Ведьмы Погибшей Империи

Явно с трудом перейдя на английский, женщина со злобой, отчего её речь напомнила шипение змеи, произнесла:

–Будь прокляты все твои родственники, живущие и те, что будут жить после. Пусть они совершают поступки, которые никогда не позволят им возродиться на более высоком уровне. И пусть все они страдают все их жизни. Нынешние и будущие. А теперь можешь говорить.

Ощутив, что боль отступила точно так же, как это делают волны после того, как в ярости накатывают на противостоящие им камни, Томас, которому всё же пришлось превозмогать мучения, спросил:

–Кто ты такая?

На что женщина, злобно усмехнувшись, ответила:

–Я – ведьма. И я сейчас убью всех твоих собратьев по оружию. Но тебя я оставлю жить. Чтобы ты всю свою поганую жизнь мучился, зная, что навлёк на всех своих потомков такие мучения, которые рано или поздно превратят их в сношающихся, жрущих и гадящих животных. А теперь, – позови своих соратников сюда, ко мне.

Томас, конечно же, не хотел никого звать. Он даже попытался сомкнуть губы, чтобы крик боли, зародившийся в его груди, не вырвался наружу. Но смеющиеся губы ведьмы дали ему понять, что его усилия совершенно напрасны.

Судорога скрутила всё тело кавалериста так, что колени с силой ударили по подбородку. А спустя мгновение, когда страшная боль, снова пронзившая всё его сильное тело от затылка до пяток, заставила Томаса распрямиться, выгнуться назад, из горла вырвался предательский крик.

А после начался самый настоящий ад. Тот, кто вбегал во двор через распахнутую настежь калитку, тут же попадал под удар ведьмы. А она методично убивала всех, кто откликнулся на призывный крик Томаса.

Кто-то падал и, корчась от жуткой боли, начинал задыхаться, пока его глаза не застывали, превратившись в белесо-стеклянную субстанцию. При этом некоторые боевые товарищи Томаса устремляли последний взгляд как раз в его сторону, как бы спрашивая, за что тот их так подло предал?

Некоторые, попав под удар ведьмы, начинали убивать друг друга, яростно рубя товарищей на куски, при этом даже не пытаясь отбивать сыпавшиеся на них в ответ удары.

Одного из кавалеристов охватило яркое, радостно рычащее пламя, отчего тот за считанные мгновения превратился в мечущийся по двору факел. Но даже его перемещения, во время которых тот то и дело натыкался на соратников, не заставило их отвлечься от бессмысленной рубки или от валяния в пыли.

Ведьме потребовалось несколько минут, чтобы наполнить двор трупами. Хотя некоторые ещё и не осознавали, что жить им осталось недолго. И они продолжали с остервенением рубить друг друга на куски, заливая пыль собственной кровью.

Бросив на Томаса ещё один, наполненный гневом и яростью взгляд, ведьма вышла на улицу, откуда вскоре раздались новые крики боли. Сам же Томас продолжил жевать пыль, напитавшуюся уже и кровью его друзей и соратников. И ему казалось, что его мучениям не будет конца…

На голову обрушился ледяной водопад. Так показалось Томасу. Разбрызгивая стекающую по лицу холодную воду, он шумно дышал, при этом с благодарностью рассматривая одетых в привычные зелёные мундиры людей, плотно обступивших его со всех сторон.

Один из них, с опаской посматривая в глаза Томасу, встревоженно спросил:

–Опять она?

Томас, тряхнув длинными, распрямившимися под воздействием воды волосами, резко кивнул:

–Да, она.

При этом его дыхание начало успокаиваться. Сердце, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, забилось ровнее. Томас ещё раз с благодарностью посмотрел по сторонам:

–Спасибо вам за то, что разбудили.

Всё тот же рейнджер, небрежно взмахнув рукой, ответил:

–Да ладно! Чего там!

Покачав головой, отчего струйки воды, сбегающие по такой же рыжей, как и шевелюра, бороде, ещё больше залили его зелёный мундир, Томас сказал:

–Нет, не ладно! Ты не понимаешь, через что я каждый раз прохожу. И надеюсь, что никто из вас этого не испытает. Поэтому, если когда-нибудь встретите эту ведьму, тут же её убейте! Иначе вас ждут вечные муки!

Солдаты, которым уже порядком поднадоела история Томаса, стали отворачиваться, явно не желая продолжать этот странный разговор. Всё правильно! Ведь никто из них, как и сам Томас когда-то, не верит в ведьм. И каждый раз солдаты смеются, когда слышат какие-нибудь байки на этот счёт.

Но в том-то всё и дело, что сам Томас уже точно знает, что ведьмы не просто существуют. Они, оказывается, в одиночку могут с лёгкостью уничтожить целую сотню здоровых, полных сил людей и бесследно раствориться в лесах.

Провожая медленно расходящихся собратьев по оружию обречённым, но отлично понимающим их недоверие взглядом, Томас тихо, только для себя, прошептал:

–Надеюсь, что я сам тебя отыщу, проклятая ты сука! Но на этот раз тебе уже не удастся застать меня врасплох!

Маруша тихо, так, чтобы не разбудить мирно посапывающих детей, закончила:

–Полине и Огнеславу пришлось подхватить меня под руки. Иначе я так и осталась бы там лежать. Идти я уже не могла. Все силы ушли на то, чтобы наказать тех бандитов. Но зато после этого нам можно было не опасаться преследования.

