который сыграл в эпизоде самого себя.
"Я хорошо помню, что, когда я приехал на Чимбулак, они стояли у домиков (у тех самых, в которых жили горнолыжники. Прим. авт). И один молодой человек прибежал. Это сейчас я определился, что это был Владимир Высоцкий. Он тогда был совершенно неизвестен и не знаменит, снимался в этом фильме в эпизодах. Ничего не пел в фильме. И попросил: "Дайте мне на лошади покататься". Я, естественно, не отказал. Потому что по фильму он участвовал в эпизодах, где катался на лошади", (14) – вспоминает Пётр Васильевич Коробко. В титрах его фамилии нет, но за 25 секунд в кадре он получил 7 руб. 37 коп. за то, что доставил свалившегося в снег с горы Кукушкина на совещание, которое, правда, уже закончилось. Лошадка на которой прокатился наш гимнаст-жокей, мягко говоря, отличалась от тех резвых скакунов, на которых предстояло участвовать в скачках на съёмках, проходивших на московском ипподроме. Лесничий остался доволен, так как его месячная зарплата тогда составляла 60 руб. «1 кг мяса стоил 1,5 рубля. Что бы вы понимали, за эти деньги в ресторан тогда можно было сходить хороший, и ни в чём себе не отказывать.» Да, после реформенный рубль был крепким!
Кстати, когда в первый раз какой-то чабан отказал Высоцкому в возможности покататься на лошади, он сильно не расстроился. «Ездил на казахском мустанге. Он скакал с пика на пик. Упасть я не упал, но ноги натёр. Казахи сказали, что из меня выйдет «сильно хороший джигит», (8) пишет о своих впечатлениях начинающий наездник и глава семьи ещё перед отъездом на Чимбулак. Ездовая практика лишней не была, ведь главные кадры со своим участием предстояло снимать в Москве.
13 января 1963 года. Алма-Ата- Москва.
«Люсик! Хороший мой! Обещал я тебе придумать что-нибудь повеселее. А весёлого ничего и не было. Был, правда, один очень красивый случай. Пушкарь обругал зав. этажом, сказал ей, что она старая … и ещё что-то, она вызвала милиционера, он и ему какую-то любезность. А ты представь себе, что такое милиционер, да ещё казах. Он издал боевой клич, что-то вроде "Амангельды!!!". Прибежали ещё 183 милиционера с луками и стрелами на низкорослых лошадях, накинули аркан на шею и волоком потащили в шатёр к майору. Майор был Чингисхан, он назначил 15 суток в темнице. Утром все мы узнали про это дело, стали думать и гадать, наш директор упросил отменить приговор и уплатил выкуп в размере 30 руб. Вот!» (8)
«…P. S. Сейчас горничная поинтересовалась: зачем я пою в ванной. Грозила.» – Вспоминаем «Песню командированного» (1968):
Дежурная по этажу
Грозилась мне на днях —
В гостиницу вхожу
Бесшумно, на руках.
А жить ещё две недели,
Работы – на восемь лет,
Но я докажу на деле,
На что способен аскет!
«Казахов мало, но радио и все остальное – все заражено великодержавным казахским шовинизмом. Правда, можно научиться и кое-что понимать. После каждого слова они ставят букву "м". Например, казахм, паровозм и т. д…» (4).
Последняя цитата позволяет понять причину столь критично-ироничного отношения Володи к отдельно взятой национальности. Постараюсь объяснить почему сегодня это становится так важно и злободневно. Последние годы разнообразные неправительственные организации (в республике нет закона об иноагентах. Прим. автора) Великобритании и США усиленно стараются сделать Казахстан очередной точкой напряжённости в Средней Азии. В числе основных тем для разжигания межнациональной розни – создание образа имперской России, нещадно эксплуатирующих свои колониальные окраины. В том числе, угнетая по языковому и национальному признаку.
