скачать книгу бесплатно
– А когда же?? Когда тебя до смерти забьют?! Сейчас иди. Вся ночь впереди. Вот нож, я у мужа взяла.
– Настя, ты что, разве можно красть?! – возмутился Иван. – Суму возьму, а нож – нет, он Гордею отцом даденный. Нет! – твёрдо сказал, как отрезал. – У меня свой есть, мне отец тоже дарил, – и показал Насте маленький ножичек, которым они играли. – Какой ни есть, а мой.
– Собирайся! – настаивала Настя. – Уходи!
– Что ж, верно, и правда, надо уходить, и бабушка Аграфена так наказывала, – пробормотал Ваня. – Ладно, Настя, ступай в избу, а я пойду!
– Иди, Ванечка! У тебя всё будет хорошо! И счастье своё ты найдёшь! Только при случае весточку мне передай. Мы ведь с тобой друзья теперь, на века? – серьёзно спросила Настя.
– Друзья, Настенька, спасибо тебе! – улыбнулся Ваня. – Ну, ступай в дом.
Невестка ушла, а парень подумал, что одного друга он уже нашёл, причём там, где не ждал.
– Теперь надо пойти туда, где никто не ходил, – призадумался он. – Пойду в лес, авось, тропинка куда и выведет!
Собрал пожитки, вышел за ворота, поклонился низко дому родному, в котором прожил шестнадцать лет, и пошёл по тропинке прямо в лес, тёмный и загадочный при лунном свете. Внезапно услышал тявканье, обернулся.
– Буянка, нет, иди домой!
Черно-белый пёс смотрел на него внимательно, склонив голову набок.
– Иди домой, пёсик!
Буян опять негромко тявкнул и всем видом показал желание идти следом за Иваном.
– Ну, зачем ты за мной собрался? – устало спросил собаку парень. – Что тебе-то дома не сидится? Там еда, конура, а со мной что? Иду незнамо куда, буду жив ли, нет ли – сам не ведаю. Уйди! – прикрикнул.
Пёс и не подумал послушаться, только нетерпеливо переступил с лапы на лапу. Ваня двинулся вперёд – Буян тоже шагнул следом. Парень остановился – пёс застыл в ожидании. Так повторилось несколько раз. Иван понял, что отделаться от верного пса не удастся, и махнул рукой:
– Ну, что с тобой сделаешь? Пойдём вместе.
Буян обрадованно затрусил, маша хвостом, рядом с хозяином. Только что песню от радости не запел, собачью какую-нибудь.
Так вошли они в тёмный лес и пошли по тропинке. Медленно пришлось двигаться, ничего не видно было. Потом под ногами стали попадаться шишки да буераки, Иван нагнулся и ощупал землю – утоптанной дорожки нет как нет.
– Вот и сбились, – сказал он Буяну. – На ночлег устраиваться будем.
Ночь была тёплая, звёздная, Ваня растянулся на пушистой травке, подложил суму под голову и стал смотреть в бесконечное небо. Мохнатый Буян улёгся рядом, прижимаясь тёплым боком.
– Смотри, Буянка, – мечтательно сказал Ваня, – звёзды. Далёкие и свободные…А эта белая полоска, как молоко нашей Звёздочки, Млечный путь называется. Красиво, да?
Пёс вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее, ничего не ответил хозяину.
– Ладно, спи, утро вечера мудренее, – Иван тоже вздохнул и закрыл глаза.
Леса он не боялся. Днём ли ночью – сколько в нем было хожено-перехожено, сколько грибов и ягод собрано, сколько растений чудных он видел, за зверьём и птицей наблюдал – лес не таил в себе угрозу. Намного хуже было с родными людьми: в любой момент от братьев могли прилететь брань да колотушки, непонятно за что. Иван снова вздохнул:
– Эх, матушка, зачем ты меня родила, такого бесполезного? Одни несчастья я всем приношу, – из-под зажмуренных век выползла слеза.
Пёс почуял перемену настроения хозяина и ткнулся ему влажным носом в ухо, засопел, словно успокаивая: дескать, спи, человек, сам сказал: утро вечера мудренее. Спи, говорю тебе!
– Иванушка! – посреди ночи услышал ласковый голос, сердце бухнуло в грудь и замерло.
Вгляделся в темноту и увидел белый силуэт, словно из тумана сотканный.
– Кто ты? – за ножичек схватился.
– Не бойся, Иванушка, я твоя мама, – прошелестел силуэт.
– Матушка? – пробормотал, придерживая сердце рукой, чтоб из груди не выскочило. – Матушка…
– Сыночек мой маленький, – вздохнуло облачко. – Сколько ты уже вытерпел за шестнадцать-то годков… Но не отчаивайся, сынок, всему свой срок положен, у всего есть предназначение. Скоро всё узнаешь. Лес волшебный, он поможет тебе, ты только с верной тропинки не сворачивай и помни: не всё то, чем кажется. Помни… – облачко вздохнуло и растаяло.
