В тот день, когда

– Легко сказать «нашёл бы деньги».

– Снова будем конвертировать сигареты в билеты? – ехидно спросил Ангел.

– Но авиабилет на Сахалин это не тоже самое, что плацкарт до Петербурга.

– Зато, когда твоей машине исполнилось три года, её надо было ну срочно поменять! Напомнить, во сколько тебе обошлось обновление автомобиля на более престижный?

Сергей стыдливо отвернулся.

– У меня тут тоже родственники?

– Здесь у тебя Гриша Антипов, помнишь?

– Гриша? Нет, не припомню.

Они спустились в ложбину, куда не так добивал шум моря.

– Ну конечно, 20 лет прошло. Вы с ним в армии, в учебке, адресами поменялись, когда вас в разные части направили.

– Аааа, да-да, Гриша, что-то припоминаю, – в памяти Сергея нечётко проступили армейские годы.

– Ладно, сейчас напомню, – Ангел начертил в воздухе небольшой круг. – Мы никуда не пойдём, только посмотрим. Загляни сюда.

– Круга ты ещё не рисовал. Это что такое?

– Это вроде телевизора, не бойся.

Сергей сделал шаг и подал лицо в круг. С первым же вздохом ноздри втянули сырой холодный запах армейской кухонной подсобки. Опустив голову ниже и ожидая увидеть там своё тело, свои ноги – Сергей ничего не увидел. Он поднял руки, чтобы посмотреть на свои ладони, но не увидел и их, хотя точно знал, что руки он поднял и они должны быть здесь, перед его глазами.

– Не теряй времени, тебя там нет, и они тебя не видят, – голос Ангела послышался откуда-то сзади, и Сергей начал осматриваться.

На лавках, засучив рукава гимнастёрок, сидели молодые солдаты. Каждый чистил картошку в своё ведро, стоящее между чёрных кирзовых сапог. Двое сидели чуть в отдалении, негромко разговаривали и кидали чищенную картошку в одну большую кастрюлю. Сергей почти сразу признал в этих парнях себя и Гришу Антипова. Он испытал странное ощущение – неловкость смотреть на себя со стороны. Недавно постриженный, худой и поразительно молодой, ловко орудуя овощным ножиком, сидел он, восемнадцатилетний. Сергей уже и забыл, что был таким: румяным пацаном в армейских сапогах и форме.

– Серёг, а ты чего после армии делать будешь? В институт пойдёшь? – спросил Гриша, не отрывая глаз от своей картошины.

– Не знаю пока. Да, наверное.

– А я в пожарные хочу пойти. Мы с отцом как-то шли домой, он меня из детского сада забирал. И вот идём мы по Кронштадтской, а впереди пожарные машины гудят. Подошли посмотреть, а в доме на верхнем этаже – дым валит из всех окон. Они лестницу уже подняли, когда мы подошли. Жильцы, спасённые стоят – волнуются. И вижу я, спускается пожарный, а в руке кошку за шкирку держит. Спустился он по лестнице и кошку ту на дорогу поставил. Она убежала сразу, а я слышал тот пожарный говорит своему начальнику, мол больше нету никого, всех спасли. Отец у меня в кинотеатре работал механиком. Я ему говорю: «Папа, когда я вырасту, буду пожарником».

– А я хотел стать художником, – ответил Сергей. – Когда мне лет пять было, мы жили в общежитии в Черёмушках. Гуляли вокруг дома и одно окно на первом этаже было открыто. А дом был такой, что можно подойти, встать на какой-то бортик и сразу видно, что там делается. Вот заглянули мы с ребятами, а прямо у окна женщина сидит и на плакате буквы выводит. Она добрая оказалась – не прогнала, а положила чистую бумагу на подоконник и дала нам всем по кисточке. И что-то мы, наверное, рисовали там, уж не помню. Когда я начинаю думать, что все вокруг такие же злые, как наш старшина, то вспоминаю эту девушку, которая выставила кисти и краски случайно заглянувшим в окно детям, – засмеялся Сергей. – Я потом долго хотел художником стать.

