скачать книгу бесплатно
Стали выяснять нюансы. Дабы отвлечься от главного вопроса, Света попыталась сосредоточить моё внимание на этих нюансах.
– Да ты не понимаешь, это вообще какая-то левая фамилия! Настоящая фамилия Виталика – Израилевич!. Согласись, уж слишком в лоб! Слишком уж вызывающе для Советского Союза! Вот Виталькины родители и придумали афёру: нашли какого-то тридесятого родственника по фамилии Домбровский, провели какую-то хитроумную процедуру, вот Виталик и стал Домбровский!
– А ты? А ТЫ???– вопрошал я.
– Ну и я… стала… – потерянно брякнула Света.
– А дети? Наши дети? Ведь это НАШИ дети! МОИ – от тебя! То есть – ТВОИ от меня!!! – тут я остановился. – Погоди, а дети-то хоть мои?
Света выразительно покрутила пальцем у виска (своего, разумеется).
– Ну, хоть на этом спасибо!
– Пожалуйста!
– Но вообще… как ты могла? Они же семь лет носили фамилию… чужого дяди!
– Ну почему чужого… Не совсем уж чужого…
– Спасибо!
– Пожалуйста. Но ты тоже хорош – дворянскую фамилию ему подавай. Расчирикался – корни начал копать. Вот я тебе и… накопала…
Я был потрясён. Света была готова пойти на то, чтобы дети носили фамилию её первого мужа – лишь бы не раскрывать тайну своего неэлитного происхождения.
В ЗАГСе, когда я возвращал назад свою родную фамилию – себе, Свете и детям – долго на меня таращили глаза. А когда Света пошла туда же с визитом, ей зачем-то захотелось поделиться нашей тайной с паспортистками.
Паспортистки выразительно покачали головами – согласитесь, фортель тот ещё!
Эту историю я рассказал только двоим людям – мастеру на киношных курсах Валерию Семёнычу Фриду и старшему товарищу по Клубу 12 стульев Павлу Феликсычу Хмаре. Оба очень удивлялись и, похоже, были несколько разочарованы, что я оказался не-евреем.
А вот на кафедре русской литературы 20 века Литературного же института товарищи, отличавшиеся пристрастным отношениям к лицам еврейской национальности, мне просто не поверили – мол, опять эти евреи воду мутят, фокусы-покусы с фамилиями устраивают, но нас-то на эти понты не возьмёшь и так далее.
Всё это меня, конечно, очень удручало, и я на какое-то время заимел личную неприязнь – и к семитам, и к антисемитам. Ну и ко всем остальным.
Прошли годы, страсти улеглись, и теперь я их всех нежно люблю. Издалека. А что касается жены – конечно, я недели три был в шоке, но… право, экая забавная глупость с её стороны.
Или как говорят современные подростки – глупость нереальная.
А на днях, спустя сто лет после скандала, Светлана Викторовна мне заявляет:
– Ну и зря сменил. Курилов – разве это фамилия поэтическая? Вот Домбровский – таки-да.
Таки-нет. Пускай моя фамилия хоть и менее поэтическая, и кондово-рабоче-крестьянская, зато своя.
А насчёт поэзии посмотрим.
Две студентки за углом…
С Людкой Крейдиной и её двоюродной сестрой Вероникой Вайнштейн я познакомился на Крымской базе МАИ под Алуштой. Я там работал, они отдыхали.
Чтобы не трястись туда-сюда в автобусе до Алушты, я ночевал в бытовке, расположенной в строящемся эллинге (гараж для лодок). А Людка с сестрой – в корпусе для отдыхающих.
Вообще, как попали не-маёвки на Маёвскую базу, это вопрос отдельный. Туда и не всякому маёвцу суждено было попасть. Я, например, пока не ушёл в академку и не попал сюда в качестве бойца ПССО, даже и не мечтал о подобном везении.
Людка была из МИИТа, но ей повезло.
Но речь не об этом. А о том, что в первый же день знакомства она меня очень удивила.
Это было воскресенье, и девчонки решили посетить Алушту с целью, как бы сейчас сказали, шопинга. Меня прихватили в качестве аборигена.
Мы вышли на шоссе-серпантин. До Алушты – 20 км. Автобусов рейсовых в ближайшие два часа не предвиделось, и для меня оставалось загадкой, на чём и, главное, на какие шиши, мы поедем.
«Не парься, щас тачку поймаем!» – бодро улыбнулась Людка. И тут же замахала рукой проезжающей легковушке.
Разговор был коротким.
«Вам куда?» – «До Алушты подвезёте?» – «Садитесь».
И мы сели. И доехали до центральной алуштинской площади. Люда указала место, где отсановиться.
И тут наступила кульминация. Людка наклонилась ко мне и заговорщицки прошептала: «Готовься». Я даже не успел спросить, к чему мне готовиться.
Машина остановилась. Девочки быстро схватили вещички и пулей вылетели из машины. Я, как ошпаренный, вылетел следом.
И как только мы оказались вне салона, Людка быстро захлопнула дверцу и громко крикнула «Спасибо!»
Обалдевший водитель обалдело смотрел нам вслед.
Видимо, он потерял дар речи.
А потом плюнул, развернулся и уехал.
Я тоже был шокирован.
«Люда, блин, ну так же нельзя! Это же какая-то сверхнаглость!»
«Ну, мы же не обещали ему платить за проезд, правильно? И мы его поблагодарили, правильно?»
Я офигевал: «И что, вы каждый раз так ездите в Алушту?»
«Каждый раз. И не только в Алушту. Мы вообще так путешествуем».
«И не боитесь? Вы же девчонки, а водитель, обычно, мужик…»
«Но с нами же был ты… – лукаво улыбнулась Людка. – Или ты не мужчина?»
