
Полная версия:
Тьма по соседству
Реальность редко бывала на ее стороне.
Забавно, как этот человек, вызывающий ассоциации с трупным гниением, умеет становиться другим, если речь идет о девушках или иной личной выгоде.
Сейчас находиться под его взглядом невыносимо. Однако каждую неделю с момента заселения в постели Яна пребывает новенькая. Как они выносят эти глаза, это впечатление, будто тебе грозят серьезные неприятности, если ты продолжишь играть с ним в гляделки? Как они выносят всего Яна в принципе? Его властность, его… наглость, лицемерие и холодность к чувствам других.
Через 405-ю прошло много девиц даже для героя-любовника. Бурные романы, как правило, длились несколько дней. Ян напоминал машину, запрограммированную определенным образом: новая неделя – новая жертва. И полное безразличие к предыдущей.
Даже странно, что этот робот развлекается с противоположным полом как отпетый Казанова. О нет, сначала он ведет себя очень галантно, всячески внушает симпатию и доверие, пользуется простейшими приемами из психологии. Фаина не раз становилась свидетелем его уловок.
В общежитии мало что можно скрыть от соседей. К сожалению. Очень хотелось бы не знать подробностей личной жизни Яна. Это знание причиняло дискомфорт.
Вкупе с внешностью и репутацией темной лошадки несложные мужские хитрости, старые как мир, сносили барышням голову. Не составляло труда убедить их, будто именно они – те самые, единственные, которые исправят сластолюбца и вернут его на истинный путь моногамии.
По глазам бедных девушек Фаина не раз читала безоговорочную уверенность в своей исключительности, которую Ян им с легкостью внушал. И это вполне естественно – поверить в то, что ты не такая, как все, если самый желанный мужчина общежития говорит тебе об этом, сжимая предплечье и гипнотизируя взглядом.
Они все как одна самозабвенно обожали его. Боготворили. Считали его идеальным, а себя – недостойными, на которых снизошла манна небесная.
У женской половины жильцов Ян стал главной слабостью – и как объект похоти, и как главный вызов природному женскому любопытству. Наверное, в их глазах он и был идеален, потому что позволял им видеть только то, что хотел. Если бы не одно но. Он быстро пресыщался.
И скоро, после трех-четырех проведенных вместе ночей, вышвыривал девушек без лишних церемоний. Вышвыривал в тот же самый момент, как впервые ощущал докучливость и приземленность избранницы.
Он оставался металлически холоден к слезам и мольбам ничего не понимающих девиц, что среди ночи оказывались в коридоре в полуголом виде. Им удавалось самое легкое – затащить его в постель. Но ни одна из них так и не сумела узнать о нем что-нибудь важное. Что-то, чего она не знала до отношений с ним, но так хотела бы выведать.
Ян ни перед кем не раскрывался. Никто не ведал, что он такое на самом деле. Стоило Фаине об этом подумать, и в теле появлялась странная дрожь.
Из-за подобного поведения Ян прослыл человеком скрытным, непредсказуемым и вспыльчивым, ибо очевидно, что лишь в гневе можно вытворять все то, что он себе позволял. И только Фаина догадывалась, в чем истинная причина.
Скука.
Ян смертельно устал. Устал жить, устал испытывать все те же ощущения, что и вчера, и год, и пять лет назад. У него было все, чего может желать молодой мужчина. Но он жаждал большего. Того, что не могло ему дать привычное существование.
Многие здесь хотели бы себе иной жизни, мечтали вырваться из организма коммуны, но тот не спешил отпускать, в первую очередь психологически. Неужели Ян в этом плане – такой же человек, как они все? Изнывая, он почему-то не мог покинуть это прогнившее, забытое богом (и дьяволом, наверное) место.
Их всех удерживают здесь собственные страхи и комплексы.
По крайней мере, так казалось Фаине. Именно эту усталость – экзистенциальную – она замечала на его лице. И, пожалуй, именно она пугала больше всего, придавая мертвое выражение.
Но никогда не следует исключать вот какого момента: все мы склонны от той же скуки мистифицировать субъектов, нас окружающих, если знаем о них базовый минимум. Придавать им смысл, о котором они и не догадываются. Фаина не исключала, что многое о Яне додумывает, пользуясь бурной фантазией. Как может она быть уверенной в чем-то, если даже зрение показывает ей силуэты и образы там, где их нет? Может, воображение работает аналогично: ради разнообразия дополняет картину так, чтобы жить становилось интереснее.
