скачать книгу бесплатно
Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой. Остаться человеком!
Вадим Курамшин
«Катарсис» я прочел взахлеб. Вначале – впал в ступор. Испытал невероятное потрясение. Не мог выразить свои чувства. Похожее состояние я пережил в юности, когда впервые прочитал роман Войнич «Овод». Объяснить суть этого состояния не мог. Художники творят по наитию. Далеко не всегда они сами ясно понимают свои творения, но им так положено. А когда я закончил писать эти строки, то нашел объяснение своего состояния после прочитанного: Боже милостивый, ведь это благословенный катарсис! Сакен Жунусов. Книга содержит нецензурную брань.
Катарсис. Поколение, обрезанное цензурой
Остаться человеком!
Вадим Курамшин
© Вадим Курамшин, 2021
ISBN 978-5-0053-6408-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Оставаться Человеком
Трилогию Вадима Курамшина «Поколение, обрезанное цензурой», я прочел взахлеб. Вначале – впал в ступор. Испытал невероятное потрясение. Не мог выразить свои чувства. Похожее состояние я пережил в юности, когда впервые прочитал роман Этель Л. Войнич «Овод». Но сразу объяснить суть этого состояния не мог.
Художники творят по наитию. Далеко не всегда они сами ясно понимают свои творения, но им так положено. Я убежден: их ведет Божий промысел. Так же он вел и Вадима Курмашина через всю его страшную судьбу, какую большинство из нас пережить не способно.
В книге три субъекта: власть, персонифицированная президентом страны Бексултановым, обездоленный народ и главный герой книги Дмитрий Максимов.
Власти страны создали настолько преступную до основания, прогнившую до предела, изуверскую до людоедства систему, что, читая описания тюремного быта, невольно думаешь, что Освенцим или Бухенвальд – ничто по сравнению с пенитенциарной системой Казахстана. В Освенциме люди знали, что их страдания не вечны и однажды их мучения прекратятся в газовой камере. В лагерях типа «Жаман-сопки» убийство человека растянуто во времени, а смерть кажется блаженством.
Второй субъект этой самой настоящей трагедии – наш обездоленный, нищий, несчастный, неприкаянный народ, служащий молчаливым фоном всех ужасов своего безрадостного бытия.
Третий субъект – Дмитрий Максимов, вначале ловелас, вертопрах, прожигатель жизни, со временем сформировавший в себе характер настоящего, невероятно сильного, мощного человека, глубоко любящего свой страдающий народ. Столкнувшись с несправедливостью, неправдой, коррупцией, с унижением народа, издевательствами над заключенными, Дмитрий в одиночку начинает титаническую борьбу с системой и проходит такие круги ада казахстанских зон, что невольно думаешь: человек не может выдержать такое. Но Максимов выдерживает, нередко побеждает бесчеловечную систему и остается Человеком! Это вселяет оптимизм и надежду на то, что страна рано или поздно, но все же освободится от ярма авторитарной деспотии Бексултанова.
А закончив писать эти строки, я нашел объяснение своего состояния после прочитанного: Боже милостивый, ведь это благословенный катарсис! Вот почему следует прочитать эту правдивую, горькую книгу – чтобы остаться Человеком в смраде режима!
СакенЖунусов, казахский писатель, ученый, политик, общественный деятель
С новой полосы
Уважаемый Вадим!
Я прочел то, что вы прислали. Вот мое впечатление.
Вы должны все время помнить, что пишете для инопланетян, которые ничего не знают о вашей стране, ее обычаях, погоде, людях, порядках и т. п. Читателей нужно по ходу фабулы посвящать во все эти реалии, как иностранцев.
Именно это правило обеспечило успех моих романов «Красная площадь», «Чужое лицо», «Красный газ» и прочих в США и других странах.
Я пишу вам это потому, что у вас есть возможность написать бестселлер – судя по завязке и теме вашего произведения. Иначе не стал бы тратить время.
Итак, у вас очень крутая завязка. Она тянет на уровень романов, таких, как «Вся королевская рать», «Красная площадь». Это дает возможность, право и профессиональную обязанность дальше не спешить, а держать читателя на крючке интриги, как рыбку в воде, не выдергивая до финала. Судя по вашему слогу и умению писать короткими, емкими фразами, вам под силу качественная проза. Только перо нужно втыкать, как плуг, – глубоко, чтобы поднять чернозем жирный, вкусный.
