скачать книгу бесплатно
Радиостанцию подсоединили к домашнему номеру матери Дмитрия, причем с умыслом. В противном случае его жене пришлось бы несладко от непрекращающихся звонков знакомых барышень мужа. Для первой проверки связи из машины позвонили Елдосу Казбековичу.
Майор сам предложил встретиться в «Утенке» и просто поужинать – причем дал понять, что на этот раз можно обойтись без бордельеро с девочками. В кафе действительно состоялся сугубо деловой разговор. Теперь Елдос обращался к Максимову с предложением, сулящим взаимную выгоду. Интрига крутилась вокруг нынешнего главы района, в прошлом руководителя крупного агропромышленного комплекса «Налобино».
– Их пора доить! Согласен? Надо же и о старости позаботиться.
Такой поворот разговора несколько обескуражил Диму. Ему очень не понравилось то, что имел в виду комитетчик, но назад дороги уже не было. Если он откажется, то Горманов попросту переедет его, словно асфальтоукладчик. Уже завтра процессуальные противники Максимова узнают, что он остался без влиятельной поддержки, а это означает скорую встречу с чеченцами. Последнюю в его жизни. И встреча эта не заставит себя долго ждать.
Просьба Елдоса выглядела не слишком сложной. Диме лишь предстояло пригласить главу района на обед для конфиденциального разговора, во время которого по секрету сообщить ему нерадостную новость – что тот уже полгода находится в разработке КГБ со всеми вытекающими последствиями. Собранной на него доказательной базы достаточно, чтобы как минимум лет на десять переместить районного князька в условия, совершенно непригодные для жизни. Но есть реальная возможность избежать такой печальной судьбы, сделав маленький подарок одному хорошему человеку.
Через четыре дня, за этим же столом, Дима обсуждал результаты оперативной разработки главы района с самим ее объектом – господином Демиденко. В начале беседы тот явно куражился над сидевшим напротив юнцом. Но спокойная, уверенная речь, холодное безразличие к понтам главы района вынудили Демиденко напрячь все извилины и ловить каждое слово Димы.
Дело увенчалось успехом. В конце июля семейство Гормановых въезжало в шикарный двухуровневый коттедж. По такому случаю майор устроил пикник на озере Лебяжьем, в тридцати километрах от города. Компания была сугубо мужская – те же лица, что присутствовали весной на первом застолье в «Утенке»: Ербол, Дулат, сам Горманов и Дима. За прошедшие четыре месяца у троицы из КГБ явно улучшилось материальное положение, о чем можно было судить не только по их внешнему виду: начальник обмывал коттедж, а Ербол и Дулат прикатили на новеньких иномарках.
Диме почему-то запретили ехать на своей «восьмерке». Майор доставил его на собственном «Форде». Причина стала понятна на шестом тосте. Подняв рюмку «Хеннесси», слово взял сам новосел:
– Предлагаю тост. Чтобы, как говорится, у нас все было и нам за это ничего не было! Дима, обращаюсь к тебе. В нашем деле передвигаться на «Жигулях» просто несолидно! Вот ключи от моего «Форда», завтра переоформишь. А теперь выпьем за дружбу, и чтобы машинка не ломалась!
Взяв ключи от шикарной иномарки и опрокинув уже наполненную рюмку, Дима не стал отказываться от подарка, чтобы не портить общую атмосферу. Скромно поблагодарил и сунул ключи в карман, но презент чекиста однозначно решил вернуть. Не сейчас, во время попойки у озера, а завтра, на трезвую голову, тактично объяснив причину.
Такое решение, возможно, станет знаковым, или ключевым, – кому как больше нравится, – во всей последующей жизни Дмитрия Максимова. Но это будет завтра. А сегодня в кармане у него ключи от мечты и множество девчонок томятся в ожидании веселого, компанейского Димы!
Когда коньяк был выпит, шашлык съеден, огонь залит, а компания собралась по домам, Горманов возжелал общества Мадины. Заехав с Елдосом за девушкой, Дима отвез их в профилакторий «Скиф», где парочка незамедлительно предалась любовным утехам. С телефона администратора он позвонил своей подруге, модели Рите, и предупредил, что будет у ее подъезда через десять минут. Возможная встреча с гаишниками его не напрягала – весь личный состав ГАИ знал, кому принадлежит этот «Форд».
