скачать книгу бесплатно
– Давай, не подведи, а то премии нам не видать, – Серёжа подмигнул Лишневу и двинул к дверям, подскакивая на ходу. На животе и по бокам у Серёжи через пояс брюк свисала пухлая складка, и на бегу она тоже подскакивала.
Лишнев просидел над презентацией до темноты – сводил таблички, подставлял цифры, сверялся с распечатками, вычитывал. Когда уставал, смотрел вприкуску порно. В половину десятого уборщица, молодая казашка в синем рабочем халате, кедах и ярко-жёлтых наушниках погасила в опенспейсе ненужное освещение.
На улице стало тише, рассосалась пробка на кольце. Новый Президент-бот улыбался и панорамно сиял с гигантской плазмы посвежевшей подтянутой кожей.
В одиннадцать вечера Лишнев закрыл наконец эксель и пошёл прочь по пустому офису.
– Ненавижу, суки, гады, – тихо сказал он, стоя возле окна на лестничной клетке. – Когда это всё кончится уже?
В окне на фоне чёрного неба с тонкой оранжевой полоской погасшего заката вдоль горизонта отражалось его лицо, обычное, ничем не примечательное, немолодое и круглое, чуть провисшее по-хомячьи по краям скул, с глубокими складками, отходящими от крыльев носа, и тремя продольными морщинами на лбу. Волосы в стекло разглядеть было сложно, но Лишнев и так знал, что их становится меньше, особенно посередине головы. Отражение ничего не ответило Лишневу. Приехал лифт и увёз его вниз.
***
Если бы полицейский дрон, с вечера пятницы занятый патрулированием Тверской и окрестностей, переместился бы субботним днём в пространство над улицей Вавилова и просканировал бы одно из окон одноподъездной башни, то оператор дрона увидел бы на своих камерах Лишнева – одинокого физического, который ходил по квартире и разговаривал сам с собой.
По вибрации стёкол дрон распознал бы отдельные слова, а искусственный интеллект СОН определил бы их как нецензурную брань и угрозы в адрес другого физического. После этого СОН объявил бы оранжевый уровень тревоги и выслал бы к Лишневу наряд.
Возможно, камера дрона зафиксировала бы также, что в ушах одинокого человека нет никаких устройств для воспроизведения звука, данные трекинга подтвердили бы, что отсутствует и встроенный блютус-передатчик. Тогда СОН классифицировал бы происходящее как психическое расстройство в стадии обострения, и вместо усиленного киберпсами полицейского экипажа на улицу Вавилова отправилась бы бригада санитаров.
Лишневу повезло, что дом, где он мерил шагами малометражную однокомнатную квартиру, был до четвёртого этажа укрыт разросшимся ясенем. Дрон не мог его увидеть и помешать ему разговаривать с несуществующим собеседником тоже не мог.
Говорил Лишнев с Серёжей.
Он начал, как только проснулся. Сначала у себя в голове раскладывал, что скажет он, что ответят ему, и в голос заговорил ближе к обеду.
– Абсурд какой-то, – зашёл Лишнев издалека. – Если бы ты мне раньше сказал, что нужно к понедельнику, я бы как-то всё распределил, не сидел бы до одиннадцати.
– В пятницу! – Лишнев поднял к лицу руки и потряс ладонями.
– Сам-то, небось, ебаться поехал? – Лишнев навис над столом, за которым сидел воображаемый Серёжа.
– Сука, гад! – на этой реплике Лишнев ударил по столешнице кулаком и ушиб костяшку мизинца.
– Вот уйду, и ебитесь сами со своими табличками, понял, гандон? – Лишнев стискивал челюсти и одними губами выплёвывал слова в зеркало над раковиной в совмещённом санузле, пока держал ушибленную руку под струёй холодной воды.
– Уйду, – тихо и глухо повторял он, подхватывая ногтем содранный лоскуток кожи на кулаке.
– И деньги ваши мне не нужны, – кожа не поддавалась, и Лишнев вцепился в лоскуток зубами.