Конечно, это трудно, очень трудно писать каждую страницу на пределе сил, знаний и способностей. Но только так ваш труд будет соответствовать вашей задаче и вашей цели. Дорогу осилит идущий, а не бегущий.
Лев Николаевич шесть раз переписывал «Анну Каренину». Нам с вами нужно пахать не меньше. Иначе не бывает.
Эдуард Тополь, советский и российский кинорежиссер, сценарист, продюсер, кинодраматург и писатель
С новой полосы
Уважаемые читатели!
Эта книга создавалась в колонии особо строгого режима, в условиях, совершенно тому не способствующих, – во время непрекращающихся провокаций со стороны добровольных помощников администрации из числа заключенных и негласных агентов оперативного отдела, выдающих себя за криминальных авторитетов. И те и другие принимали самое активное участие в оперативных разработках ситуаций с целью фабрикации очередного нарушения режима содержания с последующим водворением в ДИЗО[1 - ДИЗО – дисциплинарный изолятор.], ШИЗО[2 - ШИЗО – штрафной изолятор.], ПКТ[3 - ПКТ – помещение камерного типа: отдел исправительного органа, камера с более строгим режимом содержания (тюрьма в колонии), где содержатся осужденные к лишению свободы, переведенные в порядке взыскания за злостные нарушения установленного порядка отбывания наказания.], БУР[4 - БУР – барак усиленного режима.], карцеры, одиночные камеры. Однако и там, на помятых листах, обрывках бумаги и дажепростыней, я продолжал писать. Но главной проблемой стали даже не все перечисленные факторы, а изматывающая бессонница. Если вам покажется интересной история создания книги, вы можете получить исчерпывающую информацию об этом в интернете. Различные информационные порталы в режиме реального времени активно освещали мою борьбу за право обнародовать собственную исповедь.
Об этом, наверное, можно написать еще одну книгу со всеми атрибутами крутого триллера: схватками, голодовками, покушениями и беспрерывной травлей человека, изможденного до крайнего предела возможностей. С кульминацией в виде попытки возбуждения против меня уголовного дела по статье 183 Уголовного кодекса Республики Казахстан «Дача разрешения на публикацию в СМИ материалов, содержащих призывы к религиозному экстремизму». Да-да, я не шучу, все обстояло именно так: и рукопись книги, обманом изъятая оперативниками, вместе с постановлением на возбуждение уголовного дела была направлена в областной департамент полиции Северо-Казахстанской области. Но проведенные экспертизы отклонили это бредовое обвинение.
Сейчас, когда с момента выхода рукописи за пределы тюрьмы прошло уже более пяти лет, я рискнул опубликовать ее, оплатив издание в кредитс помощью родственника, оставившего под залог свой дом. Кстати, если всех, кто принимал самые деятельные меры по недопущению ее издания, выстроить в одну линию, противоположный ее край наверняка скрылся бы за горизонтом. В эту шеренгу по праву могли бы встать и с десяток так называемых казахстанских меценатов, которые, прочитав рукопись, твердо обещали помощь в издании, а на деле лишь морочили мне голову. Но как бы то ни было, если вы держите в руках эту книгу, значит, мой труд и мои страдания не напрасны. Прошу не судить строго.
Возможно, описываемые события и герои книги покажутся вам хорошо знакомыми. Спешу вас заверить, что это не так. Все персонажи, включая Дмитрия Максимова, вымышлены, любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно. Однако, пользуясь моментом, явремя от времени вставляю в текст эпизоды из собственной жизни, привожу подлинныеобращения в государственные органы, призванные контролировать соблюдение законности и защищать права человека, – в том числе и к высшему должностному лицу – президенту Республики Казахстан.
Приятного погружения!
С новой полосы
КНИГА I
ДОЛОЙ МАКАРОННОГО МОНСТРА!
Посвящается моим внучатам Алану и Вадику Курамшиным, Мирошке Колтунову, племяннику и крестному сыну. И, конечно же, Дамирке Байтелову, моему младшему сыну, которого, к сожалению, мне еще не довелось повидать. Надеюсь, они будут жить в свободной стране.
