Птицы

– Они кричат лишь когда видят добычу, – вспомнила Ноа. – Когда собираются убить.

Крик раздался совсем близко и Ноа закрыла глаза, готовясь к смерти, как вдруг ее обхватила чья то рука и бесчувственная, налитая кровью ее нога, освободившись, сжалась в колене и ударила ее же в живот.

– Спокойней! – сказал знакомый голос.

Ноа успела открыть глаза и увидеть, как все вокруг завертелось, прежде, чем она оказалась на земле. Над головой ночной лес и улыбающийся Абель.

– Не ожидал, что ты такая тяжелая, – усмехнулся он. – Чувствуешь ногу?

– Нет, – сказала она, плача и улыбаясь.

– Погоди, – на лице его появилась обеспокоенность.

Он закатал джинсы Ноа выше колена на поврежденной ноге.

– Вся белая, – сказал он. – Чувствуешь?

– Нет. Что ты делаешь?

– Массирую твою ногу. Сейчас, погоди.

Он стал сжимать икроножные мышцы сильнее.

– Не знаю, что делать, – сказал он. – Чувствуешь сейчас?

– Немного.

Он посветил фонариком ей на лицо.

– Что у тебя с головой?

– А что?

– Губы синие, по всему лицу засохшая кровь.

– Долго я тут провисела просто.

– Долго, – повторил он.

Он принялся массировать ногу Ноа еще сильнее, развязал ботинок, снял носки.

– Попробуй пошевелить пальцами, – сказал он. – Чувствуешь их?

– Нет.

Ноа стало страшно, смотреть на ногу ей не хотелось, а Абель продолжал массировать все сильнее и вдруг он остановился.

– Слава богам этого проклятого леса, – прошептал он.

– Что там?

– А ты так и не чувствуешь? Ты только что пошевелила пальцами… Давай, будем вставать и попробуем аккуратно добраться до дома.

С помощью Абеля, Ноа смогла подняться. Левая нога постепенно приходила в чувства, мышцы сильно покалывало от притока крови. Правая, что попала в ловушку, и после десяти шагов оставалась бесчувственной, но теперь Ноа могла шевелить ей. Идти было возможно, только опираясь на плечо Абеля.

По щекам Ноа текли слезы от усилий, которые она прикладывала для ходьбы, ничего вокруг себя она не разбирала, а Абель вдруг остановился.

– Погляди, – шепнул он.

В нескольких метрах впереди на фоне бледной луны висела в веревочной ловушке длинная кость.

– Надо взглянуть.

– Не надо, – сказала Ноа.

– Нет. Посиди, я схожу.

Он осторожно опустил Ноа на землю и пошел к ловушке. Через несколько минут он вернулся с восторженным блеском в глазах.

– Гляди.

В руке его была кость с перьями на кусочках присохшего мяса.

– Узнаешь такую?

Ноа взяла кость. Она была сухой и тяжелой. Кусочки мяса почернели и зачерствели, на некоторых остались еще перья. В свете фонарика цвет перьев сложно разобрать, но они были светлыми, или выцвели на солнце, ведь очевидно, что кость уже давно висела здесь.

– Наверное птицы ели тушу, оставили в ловушке только эту кость, а остальное упало на землю и там уже все съели хищники, – сказал Абель. – Что думаешь о кости?

– Не знаю, нужно больше света, – сказала Ноа.– Но это… видишь эти связки? Похоже на локтевую, или лучевую… Но размер человеческий…

– Она же не человеческая, тут перья.

– Да, да… но похожа…

– Ты понимаешь, что это значит? Птичья кость большого размера и свежая…

– Мы нашли Келенкен, – сказала Ноа, голова ее кружилась и кость двоилась в глазах.

– Ты нашла. Пойдём домой, завтра я осмотрю этот район, а ты будешь отдыхать, а потом мы уедем отсюда и напишем работу о Келенкенах… Ноа, мы вместе это сделали.

Он положил кость в рюкзак и приподнял Ноа на ноги.

