скачать книгу бесплатно
Андрей постепенно отматывал дни: вот вечер, когда их поезд оказался на станции городка. В купе ещё трое: тревожный молодой студент-физик с такой же молодой, но беспечной женой и полуторогодовалый мальчик. Студент подскакивал на каждой остановке и силился увидеть, что творится за тёмным пятном окна. Андрею долгое время казалось это напрасным трудом, но в тот вечер они действительно достигли конечной платформы. Какой день пути это был? Третий? Пятый? Седьмой?
На платформе много полиции, собак, каких-то энергичных людей в длинных зимних пальто и шляпах. Вдруг почудилось, что в одном из них он угадывает нынешнего редактора: кто-то с заострённым носом подходит, заглядывает в их окно, водит лицом из стороны в сторону, будто сканируя людей, замерших в тепле. Никто из них прежде не ощущал на себе такого взгляда, никто не смог бы назвать живущую внутри него могущественную тёмную силу. Но сейчас, недели спустя, Андрею начинает казаться, что, возможно, именно этим острым взглядом, видящим не людей, а только клетки для строительства нового городка, его прошлого и его нынешнего отделили друг от друга.
– Куда мы, интересно, прибыли? Как вы считаете? – со смешком спросил студент. Андрей пожал плечами. – Думаете, конечная?
Минуты потянулись медленнее. По вагону повторялось объявление: «Не покидать купе, оставаться на местах, приготовить документы». Студент принялся копаться в одной из многочисленных сумок, но через несколько минут взвизгнул как ошпаренный.
– Что случилось? – спросила жена.
– Эвакуационный листок! Эвакуационный листок не могу найти!
Впервые за путешествие его супруга потеряла безмятежный вид, её лицо исказил страх. Оба принялись искать листок, Андрей глядел на них, словно угодил в чужой кошмарный сон. Его ноги стали тряпичными, руки опустились на колени, он вжался в уголок своей полки и не мог даже почувствовать раздражение к ревущему ребёнку, потому что страх молодой пары вполне передался ему, отравил кровь. Пальцы слабо сжимали собственный паспорт и злосчастный потрёпанный листок, где были напечатаны его сведения и разрешение покинуть Москву и следовать в эвакуацию.
Никто в поезде не мог бы внятно объяснить, что в потере такого ужасного. На всех преодолённых полустанках проверяющие смотрели листок мельком, и никто не комментировал его содержание, но общее, неизвестно откуда взявшееся понимание, что листок терять нельзя, поселилось в нём и попутчиках, сделало заложниками нелепой потери. Жена начала яростно бранить студента, но их прервал звук скользящей двери: в купе вошли двое полицейских. Андрей в полузабытье протянул документы, молодой румяный сержант вырвал их с нетерпением, а второй в этот момент выслушивал сбивающиеся объяснения студентов…
Впрочем, Андрей понимал, что идти надо дальше в прошлое. Он нёсся в направлении, обратном движению поезда: тот не сразу угодил в заснеженную пустыню. Первые двое суток он взбирался по российской средней полосе, упрямо не делая остановок нигде, кроме маленьких провинциальных станций вдали от городов, и даже там – лишь поздними вечерами и ночью. В остальное время состав мчался без устали, будто смутная угроза, бесконечно пульсирующая в разговорах, интернете, по телевизору, преследовала их, яростно гнала состав подальше от дневного света.
Наконец память Андрея добралась до дня отправления. Никто не приехал его проводить. Он стоял один, с маленьким туристическим чемоданом; с ним он привык ездить в Европу или Юго-Восточную Азию – зимние вещи едва поместились. Прежде, собирая его много раз, он никак не думал, что будет однажды держать в руках билет со странным, будто взятым из прошлого словом «ЭВАКУАЦИЯ», выбитым чёрными буквами поперёк жёлтой бумажки.
Уже тогда общительность его оставила. Он глядел на телефон и всё ждал, что позвонят друзья или хотя бы Лена. Но никто не звонил, а над платформой разносился голос диктора: «Всем отбывающим с пятого пути сдать мобильные телефоны и средства личной связи. При обнаружении несданных средств связи будет осуществляться высадка с поезда без дальнейшей транспортировки!» Андрей не помнил, сколько лет не расставался с телефоном. Дома он сел было переписать номера на бумагу, но забросил это дело через полторы сотни имён. Да и не верилось, что телефоны отберут навсегда.
– Простите, – вспоминал он собственный голос, тогда ещё вполне твёрдый, – а когда нам вернут наши телефоны?