С новой полосы
ЧАСТЬ 1
ПРИКЛЮЧЕНИЯ юриста-авантюриста
2000 год. Колония общего режима на окраине города Петропавловска, Северный Казахстан
Сырая, промерзшая камера ПКТ, на первый взгляд, совершенно не подходила для существования в ней человека. Температура не превышаладвенадцати градусов тепла. Обледенение на стенах, начинающееся от потолка, спускалось к полу толстыми наслоениями льда. Было три часа ночи.
Все постояльцы камеры уже спали. Кто-то пребывал в героиновой нирване, кто-то видел сны под расслабляющий гашиш. Лишь Дима Максимов по прозвищу Адвокат сидел у стены на матрасе. Под тусклый свет ночника он читал очередное послание президента.
Лейтмотивом послания было сообщение народу о том, насколько еще более демократичным стало государство, насколько еще более защищенным стал этот самый народ и каких успехов добилась страна на внешнеполитическом направлении. И, конечно же, о том, как восторженно восхваляют международные институты происходящие в стране процессы. Прежде всего ОБСЕ, куда Казахстан вступил еще семь лет назад.
Поскольку никаких иных газет в зону не проникало, двадцатипятилетний арестант перелистывал одну за другой страницы «Общереспубликанской правды», самого многотиражного издания. Она финансировалась государством за счет налогоплательщиков, иначе говоря, самих граждан. Реализовывалась за счет них же, путем привлечения бюджетников – учителей, врачей и библиотекарей, – к добровольно-принудительной подписке. Естественно, за их кровные деньги.
На момент описываемых событий Дима был еще абсолютно аполитичен, но его цепкий мозг не мог не отметить явных противоречий между изложенным на бумаге и происходящим в реальности. Ведь сложно оставаться оптимистом, если еще не утихла боль в области почек от ударов ногами и дубинками, полученных вчера в оперативном отделе исправительного учреждения. Туда Диму днем ранее вызвали пьяные лагерные опера, решившие после избиений других зэков провести профилактическую беседу со «спецподопечным». Так, без причины, в воспитательных целях.
Говорить именно с Максимовым у оперов и на трезвую голову получалось слабо, а по пьяни они даже и не пытались начать разговор. Когда Адвокат в серой БУРовской робе осторожно переступил порог оперативной части, замерев посреди кабинета, старший оперуполномоченный лейтенант Бекназаров резко вскочил со стула, подошел к зэку и визгливо заорал:
– Сука! Что-то глаза у тебя больно умные!
За этими словами последовала экзекуция; несколько ударов сверху вниз от плеча дубинкой, затем подсечка. От удара головой об угол сейфа Дима потерял сознание. Пьяные опера, подумав, что Максимов симулирует, со всей дури пнули его пару раз под ребра, но когда поняли, что он действительно в отключке, оставили в покое. Дневальный оперчасти по кличке Лелик спешно принес из туалета холодной воды, и Диму окатили прямо из помойного ведра.
Придя в себя, жертва избиения, прихрамывая, отправилась обратно в БУР. Опера, допив из бутылки остатки водки, подались в заведение по соседству, в следственный изолятор. Расположившись в кабинете на женском продоле[5 - Продол (жарг). – коридор, по обоим сторонам которого располагаются камеры с заключенными.], тюремные басеке[6 - Басеке (каз.) – начальник. В данном случае употребляется в ироническом смысле.] забавлялись с симпатичными зэчками.
Читая «Общереспубликанскую правду» и узнавая о том, насколько государство стало еще более правовым, молодой зэк Максимов сопоставлял прочитанное с реальностью, чувствуя, как его буквально захлестывает гнев. От постоянных переживаний развилась бессонница. В очередной раз наткнувшись на фото президента Марата Бексултанова (уже четвертое в газете), бегло просмотрев следующую публикацию, посвященную заслугам органов прокуратуры, Максимов окончательно вскипел, швырнул лживую агитационную бумажонку в угол камеры и лег на матрас.
Наступало утро. Распорядок дня в ПКТ, которое находилась «под крышей» ШИЗО, стартовал на час раньше. В пять утра прозвенел звонок, то есть команда «Подъем!». Соседи по камере продолжали спать на полу, не реагируя на оглушающую трель.