– Тяжело идти? – спросил он.

– А что?

– Давай ка вот так, – и Абель перехватил Ноа на руки. – Лучше я тебя донесу. Держись за меня… Ноа?

– Что?

Он посмотрел ей в глаза:

– Больше не теряйся.

– Хорошо, – улыбнулась она.

Утром у ее ног стояли свежие цветы, а у изголовья кровати на тумбочке чашка травянистого чая и бутерброд с сливочным маслом и апельсиновым джемом. Но прежде Ноа осмотрела поврежденную ногу. Кожа стала нормального цвета, ногу слегка покалывало при движении и она все еще казалась тяжелой, а ступня была почти бесчувственной и ватной, вокруг щиколотки темная борозда синяков.

Ноа оделась, умылась и перенесла всю еду на кухонный столик. Дверь дома открылась и в коридоре напротив появился Абель.

– Проснулась? – спросил он, улыбаясь. – Как ты?

– Ничего, – горло слегка першило и Ноа говорила с хрипом.

Она попробовала пошевелить ступней и почувствовала, как медленно возвращается кровь, щиколотка сильно заболела.

– Я думаю, сегодня же мы вернемся в город, так что не переживай насчет боли. Вечером примешь обезболивающее… Только одна прогулка к тому месту. Ты ведь позволишь мне?.. Если нет, мы сейчас же поедем в больницу. Решим по твоему самочувствию.

– Чего это ты таким стал учтивым со мной? – спросила она, чувствуя, как в уголках глаз появляются слезы от боли в ноге.

– Ноа… – Абель подошел к ней, присел напротив на колено и совершенно неожиданно для нее обнял. – Ноа, – повторил он.

Она с трудом проглотила кусок бутерброда.

– Что?

Дыхание Абеля касалось ее уха, он нежно погладил ее спину.

– Я переживал вчера. Вернулся домой, а тебя нету… Я весь лес был готов перевернуть… Как мне повезло… ты понимаешь, если бы я тебя не нашел… Я только вчера понял, что ты для меня значишь…

– Что я значу?

– Все.

Абель посмотрел ей в глаза, поднялся на ноги и поцеловал в лоб.

– Когда становишься таким старым как я, знаешь уже своих настоящих друзей, а у меня их нет. Кроме тебя. Выздоравливай.

Абель погрузил на спину рюкзак и ушел.

Ноа допила чай и вышла на крыльцо дома. Силуэт Абеля виднелся далеко в зарослях леса.

– Что я значу, – повторила она. – Как глупо… уж Лорена бы знала, что говорить в такой ситуации.

Она вернулась домой, взяла в ладони кружку и заметила, как дрожат руки. Сердце стучало, странное чувство взволнованности.

– Глупости все, – сказала себе Ноа, отпив немножко чая.

День обещал быть медленным и ленивым. Ноа побродила по дому и нашла старую детскую энциклопедию. Там было про вымерших животных, было и про птиц Келенкен. Место обитания, север страны, выделено желтым маркером. На страницах вокруг детские рисунки.

– Наверное, одна из книжек дочери Рут… Интересно, куда Абель положил птичью кость? – разговаривала сама с собой Ноа. – Вчера она показалась мне странной, хоть на ней и были эти перья, но как-будто…

– Девочка… Ноа, ты дома? – послышалось снаружи.

За окном стояла Рут. Ноа поспешила впустить ее.

– Извини меня, милая, я была грубой, – с порога сообщила Рут и взгляд ее коснулся больной ноги Ноа. – Ого, а что с тобой такое?

– А… я упала, – придумала Ноа. – Поскользнулась тут, снаружи дома…

– Ой, ой, бедненькая, пойдем, я осмотрю твою ногу.

Они перешли на кухню, Ноа принесла еще один стул, Рут села напротив нее и положила больную ногу Ноа себе на колени.

– Бедненькая, – приговаривала Рут, осматривая ногу. – Но кости целы, кажется, ты сильно ударилась и передавила сухожилия.