С Ритой Дима познакомился год назад на конкурсе красоты «Мисс Бавария», приуроченном к открытию нового ресторана с одноименным названием. Максимов (разумеется, в бордовом пиджаке) входил в состав жюри. Он лично поздравил победительницу и подарил ей видеоплеер.
Утро они встретили в постели, в номере того же «Скифа», но задерживаться здесь парочка не пожелала. Душа требовала куража! Натянули не совсем свежую одежду, разместились в удобном салоне «Форда» и, недолго думая, отправились на поиски компании – заехали за подругой Риты Милой и бывшим одногруппником Димы грузином Гоги. Все вместе отправились в ресторан, где гульнули по полной. Глубокой ночью Дима, не спавший в последние сутки ни минуты, уже гнал «Форд» в курортную зону Боровое. Рита с Милой пытались отплясывать под оглушающие ритмичные мелодии прямо в салоне мчавшейся по трассе машины, Гоги подпевал во все горло. Бордельеро продолжалось еще сутки в гостинице на берегу озера. Пили и в ресторане, и в номерах, и в бане, и у озера. Последние силы покинули Диму в постели, где он усердно трудился над разгоряченной Ритой. В восьмом часу утра он наконец-то отрубился.
ЧАСТЬ 2
ОПЕРАЦИЯ «КУРИНОЕ ЯЙЦО»
7 февраля 2015 года. Северный Казахстан. Село Жаман-сопка (в переводе с казахского – «плохое место»). Исправительная колония особого режима для особо опасных рецидивистов Учр ЕС-164М
В помещении для приема пищи, именуемом попросту чайханой, за чашкой крепкого кофе сидели двое заключенных и живо обсуждали первые страницы будущей книги, автором которой был никто ино, как сорокалетний Дмитрий Максимов, уже дважды признанный международным сообществом политзаключенным Казахстана. В 2006 году он был осужден по обвинению в клевете на прокурора и его братьев, нагло присвоивших собственность жителей села, переданную им в качестве имущественных паев при реорганизации совхоза. В вину ему ставилась публикация статьи в газете о том, как крестьян оставили «с носом». Обвинение явно было надуманным, но тем не менее Дима получил срок в три года и десять месяцев с отправкой в исправительную колонию строгого режима, где его подвергали изощренным пыткам. Сейчас Дмитрий Максимов отбывал уже третий срок – по совершенно бредовому обвинению в «вымогательстве денежных средств с целью личного обогащения» у прокурора приграничного с Киргизией поселка Кордай. Эти денежные средства на самом деле были незаконно изъяты прокурором у кокшетауской предпринимательницы, и Максимов, представлявший ее интересы, намеревался вернуть владелице эту сумму, на что был нотариально уполномочен. Тем не менее ему впаяли двенадцать лет лишения свободы в колонии особо строгого режима. И это несмотря на то, что бездарно сфабрикованное обвинение в суде полностью развалилось, а самого Максимова, на тот момент уже известного в мире правозащитника, ранее, 28 августа 2012 года, признали невиновным, и присяжные заседатели своим вердиктом освободили его из-под стражи прямо в зале суда. К слову сказать, судья специализированного суда города Тараза господин Тасука-бай в течение шести дней отказывался провозглашать оправдательный вердикт присяжных. За это время сотрудники КГБ Жамбылской области по полной прессовали присяжных и их семьи, требуя признать неугодного правозащитника виновным. А самого подсудимого ежедневно по утрам увозили из тюрьмы в суд, дабы вчинить обвинительный приговор, но под вечер он возвращался в камеру. 28 августа 2012 года Максимова опять привезли в суд и заперли в клетке подвала. Его честь Тасука-бай попытался снова, уже в последний раз, хорошенько поднажать на присяжных – очень уж ему был нужен обвинительный вердикт:
– Гульнара Аспандияровна! Вы же уважаемый человек, завуч школы. Подумайте еще раз. Вас же с работы выгонят! Зачем вам из-за этого оппозиционера на такие жертвы идти?
