скачать книгу бесплатно
– Да, пожалуй, – наконец ответил он.
– Ладно, – сказал он совершенно другим тоном. – Вечер воспоминаний объявляется закрытым. Пришло время сообщить вам страшную тайну: ресторан, в который мы направляемся, находится на другой стороне улицы Риволи, каковую вы видите прямо перед собой.
И он широким жестом указал вправо. Аня расхохоталась. Пусть немного истерически, пусть. Главное, ее, наконец, отпустило напряжение, и легкость, та самая легкость, которой она так наслаждалась совсем еще недавно, и которая, казалось Ане, канула в пропасть, эта легкость вернулась. Да уж, с Сержем не соскучишься.
– Кажется, я сегодня что-то неудачно формулирую свои мысли, – заявил Серж.
– Вовсе нет, – ответила Аня, чувствуя прилив необычайного великодушия, – с вашими формулировками все в порядке. Это я не адекватно их воспринимаю, уж не обессудьте.
«Не обессудьте», ну надо же! Аня никогда таких слов прежде не использовала, но пассивно она знала довольно много подобных словечек и выражений. В Саратове она несколько лет занималась в театральной студии, где предпочитали ставить русскую и мировую классику.
Это была очень престижная студия, и руководил ею по-настоящему серьезный и даже маститый режиссер, известный всей стране. Да-да, именно так. А почему нет? Саратов, конечно, не Москва и не Петербург, но он никогда не был какой-то там дырой. Наоборот: он с давних пор был, и по сей день оставался, важным центром культурной, в том числе и театральной жизни. Да и университет у них один из лучших в России. Почему сей мэтр и корифей снизошел до того, чтобы вести драмкружок для школьников и учащихся техникумов, особой загадки не представляло – родители «студийцев» хорошо платили. В студию ей дала рекомендации очень любившая Аню учительница русского и литературы, которая вела уроки в их классе, а оплачивать это удовольствие согласились дядя Гера и тетя Таня. Родители, впрочем, не возражали. В студии Аня, за которой признавали актерские способности, переиграла репертуар, которому позавидовали бы многие профессиональные актрисы. Так, она сыграла Софью в «Горе от ума» – в той самой пьесе, в которой звучат известные слова Фамусова: «В деревню, к тетке, в глушь, в Саратов», которые страшно обижали Аню, любившую свой город, а заодно также и Нину Заречную, Джульетту, Офелию и, наконец, Маргариту в инсценировке знаменитого булгаковского романа. Эту последнюю роль она любила более всего. Одно время она подумывала даже стать актрисой, но, представив себе, как она каждый вечер в театре будет произносить одни и те же реплики, потеряла к этому интерес. Однако же участие в работе театральной студии не прошло зря: там Аня научилась чувствовать выразительность русского языка и понимать его многозначность.
Серж улыбнулся. На этот раз в его улыбке не было ни сарказма, ни снисходительной иронии.
– Не обессужу, – мягко сказал он. – А, может, не обессудю. Даже и не знаю, как правильно сказать, что со мной бывает крайне редко. С вашим языком, как у вас же говорят, на стену можно залезть – слишком уж он сложен. По-моему, чрезмерно, – и, кроме того, чересчур эмоционально насыщен. Русские вообще отличаются избыточной эмоциональностью. Впрочем, к делу.
Серж бросил взгляд на свои часы, стоившие, вероятно, целое состояние, и, вновь улыбнувшись, сказал:
– Поскольку ресторан слишком близко, предлагаю немного пройтись. Вы как на это смотрите?
– Я с удовольствием прогуляюсь, – просто сказала Аня. – А вы расскажете мне о Париже?
– Ну, конечно, расскажу, – пообещал он. – Но вы уверены, что не хотите поесть прямо сейчас? Я так понимаю, что вы с утра ничего не ели, принеся, если можно так выразиться, потребности естественные в жертву духовным. А между тем, уже почти час дня. Сколько времени вы пробыли в музее?
– Примерно четыре часа. Знаете, я как-то перестала следить за временем.
– Это мне знакомо. Вы не зашли хотя бы в кафетерий?
– В Лувре? Зашла. И тут же вышла – там чашечка эспрессо стоит 5 евро.
– О да, вы правы. Французы – просто грабители. Пользуются беспомощным положением потерпевших, а это, кстати, обстоятельство, отягчающее вину.
– Ну, не такие они уж и грабители, – неожиданно возразила Аня. – Я знаю, например, что музеи, как правило, не окупаются и получают дотации от государства. Думаю, что и Лувр тоже.