– Матушка, постой, погоди! – воскликнул Ваня и… проснулся. Лежал по-прежнему на травке-муравке, в освещённых кронах деревьев распевал птичий хор, Буян стоял рядом и пристально смотрел в лицо. Увидев, что хозяин проснулся, радостно тявкнул и влажным языком прошёлся по щекам, дескать, вставай, соня, день на дворе.
– Что ж за сны мне снятся…– пробормотал Иван, сел, провёл руками по встрёпанным волосам. – Вот бы озерко найти или бочажок какой, умыться маленько… Ну, давай поглядим, что там Настя припасла?
Буян облизнулся, клацнув зубами. В суме оказался каравай, приличный кусок копчёного мяса, репка и яблоко. Полкуска мяса Ваня отдал псу, себе небольшой ломоть хлеба взял.
– Попить бы, брат, да? Поищем-ка воду.
Буян не возражал. Ваня огляделся и направился в ту сторону, где зелень показалась ему сочнее и гуще и земля как будто шла под уклон.
– Ага! – присел на корточки, всмотрелся. – Это звериная тропа, Буянка! Звери на водопой по ней ходят, значит, мы на верном пути! Может, про эту тропу говорила матушка, а? – он потрепал пса по мохнатому загривку.
Буян одобрительно тявкнул и припустил по густой, чуть примятой траве. Долго ли, коротко ли они шли, как услышали лёгкий постоянный шум и будто кваканье лягушек.
– Вот и вода! – обрадовался Ваня. – Побегли, Буян? Кто первей! – и во весь дух припустил по тропке.
Пес никогда не отказывался поиграть и с удовольствием помчался впереди Вани, далеко обогнав его. Когда парень, запыхавшись, выбежал к источнику шума и остановился, тяжело дыша, Буян уже был там, стоял у самого края воды и смотрел вниз, переминаясь с лапы на лапу и потявкивая.
– Диво-то какое! Ирий-сад! – выдохнул Иван.
Место, действительно, было необыкновенно красивым: небольшое озерцо, словно нарочно обложенное большими камнями-катышами, сверкало серебристыми тихими водами. Растительность по его берегам была густой и богатой, Ваня присмотрелся и увидел знакомые бело-розовые звёздочки трилистника, пурпурные колоски плакун-травы, большие жёлтые цветы касатика, водяное перо с целыми гроздьями белых соцветий, голубые глазки незабудочника, луговой чай, ползущий по камням, цветы, похожие на колокольчики, но не колокольчики; на глянцевой поверхности в изобилии покачивались водяные розы; вода в озерцо втекала по небольшому склону, извиваясь среди обросших изумрудным мхом камней, и выливалась тонкой журчащей струйкой. Прохлада, тишина, благоденствие, казалось, царили здесь, изредка нарушаемые ублаготворённым поквакиванием лягушек.
Ваня сбросил рубаху и направился к плоскому камню, нависшему над самой водой.
– Ты что не купаешься, Буян? Поплавай, лягушек полови, вперёд! – но пёс не двинулся с места. – Ну, дело твоё.
Парень опустился на колени и потянулся ладонями к воде, чтоб наконец порадовать пересохшее горло, но почувствовал, как его крепко прихватили зубами за зад.
– Ой, Буян, ты что?? – оглянулся он.
Пёс вцепился в порты и, упираясь всеми лапами, тянул хозяина от воды.
– Отпусти, порвёшь! – Ваня схватил его за ошейник. – Фу! Сидеть!
Буян выпустил парня, но всем своим видом выказывал беспокойство.
– Да что с тобой, дурачок! – Ваня потрепал его по мохнатым ушам. – Я не собираюсь топиться, только умоюсь и водицы хлебну!
Под тревожное повизгивание пса снова опустился на колени и зачерпнул пригоршней воды. Только он потревожил прикосновением озёрную гладь, как из глубины, вздымая сотни серебряных брызг, взметнулись две прозрачные белые руки, обвились вокруг его шеи и с непреодолимой силой потянули вниз. Иван от неожиданности потерял равновесие, но от падения в озеро его удержал верный Буян, опять вцепившийся в порты, попутно прихватив и плоть. Иван вскрикнул от боли, ухватил под водой нечто, напоминавшее зелёные водоросли и рывком вытащил на берег извивающееся чудо озёрное – девицу невиданной красы с длиннющими зелёными волосами. Она визжала, брыкалась, извивалась, как змея, но Иван не отпускал её, намотав пряди на кулак. Выволок девицу подальше от суши, и вот тут она угомонилась, укуталась в волосы и уставилась на него огромными синими глазами. Буян гавкал не переставая, бегая по берегу и виляя хвостом.
– Буян, фу! Тихо! – крикнул Иван. – Гляди-ка, мавка!