– Заканчиваем чистку картофеля, – в помещение зашёл дежурный по кухне.

– Хорошо, что мы тут встретились, – негромко сказал Гриша.

– Это точно.

– Через две недели нас, наверное, раскидают. Ты адрес мой возьми обязательно. И приезжай.

– Ладно, – лениво ответил Сергей.

– Обязательно приезжай, забудешь ведь, чучело, – и так метко шлёпнул картошину в ведро с водой, что брызги угодили Сергею на лицо. Он улыбнулся и кивнул ему, мол, «всё будет нормально».

За этой сценой наблюдал нынешний, взрослый Сергей, и тоже улыбался. Ангел потянул его за плечо, на мгновение стало темно. Сергей обнаружил себя в своём времени, на Сахалине, в том же месте, где он заглянул в дрожащий круг, который и сейчас был перед ним. Ещё через несколько секунд этот круг немного увеличился, стал нечётким и растворился в воздухе, как дымное колечко, умело выпущенное опытным курильщиком.

Ангел укоризненно сказал:

– Он потом писал на твой домашний адрес – мама тебе все письма передавала. Ты не ответил. А лет 10 назад ты эти письма нашёл, посмотрел одно и засунул пачкой в коробку. А ведь Гриша просил тебя выслать фотографии с вашей присяги.

– Да я хотел ему выслать, забыл просто.

– А помнишь, эта коробка со шкафа упала и все письма высыпались? Это я сделал, думал, вдруг обратишь внимание, вспомнишь про Гришу. Напишешь ему, поедешь на Сахалин.

– А вроде он был тамбовский?

– Ну и что, что тамбовский. Гриша учился, женился, уехал сюда, работал спасателем. У него, кстати, государственная награда есть. А, чего там… – Ангел махнул рукой, – разве всю жизнь расскажешь. Уж кто-кто, а он бы тебе так показал Сахалин, как никто.

Они шли вдоль откоса, вертели головами и глубоко вдыхали беспокойный ветер. Заметив, как Сергей потирает плечо, всезнающий спутник сказал:

– Однако, действительно, прохладно. Давай-ка погреемся, – и, начертив в воздухе большую дверь, шагнул в дрожащее зазеркалье. Сергей последовал за ним.

ХХХ

Они вышли на пепельно-серой равнине. Было ощутимо теплее и гораздо тише.

– Мы на луне? – в вопросе Сергея была нота удивления. – Хотя, подожди, на луне же воздуха нет, да и небо тут земное.

– Да, это Камчатка. В позапрошлом году было извержение, но и сейчас кое-где можно увидеть живую лаву. Пойдём.

Вокруг нечасто валялись остроугольные глыбы размером от футбольного мяча до автомобиля. Ещё реже встречались островки молодой травы. Общий тон окружающего пейзажа переливался от серого до чёрного. Было очень тепло и безветренно, белые пушистые облака занимали третью часть огромного голубого неба и совсем уж редко, за камнями, можно было углядеть одинокие жёлтые цветы. Поднявшись на небольшую сопку, они увидели группу пёстро одетых людей, щелкающих фотоаппаратами. В глубине равнины дремал оранжевый вертолёт.

– И кто у меня здесь?

– Ты только не подумай, – ответил Ангел, осторожно спускаясь с сопки, – будто я имею цель доказать, что у тебя много знакомых по всей стране. Впрочем, их у тебя так много, что можно сказать – тебе повезло больше, чем другим. Сколько в твоём школьном классе было учеников?

– Не помню, может быть, тридцать.

– А в армии? Сколько было в твоём взводе?

– Примерно также.

– А в институте?

– Ну я понял, понял. Ну и что? Нужно было со всеми держать связь?