– Вы великодушны, Аня. Это похвально. Но вы, хотя бы, позавтракали в отеле?
– Конечно, позавтракала. Не волнуйтесь, Серж.
Она впервые произнесла его имя, как бы попробовав его на язык, и послевксусие от него, терпкое, как хорошее вино, словно бы все еще ощущалось во рту.
– Знаю я эти завтраки в парижских отелях, – проворчал Серж, двинувшись в сторону, противоположную Лувру. – От них точно не растолстеешь, как баобаб.
Аня рассмеялась, попытавшись представить себя толстой, в три обхвата.
– А вы бы хотели, чтобы я была такой? – она развела руки метра на полтора.
– Боюсь, вам это не пошло бы, – ответил он с серьезным видом, и Аня прыснула.
Она смеялась непринужденно, с легким сердцем. В самом деле, что она заморачивалась? Как любил говорить ее покойный дед, «Живем однова». Незачем мучить себя бесконечными сомнениями, надо жить – здесь и сейчас.
– Но иногда все-таки нужно, следуя давней народной традиции, что-нибудь да съесть, – добавил Серж, и Аня вновь засмеялась.
Легкая и изящно-остроумная манера речи Сержа нравилась Ане, и она начала подпадать под его обаяние.
– Ну вот, – сказал Серж в тот момент, когда они подошли к богато украшенной трехпролетной арке, увенчанной сияющей на солнце позолоченной квадригой, – через эти беломраморные врата мы с вами и вступим в Париж.
Триумфальная арка Каррузель, 1806—1808. Арх. Шарль Персье (1764—1838) и Пьер-Франсуа Фонтен (1762—1853).
– Но я ведь в Париже со вчерашнего вечера, – возразила Аня. – И я уже четыре часа провела в Лувре.
– То в Лувре, – сказал Серж. – Лувр – замкнутое пространство, в известной мере самодостаточное. У него своя топика, своя аура – историческая, культурологическая, эмоциональная и прочая. Можно сказать, что Лувр – это «Ding an sich» – «вещь в себе».
– Вам нравится говорить по-немецки?
– Мне нравится говорить на разных языках. Тут многое зависит от ситуации, настроения: сейчас, например мне больше всего нравится говорить по-русски.
Серж улыбнулся Ане.
– Поверьте мне, все языки хороши, – продолжал он – Язык подобен алмазу – сырому алмазу. Вы видели сырые, то есть не обработанные, не ограненные алмазы?
– Нет, таких я пока не видела.
– А мне вот доводилось их видеть, и очень часто. В таком исходном, так сказать, первозданном виде алмаз, как правило, не слишком эффектен, а порой и просто невзрачен. Для того чтобы выявить его красоту, блеск, его нужно огранить, причем, умело. И тогда он предстанет перед вами во всей красе. Так и с языком: его тоже следует «огранить», отшлифовать. И он засияет.
Аналогии, проводимые Сержем, его метафоричная речь завораживали Аню. Один профессор, преподававший у них экономику, объяснял, что аналогия ничего не доказывает и никого не убеждает, а может служить лишь иллюстрацией. Однако аналогии Сержа почему-то были исчерпывающе убедительны.
– И потом, – продолжал он, – я сказал это по-немецки потому, что этот термин пришел в мир из классический немецкой философии.
– «Вещь в себе». Но разве Лувр – не часть Парижа?
– Часть. И важная часть, к тому же. И все же, Лувр, в известном смысле – самое «не парижское» место в Париже.
– Что вы хотите этим сказать?
– Лувр – это музей. Но не просто музей, а музей академический, репрезентативный. Классический, если угодно. Это – музей, существующий вне времени, или во все времена. Музей для любой поры. Обитель вечности. И потому он консервативен – вечность, она вообще консервативна и не любит, когда ее беспокоят по мелочам. Но вернемся на землю. Взгляните прямо перед собой. Что вы видите?
Аня посмотрела в направлении, указанном Сержем. Прямо перед собой она видела ту самую беломраморную арку – теперь они с Сержем стояли точно по ее оси, посередине ее центрального, самого высокого проема, а в нем… Аня была поражена: как бы внутри этой, ближайшей арки была видна еще одна, более далекая арка. Аня узнала ее: это была та самая знаменитая Триумфальная арка, один из символов Парижа, изображения которой можно было увидеть лишь немногим реже, чем изображения Эйфелевой башни. Но и это было еще не все: вТриумфальную арку, в свою очередь, была как бы «вложена» еще одна, уже третья, еще более далекая, и, судя по всему, громадная арка, казавшаяся почти призрачной в мареве у горизонта. А где-то между ними, но точно на этой огромной оси – тонкой, устремленной вверх иглой высился остроконечный обелиск. У Ани захватило дух – такого ей еще видеть не доводилось. Внезапно Триумфальная Арка словно резко приблизилась, как бывает, когда камера делает «наезд» и была теперь видна отчетливо, со всеми деталями, будто под увеличительным стеклом. Это напоминало компьютерный «зум». Под аркой лениво плескался на ветру французский триколор. Аня зажмурилась и проглотила слюну.