– Не мавка я, водяница! Не смотри! – чудо плотнее прикрылось волосами.
– Да что я, голых девок не видел, что ли! – небрежно сказал Ваня.
– Не видел, где тебе!
– Не больно-то и хотелось! – отвёл глаза парень.
– И хотелось бы, да хотелка не выросла! – тут же ответила бойкая на язычок водяница.
– Ишь ты, какая! – удивился Ваня. – А вот сейчас я тебя перекрещу! – сложил пальцы и поднял руку.
– Перекрести, добрый молодец! – неожиданно тихим голоском сказала прозрачная девица. – А ещё лучше – крест на меня надень… – взгляд стал умоляющим.
– Зачем мавке крест православный?? – не понял парень.
– Говорю же: не мавка я, водяница! – рассердилась она.
– Не понимаю: волос зелёный, тело прозрачное, на парней накидываешься почём зря, – и не русалка!
– Я не утопленница, – грустно сказала девица. – Меня мачеха погубила…
– Почему?!
– Посмотри на меня, молодец, да скажи, красива ли я? – она взглянула парню прямо в глаза огромными синими очами.
– Очень! – честно сказал он.
– А когда я по земле ходила, волосы мои были не зелёные, а золотые, как солнечный свет, так тятя говорил, – голос её дрогнул. – Матушка умерла, когда я ещё маленькая была, тятя долго не женился, но когда я подросла и вошла в пору девичества, выбрал себе жену.
– А она? – Ваня опустился рядом с водяницей и слушал, как страшную сказку, Буян возле прилёг.
– Она возревновала к моей красоте. Пошли мы ягоду-землянику собирать, остановились у озерца отдохнуть, мачеха и позвала меня купаться, остыть в прохладной водице…– девушка замолчала.
– И? – поторопил её Ваня.
– Набросилась на меня и утопила. Держала под водой, пока я не захлебнулась. Вот с тех пор я тут и живу. Видишь, красоту какую навела? – она повела рукой.
– Это всё ты?! Очень красиво! – с восхищением сказал Иван.
– От скуки всё. Не заходит сюда никто. За три года ты первый… – махнула на него длинными зелёными ресницами.
– А зачем меня утопить хотела? – парень сдвинул брови.
– Не утопить, крест сорвать…
– Для чего?
– Понимаешь, добрый молодец… как тебя звать-величать-то?
– Ваня. А тебя?
– Марьюшкой звали… – опять вздохнула водяница. – Понимаешь, Ваня, я ещё могу человеком стать.
– Это как же?!
– Если крещёный человек наденет мне крест на шею. Тогда я смогу вернуться к людям…домой пойти, тятю увидеть, с мачехой поквитаться! – синие очи зло блеснули. – Только сегодня истекает срок. Ровно три года прошло с моей погибели. Завтра я уже навсегда останусь девой озёрной…
Иван, не раздумывая, вскочил на ноги и стянул с шеи крестик.
– Я помогу тебе, Марьюшка, только ты обещай: ничего мачехе не делай, не мсти ей! Не бери грех на свою бессмертную душу! Обещаешь?
Водяница уставилась на него бездонными синими омутами:
– Какой ты добрый Ваня! Пожалел меня, шутовку зелёную…За доброту твою обещаю: ничего мачехе не сделаю и батюшке про её злодеяние не скажу. Пусть сама мучается.
– Слово твоё верное? – переспросил парень. – Не обманешь?
– Верное, Ваня!
Иван надел Марьюшке на шею свой крест, и она, вспыхнув, обратилась в прелестную девушку: синеглазую и золотоволосую, с кожей белее водяной лилии, но не прозрачной. Вскрикнув, осмотрела себя, завизжала от радости, кинулась Ивану на грудь и поцеловала прямо в губы. Теперь он стал, как маков цвет:
– А сколько годков-то тебе?
– Пятнадцать! Ваня, отведи меня домой, отведи! Я покажу, куда идти! – схватила его за руку и потянула за собой.
– Подожди! – парень не двинулся с места. – Так тебе идти нельзя!
– Верно, – спохватилась она. – Что же делать?
Порывшись в суме, он вытащил запасную рубаху и порты:
– Надень, не побрезгуй, больше нет ничего. Лапти мои тебе не в пору будут, ножка-то у тебя крохотная! Ты одевайся пока, а я лапотки тебе сплету.
И когда это он ножку-то её успел рассмотреть, скромник наш?
Пока Марьюшка причёсывалась, одевалась да прилаживала на себе одёжу не по росту, Ваня надрал лыка и смастерил небольшие лапти.
– Ну вот, какие уж получились, торопился! – намотал онучи, перевязал верёвочками. – До дома дотопаешь, а там уж в своё!
– А ты знатный плетухан! – Марьюшка притопнула ногой. – Ладно сели! Пойдём?
– Да. Только ты… – замялся Иван, – крестик побереги! Память это от матери моей, умерла она.