– А почему нет? Вы люди! Вы должны общаться! Без этого вы засыхаете, как цветы без полива! Общаться, помогать другу. А ещё…, – Ангел остановился. – А ещё вы должны постоянно делать добро. Без этого вы засыхаете ещё быстрее. И ты не думай, что достаточно не делать плохого. Обязательно нужно активно творить доброту, преумножать её.

Они подошли к ручью лавы, медленно пожирающему любое препятствие. Понять, что он двигается вперёд, можно было лишь присмотревшись. Сверху ручей выглядел недвижимым с застывшими живописными наплывами, а снизу, у самой земли, ярко переливался от оранжевого до бордового, сверкая огненными расплавами. Туристы постоянно фотографировали, восторженно вскрикивали и бросали на пути потока мелкие камни. Брошенный на верхнюю корку яблочный огрызок лежал там невредимым.

– Они нас видят? – спросил Сергей.

– Нет.

– А вообще, когда нас видят, а когда нет?

– По ситуации, скажем так. Если надо, я делаю, чтобы нас видели.

– Красиво здесь, – Сергей был искренен и втянул полные лёгкие тёплого воздуха.

– И под Москвой есть множество прекрасных мест, где ты не был. Но раз у нас есть такая возможность переместиться, я решил использовать её для наиболее отдалённых от тебя районов. Чтобы ты понял, как они на самом деле близки к тебе.

– Так кто у меня здесь?

– Ууу, тут у тебя много кто. Но больше всех тебе будет рада Катя Муравьева. Ты ведь ей тогда жизнь спас. А потом перестал ходить на встречи выпускников, сменил номер телефона, и она тебя потеряла.

– Да, помню, точно! Она ж из Петропавловска-Камчатского!

– Верно. Катя почти сразу вернулась домой. Кстати, организовала туристическую компанию и возит туристов вот на эти вулканы.

– Надо же, молодец, Катька.

– У неё сейчас много забот. У старшей дочки выпускной в школе. Навести её обязательно и не пропускай встречи выпускников, – шутливо погрозил пальцем Ангел. – Однако, может быть нам перекусить? – сказал он и нарисовал прямоугольник в воздухе.

XXX

Они вышли на берегу реки. Глазу открылась классическая исконная красота, которую так любили русские пейзажисты. Многоцветное поле, резкий песочный обрыв и берёзовая роща на другом берегу, перед которыми лежало зеркало водяной глади. Они стояли на пологой стороне, рядом шла еле различимая грунтовая дорога, прямо между колеями которой поднялась высокая трава. За дорогой тоже было поле, а дальше хвойный лес. На берегу сидели два рыбака, попеременно вставали, проверяли крючки и снова закидывали удочки. Третий рыбак, бородатый и серьёзный, колдовал около небольшого костерка, над которым висел чёрный котелок. В кустах у дороги стоял УАЗик с лодкой на крыше.

– Где мы? – спросил Сергей.

– Мы под Астраханью, – ответил Ангел, с удовольствием втянул носом изрядную порцию воздуха и закрыл глаза. Потом медленно выдохнул и добавил: – Этот мир создан таким прекрасным.

Они подошли ближе к рыбакам. Тот что размешивал варево в котелке, поднял на них глаза.

– Здравствуйте, как рыбалка? – Ангел задал классический вопрос.

– Рыбалка по плану, спасибо. Откуда вы такие, в городских сандалиях? Может машина где застряла? Помощь нужна?

– Благодарствуем, помощь не нужна, мы гуляем просто.

– Лёша, твоя клюёт! – раздался крик с берега.

– Пардон, – сказал бородатый рыбак и поспешил к реке проверять свою снасть.

– Нас тут непременно накормят. Пойдём пока умоемся, – сказал Сергею Ангел и пошёл в сторону соседней заводи.

– А меня жена дома точно не ищет? Я что-то волнуюсь, – спросил Сергей, снова вспомнивший про то, что утром вышел на минутку из дома и до сих пор гуляет.