– Сдавайте телефон или покидайте платформу, – не глядя ответила женщина, принимавшая аппараты. – Всё по прибытии расскажут.
– Ну их же туда привезут?
– Молодой человек, либо сдаёте, либо не садитесь на поезд, что непонятного? На входе будет досмотр.
Андрей решил ещё постоять на платформе. Время убывало. Не было сил двинуться. Начали зачитывать фамилии опаздывавших. «Городков, Городков, Городков», – слышал он. Андрей крутил головой, пытаясь увидеть друзей, обещавших проводить, или хотя бы Лену. Но никто не пришёл. Никто не звонил. Может, именно в этот момент оглушительного, из ниоткуда взявшегося одиночества и пропал старый Андрей?.. Нынешний присмотрелся к нему повнимательней, но признаков умирания не увидел. Нет, наверное, это случилось ещё раньше. Оставив воспоминание о последних минутах в Москве, когда он отдал проводнице трубку и шагнул в вагон для обыска, Андрей отправился ещё дальше.
Вот он собирает вещи: вдумчиво, аккуратно складывает рубашки; пересматривает фотографии и выбирает, какие взять; собирает в стопку книги и говорит Лене, что оставит их в квартире. Не отрывая глаз от компьютера, она отвечает: «Конечно, почему бы не заняться чтением». Он продолжает сборы. Нет, это совсем не интересно. Андрей отходит дальше, на несколько дней назад, в тот вечер, когда она узнаёт, что решение ехать принято.
– Что ж, – говорит Лена, – раз ты предпочитаешь обставить это таким образом, так тому и быть!
– Что обставить?
– Своё бегство! Вчера мы строили планы, у нас было будущее, а сегодня ты говоришь мне «оревуар». Ну что ж, очень по-европейски! – В руках её сверкает большая металлическая зажигалка, пальцы плохо слушаются, она щёлкает крышкой, выпускает пламя, сигарета начинает тлеть в её губах. Она почти не затягивается, дымит просто для позы.
– Надеюсь, ты образумишься и приедешь вслед за мной.
– Образумлюсь? Ты купился на дешёвую пропаганду и тащишься в неизвестность, а мне говоришь о разуме! Андрюша, ау! – Она касается его лба – её ладонь ледяная. – Ого, ты горишь!
Он растерянно улыбается.
– Брось, у нас прекрасная жизнь, у нас карьера! Какая эвакуация, о чём ты?! Нигде в России не может быть безопаснее, чем в Москве. Тут вся власть же. Что с нами случится?
Андрей опускает глаза. Может, в тот вечер?..
По редакции пронёсся дребезжащий звонок. Шесть часов. Заснеженные улицы давно и плотно стянул мрак. Сотрудники покидали редакцию. Андрей просидел некоторое время, силясь отнестись ещё раньше в прошлое: в день, когда он получил предложение об эвакуации, или когда впервые услышал о том, что несколько тысяч человек будут вывезены из Москвы ввиду приближающейся угрозы, или даже в день, когда он впервые услыхал об угрозе именно как об Угрозе, а не о наборе событий, происходящих в мире, медленно, но верно стремящихся захлопнуть пасть вокруг одиноко стоящей России. Однако шум шагов помешал ему, и он решил не привлекать к себе внимания, оставшись сидеть, когда остальные уходят.
«Обдумаю это дома», – решил он, однако дома память отказалась служить: Андрей уснул, едва прилёг на кровать, и ему ничего не снилось. Он проснулся с головной болью, как будто накануне много выпил, и о погружении в воспоминания не могло быть и речи – дожить бы до вечера. Боль мучила его весь день, немного отступив к обеду. Он попытался было вернуться в прошлое, но, словно поджидавший его на неверной дорожке часовой, боль тут же нагрянула с новой силой.
Он кое-как закончил работу к самому времени вечернего звонка и немедленно отправился домой спать – лишь во сне боль оставила его в покое. На следующий день была только среда, а у него уже не было сил ни на работу, ни на воспоминания. Только нежелание видеть птичье лицо редактора заставило остаться и не просить отгул. Взяв себя в руки и выпив три таблетки анальгина, Андрей дописал свои положенные три материала, на полчаса задержав завтрашний номер.
Он предположил, что редактор придёт делать ему выговор, но тот не появлялся, и в шесть сорок вечера Андрей вышел из здания – последним. Только сейчас, промучив два дня, боль полностью отпустила его. На свежем воздухе стало гораздо лучше. Откуда ни возьмись возникло желание курить. Андрей отправился в магазинчик на углу. Оказалось, что ассортимент невелик. Он взял «Северные», о которых прежде никогда не слыхивал: после первой затяжки показалось, что курит сухую траву с привкусом табака. На улице разбушевалась метель, он не стал докуривать, вернулся домой и закрылся в комнате.