Балабол[7 - Балабол (жарг.) – радио.] начал громко вещать на весь БУР. На уши его обитателейобрушилось последнее послание президента:
«Мы стали полноправными членами ОБСЕ. Каждый гражданин в нашей стране чувствует защищенность государством. Также ОБСЕ уже признало серьезный прогресс в вопросах соблюдения законности и прав людей в нашей стране. Коррупция в судах скоро будет полностью ликвидирована. С 1992 года, ознаменовавшегося вступлением Казахстана в ряды ООН и ОБСЕ, страна взяла курс на демократизацию, устойчивое развитие экономики, развитие стабильного и толерантного общества, укрепление региональной международной безопасности, интеграцию в мировое сообщество»
В стенах БУРа громкая, помпезная речь главы государства носила совсем иной характер, далекий от идеологии. Тюремная администрация, специально врубив радио на полную катушку, пыталась разбудить зэков, а заодно заглушить возможное перекрикивание между камерами. Однако все продолжали спать, проснулся только Дима.
Несмотря на то что Максимов провел в неволе уже два года, происходящее до сих пор казалось ему кошмарным сном. Он все еще верил: вотсейчас откроется дверь и его поведут в просторный кабинет, где важный басеке в строгом костюме и при галстуке сообщит, что произошла ошибка, органы во всем разобрались, а Максимов полностью оправдан. В силу бурной фантазии Дима очень часто рисовал сам себе подобные картинки, от чего его лагерная жизнь разделилась как бы на два мира. Один – реальный, истязающий душу и тело. Другой – его фантазии. Сотни раз Максимов мысленно видел свои первые шаги на свободе, возвращение к семье, жене и маленькому сыну. Сейчас, слушая слова президента о совершенно другом мире, арестант вновь мысленно уносился в иное измерение – то самое, где «справедливо» правил страной Бексултанов. Резкий металлический стук открываемой кормушки для приема пищи вернул Диму в камеру. Получив хлеб и чай, он снова сел на матрас.
И вновь лилась оглушающая речь лидера страны о том, как хорошо живется гражданам его государства. Испытывая острую боль от вонзавшихся в легкое костей – ему сломали ребро, – Максимов невольно стал вдумываться в смысл помпезной речи. Откровенная ложь первого лица государства вызывала боль в душе, куда более сильную, чем физические страдания.
Что за чушь несет этот человек! На фоне какого зверского произвола, повальной коррупции, стремительного обнищания народа господин Бексултанов рассуждает о правах человека, Конституции и благосостоянии граждан!
У Дмитрия была причина изнывать от душевной боли: почти за два тюремных года он навидался всякого. Особенно тяжко прошли первые девять месяцев ада в застенках следственного изолятора, где Максимов двенадцать раз умудрился побывать в бетонном мешке карцера размером 1,5? 4 метра. Снизу, между полом и дверью, – щель в пятнадцать сантиметров. Сверху в стене – вентиляционная труба радиусом десять сантиметров, через которую в карцер залетал снег, кружась вихрем по бетонному полу. Провинившегося бедолагу засунули в этот мешок в одной тонкой робе на голое тело. Через час материя стала скользкой, влажной и почему-то жирной на ощупь. У Димы почти все сроки помещения в карцер были максимальными – пятнадцать суток. Выдержать подобное непросто. После такой отсидки сил у зэка, как правило, не остается, и его обмякшее тело выносят хозбандиты[8 - Хозбандиты (жарг.) – осужденные из числа хозяйственной обслуги.].
В перерывах между карцерами Диму постоянно помещали в пресс-хаты, где он попадал в лапы зэков-садистов, работающих на оперативный отдел. Выгода была обоюдной: прикормленные арестанты годами избегали этапов в лагеря, а опера меньше пачкали руки, ломая непокорных. Бо?льшую часть грязной работы делали эти выродки.
Пытки, схватки, карцера… И это продолжалось без малого два года. Беспрерывно. Последний год – уже в колонии.
Глава 1
УКРАДЕННОЕ ЗЕРНО
Март 1997 года. Северный Казахстан
Черная полоса в жизни Дмитрия началась три года назад. Тогда, в 1997 году, молодой авантюрист работал юристом по долговым вопросам на байсальской птицефабрике – в просторечии «пташнике» – да так активно, что уже через год образовалась серьезная сумма, начисленная с процентов от взысканий. Владелец «пташника» Ербол Аскарович Черняев не выплачивал долги из принципа. Платить дебиторам, имея родственные связи в разных силовых структурах, по его разумению, глупо. К Максимову – а он был тот еще жук – Черняев обращался лишь в крайних случаях, потому что за этим следовала просьба рассчитаться хотя бы частично.