Размышляя надо всем этим, Фаина украдкой косилась на Яна. Парень занимался тем же самым, но без утайки – взгляд его был открыт, прям и холоден, как обледенелая стрела, выпущенная сильной рукой и зависшая в воздухе. Он был одет в простые темные брюки и джинсовую ветровку темно-синего цвета, распахнутую на груди; под нею виднелась светло-серая, словно выцветшая от стирки, футболка.
У него определенно пристрастие к синему.
Сложно не заметить, как изменилась его внешность за последнее время. Из стройного и гибкого, будто тростник, парня, который заселился в общагу пару месяцев назад, с течением дней Ян превращался в обросшего мясом молодого мужчину именно той степени мускулистости, которая нравится Фаине: крупный, но без фанатизма из бугров и опухших вен.
Пропорции его комплекции приближались к идеальным, что давало постоянные темы для бесед в общежитии, особенно на четвертом этаже. Он знал, как привлечь к себе внимание. Но делал ли он это нарочно?
Кроме того, Ян как-то незаметно отпустил бородку и усы, что прибавило его возрасту лет пять. Да, теперь он выглядел на все тридцать, но разве густая и красивая растительность могла его испортить? О, нет. Эти жесткие темные волосы стали последним штрихом, который кто-то нанес сухой кистью, завершая образ Яна.
Повлияла ли так жизнь в общежитии или какие-то иные факторы, но Ян огрубел и заматерел. Девушка не знала, как ей к этому относиться. Да и вообще стоит ли хоть как-то на это реагировать. Будто кому-то по-настоящему интересно ее мнение.
Фаина протерла глаза кулаками, чтобы тайком бросить взор на объект своих размышлений. Боковым зрением она поймала на себе взгляд с выражением, не поддающимся дешифровке. У людей не бывает, точнее, не должно быть подобного взгляда. У молодых людей, наслаждающихся жизнью, – тем более.
Вновь стало не по себе. Изнутри томило что-то неприятное, едва уловимое. Она знала – эти ощущения в ней вызывает Ян. Стоит ему исчезнуть – исчезнут и они.
«Хватит на меня пялиться».
Приближалась их остановка. Очень аккуратно, стараясь не потерять равновесия и оттого крепко держась за поручни взмокшими ладонями, девушка поднялась и направилась к выходу. Ян тенью проследовал за нею и встал позади, нависая над ее психической нестабильностью, словно кондор, парящий над ущельем в поисках будущей падали.
Девушка машинально опустила руку в карман за мелочью и была охвачена приступом паники. Денег не было. Тех жалких двадцати пяти рублей, что она сберегла специально, чтобы не идти домой пешком, тех последних денег, на которые она могла бы купить себе целых две булочки с маком на обед, но не стала, тех звонких монет, что она собственноручно положила в карман в начале поездки. Сейчас их там не было.
– На остановке, будьте добры, – прозвучало прямо у затылка, и девушка могла дать руку на отсечение, что рот, сказавший это, сочно ухмылялся.
Она судорожно шарила по карманам, но мелочи не появлялось. В сумке тоже ничего не оказалось. Руки мерзко вспотели, и Фаина не знала, что делать. В подобной ситуации ей еще не приходилось оказываться. Ехать до конечной, а там объяснять водителю, что потеряла деньги на проезд? А потом идти домой еще километров десять. Великолепный план, Уолтер. Надежный, как швейцарские часы.
Можно было, конечно, и сейчас испытать удачу, но пускать в ход женские штучки при Яне не хотелось. Проклятые монеты, куда же они запропастились! Может, сблефовать, сказав водителю, что у нее только тысяча одной бумажкой?.. Вряд ли ему будет досуг полвека отсчитывать ей сдачу, лишая себя всей мелочи и выбиваясь из расписания.
Пока Фаина прокручивала в голове возможные сценарии, автобус остановился, двери распахнулись. Девушка растерялась, не успев сориентироваться и выбрать стратегию поведения, но делать этого и не пришлось.
Когда сзади ее легонько подтолкнули, она принялась невнятно лепетать что-то, заглядывая в ярко-голубые глаза шофера, тонущие в грубых складках смуглых морщин. Белые кустистые брови приподнялись.