Для меня, как жителя Казахстана, считающего себя интеллигентным человеком, все эти саркастические колкости, отпускаемые в письмах в отношении целого народа, звучат грубо и оскорбительно. Оправдывать позицию Высоцкого я не хочу, но и ярлык «бытового националиста» на него вешать не стану. Предлагаю разобраться. Мы сейчас цитируем письма 25-летнего мальчишки, у которого с будущим Высоцким общими были только паспортные и генетические данные. Прежде чем осуждать, вспомните – много ли ума у нас самих было в этом возрасте? Мы ведём речь о личной переписке между ближайшими людьми, ничем себе не примечательного парня, который мог быть разве что душой компании. По своему темпераменту он был остёр на язык, без всякого чувства ответственности за последствия от сказанного.
Казахской молодёжи, на которую сегодня делается основная ставка в дестабилизации отношений ничего не докажешь, но и просто молчать нельзя. В описываемой ситуации мы видим, что приехала съёмочная группа, в которую уже тогда входили набирающие популярность Михаил Пуговкин и Игорь Пушкарёв. Приехала из Москвы, т.е. из «метрополии», как теперь называют в своих методичках англосаксы столицу СССР. Из-за неумелой организации графика съёмочного процесса и переменчивых погодных условий, киношники застряли без работы на несколько недель. Не трудно поставить себя на место двадцатипятилетнего парня, потому что я прекрасно понимаю, чем можно заниматься в чужом городе, будучи в командировке. Но это когда есть хорошие суточные и ты ни одного дня не работал на государство. Голодными и злыми были не казахи, а сам Высоцкий, проецируя своё состояние на других.
Все молодые актёры театра и кино крайне амбициозны. Пользуясь случаем, хотели попасть на радио и телевидение. Желали поделиться процессом создания фильма, как это было в Москве и впервые в жизни столкнулись с препятствием в виде языкового барьера. Парадоксальность ситуации заключается в том, что коренное население Алма-Аты, к тому времени, не превышало 30% от общего количества алматинцев. Алматинскому (казахстанскому) телевидению шёл только пятый год и не было соответствующих тематических передач, эфирной сетки вещания, необходимого штата профессиональных дикторов и переводчиков. Должно было пройти определённое время, прежде чем они смогли, отучившись в Москве, приехать на работу в столицу Казахстана и получить соответствующий опыт.
«…Хотели заполонить телецентр – там по-русски только в четверг, и то – казахские фильмы, дублированные на русский язык.» (8).
К встрече с другой языковой средой москвичи оказались явно неподготовлены. Следовательно, ущемление прав по языковому признаку имело место быть даже в интернациональном государстве. Правда, ущемляемые и ущемлённые в нашем случае поменялись местами. И радио, и телевидение, и даже оперный театр были на казахском языке. Первопричина – рост благосостояния, экономический прогресс, резко усилившаяся урбанизация общества, а не внутреннее национальное противостояние между разными народами.
Что бросается в глаза, у Высоцкого нет и не могло быть какой-то ядовитой желчи, как это бывает у махровых национал-патриотов к представителям других национальностей. Из письма 13-го января:
«Здесь поют мои песни. Встретил Айманова. Это он привёз. Правда, все имена изменены на казахские. А так ничего»
(5)
.
Явно есть где разгуляться праведному гневу на ниве нарушения авторских прав, но мы видим спокойную реакцию.
Обаял на концерте Первого Секретаря Чикмента. (Так в написано в первоисточнике). Что-то мне подсказывает, что он был казахом. Может статься и не было никакого Секретаря, но дело не в этом. Если человек не болен подобной мировоззренческой болезнью, на его поведении в личном общении с представителями других национальностей это никаким образом не отражается. Если и были крайне нелицеприятные высказывания в адрес режиссёра Дормана, мы же не станем обвинять молодого Владимира в антисемитизме. Когда он через несколько месяцев приедет в Алма-Ату сниматься у Анатолия Галиева, наиболее эмоциональным высказыванием было «Он-русский!!!». Это значит весь «Казахфильм» тогда снимал фильмы преимущественно на казахском языке. Разве ни к этому стремились наши национал-патриоты в 90-х годах? «Казахфильм» снова заговорил на казахском и как фабрика для массового производства кинолент просто перестал существовать. Потому что фильмы оказались неконкурентоспособными для внешнего рынка, а внутреннее потребление было относительно не большим.