Без интернета ритуал засыпания сводился к чтению книги и выключению света, а после Андрей лежал в безмысленном вакууме несколько десятков минут, пока такой же пустой сон не забирал его в черноту до утра. На этот раз у него ещё были сигареты. Он закурил. В тёплом помещении это оказалось приятнее. Андрей невольно улыбнулся, переносясь в далёкое прошлое: он сидит с полудюжиной друзей и коллег в небольшом баре прямо под редакцией после сдачи очередного материала.
Им весело, обсуждают планы на отпуска и каникулы (приближался очередной Новый год, но какой – было невозможно вспомнить). Все собирались куда-то ехать или лететь: вот Пашка Самылин – всегда брал билеты в Индию, не на Гоа, а именно на материковую часть, говорил, что не может представить зиму без запаха «настоящего карри», но все знали, что он летит туда как следует накуриться; а вот Сёма – время безжалостно стерло его фамилию – водитель редакции, самый пьющий человек из знакомых Андрея, – и в этом воспоминании он тоже напился первым, самым дешёвым пойлом, но Сёму никто не осуждает, ведь до следующего года с ним никто не поедет, значит, улицы города в безопасности, чьи-то руки доверительно лежат на плечах Сёмы, но Андрей не помнит, кто это такая; а вот и она – его Лена, в воспоминаниях она юная, беззаботная, талантливая, щебечет с какой-то секретаршей, болтая в руке тонкий бокал для «Маргариты»…
Раздался стук, улыбка исчезла с лица Андрея. Он поднялся и сделал два шага – именно столько было нужно, чтобы пересечь комнатку и открыть дверь. В коридоре вполоборота стояла хозяйка – маленькая темноволосая женщина с тонкими руками и узким, вечно удивлённым лицом. Она заглянула в комнату, но ничего не сказала, пока Андрей не спросил:
– Простите, вы стучали?
– Вы что, курите?
– Да.
– Это запрещено. У меня тут не курят.
– Но вы же сами курите, – заметил он.
– Если хотите курить, проходите на кухню и там курите сколько вам угодно. А тут книги у меня. Нечего их прокуривать.
Она объявила это бойким голосом, он раньше не слышал или позабыл, чтоб она так разговаривала – не так уж часто они прежде общались. На кухне тоже было тесно, не было даже места сидеть: вдоль стены умещались только стол и шкафчики, холодильник, газовая плита и гигантские мешки с картошкой и луком. Узкое окно было плотно закрыто, утеплено ватой и бумагой, но всё равно сквозь него просачивалась лютая зима. Хозяйка накинула куртку и тоже курила.
– Это что у вас, «Северные»? – спросила она. – Дорогие. Наверное, вам в газете хорошо платят?
Он не помнил, чтобы они когда-либо обсуждали, где он работает. Но, наверное, она могла узнать от городской администрации, которая обеспечивала расселение эвакуированных.
– Что-то платят, – согласился он. – Тратить не на что.
– Это вам не на что. А нам было бы на что.
– Вы давно живёте в городке?
– Городок как городок, – невпопад сказала хозяйка, – нам всё нравится! А кому не нравится – разъехались! И могут дальше уезжать, я так считаю! Может, если все недовольные разъедутся, то не придётся жить с кем попало!
Андрей подумал, что она либо не в себе, либо глуховата. Но скорее первое, потому что теперь её глаза горели злым, нездоровым блеском. Он хотел спросить, всё ли в порядке, но решил промолчать и докурить быстрее. Чувствовал на себе раздражённый взгляд хозяйки, но не желал оборачиваться.
– Чем это вы там занимались в комнате? – спросила она.
– Ничем. Просто курил, вспоминал.
– Что вспоминали?
– Москву.
– О-о. Никогда не была, – она усмехнулась, – даже вспомнить нечего.
– Не знаете, что там сейчас? – спросил он вдруг с внезапно загоревшейся надеждой.
– Откуда мне знать? Вы же оттуда.
– Ага. Вестей нет. Связи нет. Может, и города давно нет?
– Как это нет? Поезда же как приходили, так и приходят.