– Искала, но уже нашла. Но! Это я забегаю вперёд. Ты не переживай, с женой всё улажено. Ей и в голову не придёт, что ты был в Астраханской области – Ангел привстал на одно колено, навис над водой и стал, фыркая, умывать лицо. – Скоро снова будете вместе. А ты пользуйся пока тем, что я рядом.

– А как пользоваться? Ты считаешь, я неправильно живу?

– На земле вообще мало тех, кто правильно живёт. Возможно, тебе нужно дать ещё шанс. Я в тебя, почему-то, верю.

– Какой шанс?

– Эй, туристы! – послышался крик бородатого рыбака. – Идите сюда, ухой угостим!

Когда они подошли, все три рыбака суетились около огня. Познакомились. Первый, совсем молодой парень лет семнадцати, представился Славой и принялся доставать ложки и чашки из походного рюкзака. Второй оказался мужчиной в годах, лет шестидесяти. Он спросил, откуда гости, себя отрекомендовал «величать Константином Валерьевичем» и принялся раскуривать красивую табачную трубку. Усевшись на перевёрнутом пластмассовом ведре, он следил за действиями своих компаньонов и давал им короткие указания, в которых они, впрочем, не очень нуждались. И когда в ответ на команду резать хлеб Слава сказал: «Да ладно, дед, пусть батя режет, у него и нож острее» иерархия этого небольшого коллектива стала совершенно понятна. Последний рыбак, уже знакомый им бородатый Алексей, оказался совсем немногословен.

Сергей со своим новым спутником присели на траву перед расстеленной скатертью, чью функцию выполняла клеёнка для кухонного стола.

– Из чего уха? – с полагающимся для такого случая задорным настроением, спросил Ангел.

– Судак главным образом, ну и мелочи немного, – деловито сказал Алексей, отрезая куски чёрного хлеба от огромного каравая. Такие Сергей видел только в фильмах о крестьянском быте.

– Видали хлебушек? – горделиво спросил дед. – Это хозяйка наша, Таня, сама испекла к сегодняшнему утру. Всякий раз она нам к рыбалке хлеб печёт.

Сергей откусил необыкновенно мягкий и душистый хлеб: – Я слышал про электрические хлебопечки, всё хотел купить. Теперь уж точно куплю, такой вкусный хлеб, – сказал он, потом с сомнением посмотрел на каравай и чуть приподнял его с одной стороны, – только я таких больших хлебопечек не видел.

– Что ты, мил человек. Когда Лёша дом-то строил, ему Таня сказала: «Давай сделаем печь такую, чтобы в ней русских хлеб можно сделать». Она в печи хлеб то делает, по всем канонам.

– А, так вы в деревне живете?

– Нет, живём мы все в городе. В Астрахани. А дачу строили ещё 20 лет назад, вот беременная Таня первый раз была, – и дед кивнул на парня.

– Да ладно, дед, это не интересно никому, – недовольно вступил Слава.

– И что вы думаете, вот я не верил, что она там станет взаправду хлеб то печь. Ан нет, печёт! – Дед задумчиво попыхтел трубкой и добавил: – Она сейчас со средним внуком моим, Егором, и с младшей девочкой Леночкой. Полный комплект!

Сергей разглядывал рыбаков. Все были одеты одинаково, в пятнистых камуфляжных комбинезонах, высоких подвёрнутых сапогах-болотниках и клетчатых разноцветных рубашках. И только шапки у всех были разные. У внука была модная бейсболка с надписями, у деда соломенное сомбреро, а у бородача тонкая вязанная шапочка.

– Да, здорово вы живете, дружно! Молодцы! – похвалил их Ангел, на что дед, выпуская колечки дыма довольно пробурчал «ну дык» и удовлетворённо посмотрел в сторону горизонта.

– Вот, пожалуйста, берите, – Алексей раздал им тарелки, наполненные дымящейся похлёбкой.