– За двоих. – Ян вытолкнул Фаину наружу, оставляя купюру в окошке.
Она еще не успела ничего понять, как автобус, щедро обдав ее выхлопными газами, отчалил от остановки. Дымок быстро рассеялся порывами обезумевшего ветра, и рядом с девушкой прояснилась высокая мужская фигура. Фаина поправила сумку на плече, не зная, что еще можно сделать в ее ситуации. Она, конечно, поражена столь рыцарским жестом, но виду подавать не собирается.
Ян отошел на пару шагов, откинул полу ветровки, достал из внутреннего кармана сигареты и со смаком закурил, не глядя на нее. Ветер играл с его темными волосами, то и дело откидывая их со лба, и парень щурился, чтобы пыль не попала в глаза. Девушке приходилось делать то же самое.
Ян будто давал понять, что сейчас у нее есть шанс обратиться к нему с парой слов. Потом будет поздно.
– Не стоило, – процедила Фаина.
Она вдруг ощутила себя подопытной мышью, каждый шаг которой контролируют люди в белых халатах и сверкающих очках, склонившиеся над лабиринтом с блокнотами. Все сильнее верилось в то, что Ян над ней издевается.
Юноша глубоко затянулся и выдохнул массивное сизое облако в сторону. Ветер ревностно разорвал его на клочки, не позволив и секунды провисеть в воздухе. Все еще не глядя на Фаину, он произнес нечто вроде «как знаешь», не пытаясь подавить свист ветра своим вельветовым голосом, не заботясь о том, чтобы она его услышала.
Девушка прищурилась, но переспрашивать не стала – не хотелось делать эту ситуацию еще более нелепой. Они и так стояли здесь вдвоем уже слишком долго для людей, находящихся по разные стороны пропасти. Может, все-таки стоит прыгнуть с обрыва и заговорить?..
Ян изящно выстрелил недокуренной сигаретой на проезжую часть и зашагал прочь, спрятав руки в карманы и втягивая голову в плечи. Ветер пронизывал насквозь и не позволял сору улечься на землю, закручивая его в вихри. Воздух был перенасыщен пылью.
Фаина закашлялась, вытаскивая волосы изо рта. Ладони воняли потом – своим и чужим. Отвратительно. Не стоило держаться за поручни. Не стоит вообще ни к чему прикасаться в общественном транспорте. Но без этого равновесия не сохранить.
Несколько мгновений она смотрела вслед быстро удаляющейся фигуре, затем присела на остановке, чтобы избавить себя от перспективы идти вслед за Яном и выглядеть так, словно догоняет его. Много будет чести.
Слегка надавив на глазные яблоки, дабы вывести наружу соринки вместе со слезами, девушка вспомнила о мелочи, таинственным образом испарившейся со своего законного места. Ладонь машинально потянулась к карману и без труда нащупала в нем монеты. Фаина нервно рассмеялась – она подозревала, что так будет, и принялась уже обеими руками растирать глаза, как делают маленькие дети, настырно раздражая кожу до покраснения.
Пот и грязь с ладоней попали на слизистую, глаза защипало. «Так мне и надо, – подумала она. – Затем тебе глаза, если ты недостаточно внимательна, чтобы узреть невидимое?»
Забавно все с этими монетами получилось. Я не сошла с ума, скорее у нас в общежитии объявился иллюзионист. А глаза все-таки надо промыть. И как можно скорее.
Поболтав ногами над землей и дотошно изучив свои ботинки, чтобы скоротать время, Фаина спрыгнула с сидения и направилась к жилым блокам.
На первом этаже ей сообщили, что в ближайшее время ожидаются перебои с электроэнергией: запланирована смена проводки. Девушка никак не отреагировала внешне, но про себя подумала, что торчать несколько часов без света и интернета – не самая приятная перспектива, особенно если в этот день к ней пожалует Мила.
Глава IX,
в которой Фаине помогают согреться и мешают поесть
И не только в древней науке эти дьяволы сильны и опытны, они создали и всю материальную культуру древности и, следовательно, являются удивительно ловкими мастерами, зодчими и художниками. Отсюда – необыкновенные способности черта, дьявола.
Яков Шпренгер, Генрих Инститорис, «Молот ведьм»
Глубокой ночью Фаина проснулась от нарастающего чувства тревоги.
Ей снова казалось, будто в темной комнате есть кто-то, кроме нее. Если замереть и не дышать, слышались невнятные шорохи и поскрипывания.