Одна из присяжных заседателей вступила в перепалку с судьей:
– А почему оппозиционера? Разве Максимов против нашего президента? Он же только выступал против пыток и с коррупцией боролся…
Судья попытался что-то сказать, но ему не дали и слова вымолвить.
– Вы что себе позволяете, Тасука-бай? Нас дома прессуют, названивают с угрозами, мужей пугают на работе увольнением, да еще вы здесь на нас давите. Полный беспредел! Парень ни в чем не виновен! Мы же не дебилы! Всё видели, слышали. Прокурора сажать надо! – возмущенно вмешалась в разговор красивая молодая гречанка Помалиди.
– Я без вас знаю, кого сажать. И с вами еще разберутся, помалкивали бы лучше! – попытался урезонить ее судья.
– Ты что творишь, сука! – со стула вскочил аульный мужик по имени Канат. У него уже не осталось сил терпеть судейский произвол, творившийся у него на глазах шестые сутки подряд. Ему до боли в сердце было обидно за свою страну, за Родину, где, судя по всему, больше нет закона, если вот так, открыто, пытаются упечь за решетку невиновного.
Когда Канат был уже в полуметре от рванувшегося в панике на выход судьи, женщины повисли на его плечах. Это и спасло Тасуку-бая от расправы. Ему не оставалось ничего иного, как нарушить приказ КГБ и освободить опального правозащитника из-под стражи.
А уже через два месяца экс-политзаключенный, правозащитник Дмитрий Максимов выступал с мировой трибуны на совещании ОБСЕ в Варшаве. Внимание тысячной аудитории представителей всего мира было приковано к его разгромным выступлениям в четырех сессиях: «Свобода слова», «Доступ к правосудию», «Общественные объединения», «Пытки». Наибольшее внимание уделялось пыткам: общественности стало известно о множестве случаев безнаказанных убийств заключенных. Послы европейских стран подходили к Дмитрию в перерывах совещания, чтобы выразить свое уважение, пожать руку и предложить политическое убежище. Ведущие общественные деятели с мировыми именами из России, Украины, Киргизии и Казахстана настоятельно советовали ему остаться в Варшаве. Но Дмитрий сделал свой выбор, вернувшись в Казахстан, потому что считал себя не таким, как все, а настоящим. И еще потому, что на родине его ждала женщина, которую он любил больше жизни. Да что там любил – боготворил! Но, как покажет время, и любовь, и возвращение в Казахстан оказались большой ошибкой.
Напротив лауреата международных и отечественных премий в области правозащитной деятельности Дмитрия Максимова сидел другой арестант – ФаридХамзахметов. Он был одним из немногих, кто пытался хоть как-то развиваться, занимаясь самообразованием в колонии. Отец Фарида ушел из жизни рано, мальчишку воспитывала мать, и подросток почти все время болтался на улице. Там он и нарвался по своей молодецкой удали на первый срок – за пьяную драку у входа в кафе. В девятнадцать лет, приговоренный к трем годам лишения свободы в колонии общего режима, он въехал в автозаке в ИК-29, в поселке Гранитный, что в двенадцати километрах от Кокшетау. Уже тогда, в 2004 году, эта зона славилась на весь Казахстан своей жестокостью. Били и истязали во всех зонах Северного Казахстана, но лишь на «гранитке» за малейшую жалобу, переданную на свободу, недовольного могли изнасиловать и определить в гарем[18 - Гарем (жарг.) – обособленное место жительства для лиц, подвергшихся сексуальному насилию.]. Пять суток молодой пацан, наслушавшись баек о тюремной романтике, держал стояк[19 - Держать стояк (жарг.) – волевой отказ от исполнения требований администрации колонии, сопровождающихся физическими истязаниями.] – не брался за тряпку, не подписывал никаких бумажек. На шестой день благоразумие взяло верх, и он выполнил все требования. Из-за непрекращающихся преследований, пыток, избиений, постоянных унижений его стали посещать мысли о самоубийстве. В этой зоне было настолько тяжело, что по звонку на подъем хотелось прямо сейчас, причем как можно скорее, умереть. В такой обстановке он познакомился с мусульманином Османом. Новый товарищ получил религиозное образование в Сирии и был имамом в одной из небольших мечетей Западного Казахстана. По возвращении на Родину Османа арестовали по обвинению в экстремизме и присудили одиннадцать лет лишения свободы. С каждым днем Фарид чувствовал еще бо?