скачать книгу бесплатно
Девушка нашла довольно пухлый кошелек у одного из чужаков. Она испачкала руки и рукава шубы, и едва сдерживалась, чтоб не грохнуться в обморок.
– Нам надо уходить, – сказала ее спасительница, взвешивая на руке поданный кошель.
– Пока не скажешь, кто ты такая, я и шагу не ступлю.
– Важно не кто я, а кто ты. Тебя зовут Уллей, и ты дочь лесоруба Никифора, так?
– Да. Но…
– Немного в ваших краях девочек с именем Улля, должна я тебе сказать. А уж с такими патлами как у тебя и того меньше. Дам тебе совет. Отчекрыжь ты их, а то лишишься однажды головы, – Улля с ужасом посмотрела на женщину, но промолчала. – Перед тобой Сванлауг из Кипящего котла. Три дня назад я пришла с ялом Иггом Одноглазым и его братьями – к саамам, взять рабов. Воевать с ними скучно, они рыбаки и охотники, не чета нашим мореходам. Их вождь был щедр, дал нам рабов и пирушку закатил, где его дочери веселили нас историями, а четверо сыновей состязались с нами в глиме. Вождь Корво сказал нашему ярлу, что выше по течению нет богатых селений, там живут лесорубы, и ярл поверил ему. Но один из стариков-саамов сморозил, что должно быть наши славные ребята уже хаживали в верховья Смородины. И рассказал о девчонке с огненными волосами, такими же яркими, как закат на Северном море. Он видел ее несколько лет назад и запомнил потому, что в тот злополучный день погибла его дочь, Айну. – Улля тащилась за Сванлауг по тропе, волоча две половины разбитого щита и связку мечей в ножнах: неужто мало бой-бабе своего топора? Они шли в самую чащу леса, а зачем, Улля не спрашивала, – ярл Игг сразу заинтересовался девочкой, о которой шла речь. А вождь Корво сказал, что в тот день, когда погибла его дочка, кто-то упоминал, что последней ее видела рыжеволосая девчонка. Никак она-то и виновна в ее гибели. Тут же четыре его сына вызвались доставить ту огневласку к ярлу. С ними ушла дюжина местных храбрецов. Они, следопыты и славные охотники, обещались обернуться в два дня. Мореходы боятся ваших темных лесов, думают, что здесь логово Фенрира, волка, которого страшатся даже Боги. Поэтому ярл послал меня проследить за делом, Игг посчитал, что женщине может сопутствовать удача. Воистину он оказался прав! Теперь у вождя Корво остался один сын, а ярл так тебя и не увидит.
– А что этому твоему ярлу от меня надо?
– Думаю, он хочет твоей крови. Каждый ребенок на севере знает, что Уллей звали пропавшую дочь Торстейна Серого. Этот Торстейн выкрал из ярловой сокровищницы одну побрякушку. Из-за этого Игг Одноглазый убил и Торстейна и всех его родичей. А вот его новорожденную дочку не нашли. Как и ту бесценную для ярла вещицу.
– Мне пора домой, – сказала на это Улля, – матушка уже заждалась…
– Знаешь что? Не для того я тут мечом махала, чтобы такая дура, как ты, подставляла горло под очередной нож охочих до легкой добычи проходимцев. Ступай во град Искону, там найдешь корчмаря по имени Евстафий. Он тебя спрячет.
– А мои родные?
– Лучше тебе держаться от них подальше. Целее будут. Так уж и быть, я прослежу, чтоб они уехали из Калинова как можно скорее. Хорошо, что вождь Корво богат и может позволить сыновьям носить такие мечи. Думаю, одного из них вполне хватит на дом где-нибудь в Новограде. – Сванлауг оборвала свою речь на полуслове и обернулась. Лес зашумел голосами и топотом ног. – Беги и не оборачивайся. Сын Корво привел своих, – она толкнула девушку в плечо, – ступай сей же час. Следуй на юг, град Искона в той стороне. Там найди корчмаря по имени Евстафий, он спрячет тебя. И, надеюсь, тебе не стоит объяснять, как важно скрывать свое происхождение.
– Надо позвать лесорубов, они тут, недалеко, – сообразила Улля.
– Не думаю, что кто-то из них захочет подставляться под копья.
– А ты?
– А мне за это платят.
Речь четвертая
Корчма гудела, будто осинник, случайно растревоженный рассеянным прохожим. Гости заняли все столы и за милую душу уминали местную стряпню, расхваливали ее, кто во что горазд, а меж столов бегал запыхавшийся служка, едва успевавший подносить блюда. В «Кабаньем Брюхе» цены изрядно кусались, а от посетителей отбоя не было, здесь подавали самое лучшее пиво в Исконе.
– Эх, все ж таки, маловато нам одного Егорки, – сказал немолодой хозяин, поглаживая белую бороду, раскинувшуюся по расшитой золотыми нитками рубахе, своему собеседнику, стоявшему в полумраке у отполированной бревенчатой стены, – боюсь, все ноги собьет. В ярмарочные дни народу что сельдей в бочке.