Некоторое время все, кроме курящего деда, были увлечены едой и молча осматривали красоты окружающей природы. Посмотреть было на что. Все оттенки зелёного разнотравья покачивались от едва уловимого ветра. Синие островки васильков терялись в зарослях кремово-белоснежной таволги. По краю поля зелёное море высокой травы разбавляли фиолетовые гроздья Иван-чая. Река блестела мелкой рябью, а когда ветер ненадолго уходил – отражала в себе огромное голубое небо с крупными многоэтажными облаками.

– Ну а вы? Рассказывайте теперь, кто вы, что вы, – дед требовал от гостей положенной для таких случаев беседы.

– Даже и не знаю, как рассказать… – Сергей покосился на Ангела.

– Мы путешествуем по России. Могли бы и по миру. Но пока нам хватит и нашей страны, – Ангел лукаво посмотрел на Сергея. – Пытаемся понять, не упустили ли мы чего в жизни. Умеем ли получать радость от того, что нам дано, а главное – умеем ли делать добро.

– О, что ж, цели немалые… – дед уважительно кивнул. – Хотя, темните вы, граждане. Ну да ладно. Мы путешествовать тоже любим – в начале июня ездили на Чукотку. Ах, какая рыбалка на реке Ламутка! У меня там школьный приятель, однокашник. А в прошлом году он к нам с семьёй приезжал! А до того, Лёшкин сослуживец нас в Петербург приглашал -на корюшку, на сезон ловли. А сейчас мы в августе думаем…

– Ну ладно, дед, это не интересно никому, – Слава встал и стал собирать пустые миски. – Вы смотрите, он до вечера будет общаться.

– А, – дед обречённо махнул рукой на внука, встал и пошёл к УАЗику. – Я за гитарой.

– Хорошо им вместе, – тихо, так чтобы слышал только Ангел, сказал Сергей.

– Да, я очень люблю эту семью. Вижу, ты не узнал его.

– Кого? – Сергей встрепенулся? – Его? – и кивком показал на бородатого молчуна Алексея.

– А что, Лёх, правда, давай сыграй может чего, – появился дед, который принёс из машины гитару. Его сын сначала нехотя отмахнулся, потом поддался на уговоры, протянул руку и принял инструмент. Он сел удобнее, покрутил колки, немного настроил и начал играть красивую мелодию, делая это уверенно и очень выразительно.

По этой мелодии Сергей и узнал Алексея Краснова. Давно, на первом курсе института, он встретил в фойе объявление: «Научу играть на гитаре. Занятия после лекций. Недорого. Обращаться в актовый зал». Сергей давно хотел освоить этот модный инструмент, а тут ещё и ехать никуда не нужно. Оказалось, что преподаёт гитару смотритель актового зала (была у них в институте и такая должность) Корней Порфирьевич Иванов или «дядя Корней», как звали его все студенты. В его обязанности входило готовить актовый зал к мероприятиям, для чего, впрочем, он всегда запрашивал в деканате студентов в помощь. Двигать столы на сцене перед официальными собранием или развешивать воздушные шары в честь праздника студенты всячески избегали. Поэтому отправлялись к дяде Корнею, обычно, отстающие студенты. Корней Порфирьевич имел пристрастие к алкоголю, отчего не стал известным гитаристом, хотя и закончил музыкальную школу. В институте его не гоняли, прощали мелкие провинности на почве любви к вину, но и платили половину ставки. Учить студентов игре на гитаре было для него дополнительным заработком и возможностью почувствовать себя равным преподавательскому составу.

Всего этого не знали Сергей, Алексей и ещё трое студентов, которые набрались в том октябре в небольшую группу к дяде Корнею. С гитарами у него проблем не было – в большой кладовке их было по крайней мере десять штук в разном состоянии.

– Были закуплены институтом ещё восемь лет назад для студенческого фестиваля, – рассказывал про своё хозяйство смотритель актового зала.