льшую потребность в их дружбе. Уже через месяц он не курил, не сквернословил, а к окружающим стал обращаться исключительно на «вы». Осман научил друга переносить физическую боль и унижения стоически, философски относиться к выпавшим на его долю испытаниям. Его огорчала лишь невозможность изучать религиозную литературу и совершать намаз. Но Аллаху было угодно, чтобы уже через год Фарид вернулся на свободу совсем другим человеком. Все свободное время он посвящал богослужениям, активно переписывался с братьями-мусульманами из Сирии, Ливана, Арабских Эмиратов, с которыми его познакомил Осман, достаточно известный религиовед. Аллах был настолько благосклонен к Фариду, что и на свободе дал ему возможность самонразвития. Уже к концу 2005 года Фарид по протекции Османа отправился по приглашению в Египет, где поступил в мусульманский университет «Аль-Азхар». Летом 2007 года, закончив первый курс, он прилетел на каникулы в родной Кокшетау навестить мать. С первых же часов пребывания в отчем доме к нему потянулись верующие, но Фарид не поддерживал разговоров об экстремизме и радикальных идеях – напротив, он старался говорить о религиозной терпимости.
Каникулы еще не успели закончиться, а Фарида уже арестовали. В авральном режиме, буквально за две недели, он был признан рецидивистом и приговорен к шести годам лишения свободы в ИК строгого режима города Атбасар, где и познакомился с Димой Максимовым. Атбасарская колония не менее активно, чем ИК-29, практиковала издевательства над заключенными, но Фарид имел там одно существенное преимущество. В колонии была какая-никакая, но все-таки мечеть, и уже на второй месяц заключения он стал имамом, где до середины 2007 года получил три поощрения от администрации зоны: два – за ремонт мечети и одно – за плодотворное сотрудничество с воспитательным отделом. Но в 2010-м ситуация резко изменилась. Своими новыми поправками парламент страны ликвидировал все мечети в зонах. В отживавшей последние дни тюремной мечети неожиданно нашли CD-диски экстремистского содержания. Все понимали, что их подкинули гэбешники, да и сами видео, по оценке Фарида, были рассчитано на дебилов. Он вообще не воспринимал всерьез безумные воззвания каких бы то ни было фанатиков.
Близкие молодого человека стучались в двери всех правозащитных организаций страны. Готовили многочисленные обращения и в Международное бюро по правам человека, директор которого – Евгений Абрамо?вич – разъезжал по всему миру, отстаивая интересы казахстанских олигархов. Но все эти организации, призванные защищать права человека от произвола государственных структур, на деле откровенно игнорировали заявления семьи Хамзахметовых. И тогда по просьбе сына мать Фарида вышла на правозащитника Дмитрия Максимова. Он уже полгода находился на свободе и еще более яростно, чем раньше, боролся с беззаконием властей. Редкая неделя проходила без его новых публичных разоблачений. Он, словно фантом, появлялся в госучреждениях, где клеймил преступления против личности. Матери Фарида удалось поговорить с ним, но внезапно медийные просторы потрясло видео с откровениями сотрудника КГБ, подбросившего те злополучные диски.
Однако история на этом не закончилась. Через месяц комитетчик посетил мечеть, где покаялся перед Аллахом, и в тот же день подал рапорт об увольнении. Пресс-конференция Дмитрия Максимова, где широкой публике показали видео с рассказом о подброшенных дисках, еще долго тиражировалась в западных СМИ. Однако несмотря на это Фариду дали новый срок, уже в ИК особого режима, где они с Максимовым – по воле Аллаха, а может, и по недосмотру КГБ, – встретились вновь.
И вот сейчас они обсуждают будущую исповедь Дмитрия перед читателями.
– Понимаешь, какая штука? Я решил писать максимально правдиво. Все то, что касается меня, описывать честно, не наделяя себя не присущими мне положительными качествами. В те далекие лихие годы мною руководила вовсе не идея, а о защите прав человека я и думать не думал – просто хотел сшибать бабки, и мне это удавалось. А шальные деньги транжирил – девчонки, казино, рестораны… Даже семье жилья не купил, хотя сам имел не одну машину. Вот только боюсь, что сам себя в грязь перед читателем толкаю, – делился своими сомнениями Максимов.