Девушка проверила дверь, не без страха преодолев несколько метров в непроглядной черноте. Заперто. Разумеется. Иначе и не могло быть. Но паранойе плевать на причинно-следственную связь. Замки уже давно не спасают всех нас от навязчивого беспокойства.
Выпив стакан воды, Фаина ощутила резкий и болезненный позыв к мочеиспусканию. В последнее время, в связи с повышением сахара в организме, ей казалось, что жидкости из нее выходит куда больше, чем она употребляет.
Все время хочется пить, во рту то и дело сухо, хоть лопни, а организм все равно обезвоживается. Впрочем, врач об этом предупреждала. Жажда, которую не утолить. Ибо чем больше ты пьешь, тем хуже становится.
Девушка замычала и упала на кровать, стараясь уснуть быстрее, чем наступит тот момент, когда желание помочиться станет нестерпимым. Спать хотелось слишком сильно, неужели это не может подождать до утра? Оказалось, не может.
Смирившись, Фаина вышла в уборную. Одета она была легко – невесомое ночное платье, а под ним ничего. Ноги шаркали, почти не отрываясь от пола, голова своей тяжестью кренилась к стенам, как переполненный чугунный котел.
В сонном состоянии легкий хлопок за спиной показался незначительной мелочью. Про себя Фаина отметила, что на улице сильный ветер, а в коридоре сквозняк, но особого смысла этим обстоятельствам не придала – засыпала на ходу.
Сейчас хотелось только одного: поскорее сделать свои дела и вернуться в постель, укутаться в одеяло, как гусеница в кокон, одну руку засунуть под прохладную подушку и сладко заснуть…
Заснуть, чтобы сбежать из реальности, где было столько нерешаемых проблем и трудностей, заснуть, чтобы не думать о болезни, с которой придется жить оставшуюся жизнь. Заснуть, чтобы не вспоминать о соседе и его странных выходках. Заснуть, чтобы не корить себя за что-нибудь. Всегда находилось за что.
В ночной тишине смыв бачка звучал оглушительно, но это никого не побеспокоило. Сон, окутавший редко спящее общежитие, всегда был крепким и терпким, как дурман. Разбудить здесь кого-то среди ночи было тяжелой задачей. Если человек не соблюдает режим сна, как делают это местные жители (ибо по большей части это студенты), то, когда этот сон наступает, он излишне долог, глубок и наутро оборачивается головной болью и ломотой во всем теле.
Возвращаясь к себе, девушка поняла, что дверь в ее комнату захлопнулась намертво.
Несколько минут она слабо дергала ручку, соображая, как выбраться из ситуации, и все еще надеясь на чудесное спасение. Толкала дверь от себя, тянула на себя, колотила в нее, приподнимала, тянула, прислушиваясь, не щелкнет ли замок от череды произвольных механических воздействий.
Дверь не поддавалась.
Такого никогда не случалось прежде. Фаина дергала и дергала злосчастную ручку, но ничего не происходило, словно щели залили герметиком и он успел намертво застыть за то короткое время, пока она отсутствовала.
В безуспешных попытках Фаина провела четверть часа на сквозняке в своем тонком ночном одеянии. Неужели какой-то гений раскрыл балконную дверь на ночь? Летом так делали часто, но сейчас еще недостаточно тепло.
Девушка прошла немного, выглянула из-за угла. Громко шумели ветви тополей. На балконе кто-то курил, любуясь предрассветным небом. Определенно этот человек был последним, к кому бы она обратилась за помощью.
Что он здесь делает в такой час? Неужели даже ночью нельзя избежать случайной встречи с ним?
Фаина задумалась, обхватив себя руками. Гусиная кожа плотно покрыла плечи и колени. От испуга и холода сон практически испарился. Нужно действовать. Неловко, конечно, беспокоить всех глубокой ночью. Она с трудом могла предположить, который час, но догадывалась, что ближе к четырем: примерно в это время она имела склонность просыпаться по нужде.
Двери, в которые девушка стучала, ожидаемо не открывались. Разумеется, в это время все крепко спят. За исключением особенных личностей. Вроде Яна, который, казалось, мог не спать вообще, будто его организму этого не требуется.