– Сейчас уже не болит, – соврала Ноа.

– И хорошо.

Рут встала и сбегала в коридор, где сложила свой рюкзак. Обратно она вернулась с бутылкой, наполненной темным напитком, и мешочком орешков.

– Ты съела те печенья? – спросила Рут.

– Еще остались.

– Съешь обязательно. Они лечебные. А еще я приготовлю тебе напиток, что давала в день грозы, он заговорен против твоей хвори… А вот это вино из ягод лумы. Знаю-знаю, пить вредно, когда лечишься, но мы немножко выпьем, потому что мы поссорились. Так принято.

– Я не спорю, – улыбнулась Ноа.

Вино было терпким, теплым, сладким, как вишневое варенье, но со сливочным привкусом, как будто отстаивалось уже не первый год. День солнечный, но слегка прохладный и такое вино было весьма кстати.

Они отпили по половине кружки и Ноа почувствовала, каким алкогольным было это вино, более напоминавшее крепкую настойку.

– Прости меня, доченька, – начала Рут.

– Это вы меня простите, я задаю глупые вопросы, – перебила ее Ноа.

– Нет. Не глупые. Ведь твой муж… Ты знаешь эту беду, все женщины ее боятся… Ты ведь хотела знать про мою дочь… Ее звали так же, как тебя.

– Правда? – удивилась Ноа и тут же поняла, как глупо звучат ее слова.

– Да, – кивнула Рут. – Ее звали Ноа… Все было хорошо, но два года назад… Знаешь, она была моложе тебя, сильно моложе, в то лето ей исполнилось восемнадцать, но вы с ней так похожи… Когда твой муж рассказал, чем ты болеешь, когда я увидела тебя, я сразу захотела помочь… А моя Ноа, я не знала совсем, не знала, что с ней было…

– Что с ней было?

Рут налила еще.

– Они с Котори дружили, сколько я их помню. А когда им исполнилось по шестнадцать, Котори сделал Ноа предложение… Молодежь… им так хотелось взрослой жизни… Котори построил этот дом и они переехали. Знаешь, им обоим не нравилось, что делает вождь Хинто, как он приглашает в наши земли туристов, заставляет всех наряжаться, лишь бы продать безделушки. Хинто, и его сыновья, они с этого много денег получают, всегда ищут, как бы продать наше прошлое, а еще эти их глупые фокусы, и поэтому Ноа и Котори поселились здесь, вдали от всех. А мне хотелось чаще с ними видеться, и они помогли мне построить маленький домик выше на холме, такой, как мне хотелось… Скромно отметили они свой переезд. Из долины пришла молодежь, несколько их близких друзей. Многим тогда не нравилось, как они говорят про вождя, поэтому друзей у них осталось совсем мало.

– А что вождь?

Рут кивнула:

– Вождь больше не считал их частью племени. Котори рассказывал, как настроил вождь всех против них. Им нужно было уезжать, а я была против, только задерживала их… А потом Ноа забеременела.

Рут закрыла глаза. По ее щекам покатились слезы. Она выпила и продолжила:

– Ты знаешь, что было дальше. Выкидыш… Ребенок умер… Котори сбежал в город, а дочь…

– Что с ней случилось? – сдерживая слезы, спросила Ноа.

– Я ищу ее, ищу уже который год… – Рут говорила, а слезы все лились по ее щекам. – Знаешь, перед тем как оставить этот дом, она вспомнила одну легенду. На этих холмах давным-давно жили большие птицы. Только это не просто птицы, в них перерождались те, за кем совсем не было грехов. Среди этих птиц было много переродившихся детей. Ноа любила такие легенды в детстве, искала книжки об этом, кино. А в тот год… Она стала искать свою девочку, бродила по лесам… Есть разные ритуалы, как призвать птиц… Так вот однажды она и ушла из дому совсем…

– Это было два года назад? – спросила Ноа.

Рут кивнула.

– Вы увидите, – сказала она. – Вы же за этим приехали с мужем в наши места? Только там, на тропе, птиц не видно. А я покажу вам.