– Ничего, ничего, пущай, – отвечал его товарищ. – А пошли ему на помощь пару девок с кухни, посимпатичней. А то знаю я, от начальства подальше, так и отлынивать попроще.
– Евстафий Митрофаныч, – из кухни выглянула мордашка кухонной девки, – а чего делать с перепелами? Вы говорили не жарить, оставить в леднике.
– А вона голуби в корзине, – сказал корчмарь, – запеките их. Зря что ли Егорка все утро ловил. Чего усмехаешься, кормилец ты наш, Осип Пантелеймоныч?
– Только крысиное мясо в пироги не добавляй, – погрозил пальцем Осип, – любы мне твои пироги.
– Ты голубей и крыс не сравнивай! Голубем не зазорно закусить, его наша повариха так приготовит, что никто не отличит от перепела. К тому же голубь дармовой, а перепелов я лучше с Егоркой на ярмарку отправлю. Там за них цену можно ломить, какую захочешь, все одно – возьмут.
– Слышал ли, беда какая стряслась? – наклонился к корчмарю Осип.
– Я целыми днями в корчме пропадаю, ужель думаешь, что все городские сплетни меня стороной обходят?
– Второго дня дочка десятника Фрола пропала. И в тот же день сын кузнеца, Тараска исчез. В дружине поговаривают, мол, похитили их.
– Тебе виднее, что в дружине говорят. Они за своих лошадок конюшему тиуну всю подноготную выложат. А вот я слыхал от посадских, что дело-то совсем не в похищении.
– Так в чем же?
– А завелся у нас, в Исконе, убивец. Намедни нашли в канаве близ Южных ворот скорняка Величко. Бедолагу кто-то зарезал посреди ночи. Вот и думай теперь, куда подевались те детишки.
– Все бы твоим посадским панику разводить. Ну, прирезали скорняка в пьяной драке, с кем не бывает.
– А гляди-ко!
Тиун толкнул в плечо Евстафия, показывая на дверь, которая с громким треском растворилась. В корчму зашло трое новых гостей.
– Легок на помине, – усмехнулся Осип.
Хоть посетители позанимали все столы, но Фролу Никодимовичу место нашлось тотчас же. Он прошел, скрипя до блеска начищенными сапогами, неся в правой руке шлем, гордо приподняв голову. Фрола побаивались, не найдется местечка, так еще и скандал учинит, а чего доброго может голову кому проломить. За ним вошла его неотлучная свита: Харитон и Фотий, дебелые детины, каждый ростом в три аршина. Он высмотрел местечко возле очага, пятеро местных забулдыг, увидев направлявшегося к ним Фрола Никодимовича сразу повскакали и услужливо, чуть не кланяясь, предложили славным воителям садиться. Воители с неохотой согласились.
– Эй, уважаемый, – заорал Фрол, со стуком поставив шлем на стол.
Корчмарь был уже тут как тут.
– Порося жареного! Двух! Бочонок твоей медовухи. И смотри корчмарь, не как в прошлый раз, когда Харитон после твоего пойла рыгал как боров, а не то высеку! И служаночку пригони, пусть она нас обслуживает, а то твоя мерзкая харя отбивает у меня аппетит.
– Будет исполнено.
На какое-то время разговоры в корчме поутихли, все смотрели на гостей, кое-кто даже вышел вон, потому что общество Фрола с дружками не всем было по вкусу. Впрочем, скоро корчма опять гудела, как ни в чем не бывало, все обсуждали сегодняшние пляски скоморохов за Северными воротами.
– Уж он и так, и этак, и с подскоком, – вещал один из гончарного конца, другому, не попавшему на представление.
– Да ты что!
– А потом как начал петь, я со смеху чуть штаны не потерял. Не пускает, мол, меня мать, а я сигану в окно, и все тут!
– Да ты что!
За разговорами и пивом никто не заметил, как в корчме появились двое, кого тут и быть не должно. Парень с девушкой годов по шестнадцать, вошли и тихонько-тихонько по стеночке стали пробираться вглубь. Девушка мяла в руках шапку и озиралась по сторонам, парень же заприметил освободившееся местечко и, взяв свою спутницу за руку, направился туда.
– А вы чего тут? – перехватила их кухарочка, выбежавшая из подсобки.
– Нам бы Евстафия, здешнего хозяина, спросить, – сказал парнишка.
– Евстафия им подавай! – закатила глаза кухарочка, – а, может, еще князя Всеволода подать прикажете? Под яблоками. Вас вообще тут не должно быть, малы еще, по корчмам шарахаться!
– У нас дело к нему, – отвечала девушка, – очень надо с ним потолковать. И ничего мы не малы, мне осемнадцатый год уже.
– Если очень надо, подождите, – сдалась кухарка, решив, что пререкаться со всякими недорослями не ее забота, – Евстафий Митрофанович сейчас заняты, важных гостей обслуживат. Если угодно вон садитесь, место освободилось, это ежели вы кушать чего желаете. А если нет, выметайтесь вон, потом приходите. После закрытия.