Разумеется, в нынешнее время, более жёсткое и приземлённое, Людкин номер вряд ли бы прошёл. А если бы прошёл, то совсем с другим финалом. Даже страшно подумать.
А что же подумал я тогда, в то солнечно-перестроечное время?
«Ну, ничего себе еврейские штучки!» – вот что я подумал.
И поплёлся заниматься шоппингом с этими храбрыми и хитрыми девицами.
Держи пять!
Разные бывают пристрастия и антипатии.
Костик Злобин, например, не любил кошельки. Я и сам их недолюбливаю. Нет, правда, кошельки – это что-то женское. Этакий маленький ридикюль.
Короче, из-за этой нелюбви к кошелькам Костик хранил деньги в самых неожиданных местах.
Например, в зачётке.
И вот однажды – в первую же свою сессию, на первом курсе – Костик пошёл сдавать физику. И всё бы ничего, да только положил он в зачётку пятирублёвую купюру.
Почему положил, зачем? – да затем что до стипендии оставалось непонятно сколько дней, а пятёрка эта была последняя. Вот он и таскал её повсюду с собой, в самом надёжном месте. Ну, правда, не в трусах же прятать?
Короче, приходит он на экзамен, берёт билет, а зачётку, как водится, у преподавателя оставляет. Преподавателя, кстати, Бреус звали. Сергей Николаевич. Кандидат физических наук.
В общем, сидит Костик за партой, готовит ответ на билет и вдруг слышит флегматичный голос Бреуса, вещающий с кафедры на всю аудиторию – негромко, но внятно:
– Ну что же вы, Константин Анатольевич? Как же вы меня разочаровали…
И вздыхает – Бреус.
Костик напрягается и в этом своём усиливающемся напряжении поднимает на Бреуса глаза. И думает:
– Вот чёрт, где это я успел проколоться? Ведь вроде только сел?..
А Бреус, шурша Костиковой зачёткой, продолжает вздыхать:
– Да, Константин Анатольевич, удивили вы меня. Прямо скажем, не ожидал я от вас такого…
Костик лихорадочно соображает, где ж он прокололся. Ага, думает, наверно, на лекции когда-то что-то не то сделал. Прогулял пару раз – а Бреус, наверно, отмечает, бдит. В смысле, бдел. А теперь всё всплыло – согласно его записям.
А Бреус всё не унимается:
– М-да, Константин Анатольевич, мелковато вы всё-таки плаваете. Очень мелко…
Костик уже буквально сгорает со стыда. Он уже фактически под парту залез, чтоб не так стыдно было и чтоб видно его не было.
Тут Бреус вынимает из зачётки пятирублёвку и кисло так её на свет просматривает, приговаривая:
– Ну, всего-то пять рублей… Мелковато…
И тут до Константина начинает доходить весь ужас ситуации. Руки его автоматически полезли в карманы, всё прощупали, и посылают в мозг сигнал: ну точно – нету пятёрки! И Костик всё отчётливей припоминает, как её в зачётку положил.
А Бреус уже демонстрирует Костику и всем присутствующим эту самую несчастную пятёрку.
Константин, уже весь красный, как рак, мямлит «извините!» – мол, я совсем не то имел в виду.
«Да все вы так…» – вздыхает Бреус.
Разумеется, после такой артподготовки настроение у Костика упало, и билет отвечать он пошёл уже совершенно убитый.
А зря. Потому что Бреус неожиданно его воскресил.
– Вы вообще откуда на нас такой свалились? – спрашивает.
– Из Димитровграда, – тускло отвечает Костик.
Бреус оживился:
– Надо же. А я ведь был в Димитровграде. Я там в НИИАРе работал.
– А у меня там папа тоже… в смысле работает… – начал оживать Костик, просыпаясь вместе с своей надеждой.
Слово за слово.
Поговорили о Димитровграде, о НИИАРе. Хорошо так поговорили, по душам.
Потом Бреус флегматично смотрит на листок с ответами Костика:
– Ну что у вас там?
Взглянул мельком на то, что Костик там написал и говорит:
– Ну ладно, идите…
И что-то в зачётку ставит. А потом аккуратно пятирублёвку в неё возвращает и Костику отдаёт.
Костик в коридоре зачётку открыл – а там не только пятёрка лежит, но и пятёрка стоит – по физике, за экзамен.
Вот такие душевные люди работали в наше время в Московском авиационном институте. Строго говоря, и зарплаты у них были приличные, не то что сейчас у преподавателей.
Может, и поэтому они взяток не брали. Сейчас-то, разумеется, эта история выглядит абсолютно фантастической.
А жаль…
Долгие разговоры с Алма-Атой
Недалеко от метро Войковская во времена нашей юности был междугородный телефонный переговорный пункт. Сперва там стояли автоматы с пятнашками, а потом их заменили на обычные пластмассовые телефоны. Пятнадцать копеек уже бросать в них не надо было, просто разговариваешь, а в конце подходишь к окошечку и платишь по предъявленному тебе счёту. Электроника, блин!
Но на их электронику нашлась смекалка Олега Рутковского, уроженца города Алма-Аты.
Олег быстро сообразил, что система сия электронная начинает работать лишь после того, как ты нажимаешь на специальную кнопочку. То есть: ты набираешь номер, слышишь «Алё?» собеседника на другом конце провода – и, чтобы тебя услышали, нажимаешь на эту самую кнопочку. Нажал на кнопочку – и часики, отсчитывающие время твоего платного разговора, начинают тикать. Если же на кнопочку не нажмёшь, тебя твой собеседник не слышит – это, разумеется, минус. Но ты его слышишь – и это был плюс, который внаглую решил использовать Олег.