Фарид задумался. Немного помолчал, потом ответил:
– А я считаю, так и надо. Читатель сам все поймет и расставит по местам. Люди с большим доверием и интересом будут читать твою книгу, понимая, что все в ней – правда. Это же своеобразная исповедь, и ты в ней не лукавишь. И еще, Дима: все инсценировки, о которых ты рассказывал, – попытки подложить тебе проститутку и обвинить в изнасиловании – будут читателю более понятны.
– А ведь ты прав! – неожиданно для самого себя согласился с собеседником Дмитрий. – Мой разгульный образ жизни многие годы был для КГБ тем слабым местом, куда они много раз пытались нанести удар.
Глава 1
ПЕРЕДЫШКА
Конец июля 1997 года. Трасса Астана – Петропавловск
Из Борового в город выехали только через сутки. Дима чувствовал себя отлично, словно и не пил последние двое бессонных суток, чего нельзя было сказать о его пассажирах. Рита тоже протрезвела, а Гоги с Милой на заднем сиденье машины продолжали радоваться жизни: пили шампанское, громко подпевали автомагнитоле и хохотали в полный голос.
Гоги попросил отвезти их с Милой в гостиницу, а Риту Дима подвез до дома, где она жила с родителями. «Вернуть машину снова не получилось», – подумал он, въезжая в ворота дома, где жила преданная ему боевая подруга Оля Сулейменова. В отличие от Риты Оля не отличалась модельной внешностью. Дима любя называл ее то Пухликом, то Сулейменчиковой, а чаще всего Гаечкой – за сходство с персонажем мультсериала «Чип и Дейл спешат на помощь». Девушка была небольшого роста, всего сто шестьдесятдва сантиметра, и это ему особенно нравилось, хотя он привык иметь дело с высокими длинноногими красотками.
Единственным человеком в мире, которому он безгранично доверял и мог рассказать что-то не предназначенное для чужих ушей, была его Гаечка, дочка бывшего директора «пташника». К Ольге Дмитрия тянуло душой, хотя и грешная плоть требовала своего. Познакомились они на птицефабрике. Олю, работавшую там бухгалтером, отправили с Максимовым в совхоз-дебитор. После составления акта сверки и обсуждения вида расчета они на обратном пути завернули к его знакомым – как заверял Дима, «просто поужинать, и сразу в дорогу». Но в итоге провели там все выходные.
Ей было хорошо с ним. С того момента Оля заняла в жизни Димы особое место, стала по-настоящему важным для него человеком. А она без памяти влюбилась в этого проходимца! Ей, неглупой молодой девушке, с отличием закончившей Курганскую сельхозакадемию, сразу было ясно, что собой представляет Максимов. А он и не пытался предстать перед ней кем-то другим. Ничего не обещал, в любви не клялся. Но когда он без предупреждения вваливался в ее дом в самое неожиданное время и в непредсказуемом виде, ее сердце с бешеной силойстучало от радости. Она принимала его таким, какой он есть.
Вот и сейчас, услышав скрип открывающихся ворот и увидев в окно, как любимый въезжает во двор, Оля спрыгнула с кровати и помчалась встречать своего Диму. Никаких вопросов о происхождении здоровенной иномарки не возникло. На чем он только к ней не приезжал! В каком только состоянии не добирался до ее ворот! И она всегда радовалась ему.
Ведь ясно как белый день, что этот кобелина притащился лишь для того, чтобы передохнуть и снова ринуться в водоворот разгульной жизни. В такие моменты Оля пыталась хмурить брови, демонстрируя отчуждение, но ничего не получалось – чувства настолько переполняли ее, что губы сами собой расплывались в улыбке.