Со стуком запрыгал по белой крышке стиральной машины телефон, на экране всплыло профайл-фото лендлорда: худой, с тёмной миллиметровой щетиной на черепе и впалых щеках человек в зеркальных очках стоял в треть оборота на фоне бутылочно-зелёной стены. Костлявый и похожий на топор нос его был скошен вправо, как будто свёрнут.
– Салют, – сказал лендлорд и чавкнул жевательной резинкой. – Тринадцатое число. Я ничего не получил.
Лишнев провёл ушибленной рукой по лбу и наверх, по редеющим волосам. В зеркале было заметно, как опухла и начала темнеть в месте удара костяшка мизинца.
– Привет, – Лишнев так и остался стоять с ладонью на голове, другой рукой прижимая к щеке телефон. – Я в понедельник переведу, у меня аванс в понедельник. Ну, то есть он тринадцатого, но если на тринадцатое выходные выпадают, то его переносят на понедельник. В общем, в понедельник до обеда.
Профайл-фото лендлорда молчало сквозь зеркальные очки.
– До обеда, – сказала трубка и чавкнула.
Лишнев дважды кивнул, глядя в зеркало.
– Да, конечно. Всё сделаю.
Лендлорд отключился.
– Сука, – сказал в пустую трубку Лишнев. – Гад.
Три часа спустя Лишнев лежал голый на хозяйской полуторной кровати с полужёстким продавленным посередине матрасом. На стене напротив висел телевизор, прошлогодняя модель с улучшенной цветопередачей. В нижней части экрана оранжевым светилась полоска перемотки, сам экран был тёмным, но за темнотой можно было разглядеть несколько обнажённых человеческих тел, поставленных на паузу – Лишнев только что удовлетворил себя под фетиш-оргию, которую нашёл по ключевым словам: офис, каблуки, групповуха. Если бы не разросшийся ясень под окном, то полицейский дрон отметил бы, что телевизор не подключён ни к одной государственной сети и используется только для несертифицированного просмотра неустановленных видеоматериалов – не самое серьёзное нарушение, но вместе с другими несоответствиями может вызвать вопросы.
Завибрировал телефон. Лишнев нажал «Принять видеозвонок». На экране появилось лицо пожилого мужчины. Редкие седые волосы торчали прозрачным гребнем сверху головы и клочьями по бокам, белели отросшим щёки и подбородок. Позади мужчины желтела спинка спального гарнитура карельской берёзы – золотистая, с мелкими тёмными сучками, похожими на соски.
– Ты почему голый? – спросил мужчина.
Лишнев прикрылся покрывалом, поднялся на своей кровати и тоже сел. Они с мужчиной стали в этот момент похожи, только фон позади Лишнева был белый, обычный кусок стены, обезличенная коммерческая жилплощадь для одинокого физического лица.
– Спал, – ответил Лишнев. – Устал за неделю. А у тебя что? Как здоровье?
– Здоровье моё его волнует, посмотрите, – когда мужчина раскрывал рот, в переднем ряду снизу и сверху торчало по одному тёмному жёлто-коричневому зубу, остальное пространство во рту было пусто и черно. – Ждёшь, что кони двину? Думаешь, как бы квартиру заполучить?
Мужчина засмеялся. Из чёрного рта появился белёсый язык, в камеру телефона полетели капельки слюны.
– Денег нам с Любой переведи, – мужчина приблизил лицо к камере, так что стали видны пигментные пятна на коже. – Ты там что, уморить нас решил?
Мужчина смотрел в камеру телефона с усилием, прищурив глаза и отведя в сторону подбородок.
– Переведу в понедельник, – сказал Лишнев. – Я помню.
– Помнит он, – мужчина показал одинокие зубы. – Ты про квартиру даже не думай. Не дождёшься, понял?
На этом экран погас.
Лишнев лёг на спину. Локтем при этом он случайно нажал на пульт телевизора, и потемневшая на паузе оргия ожила, задвигались члены и рты, а громкость скакнула на максимум. Лишнев стал ловить пульт, а тот убегать от него, выскальзывать, поворачиваться не тем боком – и выключил он телевизор, только когда по трубе отопления уже стучали откуда-то из глубины дома.