Рут встала, взяла Ноа за руку и отвела на крыльцо дома.

– Вот там, высоко на холмах, рано утром, когда появятся туманы. Не уезжайте с мужем никуда. Я хочу показать вам этих птиц, потому что… потому что ты мне очень дорога.

Рут обняла Ноа, очень крепко, как мама могла бы обнять свою дочь.

Абель вернулся к закату. Тускло-голубое небо белело у горизонта, высокие облака покрылись холодным розовым светом, скрывшегося за холмами птичьей тропы солнца.

С собой он принес немного еще теплой гороховой каши с сосисками, упакованной в маленькие пластиковые контейнеры.

– Вождь поделился с нами, – сказал Абель. – Я заходил в поселение, предупредить Хинто, что задерживаться мы больше не будем.

Они вынесли стулья и столик с кухни на крыльцо, чтобы поесть на свежем воздухе.

– Ты что-нибудь нашел? – спросила Ноа.

– Нет, – ответил Абель.

– А где та кость? Хотела на нее взглянуть.

– А что?.. Кость я оставил в машине. Она на стоянке при въезде на птичью тропу. Там есть охрана.

– Ты ходил на тропу? А с кем-то из экспедиции ты общался?

Абель помотал головой, разжевывая кашу.

– Интересно, что они думают о нашей пропаже? – задумалась Ноа. – Не верю, что Шейла шпионит за нами.

– Возможно, – пожал плечами Абель. – Но из них троих она самая подозрительная для меня.

– Не хочу говорить о шпионах, обманах, и всем таком, – Ноа поднялась с кресла. – Ты доел? Давай сюда свою чашку, но никуда не уходи, у меня для тебя сюрприз.

Она сложила контейнеры в мусорку, взяла два одеяла, бутылку вина Рут, еще почти полную и кружки, и едва удерживая все это в руках, поспешила на крыльцо.

– Гляди!

– Чего это ты? – усмехнулся Абель. – Хочешь меня напоить? А одеяла для чего?

– Мы отсюда никуда не уйдем этой ночью.

Ноа поставила вино с кружками на столик, бросила Абелю одеяла, осторожно, вздыхая от боли в ноге, уселась в кресло.

– Помоги ка мне, давай одеяло и укрывайся сам, мы тут на всю ночь, любитель древних птиц.

– Ты объяснишь? – Абель укрыл Ноа одеялом, аккуратно подоткнув ее ноги.

Пока он располагался в кресле, Ноа наполнила кружки вином.

– Скажи, что ты думаешь теперь, когда видел свежую кость? – спросила Ноа. – Ты веришь, что это правда кость Келенкен?

– На ней были те перья. Но все же нужно провести анализ… Ноа, по твоему ученые могут просто верить?

– А в древнюю индейскую магию ты веришь?

– Что за расспросы?

– Тост, – сказала она. – За наших милых магических птиц, оживших по воле одной бедной девушки.

– Что это значит?

Ноа подняла свою кружку, чтобы чокнуться:

– Пей, – прошептала она.

Абель выпил, поставил кружку и стал рассматривать небо, поджав губы, сдерживая нарастающее чувство злости, как бывало с ним, когда что-то шло не под его контролем. Ноа веселила эта попытка Абеля сделать отвлеченный вид и все же она прервала молчание:

– Сегодня заходила Рут. Она рассказала мне грустную историю про свою дочь, а еще про магию индейцев, древние ритуалы общения с духами. Индейцы верят, что в птицах Келенкен живут души их невинно умерших родственников. Рут рассказала, что так птицы и появились тут, два года назад, после того как ее дочь провела ритуал, призвав душу своей умершей девочки… Ты знал, что дочь Рут тоже зовут Ноа?

– Нет, – ответил Абель. – Ты знаешь Рут куда лучше меня. Значит, по-твоему птицы тут появились из-за магии?