Как-то раз, угощая Диму в постели блинчиками со сметаной, Ольге пришло в голову забавное сравнение: ее любимый подобен мартовскому коту, который, нагулявшись по окрестностям, перетрахав всех кисок в округе, изодранный другими котами, изголодавшийся, потрепанный, возвращается в дом, где с порога виновато смотрит в глаза хозяину. Но какая разительная перемена происходит с этим котом, когда его всласть покормят сметанкой! Даже позволяет себя погладить, однако делает это с таким видом, будто оказывает величайшее одолжение: мол, ладно уж, гладьте, я, так и быть, предоставлю вам такую возможность… А потом все повторяется. Откормленный, лоснящийся котяра исчезает – и спустя время притаскивается, худющий и грязный.
Самому Максимову подобное сравнение нравилось, потому как оно соответствовало действительности. Взамен Оля ничего не просила, ни на что не надеялась. Она просто любила его – искренне, безгранично, без условий.
– Пухлик, привет! Давай баню затопим. Устал, сил нет, и голодный как волк. А, и вот еще, это тебе!
Дима вытащил из машины шикарный букет роз. Ольга чуть не завизжала от восторга. Они уже полгода вместе, но цветы он ей дарит всего в третий раз. Да еще какие! Девушка бросилась ему на шею, даже о розах забыла.
Она привычно занялась приготовлением угощения, пока Дима парился в бане и пил пиво. Выйдя из предбанника, он уселся за накрытый стол летней кухни. Оля старалась угодить Диме – только что с ложечки не кормила, а он, как и следовало ожидать, стремительно превращался из потрепанного, изголодавшегося кота в самодовольного, лоснящегося котяру.
За окном очень некстати раздался сигнал его «восьмерки». Приехал Федор. Пройдя на летнюю кухню, он прервал идиллию:
– Дима, собирайся. Тебя Голованов уже сутки разыскивает. Просит срочно с ним встретиться. Поехали!
Связавшись по радиотелефону с экс-директором элеватора, они выехали на встречу с ним в кафе «Тути», как и в прошлый раз.
Глава 2
НА ПРИЦЕЛЕ
Заметно пьяный Григорий Михайлович был чем-то взволнован. Прежде чем приступить к делу, он настоятельно потребовал выпить с ним, после чего выбрался из-за стола и направился на улицу. Дима – за ним. У обочины стояла «хундайка» супруги Голованова, где он и предложил переговорить. Прежде чем начать беседу, открыл бар между передними креслами, извлек початую бутылку водки, разлил. Чокнулись и снова выпили.
– Ну, как продвигаются наши дела?
– Да в общем-то все о'кей. КГБ содействует, – вздохнув, ответил Дима. – Вот только прокурор явно губернатора покрывает. Снова отказал в возбуждении дела. Материалов ему, видите ли, не хватает. Требует собрать со всех пострадавших объяснительные и подтверждающие документы. А мой ревизор с сердцем слег. Да и как я их соберу? Это ж всю область объехать надо! Тем более что некоторые из попавших под губернаторскую «продразверстку» хозяйствующие субъекты, как вы сами знаете, уже не существуют…
– А сам областной, сука, районным прокурорам поручение дать не в силах? – гневно перебил его Голованов.
– Да они с губернатором в одной упряжке, Григорий Михайлович!
– Дима, по поводу губернатора… – Голованов вдруг словно протрезвел и четко, хотя и привычно шепелявя, продолжил: – Был я у него дома три дня назад, беседовали. Я ему говорю: «Генрих Андерсович, побойся Бога, ведь я вложил в этот проект все, а ты поступаешь, как последний бандит-беспредельщик!» А он ржет мне в лицо. Издевается, говорит: «А ты на меня жалобу напиши». И тогда я не выдержал, послал его на три буквы, и знаешь, что он сказал? Что я скоро за эти слова кровью умоюсь, и ты вместе со мной.
– Не понял. Григорий Михайлович, он что, прямо мое имя назвал?
– Ну, примерно. Сказал: «Вместе со своим щенком кровью умоешься». Я понял, он уже принял решение. Дима, мой тебе совет. Я сейчас дам тебе некоторые документы, они касаются сегодняшних махинаций на «макаронке»: там указаны суммы, которые турки отмывают за государственный счет. Ты постарайся срочно разослать их в СМИ и падай на дно. А лучше уезжай куда-нибудь. Что от меня требуется, какая помощь?