На снимке – конверт первого письма В. Высоцкого из КазССР со штемпелем от 10 января 1963 года из гостиницы «Казахстан», предоставленное Музеем Высоцкого в Чимкенте. В этом письме молодой Владимир «грыз занавески». Именно этот конверт лёг в основу оформления обложки воспоминаний Л. Абрамовой.
На фотографии обратная сторона обложки книги Людмилы Абрамовой «Факты его биографии». В книге опубликовано до двух десятков писем, но для оформления взяли именно фотокопию письма из Казахстана, и именно о казахском шовинизме. И это в СССР, в интернациональном государстве! Правда, следует уточнить что вышла книга в 1991 году, когда уже можно было писать всё, всем, обо всём. Годом раньше начался «парад суверенитетов» в Союзных Республиках. Вроде незначительная деталь, помещённая на обложку, с целью дополнительно усилить интерес и стимулировать продажи печатного издания, придав ему лёгкий скандальный душок. На самом деле, письмо просто выдрали из контекста, исказив тем самым первоначальный смысл. Сколько подобных «деталей» было в последние три года существования нашего государства? Целая лавина пошлости, чернухи, «правды-матки» лезла из разных щелей везде и во всём! И результатом такого подхода случилась величайшая геополитическая катастрофа двадцатого века – развал СССР.
Казахи для Высоцкого в Алма-Ате 1963 года, являлись не более чем яркими представителями, отражающими национальный колорит края. Как могут быть для туриста местная природа, фауна, архитектура. Может такие выводы звучат несколько уничижительно, но голова молодого отца и мужа была занята мыслями, далёкими от политкорректности. Не стоит пытаться замалчивать или излишне выпячивать какие-то неудобные моменты из биографии великого поэта и певца, который, прежде всего, был живым, а, значит, не идеальным человеком.
Всё меньше здоровья и нервов, всё больше желанье домой.
Языковой барьер мог породить лишь чувство лёгкого сарказма. Куда более сильнее доставали столичного парня бытовые неудобства и климатические особенности провинции.
10 января 1963 г
«…Погода здесь – все время солнце, но холодно. Пойти некуда и некогда. Через недели полторы поедем в горы. Там совсем тёмные казахи. Они едят бишмармак и пьют зелёный чай. Нам будет чрезвычайно весело. Ну вот!» (5).
16 января 1963
«Медео – это такое место с нерусским названием, и абсолютно по-русски лапотно и глупо оформлено. Залита водой площадка в горах. И все. Никаких трибун, гостиниц, ресторанов и даже туалетов. Где живут спортсмены – неизвестно…» (7).
«Чембулак – это тоже место и тоже с нерусским названием. Там проходят соревнования по слалому и там тоже ничего нет. Правда, там есть столовая, но она приносит государству убытки. Сегодня я лазил по горам, устал, надышался горным воздухом, напился воды из горной речки. Она очень вкусная, но радиоактивная. Барсов и джейранов не видел, никого не видел. Видел в ущелье маленькие, как мухи, машины, видел кругом горы в снегу и ужасно много ёлок. Солнце настолько тёплое, что некоторые загорают, а снег не тает, – очень разреженный воздух. А в тени холодно. Ну вот, пожалуй, всё из последних 2-х дней…». (7).
На фото из интернета вид на высокогорный каток Медео, вид с горнолыжной базы Чимбулак в начале 1960-х годов. Внизу, возможно, находиться столовая, в которой кормили на убой, и которая приносила одни убытки государству, со слов Высоцкого. Во время генеральной реконструкции все постройки снесут. Возле этого здания с 1972 года и по сегодняшний день, находиться резервуар с водой для заливки ледового покрытия, которое приходиться обновлять постоянно.
С началом февраля, грусть и тоска невезучего дебютанта советского кинематографа достигают своего апогея:
5 февраля 1963 г.