Серж смотрел на нее и молча ждал, давая Ане возможность прочувствовать все великолепие этого зрелища.
– Что это? – наконец спросила она, обернувшись к нему, медленно приходя в себя.
– Впечатляет, не правда ли? – сказал Серж вместо ответа. – Такую перспективу вы не увидите больше нигде, уж можете мне поверить. Одной ее хватило бы, чтобы затмить все прочие города на свете. Но когда мы пройдем через сад Тюильри и выйдем на площадь Согласия, вы убедитесь, что это еще не все, и на самом деле зрелище еще великолепнее.
– Почему?
– Не торопитесь, – сказал, улыбаясь, Серж. – Этот город – не для торопыг. Его нужно смаковать медленно, как хорошее вино.
– Но мы дойдем до этих арок?
– Конечно, нет – это слишком далеко. Но до Луксорского обелиска мы как раз дойдем, прежде чем повернуть назад, к ресторану.
– Вы имеете в виду этот самый обелиск? – спросила Аня, кивнув в сторону арки.
– Именно его, – ответил Серж. – То, что вы видите перед собой, есть не что иное, как знаменитая Триумфальная дорога. И начинается она здесь, на площади Каррузель, с Лувра и с этой первой, самой небольшой из арок – Триумфальной арки Каррузель. Ее соорудили в 1806—1808 годах, в честь побед Наполеона, его любимчики – Персье и Фонтен.
– Любимчики?
– Ну да. Его придворные архитекторы. Они создали ему стиль, придавший должное эстетическое оформление его имперской идее – ампир, что по-французски собственно и значит – «империя». Поместили, так сказать, бриллиант в оправу.
Аня не могла не заметить, как часто Серж упоминает об алмазах, бриллиантах. Очевидно, не спроста. Ей показалось, Серж понял, что она к ним неравнодушна – возможно, пронаблюдав за тем, как она смотрела на его часы. Впрочем, для того, кто умеет читать мысли, а в этом она уже успела убедиться, это явно не было проблемой. Но, вместе с тем, Аня чувствовала, что дело этим не ограничивается: У Сержа был тут какой-то свой интерес…
– Хотя, это все вторично, – продолжал Серж, кивнув в сторону арки. – По сути, она повторяет свой прототип – триумфальную арку Септимия Севера на Римском Форуме.
Аня не стала уточнять, был ли Серж в Риме – она в этом уже и не сомневалась. Он бывал повсюду, видел все в оригиналах… Интересно, как ощущает себя человек, который все знает, и все видел? Наверное, как-то по-другому…
Тем временем, они прошли через арку и вошли в сад. Сейчас, в этот ясный, погожий день, здесь было много народу. Обширное зеленое пространство в самом центре города произвело на Аню удивительно умиротворяющее, эйфорическое действие. Она представила себя, кошкой, греющейся на солнышке – она вообще любила кошек – и, казалось, готова была вот-вот замурлыкать.
Она взглянула на Сержа. Он шел расслабленной, слегка вальяжной походкой, но Аня чувствовала – расслабленность Сержа – это расслабленность сытого тигра, переваривающего антилопу (а может, и не антилопу, в зоологии Аня мало разбиралась), и в любой момент тигр может собраться и прыгнуть. И Аня не завидовала тому, на кого он прыгнет.
– Как здесь хорошо! – сказала она, чувствуя себя, как в оазисе.
– Да, летом тут неплохо. Но осенью и зимой, когда идут дожди… Видите, дорожки не асфальтированы, поэтому все так развозит, что если здесь и гулять, так только в резиновых сапогах.
– В резиновых сапогах? По Парижу?
Аня представила себе картинку: в Лувр, в резиновых сапогах. Полная шиза!
– Ну, можно вместо резиновых сапог воспользоваться легким водолазным костюмом, – заметил Серж.
Аня расхохоталась. Правда, она не знала, как выглядит легкий водолазный костюм и чем он отличается от тяжелого, но все равно было почему-то ужасно смешно.