– Если честно, Григорий Михайлович, за эти месяцы я уже вложился в это дело на двадцать тысяч долларов с лишним. Сейчас действую строго в экономрежиме, но до финиша еще ой как далеко. Месяц назад прокурор области – и вы это знаете – вынес предписание в Комитет финансового контроля о проведении ревизии. Вот сейчас должны были «Сулеймана» инспектировать, но сердце ревизора дало сбой. И главная проблема: старикашка взял меня за горло. Просчитал, сколько я планирую заработать на этом деле. Я оттягивал разговор о его материальном интересе насколько мог, но в четверг заезжал в больницу, так он мне открытым текстом заявил, что к концу ноября я должен ему авто для подарка сыну на свадьбу. Новую «девятку» хочет, – с ноткой отчаяния в голосе изрек Дмитрий.
Все сказанное было правдой. И даже его компаньон-кагэбэшник тут был бессилен. Казахстан в каждом своем гражданине с пеленок культивирует принцип «не подмажешь – не поедешь». За любое действие, решение, содействие полагается взятка. В больнице, детском садике, военкомате, милиции, прокуратуре, судах и даже в бывшем Государственном ревизионном управлении, переименованном в КФК[20 - КФК – Комитетфинансовогоконтроля Министерства финансов Республики Казахстан.].
– Все ясно, – Голованов потянулся к бардачку в панели, открыл его и достал банкноты.
– Вот, возьми документы по туркам и деньги. Здесь тысяча долларов. Понимаю, что копейки. Сейчас жду возврата долга за зерно от поляков. Как получу, дам еще десять.
После разговора с Головановым Федя повез Диму обратно к Оле. Всю дорогу Максимова не покидало тяжелое ощущение от встречи с этим жизнерадостным человеком.
Как только утром следующего дня Дима проснулся, Пухлик метеором слетала на кухню и принесла горячие бутерброды с куриной нарезкой под расплавленным сыром, обильно залитые кетчупом с майонезом. Плотно позавтракав прямо в постели, Максимов позвонил Феде, и уже через 20 минут тот стоял у ворот дома Сулейменовых. Попрощавшись с Ольгой, парни на двух машинах направились на другой край поселка, где располагался шикарный коттедж Горманова, – как он ему достался, читатель хорошо помнит. Дима намеревался оставить «Форд» у ворот, а ключи занести майору, но, подъезжая к дому, увидел служебную машину владельца коттеджа. Пришлось идти объясняться.
– Казбекыч, салам! – с порога поздоровался Дмитрий. – Большой рахмет[21 - Рахмет (каз.) – спасибо.] за подарок. Шикарное авто, что и говорить, но, извини, скажу честно. От тебя я его принять не могу! Это против логики нашего партнерства. Вот ключи.
Горманов искренне удивился.
– Дима, ты все неправильно понял. Это моя благодарность. Ты только погляди, в какие хоромы я вселился благодаря твоему участию!
– Не преувеличивай, – возразил Дима. – Никакого особого участия я в этом не принимал, просто передал твое предложение.
– Не упрощай. Обкатать такого мерина, с ходу расчехлить его – высший пилотаж. Ты зря думаешь, что все должно было пройти гладко. Он мог и отпор дать, до самого Бексултанова дойти! Сам понимаешь, все главы районов, мэры, губернаторы назначаются лично Папой. Система давно отлажена. Мэры платят губернатору, а губернаторы – уже Ему. Допустим, глава района в позувстанет. Поднимется такая буча, что всем нам мало не покажется.
– А разве в стране все так плохо? – улыбнулся Дмитрий. – Неужели сам президент покрываетэто безобразие? Но ведь я столько раз видел по телевизору, как он коррупционеров разносит.
– По телевизору? Не смеши меня!
– А почему в газетах пишут, как президент борется с казнокрадами? – гнул свою линию Дима
– В газетах… – чекист уже заливался хохотом. – Дим, да у нас все телеканалы и газеты семье Бексултанова принадлежат. Ты что, тупой, в самом деле? Сам ведь влез в эти махинации. По-твоему, кто турок покрывает, точнее аферы губернатора с ними? В общем, не в то русло у нас разговор зашел. А по поводу Демиденко… Допусти ты хоть малейшую оплошность в разговоре, этого дома у меня сейчас не было бы.