Лишнев завернулся гигантской самокруткой в покрывало, свернулся калачиком, поджал ноги к груди.
– Суки, гады, – прошептал Лишнев. – Когда всё это закончится, а?
***
В воскресенье на улицах Центрального округа Распределённой метрополии людно. Сегодня праздник, первые послевыборные выходные, традиционный день, когда физические едут в центр гулять вдоль бульваров и пить кофе у прудов. Лишнев тоже отправляется в центр. Он едет на метро до Чистых, там поднимается наверх и направляется по бульварам вниз, в сторону Неглинной.
От ходьбы на свежем воздухе ему становится весело, воздух разгоняет кровь, и даже воображаемый Серёжа как будто уменьшается в размерах, отползает куда-то в сторону сознания.
Светит солнце, с экрана на крыше Центрального банка смотрит новый Президент-бот. Он улыбается, склоняет голову чуть вбок, в уголках глаз видны тонкие морщинки.
Лишнев доходит до Неглинной, по ней до Кузнецкого и сворачивает в сторону Большой Дмитровки.
По дороге он искоса смотрит на своё отражение в витринах, в окнах домов и припаркованных вдоль улицы автомобилей. Каждое стекло, каждая гладкая поверхность, способная отражать свет, показывает ему лысеющего сорокалетнего офисного работника, показывает скоротечно, на секунду, и тут же сменяется бетонной стеной, кузовом грузовичка доставки или вовсе пустым просветом переулка.
Лишнев успевает промелькнуть в зеркальных очках темноволосой девушки, одетой в слишком узкие чёрные джинсы и короткую белую маечку, из-под которой виден пирсинг в пупке. Девушка идёт на Лишнева с ярко-алой улыбкой, Лишнев видит поверхность её губ, влажную и блестящую, и его сердце пропускает удар от волнения, но девушка проходит мимо и обнимает другого мужчину, Лишнев не успевает его рассмотреть, потому что толпа подталкивает Лишнева дальше.
Лишнев останавливается возле чёрного автомобиля с тёмными зеркальными окнами, чтобы посмотреть на своё отражение и убедиться, что он ещё не исчез до конца. В следующую секунду стекло ползёт вниз, съедая отражение Лишнева, а вместо него появляется кто-то неприятный с гладким незапоминающимся лицом, он вопросительно дёргает подбородком, как бы спрашивая Лишнева, какого чёрта он здесь забыл.
«Отпиздить бы тебя, – думает Лишнев, ни к кому конкретно не обращаясь. – Сука».
День яркий и жаркий, и люди вокруг Лишнева слабо одеты. Впереди него идёт пара, парень и девушка, парень положил руку девушке на бедро, он притягивает её к себе, прижимает к своему левому боку, от этого ей неудобно идти, она делает правой ногой короткие неловкие шаги, переваливается.
– Как утка, – говорит Лишнев.
Парень оборачивается, но ничего не говорит.
Впереди улица заполнена людьми, темнеет стена из спин и голов. Лишнев идёт туда. Он один на белом свете, как Президент-бот на экране, и вся разница между ними в том, что Лишнева никто не ждёт и не устраивает в честь него гуляний в солнечный жаркий летний день.
– Суки, – шепчет Лишнев, щурясь на солнце.
Издалека доносятся ритмичные звуки, как будто кто-то смеётся невесёлым смехом. Толпа впереди расплёскивается, как вода в стаканчике в зоне турбулентности, и отдельные капли летят в стороны: Лишнев видит человека, который быстро бежит ему навстречу. Человек высоко поднимает колени, у него широко раскрыты глаза, а нижнюю часть лица закрывает маска. Когда человек пробегает мимо, Лишнев оборачивается ему вслед и смотрит, не двигаясь с места.
Это невозможно.
Это запрещено.
Никому нельзя закрывать лицо, это грубое несоответствие.