Столь странную особенность за ним успели заметить практически сразу. Жильцы переговаривались между собой о новом соседе, и вскоре его ночное бодрствование перестало быть для кого-либо секретом. Впрочем, Ян и не пытался скрыть свое пренебрежение ко сну.
Фаина где-то читала, что запущенные шизофреники могут не спать сутками, погруженные в свои бредовые идеи, но даже им Ян давал фору. Выпроводил очередную пассию и теперь проветривается? Мерзко.
Неловко было будить людей, но она уже настолько озябла, что исполнилась решимости покончить с этим абсурдом как можно скорее. Когда в ней поселялось подобное состояние, все средства были хороши, включая несвойственную ей наглость.
Никто не откликался на требовательный стук, и тогда девушка, вздохнув, направилась на балкон. Ей снова не оставили выбора, в этом не было сомнения. Словно чей-то злой умысел раз за разом подстраивал такие обстоятельства, чтобы заставить контактировать с неприятным субъектом.
Ян особо не отреагировал на ее появление. Только зыркнул из уголка глаза, машинально фиксируя шевеление поблизости. Фаина растерялась и принялась сбивчиво объяснять свое появление, обнимая себя руками от холода:
– Знаешь, у меня дверь… в общем, она захлопнулась. Я не могу попасть внутрь. А очень хотелось бы. Не думай, что я сразу пошла к тебе. Просто все спят, и никто не… не может мне помочь сейчас. А ты не спишь. Поэтому я…
Все это звучало как глупое оправдание. На балконе было зябко, туманно и влажно. Ветер рвал на девушке платье и ненавистно швырял волосы, и без того лохматые от беспокойного сна. Фаина переминалась с ноги на ногу, ожидая хоть какой-нибудь реакции.
Затянувшись в последний раз, Ян выбросил окурок и молча ушел. Показалось, а может, так и было, но стеклянная дверь за ним хлопнула слишком громко.
Фаина осталась на балконе. Предутренний холод, усиленный ветром, пронизывал тело, волосы лезли в глаза и в рот, как тысячи мелких змей, стремящихся забраться внутрь. Очевидно, досыпать придется снаружи. А это чревато воспалением легких – в ее-то одежде. Будто бы без этого мало проблем со здоровьем.
И почему она не ходит в туалет с телефоном, как Алек? Сейчас бы позвонила Гене…
Иногда кажется, что умереть куда проще, чем жить и постоянно принимать множество разных решений, дабы обезопасить себя от страданий, а в итоге все равно мучиться. Человек – раздражающе хрупкое создание.
Жаль, что комплект ключей к ее комнате существует в единственном экземпляре. Дубликат безвозвратно утерян бывшей соседкой при переезде. Девушка облокотилась о перила там, где только что упирался локтями Ян, и глянула вниз. Дерево еще хранило тепло его тела.
Точно не вурдалак.
Серый влажный асфальт четырьмя этажами ниже текстурой и оттенком напоминал шкуру старого кита, выброшенного на берег. А ветер кругом шумел так, что, если закрыть глаза, можно представить, будто рядом плещутся монументальные, как на картинах Айвазовского, волны-цунами.
Фаина все чаще зевала – и от холода, и от сонливости. Представилось, будто она замерзает где-нибудь в суровый снежный буран и медленно умирает. Это было даже приятно. Думать, что впереди – никаких забот. Сейчас все закончится…
На грани сна она задумалась, почему Ян презирает ее. Она ведь не то чтобы не сделала ему ничего дурного, она вообще ничего не успела ему сделать. Чем был заслужен отказ в помощи, когда она так нужна, трудно понять.
Сейчас не раздражала его надменность. У Яна, очевидно, нет сердца, если он оставил ее в таком положении. Но без сердца люди не рождаются, значит, кто-то сделал его таким. Нас всех меняют. Мы уродуем друг друга, упиваясь кровью и гноем, текущими из нанесенных нами ран. Мучаем себя и близких.
– Иди ко мне, – позвали со спины, но Фаина оглянулась неторопливо, ощущая себя мухой, только что очнувшейся от зимней спячки.
Ян стоял в коридоре, используя свою руку как вешалку для одежды. Преодолев тяжелую стеклянную дверь, Фаина с тревогой приблизилась, и парень неохотно накинул ей на плечи тот самый темно-синий халат, в котором она впервые его увидела. Невпопад пришло в голову, что в английском языке этот цвет называется navy.