– Когда-то, – вновь заговорил Серж, – впрочем, еще не так уж и давно, здесь стоял дворец Тюильри, который как бы замыкал собою комплекс Лувра. Он был построен в 16 веке, по желанию Екатерины Медичи.
– Она была королевой?
– Она была флорентийской сукой, – жестко ответил Серж. На лице его было написано презрение.
Аня была поражена – что это с ним? Почему он так о ней говорит? Что она собой представляла, эта Екатерина Медичи?
– Почему вы так ненавидите ее? – спросила она.
– Ненавижу? О нет, – Серж усмехнулся. – Много чести. Просто презираю.
– Но почему?
– Это долгий разговор. Впрочем, если уж на то пошло… Да, она была королевой Франции. Но родилась во Флоренции и происходила из рода Медичи, о котором вы наверняка слышали.
– Да, я помню. Они были правителями Флоренции.
– Были. И не только. Среди них были, например, римские папы. Но это не существенно. Говорят, что их предки были врачами, и якобы от этого происходит их фамилия – Medici, то есть медики, лекари. Но это не более чем легенда, хотя на их фамильном гербе были помещены в золотом поле шесть червленых, то есть красных, шариков, якобы пилюль. Один из этих шариков впоследствии сделали лазурным, с изображенными на нем тремя золотыми геральдическими лилиями – лилиями Франции. Впрочем, неважно.
Интересно, а есть ли что-нибудь на свете, чего Серж не знает? – подумала Аня. – Если бы кто-то сказал ей сейчас, что таких вещей нет, она нисколько не удивилась бы.
– Она была истой, ревностной католичкой, – продолжал, между тем, Серж.
В его голосе звучала явная неприязнь. Таким Аня его еще не видела. Впрочем, они были знакомы всего пару часов. Откуда же у Ани было такое чувство, что она знает его много лет?
– Из знатного рода, – добавил Серж с издевкой в голосе – торгаши базарные, ростовщики недоделанные. Подумать только, как они поднялись – теперь уже породнились с Валуа. С Валуа, ну надо же! И вот теперь эта дочурка нашего славного Лоренцо II – ну, прямо монарх, ни дать, ни взять – имела в ромбе на своем гербе, рядом со своими дурацкими пилюлями, золотые лилии Франции.
– Почему в ромбе? – спросила Аня.
– Женские гербы всегда имеют такую форму, – ответил Серж. – Рыцарский щит им, согласитесь, не пристал. Вот только красотой она, мягко говоря, не блистала, наша Catiche.[22 - Катенька (фр.)] Как у вас, русских, говорят, «страшнее ядерной войны».
Екатерина Медичи
Диана де Пуатье
– Как же она стала королевой?
– Поначалу она стала принцессой, причем, даже не женой наследника престола. Но случилось так, что ее муж стал наследником трона, а затем и королем – Генрихом II. А вот почему стала принцессой? Об этом мне не хочется даже говорить. Назову только цифру: 130 000 дукатов. Чего-чего, а денег у этих пилюльщиков хватало. Впрочем, их так никогда и не выплатили. Понятно, что эта жаба едва ли могла пробудить у Генриха II любовный пыл. К тому же она и в постели была деревянной, так что даже темнота не спасала дело. Ясно поэтому, что Генрих искал утешения на стороне, и нашел его в лице Дианы де Пуатье. Уж с Дианой-то он выделывал такие кульбиты, что мое почтение! И это притом, что она была старше его. Но она была женщиной, а не представительницей славного класса земноводных.
– А что же Екатерина?
– А что Екатерина? – переспросил Серж.– Она проделала в спальне Дианы, в замке Шенонсо[23 - Замок Шенонсо находится в долине Луары, недалеко от города Тур, на реке Шер.], дырочку и наблюдала за упражнениями мужа с Дианой.
– Какая гадость! Зачем?
– Хотела понять, чем Диана его прельщает.
– Но у них были дети?
– У кого?
– Ну, у Екатерины с Генрихом?
– Были, понятное дело. У короля, видите ли, есть обязанности. Он должен продолжать династию. Впрочем, после того, как Екатерине, выражаясь современным языком, запретили рожать, муж более не посещал ее спальню.
– Освободился от обязанностей?
Серж коротко рассмеялся.
– А вы за словом в карман не полезете, – сказал он. – Но мы, пожалуй, отвлеклись.
Он немного помолчал.
– Это все ерунда, по большому счету. Так, сплетни. Тема для досужих болтунов.