Когда на стол директора птицефабрики легло претензионное письмо от АООТ[9 - АООТ – акционерное общество открытого типа.] «Сулейман», возникла именно такая ситуация. Черняеву пришлось срочно отправлять своего водителя за Максимовым. Тогда он впервые увидел директора «пташника» настолько серьезно озадаченным.
– Здравствуй, Дима! Помощь твоя нужна. Сейчас, правда, дело не в дебиторах. Теперь с нас требуют! Посмотри. Надо как-то разрулить это дело. Сам понимаешь, до суда доводить нельзя ни в коем случае!
Дмитрий сел за стол и углубился в содержание претензионного письма. Черняев нетерпеливо вышагивал по кабинету, ожидая вердикта от своего советника по щекотливым вопросам.
– Ербол Аскарович, это типичная разводка, – резюмировал наконец Максимов. – Изначальную сумму в один миллион четыреста тысяч тенге их зарвавшийся юрист накрутил аж в три раза. Эти пять с лишним миллионов рассчитаны незаконно. «Сулейман» считает и рефинансирование, и штраф, и проценты штрафных санкций. Не беспокойтесь, сведем все к сумме основного долга, тем более что мы же не отказывались от выполнения своих обязательств. И нет никаких документов, на то указывающих.
– Не понял. Мы с ними уже два года не рассчитываемся.
– Это не мы, а они не выражают намерения получить от нас зерно в счет погашения долгов, и обратного доказать не могут. Вот единственный документ – претензия от них со штампом и датой, адресованная «пташнику».
– Интересно… Молодец! Дим, их вообще пора на место ставить. Это они нам должны! Возрожденовке и Матовскому задолжали. Мы оба села приняли на себя со всеми долгами и уже много выплатили за них. Если предъявим встречный иск, возьмешься?
– Ербол Аскарович, я-то готов. Но я ведь уже более восемнадцати миллионов тенге – причем даже из категории сомнительных и невозвратных долгов – вам вернул. А вы мне так и не выплатили ничего.
– Это мы решим. Я снова ставлю тебя в график: десять—пятнадцать коробок яиц в неделю.
– Ербол Аскарович, несерьезно это… Ну да ладно. Пока хоть так. Давайте более детально рассмотрим ситуацию с «Сулейманом». Когда мы приватизировали оба хозяйства, я ознакомился с их разделительным балансом и обратил внимание, что в 1996 году около трехсот тонн пшеницы ушлона тот же «Сулейман», а расчета так и не последовало. Сейчас они обязаны уплатить за зерно уже не хозяйствам, а нам. Мы приняли на себя не только их кредиторскую задолженность, но и их должников.
– Да, Дима, есть такое дело. Это грандиозная афера в пользу турок. Мелких махинаторов сделали за наш счет миллионерами. С нашей стороны нажились только чиновники. Губернатор под это казахстанско-турецкое СП[10 - СП – совместное предприятие.] сотнями тонн отнимал зерно у всех хозяйств области. Они и Голованова в итоге подвинули. Изначально учредить СП было идеей бывшего директора петропавловского элеватора. Он несколько раз летал в Турцию. Оборудование на свои личные деньги поставлял. И в итоге оказался на улице. Только по данным прошлого года наши совхозы лишились зерна на миллионы долларов, не получив взамен ничего.
– А сейчас как обстоят дела? Кто-то пытается вернуть свое?
– А смысл? Там личный интерес губернатора. Вон даже Зеленченко вроде и дружит с президентом, а сделать ничего не может.
– Вы хотите, чтобы я предъявил им встречный иск, а сами говорите, что смысла нет. Поэтому я вижу лишь один путь.
– Какой?
– Объединить всех пострадавших. Но начать с Зеленченко – как самого влиятельного человека в области.
– Отличная мысль! Дерзай! Если потребуется моя помощь, не стесняйся. Пусть турки вообще про нас забудут. И еще заплатят!