Двое его учеников перестали ходить почти сразу, третий дотянул до новогодних праздников и больше не появлялся; Сергей и Алексей остались единственными учениками. Они были с разных факультетов и кроме как на этих занятиях, в институте встречались редко. Если только случайно, пробегая по лестнице и увидев друг друга – «привет-привет». Но после занятий нередко вместе возвращались домой. Сначала пешком до метро и пять станций по пути. Сергею домой, а Алексею до общаги. Была у них, пожалуй, дружба. Сергею, бывало, хотелось предложить поехать к нему домой, на мамин борщ. И он знал, что мама будет рада. Но так ни разу и не пригласил.

А потом их гитарные занятия завершились. Сергей перестал ходить к дяде Корнею в марте, потому что закрутил роман с однокурсницей. И без того дефицитного времени стало ещё меньше, как и почти отсутствующих денег. То, что давали родители, стремительно испарялось в попытках поразить объект вожделения – недоступную никому на курсе Тамару. Придя в последний раз, он немало расстроил и дядю Корнея и Алексея. И хотя, пытаясь смягчить, он сказал: «Осенью снова приду», но в это опытный дядя Корней не поверил и махнул рукой.

Вскоре факультет Алексея перевели в другое здание, и они вовсе перестали встречаться даже случайно. А в следующем сентябре Сергей заметил на месте того объявления траурную фотографию с чёрной ленточкой в углу. Дядя Корней навсегда ушёл в середине лета. Он знал много мелодий, но сам для себя исполнял всегда только одну и с неё начинал обучать всех учеников. Именно ту мелодию, что сейчас, спустя почти 20 лет, разливалась над берегом. Именно эту мелодию в те студенческие годы упорно разучивал Алексей Краснов.

Сергей слушал гитару и угадывал в бородатом рыбаке своего компаньона по урокам игры на шестиструнке. А ещё думал о том, как много хорошего в жизни Алексея. И рыбалка с самыми близкими людьми, объединяющая три поколения, и жена, которой он построил дом, печёт ему огромные караваи и нянчит ещё двух детей. Все вместе они путешествуют по стране, а когда рыбачат на берегу любимой реки, Краснов играет на гитаре любимую мелодию Корнея Порфирьевича Иванова.

– А почему Алексей меня не узнал? – негромко спросил Сергей у Ангела.

– Я так сделал. А то бы мы вовсе отсюда не ушли сегодня.

Проведя ещё какое-то время в компании рыбаков, незваные гости попрощались, скрылись за деревьями и покинули астраханские края, шагнув в портал.

ХХХ

Они вышли на городской бульвар и Сергей сразу подумал: «Москва!». Обернувшись, он разглядел знакомую арку вестибюля станции метро Кропоткинская. Люди спешили по своим делам, на лавках сидели горожане всех поколений. Мамы неспешно гуляли с колясками, укатывая спящих малышей; дети постарше, щурясь от солнечных зайчиков, облизывали мороженное. По края стояли тележки, шла ленивая торговля варёной кукурузой, газированной водой, жареными сосисками и сахарной ватой. Вдали, в противоположном от метро конце бульвара, слышались звуки баяна. Можно было разглядеть пританцовывающего между лавками баяниста и стоящих напротив ненадолго остановившихся прохожих.

– Мы снова в Москве?

– Да, пора возвращаться. Давай пройдёмся, поговорим. Что ты думаешь о семействе Красновых?

– Ну что. Родил сына, построил дом. Дерево наверняка посадил? Колодец своими руками вырыл, можно не сомневаться, – Сергей ёрничал.

– И дерево и колодец. Кстати, колодец он вырыл не себе. Своему школьному учителю. Узнал, что нужно, приехал и вырыл, – Ангел снова перешёл на этот стиль, когда каждое слово произносил отчётливо, словно в укор Сергею.

– Может я бы тоже вырыл, если знал кому.