– Ты сам только что говорил, что ученые ни во что не верят… Но я хочу верить Рут, – Ноа перевела дыхание, от воспоминаний появились слезы и говорить стало сложнее. – Но… Рут сказала, что этим утром мы увидим птиц.

– Что?

– Вот с этого самого места, – голос Ноа задрожал.

Она вспомнила, как Рут обняла ее утром и в голове появились мысли, какие, как ей казалось, только у нее и бывали, мысли, от которых ей хотелось плакать.

– Эй, ты плачешь? – спросил Абель.

– Нет… я просто… знаешь, ведь это так больно, не иметь возможности прикоснуться, просто прикоснуться… ведь она ее может, никогда уже не увидит…

Абель протянул Ноа свою руку:

– Эй, дай ка мне свою ладонь, вот так.

Ноа немного успокоилась, вдохнула побольше воздуха и посмотрела на небо. Солнце зашло за горизонт, и теперь небо было прозрачным, обнажив глубину космоса.

– Извини, – сказала она, вздыхая. – у меня это, наверно, от нервов, не знаю… Плачу весь день, боюсь чего то…

– Все нормально, – сказал Абель.

– Да, теперь все нормально… Знаешь, Шейла пошутила, что если есть боги, то это просто неудачные программисты. А я вот смотрю иногда на звезды и думаю, какие мы маленькие в этой вселенной. И как быстро протекает наша жизнь, а хочется запоминающихся моментов, и запомниться другим. Но в этой маленькости есть и плюсы, проще воспринимаешь проблемы.

– В этом преимущество быть ученым, – кивнул Абель. – Воспринимаешь мир более абстрактно.

Ноа положила голову на спинку кресла, вытянула ноги. Боли почти не было, только покалывание в ступне. Она закрыла глаза, сжав покрепче ладонь Абеля.

– Разбудишь меня к утреннему туману? – спросила она.

– Конечно, – сказал Абель.

Волны омывали ее босые ноги. Вода была ледяной, причиняя нестерпимую боль, но выбраться на берег Ноа не могла. Больная нога распухла, смотреть на нее было страшно. Вода все прибывала и Ноа увидела, как гостевые дома погружаются в воду. Она хотела добежать до них, но едва ли могла передвигать ноги. В окнах увидела она Шейлу и Лорену. Она попыталась окрикнуть их, но голос ее прохрипел глубоко в груди, и Ноа поняла, что все вокруг сновидение. Но легче ей от этого не стало, озеро ушло вглубь берега, затопив машины выше колес, идти все труднее, а в доме беспечно протанцевал мимо окна Тео, и Ноа вновь попробовала закричать, ведь скоро затопит всю округу, а всем кроме нее наплевать на это, и вода уже выше талии, слишком холодно, невозможно, надо проснуться, скорее…

С глубоким нервным вздохом открыла Ноа глаза. За окном шумел дождь, было темно. Она лежала в постели, в спальне. Одежда разбросана на тумбочке напротив.

– Что же вчера было?

Голова неприятно болела в затылке. Ноа вспомнила, как они с Абелем допили вино, а потом целовались и все говорили об этих птицах.

– Абель! – позвала она.

Никто не отозвался. Она взглянула на часы, было уже шесть утра.

– Значит не темно снаружи, просто тучи, – сказала она себе. – А туман?

Одевать джинсы было трудно, ноги замерзли и кровь кажется начала поступать в больную ступню, только когда Ноа проснулась. Она заглянула на кухню. Никого. Вышла на крыльцо. Одно кресло перевернуто, лежит под дождем. Одеяла наброшены на столик и промокли, здесь же пустая бутылка и кружки, в которых плескалась теперь дождевая вода, лес вокруг темный и мрачный и очень холодно. Ноа уже развернулась и собиралась зайти в дом, как вдруг услышала плач. У крыльца неподалеку от дома, под дождем сидела и рыдала Рут.

– О боже, – испугалась Ноа.

По коже пробежали мурашки. Рут напоминала промокшую птицу. На ней был грязных костюм из множества птичьих перьев, на голове шапка с стекляшками в форме птичьих глаз, по лицу растекалась засохшая глиняная маска.