«Лапа! Любимая! Если бы ты могла себе представить, где мы живём! Я писал, что в пещере. Нет! Хуже. На высокогорной лыжной базе. Быстро ходить нельзя – задыхаешься, крепко спать нельзя – просыпаешься, много есть нельзя – объедаешься. Чёрная жуть в клетку. Я все время вижу тебя во сне, и в очертаниях гор, и вообще наяву. И если скоро я тебя не увижу, и сына не увижу, и никого не увижу – одичаю и приеду варваром» (11).
Разница между гостиницей для спортсменов и столичным «Казахстаном» была невероятная. А условия на самой базе, где тренировались спортсмены были вообще приближены к спартанским. Тесные домики. Железные кровати, привинченные к полу по две на каждое такое «помещение». Почти полное отключение от всех благ цивилизации.
Автору книги неизвестно анализировал ли кто всесторонне письма Высоцкого из Алма-Аты. Без их даже поверхностного разбора невозможно раскрыть тему «Высоцкий в Казахстане». Хочется пояснить ряд моментов.
«Сегодня у нас два концерта. Эксплуатируют как негров…» – подразумеваются некие выступления любых актёров театра и кино публикой. Подобные встречи в те годы включали демонстрации кинороликов из собственных фильмов, интересные воспоминания, отрывки из спектаклей. Владимир был на творческом старте. Юрий Никулин – первая значимая роль второго плана. По факту он был безработным. В отличии от своих коллег по цеху, не был прикреплён ни к одному театру. Работал на договорной основе.
«Рядом с гостиницей спорт базы был небольшой клуб, и мы там, помнится, выступали перед спортсменами с импровизированным концертом: говорили об актёрской жизни, показывали какие-то эпизоды, разыгрывали сценки. Ну и все в том же духе. А Володя пел несколько песен (…). Там мы познакомились и подружились со многими известными спортсменами – звёздами мирового конькобежного спорта» Б. Акимов, из интервью с В. Л. Трещаловым, актёром театра «Сфера», Москва, 1988, 26 февраля. «Эпизоды творческой судьбы» (15).
Корреспондент Н. Чудин, в своей статье «Белая спартакиада в разгаре (Артисты кино среди спортсменов)» в «Ленинской смене», от 12 февраля, писал:
«Этот вечер горнолыжникам запомнится надолго. К ним в гости пришли артисты кино, которые участвуют в съёмках новой кинокомедии «Штрафной удар», среди них М. Пуговкин; В. Дорман рассказал участникам финальных состязаний Спартакиады Казсовпрофа о новом фильме, познакомил спортсменов с артистами, участвующими в съёмках» (16).
Можно предположить следующее: концерты шли сериями в два временных отрезка. Выступления о которых пишет Высоцкий датированы серединой января и предназначались для всех участников областной олимпиады. На них выступающие рассказывали о буднях советских артистов. Показывали импровизационные номера. Второй блок серии встреч, носил более узконаправленный характер отчёта о проделанной работе. Зрители – участники республиканской спартакиады. На эти встречи, довольно растянутые по времени, были приглашены представители прессы. Отзывы о похожих мероприятиях мы находим в материале корреспондента Доровских И. «Чимбулак на экране.» – «Спорт», г. Алма-Ата, от 5 марта 1963 года. (17)
Если обратим внимание на даты, к тому времени Высоцкого и многих актёров второго плана в Алма-Ате уже не было. Вениамин Давыдович подстраховался от возможных неприятных сюрпризов, которые могли бы возникнуть на интервью со стороны неконтролируемого Высоцкого. К финалистам спартакиады профсоюзов пошёл с минимальным составом главных действующих лиц фильма. Если встречи приходились на вторую половину февраля, значит в числе присутствующих вполне могли быть только медалисты областной спартакиады. По сюжету действие картины разворачивается во время спартакиады, без привязки к городу. Разница была лишь в статусе. Спартакиада у киношников по фильму была тоже областной.