За человеком в маске бежит ещё один, за ним ещё, а потом Лишнев видит невероятное: на следующем бегущем по улице Большая Дмитровка человеке надета не просто маска, а чёрная балаклава, из-под которой видны только глаза. Это выглядит так дико и неожиданно, что Лишнев не сразу осознаёт: кроме маски на человеке надет ещё и шлем с прозрачным забралом, форма «Стальной фаланги», а в руке у него зажата резиновая дубинка. Человек с дубинкой бежит очень резво, жёстко всаживая берцы в асфальт, и вскоре догоняет первого, сбивает его подножкой, а когда тот падает на асфальт, начинает наотмашь бить сверху.
Они оба без лиц, один в чёрной маске, второй в чёрной балаклаве и шлеме, и от этого выглядят не вполне людьми, а скорее абстракциями, числами из экселя, которые Лишнев двигает на работе из ячейки в ячейку. Одна абстракция избивает другую, а та уворачивается от ударов и катается по земле.
С экрана над соседним зданием, улыбаясь и склонив голову чуть вбок, смотрит на происходящее Президент-бот. Смотрит ласково и с умилением, как смотрят на щенка или котёнка.
ЧАСТЬ II
1. Китайская картинка
А. вводит в поисковую строку запрос: «protests riots news photo». Она ищет другую картинку, гуглит горячие точки: Минск, Каракас, Тунис, Дамаск. В заголовках новостных лент сегодня почему-то только Китай. Новости из Китая А. пропускает. С тех пор, как Пекин подавил Гонконгское восстание, она объявила свой личный бойкот всему китайскому. Новости не исключение.
Такой картинки, которую делали той зимой в Гонконге, не было ни до, ни после.
«Хорошо им там, – думала А. – Маски, перчатки. Ни следов на поверхностях, ни записей на камерах слежения».
Она следила тогда за блогом гонконгского студента-медика. Днём он работал медбратом в приёмном отделении инфекционной больницы. На нём всегда был костюм химзащиты, респиратор и медицинские очки, которые оставляли на скулах глубокие вмятины. Респиратор он снимал вечером у себя дома и надевал маску как у ОМОНа: маска закрывала всё лицо, а внизу у неё был воздушный фильтр от слезоточивого газа. Студент снимал комбинезон и надевал под одежду мотопанцирь, вроде того, что носит «Стальная фаланга», только тонкий, технологичный и очень лёгкий даже с виду – и шёл на баррикады.
У его блога было полтора миллиона подписчиков – целый город каждый день видел его картинку. Город, рассредоточенный по планете, смотрел, как он готовит на кухне коктейль Молотова, как перевязывает раненых, как перегораживает улицы вывороченными из тротуаров паркоматами.
В Распределённой метрополии, как и в материковом Китае, блог студента-медика был под запретом, и подключаться нужно было через VPN. Технология VPN тоже запрещена, но пользуются ей все – каждый физический живёт двойной жизнью, как гонконгский студент-медик. Только физические в метрополии выходят не на улицы с коктейлями Молотова в рюкзаках, а всего лишь в интернет.
Над кварталом, где расположена квартира А., кружит дрон Министерства противодействия. В десяти минутах ходьбы от её дома площадь трёх вокзалов, огромный кусок пустоты, растянутый на вокзальных шпилях. Пустоту прорезают гигантские экраны, с которых улыбается Президент-бот, помолодевший после Выборных игр. Он с улыбкой смотрит на пустоту над площадью, на площадь, разделённую потоками машин и людей, на пробку возле выезда на Каланчёвскую улицу – эта пробка здесь всегда, её не избежать, не обмануть, выехав чуть раньше или чуть позже, на эту пробку давно махнули рукой, она стала частью природы, как снежные заносы или летние ливни. Президент-бот смотрит на продавцов беляшей, чебуреков и шаурмы, смотрит на грузчиков, таксистов и проституток возле Казанского. Под улыбающимся лицом Президент-бота – бегущая строка, главные новости в режиме реального времени. Открыли новый мост через Волгу в районе Саратова. Запущена очередная станция метро. Готов к старту транспортный космический корабль, он доставит на орбиту оборудование и запас продовольствия для космонавтов. В Китае зафиксирована вспышка нового вируса, количество смертельных случаев растёт, власти закрывают границы, в Пекине вводят карантин.