Прежде чем наведаться в КТ[11 - КТ – коммандитное товарищество (товарищество на вере). Коммерческаяорганизация, представляющаясобойобъединениелиц. вкоторомодниучастникиосуществляютпредпринимательскуюдеятельностьотименитовариществаиприэтомнесутсолидарнуюответственностьсвоимличнымимуществомпоегодолгампринедостаточностиимуществатоварищества (полныетоварищи), адругиелишьвносятвкладывимуществотоварищества, неучаствуявегопредпринимательскойдеятельностиинеотвечаяпоегодолгамсвоимличнымимуществом (вкладчики, коммандитисты).] «Зеленченко и К?», Дима обстоятельно изучил суть вопроса. Поднял в архивах все совместные протоколы и даже побывал в областной библиотеке, где перелистал старые газетные подшивки с заметками о создании будущего совместного предприятия АООТ «Сулейман».
Из публикаций с множеством фото президентов обеих стран следовало, что уставной капитал «Сулеймана» формировался за счет совместных инвестиций в сумме сорока миллионов долларов. Был создан фонд, где пятьдесят один процент акций принадлежал казахстанской стороне, а сорок девять процентов – турецкой. Но турки фактически никаких инвестиций в этот проект не вложили: АООТ создавалось за счет казахстанской стороны. Сам элеватор, его переоборудование и строительство макаронного комбината оплачивались из карманов сельчан.
Так было и в 1996 году, когда губернатор области своим решением постановил: «В связи с необходимостью завершения строительства АОТТ ?Сулейман» выделить из средств казахстанской стороны необходимую сумму».
Самое интересное происходило дальше. Руководитель комиссии по оперативным вопросам, первый заместитель губернатора области Худохтар Гадлиев, экстренно собирает совещание, на котором принимает решение передать в собственность «Сулеймана» пшеницу урожая 1996 года по цене сто шестьдесят два доллара за тонну. За сданное зерно хозяйствам рекомендовалось выдать акции предприятия-получателя. Под этим решением стояли подписи руководителя комиссии по оперативным вопросам Х. Гадлиева и заместителя губернатора по экономическим вопросам П. Черкашина.
Даже беглого ознакомления с этими документами хватило, чтобы понять: это афера губернатора и его подручных, грандиозная по масштабам и наглая по сути. Пшеница изымалась буквально у всех хозяйств, пользовавшихся услугами хранения зерна на элеваторах области. Молодому, дерзкому, только начинающему юридическую практику Максимову сразу пришел в голову резонный вопрос: «При чем же здесь собственность частных лиц и решение комиссии по оперативным вопросам?».
Изучение архивов подтвердило, что такая комиссия создана решением губернатора в 1994 году во исполнение постановления правительства страны. В задачу комиссии входило экстренное решение вопросов при чрезвычайных ситуациях, например стихийных бедствиях или эпидемиях. Но распоряжаться чужим зерном она полномочий не имела. Изучив документы, Максимов поехал в село Новорильское, где находилась контора «Зеленченко и К?». Директора долго искать не пришлось.
– Здравствуйте, Василий Степанович!
– Здравствуй, Дима! С чем пожаловал?
– Василий Степанович, вы помните, что вопрос по приватизации плодоовощной базы удалось благополучнозакрыть?
– Да, спасибо. Я в долгу не остался.
– Верно. Но я сейчас по другому поводу и, кстати, противники те же.
– Слушаю внимательно.
– Зерно 1996 года в «Сулеймане».
– Да, проблема серьезная. Я уж подумываю с президентом связаться. Нет на них управы. Нагло украли мое зерно, и на этом все закончилось. А ты что предлагаешь?
– Я считаю, надо объединить всех пострадавших, в том числе и вас. Вот Черняев – за. Однако если вы подтвердите уступку прав требований, то все остальные, увидев, что сам Зеленченко на это пошел, подключатся не задумываясь. Однако этот вопрос следует решать только в рамках уголовного преследования. Ведь это же чистой воды криминал! А если сунемся в суды – завязнем.
– Естественно. Я то же самое твержу этим кабинетным юристам- бездельникам и прокурору, а они меня в суд отправляют! Но разве ты не понимаешь, Дима, с кем связался. Зачем тебе лишняя головная боль?
– Хороший вопрос, Василий Степанович. Буду краток. В том году вы лишились своего зерна. Получить его обратно – дело бесперспективное. Вы недосчитались четырехсот тонн. Если я верну вам зерно в количественном выражении, вы будете довольны?