Он встрепенулся. Странно, что такая простая мысль не пришла к нему раньше. Повернув голову, он увидел, что хозяйка внимательно наблюдает за его реакцией. Вполне возможно, она фиксирует каждое его движение, а далеко за её щуплой фигурой, в темноте коридора, и гораздо глубже – в старых деревянных жилах дома, переплетениях его износившихся коммуникаций и перегородок – прячется тот, кому на самом деле интересно, как он поведёт себя. С большим трудом Андрей улыбнулся, потушил сигарету и пожелал женщине спокойного сна.
Спал он тревожно. Ему казалось, что хозяйка сидит под дверью и караулит, пойдёт он на платформу или нет. Неужели его мысли так легко разгадать? Однако даваться им так просто он не собирался. Андрей заставил себя спать, откладывая поход до завтра. «Ты всё выдумываешь, – говорил он себе, – ей плевать, и нет никого, кому она расскажет. Просто вздорная больная бабёнка, спи!»
Андрей проснулся неотдохнувший и достал из чемодана одну из немногих фотографий Лены, захваченных из Москвы. Если бы сказали, что здесь так долго не будет интернета, взял бы больше. Тут она в зимней шапочке: только лицо под огромным синим помпоном. Он разглядывал фотографию некоторое время, пытаясь определить, осталось ли прежнее чувство.
Уже одетый, в дверях он увидел старый стационарный телефон. Цифры Лениного номера сами собой пронеслись в голове, он скинул варежки, шапку и прильнул к трубке. «Проклятый идиот», – ругал он себя, пока тянулись гудки. Прошла добрая минута, но Лена не отвечала. Андрей нахмурился. Наконец что-то скрипнуло на том конце, он набрал в лёгкие воздух и замер, готовясь услышать её голос, но за скрипом ничего не последовало. Тишина квартиры соединилась с молчанием принимающей стороны.
Постояв в нерешительности пару минут, он набрал ещё раз, скрип повторился, как и последующая тишина. Третья попытка, четвёртая… Андрей почувствовал, что в леденящем безмолвии он не один: кто бы ни обрывал его вызов снова и снова и снова – это была осмысленная, человеческая фигура, и она знала, что это журналист Андрей Городков из газеты звонит Лене в Москву. Ужас ошпарил, когда он представил, как навлекает на неё взгляд машины, управляющей городком. Он медленно попятился от телефона и снова очутился у двери.
Андрей отправился на вокзал, во рту тлела сигарета. Было утро, до начала рабочего дня оставалось немного времени, город заметал снег, редкие фонари были беспомощны – тьма торжествовала.
Глава третья
На вокзале
Приблизившись и услыхав шум поездов, Андрей начал идти медленнее: он сомневался, насколько его пребывание тут законно. Не было никаких запрещающих знаков, вокзал находился на отшибе, вдоль дороги были только гаражи и безнадёжно мёртвые деревья. Городок казался крайней точкой любого путешествия.
По пути встретилось несколько машин и пара автобусов. Видимо, только что прибыл поезд, и людей везли расселяться по квартирам городка точно так же, как его недавно. Он добрёл до здания и заглянул внутрь: посреди зала ожидания топтались несколько полицейских и служащих железной дороги. На скамьях сидели люди с пожитками, кое-кто даже с домашними животными, хотя он точно помнил, как настойчиво повторяли не тащить никаких питомцев.
Андрей вошёл. Он чувствовал себя голым. Казалось, сейчас на него все обратят внимание, окружат, начнут расспрашивать. Но ничего не произошло. Один из полицейских в натянутом до ушей бушлате чуть повернулся в его сторону и осмотрел заплывшими от холода глазами. Андрей замер как статуя, но полицейский почти сразу отвернулся, продолжив переминаться с ноги на ногу.
Андрей прошёл здание насквозь. Все кассы были намертво заколочены досками, продажа билетов из Городка не производилась, о чём по залу ожидания висели объявления формата А4, помещённые в прозрачные файлы. Люди, сгрудившиеся на скамейках с чемоданами и тюками, в основном дремали. Он подступился было к одним, но те оказались нерусскими и не захотели с ним разговаривать, сделав вид (или действительно), что не понимают его речи. С другими повезло больше, он услышал слово «пересадка».
– А куда дальше?
– Говорят, еще полдня езды, в другой городок. Тут уже негде расселять.
– А откуда вы?
– Питер.
– О, Питер! И как там?
– Всё спокойно было, когда уезжали.
– Тогда зачем эвакуировали? – удивился Андрей.
– За детей тревожно, – отозвалась замотанная в шарфы и пледы фигура, – сами бы не поехали.
– То есть там всё нормально?
– Ну да, более-менее, по-прежнему.