– Ясно. Все равно спасибо за подарок, но я обойдусь своей боевой тачанкой, – Дима встал и направился к двери.
– Ты куда сейчас? В город к жене?
– Нет, наверное, здесь, у Оли, останусь. У нее такие глаза грустныебыли, когда я уезжал.
– Тогда к семи вечера ждем у нас. Посидим по-семейному, новоселье отметим, – сказал Горманов и на прощание пожал Диме руку.
Дима завез Федю к теще и направился к своей Гаечке. По дороге он обдумывал слова Горманова, убеждаясь в правильности своего решения вернуть машину. Иначе он, по сути, оказался бы втянутым в преступную группировку под началом майора КГБ. Лучше им платить, чем принимать от них что-то. А свободу и самостоятельность Максимов ценил превыше всего.
Глава 3
КОНТРОЛЬНЫЙ В ГОЛОВУ
Жаркое лето 1997 года заканчивалось. Григорий Михайлович Голованов уже вторую неделю пил горькую. Его супруга, понимая, что происходит с мужем, не причитала, не возмущалась, не охала, а просто молча переживала за него. Они прожили вместе двадцать с лишним лет. Вечером 3 сентября Голованов снова приехал домой не совсем трезвым. Весь день он бесцельно катался по городу. Встречая кого-то из знакомых, звал в машину, доставал коньяк из бара, встроенного в подлокотник, разливал по одноразовым стаканчикам и выпивал. Он предчувствовал приближение конца.
Попарившись в баньке, супруги немного посидели у телевизора, пощелкали семечки, а в первом часу легли спать. В большом доме жили два ротвейлера, чей громкий лай разбудил хозяев около трех часов ночи. За окном мелькнули две тени. Голованов сразу понял: пришли его убивать.
Через пожарный выход он успел выбежать из дома, а в этот момент один из киллеров расстрелял его спящую жену. Она умерла, не успев проснуться. Пуля контрольного выстрела, войдя в переносицу, пробила затылочную часть и расплющилась о бетонную перегородку в полу вместе с фрагментами мозгового вещества.
Голованов бежал к небольшому домику, стоявшему отдельно от коттеджа. Там, в незапертом сейфе, хранилось охотничье ружье. Но когда до домика оставалось каких-то три метра, его настигла пуля, выпущенная из оружия убийцы жены.
Трое никем не замеченных кавказцев медленно отъехали от дома. Единственный свидетель по делу мог сообщить лишь одну деталь: автомобиль, подъезжавший к дому Головановых, был предположительно темно-зеленого цвета.
Утром 3 сентября 1997 года вся страна испытала потрясение. В собственном загородном доме, в селе Петерфельд, расположенном в двадцати пяти километрах от города, были обнаружены трупы супругов Головановых. На шикарном мраморном обелиске, который будет доставлен по спецзаказу их сына из Омска, укажут две даты рождения и одну дату смерти. Убитых обнаружил утром муж сестры Григория Михайловича.
Известие о гибели семьи Головановых застало Дмитрия дома. Он еще спал, когда в десять утра Ирина подняла трубку телефона. По настойчивой просьбе звонившего она с неохотой разбудила мужа.
– Дима, ноги в руки – и ко мне, быстро! – приказным тоном потребовал гэбэшник.
Через полчаса Максимов сидел в кабинете Горманова. Из фотолаборатории уже доставили снимки: залитые кровью тела Головановых лежали в разных местах. Сквозные отверстия в черепах указывали на работу киллеров.
– Узнаёшь?
Дима впал в ступор. Его сознание отказывалось принять тот факт, что пышущий здоровьем, веселый, жизнерадостный мужичок и этот обезображенный труп есть не кто иной, как Григорий Михайлович Голованов.
– Вижу, что узнал. Когда ты последний раз встречался с ним?
– Да не помню точно… – Дима не мог поверить в произошедшее. – В прошлом месяце. Когда вам машину возвращал.
– О чем говорили?
– Он обещал помочь с оплатой услуг ревизора, дал компромат на турок. Да я же вам все показывал. И еще он говорил, что встречался с губернатором, а тот угрожал ему.