А. поднимает голову от ноутбука. В окно она видит один из гигантских мониторов на здании Внешэкономбанка. На мониторе – репортажная съёмка, как будто на него вывели трансляцию китайского стримера: улица в Пекине, над городом смог, пыль, жёлтый воздух похож на утренний туман. Много людей. В толпе идёт человек в белой рубашке, он идёт, идёт, а потом падает, словно его выключили с помощью дистанционного пульта, или как в кино падают подстреленные снайпером. На белой рубашке человека нет следов крови, то, что его убило – у него внутри, это невозможно увидеть. Мёртвый человек лежит на асфальте посреди улицы. Вокруг него собираются прохожие.
2. Кликер
Вика, стюардесса рейса номер 915 Венеция – Москва, заходит в салон, ставит свой чемоданчик на полку и перед тем, как захлопнуть дверцу, вынимает из внешнего кармана чемоданчика кликер. Это очень древний механический кликер, он старше, чем сама Вика, на задней стенке выбит логотип несуществующего завода, непонятное Вике слово «ГОСТ» и номер из девяти цифр. Кликер Вика купила на барахолке в Праге, у такого же древнего деда в серой кепке и тёмно-зелёном френче. На локтях ткань френча блестела, а в кепке застряли опилки. Вика сперва подумала: будильник, просто очень маленький, а когда взяла в руки, не сразу поняла, что это. Блестящий металлической корпус, одна кнопка, колёсики с цифрами. Дед показал большим пальцем – нажми! Вика нажала – правая цифра перескочила на следующую. Дед кивнул, заулыбался. Кликер был приятный на ощупь, весомо оттягивал ладонь и удобно в ней лежал, а стоил какую-то ерунду, две кружки пива. Вика купила его и сразу положила во внешний карман чемоданчика, к зарядкам для телефона и планшета. Тоже старьё из прошлого, но зато, когда прилетели в Джибути, там вообще не было беспроводных зарядок нигде, и все приходили к ней, просили: Вика, дай, Вика, дай.
Давала, конечно.
Теперь перед каждым взлётом Вика с кликером в руке обходит салон, смотрит по очереди в глаза каждому паксу и нажимает кнопку. Кликер щёлкает, со щелчком поворачивает барабан с цифрами от нуля до девяти, а когда регистр переполняется, барабан цепляет другой барабан – и он тоже перещёлкивается на следующую цифру. Закончив обход, Вика смотрит на цифру и сверяется с ведомостью регистрации. И так каждый раз.
Спец из Министерства противодействия, который приезжал в лётный отряд для инструктажа, увидел у Вики этот кликер, взял его, повертел в руках, понажимал кнопку, потряс возле уха. Устройство спецу понравилось, сказал, похож на киберпса. Как будто охраняет тебя, как наших. Старый, ещё советский.
Вика ему тоже понравилась – позвал её на курсы выходного дня в Нахабино, на министерскую базу. Вика поехала. Думала, будет весело, а их посадили на двое суток в актовый зал, первый день читали лекции с утра до ночи, а на второй заставили разыгрывать сцены с подставными паксами, как будто не паксы, а террористы, и надо понять, кто перед тобой сейчас, пакс или террорист. Учили смотреть в глаза, eye contact. Спец из министерства говорил, кликер помогает фокусировать внимание. Посмотрела в глаза – нажала кнопку. В глаза – кнопку. Работают разные участки мозга, замечаешь больше деталей.
Вика на второй день занятий не надела трусики, думала: заметит спец деталь или не заметит? Ей сначала показалось, что не заметил, но после курсов стал ей писать в инсту, в директ, сердечки присылать, цветочки – заметил. Правильно, он же контрразведчик.
На курсах им говорили: вы теперь не просто бортпроводники, а человеческие датчики, часть системы СОН. Ваша задача – по глазам прочитать пакса и, если что-то покажется странным, подать сигнал командиру.
С тех пор Вика искала в глазах паксов странное. И её кликер действительно блестел и клацал как киберпёс. Вика видела такое: вот кто-то подозрительный, а из-за угла выходит пёс – и за ним. Клацает, клацает, человек ускоряет шаг, клацает громче, а если побежать, то пёс кинется, и тогда в ту сторону лучше не смотреть.