– Рут! – крикнула Ноа.

Но старушка не отреагировала и Ноа крикнула громче. Рут подняла голову, озираясь по сторонам, словно не ожидала, что в доме кто-то есть, увидела Ноа, встала и пошатываясь пошла к ней. Ноа выбежала на встречу, подхватила Рут под руки и повела домой, усадила ее на стул на кухне, набрала воды в кружку и поставила рядом, а Рут теперь уже не рыдала, только смотрела на пол перед собой.

– Господи, Рут, да что с вами?

Рут продолжала молчать, а Ноа не знала, что делать.

– Где этот Абель? – ругалась она.

Сбегала к себе в комнату, нашла телефон, но давно уже он был разряжен. Услышала звон и прибежала на кухню. Осколки кружки лежали на полу. Рут глядела на них, а руки ее тряслись.

– Разбила, – сказала она.

– Ничего.

Ноа налила воды в другую кружку и поднесла к губам Рут. Старушка сделала несколько глотков.

– Что случилось? – спросила Ноа. – Скажите, наконец, что случилось и что мне делать? Как вам помочь?

– Не надо мне помогать, – ответила Рут. – Это тебе нужна помощь.

– Что? Вы о чем?

– Твой муж, – Рут перевела дыхание. – Вождь убьет его.

– Что? Абеля?

– Да… Послушай меня, послушай внимательно, – Рут теперь уже успокоилась совсем, смотрела в глаза Ноа. – Это все из-за меня… Какая же я глупая. Нет никаких птиц. Не видела я их, а это все… Это для ритуала костюм. Я сшила его, потому что не могла, как другие, боялась, а для призыва птиц перья нужно пришить к коже, а я не смогла. Я хотела показать вам птиц, какая же дура, и вырядилась в свой этот костюм ритуальный, а твой муж… Он пошел на холмы, нашел меня, схватил, он ругался, очень был нервный… Они были неподалеку.

– Кто?

– Сыновья Хинто. Макки и Амитола. Они по утрам ходят по холмам, по птичьей тропе, они ставят там следы, а я… Это все началось с дочери моей, она призывала птиц, потом я стала искать ее и звать птиц этим ритуалом, переодеваясь, бродя по лесам… Я не знаю, как все вышло потом, но к нам стали приезжать туристы, а Хинто разрешил мне проводить ритуалы, искать свою дочь, но только нельзя никому знать нашу тайну, тайну о птицах, ведь он думал, что я не понимаю, что следы оставляют они, сыновья и вождь, думал, что я с ума сошла, а я знаю, что птиц не было, что это все… Я знала про фокусы Хинто, нашел как деньги заработать, а мне что, мне нужна моя дочь… Но я хотела показать вам с мужем, что птицы настоящие, я хотела, потому что вы мне нравитесь, но только я думала, что вы не пойдете в лес за мной, а он пошел, он догнал меня, схватил за руку, а потом он говорил, что я сумасшедшая, ругался из-за кости или костей чьих-то, и тут они появились, Макки и Амитола, услышали нас, и погнались за твоим мужем.

– Куда он побежал?

– Наверх. На тропу.

– Боже…

Ноа вспомнила, как блестела в лунном свете кость, а из почерствевших кусочков мяса торчали сломанные, иссохшие перья.

– Я ведь не лучше Хинто, – сказала Рут. – Права была дочь, что сбежала от меня.

– Нет, – сказала Ноа. – Вы куда лучше.

Вещей у нее никаких не было, а поэтому не нужно было и собираться. Ноа обняла на прощанье Рут и бегом, через холодный и дождливый лес отправилась к холмам. Нога болела первые минут десять, а потом Ноа перестала ее чувствовать и только боялась, лишь бы не упасть, не поскользнуться на сырой листве, лишь бы только успеть.