– А война? – не успокаивался Андрей. – Есть война?
– Всё как было: то ли есть, то ли нет, – уклончиво сказала фигура. – По телевизору – есть. На улице – особо нету. В интернете – есть, а в домах – всё спокойно. Как всегда, в общем.
– Как всегда… – повторил Андрей задумчиво.
Осмелев, он вышел на платформу. Натянутые на невидимых проводах, на ветру трепыхались фонари, пытаясь пробиться сквозь тьму и снег. Их свет едва доставал до бетонных плит, куда с поезда ступали люди. Шли они под наблюдением полицейских – точь-в-точь как и в тот вечер, когда прибыл Андрей. Тогда ему показалось, что их ведут через узкий коридор из сросшихся огромных фигур, вооружённых автоматами, но сейчас он увидел, что полиции довольно мало и никакого оружия, по крайней мере наготове, при них нет.
Андрей прошёл к центру платформы и встал посреди потока тёмных, нагруженных тюками, чемоданами и рюкзаками фигур. Ему казалось, что все проходящие мимо сгорблены тяжёлой ношей. Люди шли в темноте и походили на призраков, прибывших из далёкой живой точки на станцию для пересадки, откуда продолжат дорогу в небытие.
Подойдя близко к ещё не остывшему поезду, Андрей на мгновение подумал прыгнуть внутрь и спрятаться где-нибудь на верхней полке. Но почти сразу он отверг эту идею и замер на краю, пропуская мимо вереницы людей: семьи, парочки, одиночек.
Через несколько минут поток стал иссякать: последние пассажиры сходили с поезда, затем стали выходить и проверявшие документы полицейские. Вывели из головного вагона семью: у них, судя по обрывкам разговора, было не всё в порядке с бумагами. Андрей вспомнил своих соседей по купе, и мокрый, прилипчивый страх ненадолго вернулся.
Он провёл руками по телу, будто проверяя, не навредило ли ему шествие людей-призраков, и хотя этому не было никаких подтверждений, он всё-таки нашёл себя живым. Страх отступил, и слабое любопытство подтолкнуло его вперед. Он подошёл к полицейским, окружившим трёх человек в штатском. Впрочем, одного отпустили через полминуты, и он тут же затерялся в ночи.
Остались двое: мужчина и женщина. В темноте было трудно рассмотреть, но Андрею показалось, что они примерно одного с ним возраста. Он сделал ещё пару шагов. Никто по-прежнему не останавливал его, никто не глядел в его сторону. Лишь приблизившись вплотную, Андрей привлёк к себе внимание полицейских.
– Вы что-то хотели? – строго, но вполне спокойно, даже вежливо спросила у него девушка в униформе.
– У этих людей проблема с документами?
– Представьтесь.
– Я Андрей Городков, журналист. Я бы хотел написать репортаж про прибытие новых поездов.
Девушка пришла в замешательство. Нижняя часть её лица была защищена от холода маской. Собственно, он видел только раскосые чёрные глаза, переносицу и часть лба. Несколько намертво замёрзших волосинок выбивались из-под ее шапки.
– Э-э, я должна спросить у руководства, – промямлила она. – А у вас точно есть право находиться здесь?
– Конечно, – не задумываясь сказал Андрей.
Девушка попятилась и отошла к большой группе полицейских поодаль. С задержанными людьми теперь осталось всего двое её коллег.
Андрей рассмотрел прибывших как следует. Пожалуй, они были даже моложе, чем он. Мужчина был примерно его роста, женщина – на голову ниже. Её вид выражал уверенность и нетерпение, она не выглядела запуганной или уставшей. Андрей предположил, что под толстым слоем одежды должна скрываться приятно плотная фигура.
Её спутник было гораздое худее и походил на типичного столичного интеллигента: точёный еврейский нос, круглые запотевшие очки, приоткрытый в недоумённой улыбке рот, модное лёгкое пальто и лакированные ботинки. Впрочем, когда их взгляды встретились, Андрей увидел, что незнакомец также совершенно не испуган, а скорее удивлён.
– Слышал, вы журналист? – сказал он первым.
Андрей не ожидал, что с ним заговорят. Полицейские покосились на него, их лица тоже были спрятаны за масками, глаза выражали неимоверную усталость – видимо, они успели промёрзнуть тут до полусмерти.
– Да, я журналист.
– Погодите-ка, а вас не Андрей зовут?! – вдруг воскликнул мужчина. Полицейские без интереса переводили взгляды из стороны в сторону, но не вмешивались.