– Ууу, что же ты у себя в деревне не помог Нине Петровне? Года четыре назад ты узнал, что она печку будет белить. Она тебя, конечно и не звала. Но ты мог задержаться на день. Однако… сказал, что дела в Москве ждут и быстренько собрался.

Сергей хотел возразить и уже надул грудь, но Ангел смотрел на него с таким сожалением, что Сергей выдохнул, ведь по существу ответить было нечего.

– Да, мне видно всё. А ещё я знаю, что тогда, на обратном пути, ты целых 10 минут размышлял о том, правильно ли ты поступил. И даже хотел вернуться.

Они прошли по бульвару до баяниста. Задорный мужчина средних лет виртуозно исполнял известные каждому прохожему шлягеры. Он покачивался во все стороны и пританцовывал, насколько позволял ему массивный инструмент. Нигде не было открытого кофра или перевёрнутой шляпы, но зрители и прохожие складывали монетки, а иногда и бумажные купюры, прямо на асфальт перед ним. Так сделал мужчина с дипломатом, проходящий мимо. Он на секунду присел, положил купюру в 10 рублей и прижал её лежащими рядом монеткам. Потом встал, с улыбкой кивнул баянисту и зашагал дальше.

Сергей остановился. Около шляпы подпрыгивая и кривляясь, неумело танцевала маленькая девочка лет трёх. Своими ужимками она умиляла и прохожих, и баяниста, но более всего своих родителей. Молодые папа и мама стояли поодаль, держась за руки. Мама улыбалась, переходя на звонкий смех, иногда прислоняя ладонь к губам, словно пытаясь скрыть от прохожих своё счастье. Папа, придерживая у ноги небольшой розовый самокат, выглядел совершенно довольным.

– Один человек способен подарить так много радости, – Ангел покачивал головой. – Музыка! Без неё очень трудно, иногда почти невозможно, достичь гармонии. Жалко, что ты бросил гитару.

– Да…

– Положи музыканту немного денег.

– Но у меня нет.

– Есть, в кармане.

Сергей пощупал рукой задний карман брюк и обнаружил там свой кошелёк. Достав купюру небольшого номинала, он подошёл к кучке мелочи, и повторил сделанное мужчиной с дипломатом. Потом вернулся к Ангелу.

– А ребёнку карамельку. Только родителей спроси.

Сергей, глядя на Ангела, недоверчиво стал ощупывать накладной клапан рубашки, потом брюки и обнаружил несколько карамелек с изображением клубники. Ангел кивнул ему на ребёнка.

Взяв конфету за кончик фантика так, чтобы её было видно, Сергей показался перед молодыми родителями и продемонстрировал им конфету, изобразив на лице немой вопрос. Родители, быстро переглянувшись и пожав плечами, одобрили. Сергей протянул девочке карамельку, она посмотрела на родителей, те утвердительно кивнули. Маленькая танцовщица взяла угощение, осторожно глядя на Сергея, и сразу отбежала к родителям.

Когда они уходили от уличного концерта, Сергей решил, что теперь всегда будет носить в кармане несколько карамелек.

– Что бы ты делал сегодня, если бы я не появился?

– Ммм… Проснулись бы, позавтракали. Лиза собиралась сегодня в бассейн. Не знаю, планов не было.

– Многие люди живут так, словно эта жизнь вечна, – сказал Ангел, оглядывая бульвар. Потом вдруг остановился. Насторожился. Перевёл взгляд в сторону окон одного из домов. – Слушай, мне надо отойти ненадолго. Побудь здесь, собачку покорми.

– Какую собачку?

– А вон, – и Ангел показал в сторону ближайшей лавки. Под ней лежала, свернувшись и спрятав нос под передние лапы, неопрятная уличная дворняга.

– А чем? – спросил Сергей, но обернувшись, никого около себя не увидел. Ангел пропал. Вытянув шею, Сергей оглядел бульвар в обе стороны. Музыкант сделал перерыв, и слушатели разошлись, растворились среди проходящих.