Халат оказался велик – можно вместить туда двух, а то и двух с половиной таких, как она. Полы его доставали Фаине до пяток, широкие рукава скрывали ладони. Ткань была шершавой, как драповое пальто, и пахла кондиционером для белья. Что-то вроде жасмина. Слабый и приятный аромат.
Кто-то рассказывал Фаине недавно, будто Ян заставляет своих многочисленных поклонниц стирать и гладить его одежду. Точнее, лишь намекает, а они с радостью выполняют любое его пожелание. Насколько правдивы эти слухи? И если правдивы, то как он это делает? Только ли пользуясь их трепетным обожанием, или у него в рукаве есть еще какие-то козыри, о которых пока никому не известно?
Девушка закуталась поплотнее, запоздало поблагодарила Яна, чье поведение слегка выбило из колеи, и заметила в его руках две спицы: первая была длиною в указательный палец и прямая, вторая – короче и причудливо изогнута.
– Отмычки? – коротко усмехнулась Фаина, не веря своим глазам. – Так вот кем ты работаешь.
Ян шутки не оценил и одарил ее одним из тех своих тяжелых взглядов, от которых хотелось отвернуться, крепко сжимая зубы. Умеет навести жути минимумом усилий.
– Все еще хочешь попасть внутрь?
Фаина с готовностью кивнула, будто малыш, у которого спросили, готов ли он поехать в парк аттракционов. Было сложно сохранить серьезное лицо: воображение успело разгуляться.
Слушая поскрипывание и лязг в замочной скважине, а также глубокое мужское дыхание, Фаина представляла, как стоящий рядом парень с фонариком в руке и в черной маске с вырезом для глаз вскрывает по ночам чужие квартиры.
Что ж, это, по крайней мере, объясняло бы, откуда у него столько денег, чтобы покупать огромные куски мяса и стильно одеваться. А проживание в общежитии можно использовать как прикрытие.
Шутки шутками, а все же интересно, откуда у Яна навыки взлома? Получается, он может попасть в любую комнату, когда хозяин отсутствует? Даже в ее. Замок глухо щелкнул, и дверь приоткрылась под нажимом длинных пальцев.
Ян выпрямился. На них двоих обрушилась тишина спящего общежития. Как в склепе. Даже снаружи ни одной ранней пташке в голову не пришло издать хотя бы слабый писк. Все будто впало в летаргический сон.
Ян не спешил уходить, и Фаина, нахмурившись, без стеснения рассматривала его лицо, силясь отыскать в этих хорошо знакомых чертах ответы на свои вопросы и претерпевая привычное поражение.
В полумгле коридора как никогда хорош был очаровательный носик Яна. Прямой, симметричный, матово-бархатный, как и вся его кожа. Темные волосы до плеч приятным образом лежали назад, огибая красивые уши. Хотелось бы Фаине иметь такую послушную шевелюру.
Ян вытащил спицы из замка и спрятал куда-то, словно их и не было. Еще одно исчезновение, как с монетами тогда. Фокусник, одним словом. Почему он не уходит? – этот вопрос лавиной накрыл сонное мышление девушки, и тело ее пробрал озноб, возвращая утерянную бдительность.
– Спасибо еще раз.
Ян ничего не ответил, выжидающе глядя на нее. Прошло несколько мгновений, в течение которых Фаина неожиданно вспомнила, что у нее под ночнушкой нет абсолютно ничего. Эта мысль заставила поежиться.
Сосед медленно протянул к ней руку ладонью вверх. Промозглые утренние сумерки впрыскивали свинец в темную зелень его взгляда. Фаина прочистила горло. Ей очень хотелось спать и не очень хотелось выяснять, что здесь происходит и чего от нее, черт возьми, хотят этими взглядами и движениями.
Сосед все еще держал руку протянутой в почти пригласительном жесте. Выражение лица становилось все более нетерпеливым, с налетом брезгливости. Фаина уже не могла отличить реальность от сновидения. «Вполне возможно, все это я сейчас вижу во сне, – подумала она. – А если я осознаю это, значит, вот-вот должна проснуться.»
Но она не проснулась. Вместо этого ощутила тяжесть в районе талии. Это Ян, устав ждать, развязывал на ней пояс своего халата. Чувствуя себя умственно неполноценной, Фаина встряхнула плечами и сбросила с себя любезно предоставленную, пусть и на время, королевскую одежду. Ян ловко подхватил ее.