Вика достает кликер из внешнего кармана чемоданчика и кладёт в карман кителя. Если сразу не взять, то, когда народ повалит, времени уже не будет.
Полгода назад авиакомпания урезала расстояние между рядами на пару сантиметров, немного, так сразу и не заметишь, но зато удалось втиснуть три дополнительных ряда, а это плюс двадцать четыре человека. Куча денег, и всё за пару сантиметров. Зарплату Вике, правда, не увеличили, только на кнопку кликера ей теперь нажимать на двадцать четыре раза больше и разносить дополнительные двадцать четыре порции еды. Спец из министерства говорил: если что-то показалось странным – подавай сигнал.
Вике кажется очень странным, что работы стало больше, а денег больше не стало.
Пилоты готовятся к взлёту. Вика стоит возле входа, рядом с дверью в кокпит.
Бригада уборщиков закончила пылесосить и протирать подлокотники полчаса назад, для Италии это быстро. Правда, из Москвы летели пустыми, треть мест не занята, будний день, середина недели. Самолёт оставили чистым. Зато обратно будет битком, как обычно, и все злые. Возвращаться в метрополию никто не любит, домой летят нервные, пьют больше, но не весело, как если в отпуск, а тоскливо: ругаются, скандалят. Спец из министерства говорил: на обратном пути держи нос по ветру. Или ухо востро. Одну из этих поговорок.
Местные сегодня тоже невесёлые. Техники, секьюрити на выходе, таможенники – говорят мало, если по местным понятиям, то просто молчат. Обычно чао, белла, чао, белла, а сегодня ни слова. Погода, правда, не задалась – небо серое, дождь – но это же север, Венеция, ранняя весна. Рейс отстой, на земле два часа, из самолёта даже не выйдешь, ничего не купишь. Зато завтра – Рим, утром туда, поздно вечером обратно, можно в город, там новый экспресс пустили, если вылететь вовремя и прилететь по расписанию, как раз успеешь на поезд. Битком, конечно, будет, и в поезде не протолкнуться – одни туристы, зато уже тепло, не то что в мартовской метрополии: плюс пятнадцать, солнце. К концу года обещали ещё на сантиметр сдвинуть ряды, чтобы ещё побольше кресел вставить, хотя куда уже, и зарплату не повышают.
– Начинаем посадку! – хрипит интерком на стене.
Шестеро бортпроводников расходятся по местам, двое у входа, один в бизнесе, двое в экономе и одна в хвосте. Три мальчика, три девочки. Их и на работу берут по квоте, и по экипажам расставляют, чтобы мальчик-девочка. Встают, готовятся. Сейчас начнётся. Четыре сотни человек, сумки, коробки, мешки. Двадцать минут на всё про всё, багаж разложить, людей посадить. Потом – кликер в руку, и вперёд по салону. Считать, смотреть в глаза.
Стоят, ждут.
– Слышь, Вик, – спрашивает через пять минут бортпроводник Миша. – А где люди-то?
У Миши широкие плечи, узкие бёдра и красивый член. Они встречаются с Викой уже полгода, уезжают вместе в город, когда есть окно между прилётом и вылетом, снимают отель, зависают на час или два, потом идут обедать, потом возвращаются в аэропорт. Отношений не скрывают, во время рейса почти не общаются, только если по работе. Завтра в Рим они летят в одном экипаже, как сегодня в Венецию.
В рукаве пусто. Потом они слышат шаги – идёт человек. Идёт быстро, как будто спешит или как будто стальной киберпёс бежит за ним и клацает, как Викин кликер, когда она считает паксов.
Человек появляется из-за поворота рукава. Высокий, красивый, хорошо одетый, небольшой рюкзак на плече. Никаких пакетов и коробок. Молча кивает Вике и Мише, показывает корешок посадочного – бизнес-класс, второй ряд – проходит на своё место. Уже возле кресел оборачивается:
– Виски принесите, пожалуйста.
И садится.