Вот и холмы, лес закончился куда быстрее, чем она думала и впереди только кустарник, но закончился и он, и она выбежала на птичью тропу. Далеко на вершине, у начала спуска, где находится автостоянка, увидела Ноа силуэты нескольких мужчин. Трое были на ногах, а один как-будто сидел.

– Абель! – закричала Ноа. – Оставьте его! Абель!

Подниматься по тропе наверх было сложнее, чем бежать по лесу, и ногу словно охватил огонь, жаркая боль шипящей кровью вскипала в ее венах, голова закружилась и Ноа почувствовала слабость по всему телу. Вот уже видит она всех отчетливо. На вершине вождь и его сыновья, смеются, указывают на нее, а Абель стоит перед ними на коленях, под дождем.

Добравшись до них, Ноа сама упала на колени, как и Абель. Сил не было никаких. Теперь, когда она здесь, никто не смеется. В руках у вождя пистолет.

– Молодец, – сказал вождь Хинто. – Сама пришла. Мы все равно бы тебя нашли. Догадалась уже?

– Никто вашу тайну не откроет, – сказала Ноа. – Мы ученые, у нас только научный интерес…

Она задыхалась, по лицу, смешиваясь с каплями дождя, струился пот. Она заметила, что одежда Абеля грязная.

– Ученые? – спросил вождь. – Вы женаты?

– Нет.

– Вы оба лжецы… – зло сказал вождь.

Он думал некоторое время и затем вдруг спросил:

– У тебя могут быть дети?

– Что? – переспросила Ноа.

– Ты можешь родить?

– …наверно.

– Все ложь!.. Амитола, твоя машина на стоянке? Тащи черную бутылку из багажника!

Сын вождя кивнул и побежал на автостоянку.

– Как ты могла придумать такую историю? – спросил вождь. – Как можно шутить об этом?

– О чем? – не понимала Ноа.

– О своем будущем. Ты и твой муж. Вы наврали нам, что у тебя не может быть детей, что тебе нужно вылечить этот недуг, а Рут взялась за это. Как вы могли ее обманывать?! Проникли к ней в дом! А еще ты назвалась именем ее дочери!

– Это правда мое имя, – прошептала Ноа.

Она взглянула на Абеля, но он отвернулся от нее.

– Я не знала, – сказала она. – Не знала… Я просто…

– Что? – вождь переводил взгляд с нее на Абеля.

Вернулся его сын с черной бутылкой.

– Это одна из настоек на травах для наших женщин, опозоривших себя, – сказал вождь. – Когда женщина нашего племени продает себя чужакам, мы даем ей эту настойку, чтоб никогда не могла она родить человека нашей крови, чтоб прекратился на ее жизни позор и не перешел он на ее детей… Выпей, если хочешь, чтобы твой муж остался жив, – вождь приставил пистолет к виску Абеля. – Выбирай. Если ты дашь нам забрать его жизнь, уйдешь спокойно. Если хочешь, чтобы он жил, отдашь нам жизнь своих детей. Ты готова на это?

Ноа молчала, глядя в глаза вождю. Всю ее трясло от холода и боли.

– Просто так мы вас не отпустим.

– Выстрелишь, и я всем все расскажу, – сквозь зубы сказала Ноа.

– Да? – усмехнулся вождь. – И кто тебе поверит? Ты думаешь, мы одни зарабатываем на туристах? Нам достается меньшая доля. Полиция, мэр, все получают. Тебе никто не поверит, а плату свою мы с вас получим, так что решай.

– Скотина…

– Долго я ждать не буду, – на лице вождя больше не было улыбки, он взвел курок. – Твой муж, или твои неродившиеся дети… Вы заплатите мне за свою ложь.

– Дети, – прошептала Ноа.

– Что? Не слышу!

– Я выпью, – сказала она громче. – Выпью.

Сын вождя подошел к ней, открутил крышку с бутылки, приложил к губам горлышко и резко дернул за волосы, запрокинув ее голову. Горло обожгло неприятной, отдающей бензином жидкостью.

– Ну хватит! – крикнул вождь.