Принципиально важной в недалёком будущем окажется для карьеры киноактёра будущая встреча, описываемая в следующей неприметной строчке письма:
«И ещё: тут один сценарист обещал познакомить с каким-то Трахтенбергом Он снимает что-то ужасное из жизни современного Казахстана. Посмеёмся!» (7).
Речь как раз и идёт о многострадальном сценарии «По газонам не ходить», который молодой режиссёр Наум Трахтенберг с «Мосфильма» прилетел снимать в Казахстан, в конце 1962 года. Так как основными героями были комсомольцы, узнав, что в Алма-Ате находится съёмочная группа «Штрафного удара» режиссёр, не заморачиваясь кинопробами пришёл в гостиницу «Казахстан», рассказал о фильме и выбрал нескольких молодых, спортивного вида ребят, да ещё и своих, т.е. москвичей. Предложение поступило и Высоцкому. В дальнейшем взгляды на картину со сценаристом Анатолием Галиевым по сюжетной линии у них разошлись, и Галиев решил снимать картину самостоятельно. Из первоначальной компании, которая дала предварительное согласие, впоследствии остался только Высоцкий, по причине того, что других предложений у него просто не было. Через полгода Владимир был вызван телеграммой в майскую Алма-Ату для участия в новом кинопроекте. Анатолий с Владимиром ранее были знакомы по Москве, только это было шапочное знакомство, из серии «пару раз пересекались на каких-то дружеских, студенческих попойках.» Тем не менее, именно Галиев организовал в гостинице встречу режиссёра с труппой «Штрафного удара». Впоследствии всячески старался помочь сделать более комфортными условия для съёмок Высоцкому, которому чуть позже стало уже совсем не до смеха.
«Опят будет «713», и я тебя увижу и даже два раза…» – речь идёт о фильме «713-й просит посадку» – первый советский фильм-катастрофа. («Ленфильм», 1962г.), на съёмках которого Владимир познакомился со своей будущей женой – Людмилой Абрамовой. Видимо, молодой супруг скучая, специально ходил в кинопрокат и пересматривал фильм, где они снимались вместе, возможно, по два раза в день.
Удар, удар, ещё удар, опять удар и вот…
В кинофильме «Штрафной удар» присутствуют три эпизода с Высоцким снятыми в Алма-Ате: возле гостиницы «Казахстан», на высокогорной базе Чимбулак, на катке Медео.
Сюжет второго эпизода был следующим. Героиня Лилианы Алёшниковой – журналистка Людмила Милованова записывает время финалисток по женскому слалому. К ней на лыжах подъезжает фактурный главный герой, мастер спорта по хоккею – Игорь Королёв, которого играет покоритель женских сердец, советский киноактёр Владимир Трещалов. Подъезжает в компании ещё троих таких же авантюристов-гастролёров, проводящих выходные на скоростных спусках, просто катаясь на лыжах.
– Вот это мои друзья, – показывает он на троих подъехавших лыжников, а друзья одновременно называют свои имена так, чтобы было непонятно, кто из них кем является. Слышно, как Высоцкий в общей разноголосице представляет своего героя – Юра. Его как самого неприметного и низкорослого ставят последним с краю. Благодаря этому, при крупных планах, лицо артиста остаётся на заднем плане на протяжении всего время диалога главных героев. Неожиданно в конце беседы выясняется, что Людмила – журналистка, которую как раз и следует обходить десятой дорогой всей компании, чтобы избежать разоблачения. Когда становится понятным что ей не отвертеться, Юрий Никулин присвистывает от удивления и произносит следующую реплику: вот это ситуация!
Если герои фильма могли отвлечённо проводить свой досуг, внося разнообразие в сюжетную линию, катаясь на лыжах в выходные дни, тогда понятно почему Владимир стал заложником идей Дормана на горнолыжной базе Чимбулак. Только ни коньки, ни лыжи ему не покорились, и на этих спортивных виражах Высоцкий в кадр не вписался даже при наличии дублёров.
Интересно, что по сюжету все действующие герои картины – отрицательные персонажи, но неприятие вызывает лишь один – начальник Кукушкин, в исполнении Михаила Пуговкина.