– Желаем, – сказал парень.
– Богатый что ли? – прошептала ему девушка. – Совсем денег не жалко?
– Не шуми, – ответил парень, – садись. Они закрываются поздно.
Сели на скамью, друг напротив друга. За длинным столом так же помещалась шумная компания гостей из Новограда, они заходили в «Кабанье Брюхо» каждый раз, как приезжали на ярмарку в Искону. Не сказать, что в Новограде ярмарка была хуже, но пиво, что варили здесь, было гораздо вкуснее. Евстафий не делился своими секретами.
– Эй, хозяин, а музыки у тебя пошто нет в твоем крысятнике? – заорал Фрол Никодимович, ударив кулаком по столу, – я тебе в прошлый раз говорил, чтоб музыка была. Ужо я тебя! – начал вставать, но товарищи его кое-как угомонили.
Евстафий отрядил ту молодую служанку, что справлялась о перепелах, обслужить важного гостя, и вернулся к своему товарищу.
– Я говорю тебе, все это вздор! – сказал конюший тиун, – а ты как знаешь. Вот сейчас бедняга горе пивом заглушает, а завтра как пить дать, по миру пойдет, когда похитители выкуп запросят.
– А за Тараску тоже, значится, выкуп? Так что ли?
– А я почем знаю. Сам спроси, вон кузнец-то сидит смурной рядом с новоградцами. Эй, Горазд, чего невесел?
Кузнец поднял на них угрюмый взгляд, но ничего не ответил.
– У него сын пропал, а туда же. Пиво хлестать, – махнул на него рукою Осип.
– Евстафий Митрофаныч к вам позже подойдет, – сказал Егорка, подав новоприбывшим две кружки кваса и каравай с одной кабаньей ляжкой, все вытянуло на четвертак. Вот это еда так еда, не то что черствый Тришкин хлеб с талой водой. Уллин живот нещадно бурлил, требуя наполнить его чем-то существенным.
– Чего ж ты сразу не сказала, что голодная, – упрекнул ее Данила, – вот ведь!
– Меня вчера накормил один паренек, поделившись черствым куском хлеба, – сказала ему Улля, – оказалось, это был последний кусок в его доме. Как же выходит, что кто-то кушает кабаньи ляжки, а кто-то перебивается сухарями?
– Урожай погиб в этом году, – сказал человек, сидевший к ним спиной. Улля прикусила язык, не следует слишком громко говорить в людных местах, – вот крестьяне и бедствуют. Зато корчмарей и торгашей беда не коснулась, даже наоборот, кто-то заранее скупил остатки ячменя и варит пиво впрок.
– Кузнецов-то беда тоже не задела. А, дядька Горазд? – сказал ему Данила, – как нынче булат, имеет спрос?
– Спрос-то есть, как не быть. Да только вот, – кузнец мотнул черной бородищей, махнул в себя остатки пива и замолчал.
– А что такое, – спохватился парень, – случилось чего?
– Сынишка мой пропал, – сказал кузнец, пересаживаясь за их стол, с видом человека, наконец нашедшего, кому можно излить накипевшее. Улле с Данилой пришлось ужаться. Новоградские было запротестовали, но здоровенный, как медведь, Горазд на них цыкнул и ропот стих. Никому не хотелось испробовать на себе его кулачища.
– Тарас что ль? – удивился Данил, – как же так? Куда пропал?
– А пес его знает. Сказал, что в скорняцкий конец пойдет к товарищу, вышел вечером и не вернулся. Второй день вот нету.
– Да вернется, куда он денется, – успокаивал его Данила, – я ж Тараса знаю, он парень неспокойный, небось опять котов гоняли по закоулкам, как той весной.
– Так-то оно так, но в тот раз Тараска вернулся на следующий день, а таперича два дня где-то пропадает. К тому же я сам лично ходил в тот конец, и товарищ егойный говорит, что не заходил он к нему.
– Может еще куда пошел? Мало ли.
– Да тут такое дело. Убили скорняка Величко, слыхал, может? И как раз около Южных ворот, а рядом, значится, наш кузнечный. Знаешь ведь, Искона город славный, да только концы меж собою не шибко ладят. Не как в Новограде, конечно, когда дело доходит до ножей, но морды бьем друг другу исправно. А теперь вот скорняка нашли мертвого, и как раз Тараска пропал в тот день. Поможешь мне, а? Сходим в скорняцкий, там у них яма есть, куда шкуры порченные сваливают, вонища стоит на весь конец. Раз в седьмицу это безобразие сжигают, я думаю, если они отомстили за Величко и мово Тараску того… – кузнец сжал свой пудовый кулак, так что побелели костяшки пальцев, – то куда ж тело девать, если не в яму. – Взял Горазд парня за плечо, Данила подумал, что сейчас тот ему руку оторвет, не рассчитав силу.