Задумчиво пожевав сморщенными, бескровными губами, древняя ведьма подвела нерадостный итог:

–Ты совершила ошибку. Тебе не стоило оставлять того убийцу в живых. Нужно было убить его сразу же, как только на его крик сбежались остальные. Теперь, думаю, он пойдёт по твоему следу. Такие, как он, никому и ничего не прощают. Надеюсь лишь, что ваши дороги так никогда и не пересекутся.

Маруша, грустно улыбнувшись, кивнула:

–Я тоже на это надеюсь. Но я даже согласилась бы с ним столкнуться лицом к лицу, если к тому времени мои дети уже будут в безопасности.

Хозяйка леса, посмотрев на спящих вповалку детишек, разлёгшихся не только на печи и на кровати, но и на полу, на который ей пришлось постелить свою изношенную зимнюю одежду, тоже грустно улыбнулась:

–Да, дети у тебя славные. И далеко ли отсюда ваша деревня-то?

Маруша, не будучи уверенной в расстоянии, просто сказала:

–Мы под Констаном жили. Чуть восточнее, ближе к кордону.

По-стариковски покивав, древняя ведьма задумчиво сказала:

–Далековато, однакось. И всю эту дорогу вот они, – старуха кивнула в сторону сопящих детей, – пешком прошли?

С вполне объяснимой гордостью посмотрев на своих юных спутников, Маруша кивнула:

–Ага, пешком. Не на конях же нам было ехать. Даже если бы мы это и смогли бы, так ведь дороги нынче не безопасны. По ним то и дело эти убийцы рыщут.

Снова покивав, хозяйка дома подвела нерадостный итог:

–Да уж! Вот времена-то настали! Мне вот только непонятно, а куда же все власти-то смотрели? Ведь не только наши, но и те, что жили восточнее, поклялись, что никто из них никогда не посягнёт на земли кочевников. Да и как им удалось через их-то кочевья перебраться? Или они тоже уговор предали?

Понимая, что старуха уже давным-давно отошла от мира людей, Маруша сделала большую скидку как раз на это обстоятельство. Поэтому, кивнув, спокойно, как малому дитя, объяснила:

–Кочевники уже почти полностью вырезаны. А вот теперь пришёл и наш черёд. Наверное, мы чем-то богов наших прогневали. А может, им просто стало не до нас. Возможно, им тоже приходится какому-то врагу противостоять. Вот бы у жрецов спросить. Так ведь до них ещё добраться нужно. А может быть ты, бабушка, сможешь к ним обратиться?

Усмехнувшись своей коронной беззубой усмешкой, древняя ведьма печально покачала головой:

–Нет, милая, не смогу. Мне это не по силам. Давно я уже с ними не общалась. С тех самых пор, как от людей отошла. Только с нежитью говорить могу, да с жителями лесными. Но с ними, как ты понимаешь, и поговорить-то особо не о чем. Только вот о лесе и разговариваем.

Маруша, горестно поджав губы, тяжело вздохнула:

–Да, жаль. Ну, что же, надеюсь, что нам всё же удастся к нашим выйти. Тогда, глядишь, я и смогу у богов ответа спросить. Может, они и в самом деле так чем-то заняты, что до нас им и дела пока нет.

Уже явно думая о чём-то своём, старуха нехотя поддержала Марушу:

–Наверное. – Она помолчала. – Кстати, а вот и нежить. С лешим не хочешь поговорить?

Маруша, как-то безвольно пожав плечами, сказала:

–Можно и поговорить. Правда, мне с ними как-то не очень ладить-то удаётся.

Поднимаясь со скамьи, хозяйка леса усмехнулась:

–А кому удаётся-то? Уж точно не мне. А ведь я с ними уже не одну сотню лет дело имею. Ничего. Идём. Хай он к тебе привыкает. Может быть, ты ему даже больше меня понравишься.

Думая о том, что вряд ли существу без души вообще кто-нибудь может понравиться, Маруша молча последовала за хозяйкой дома.

Леший встретил двух ведьм хмурым, если не сказать – гневным, взглядом. При этом, как заметила Маруша, на хозяйку леса он посмотрел, кажется, даже более злобно, чем на неё, по сути – незваную гостью.

Выглядел леший точно так же, как и все остальные его собратья. Крепкий, в общем-то, мужик. Коренастый. С густой, или, правильнее – дремучей, как сам лес, бородой. В которой застряли пожелтевшие, порыжевшие сосновые и еловые иголки. И даже парочка небольших коричневых сосновых шишек. Волосы, спускающиеся на плечи, сделали лешего похожим на существо вовсе без шеи. И борода только добавляла такого впечатления.

Одежда, хотя это и казалось Маруше всегда несколько странным, оказалась добротной. И никто не мог объяснить, как именно лешим удаётся содержать одежду в почти идеальном состоянии, не смотря на то, что спят они, похоже, на подстилке из опавших иголок и листьев.

А вот обуви, как Маруша и ожидала, у лешего не оказалось. И снова – никто не мог понять, как именно лешим удаётся сохранять ноги от ранений при ходьбе по лесу. Ведь вся земля в лесах прямо-таки усыпана мёртвыми ветками и торчащими из-под преющей подстилки корягами. Но лешие никогда, никому не отвечали на эти, интересующие людей, вопросы.

Белая, подпоясанная обрывком простой верёвки, рубаха, тёмные портки – вот и вся одежда лесной нежити, оберегающей свои дремучие владения от посягательств жадных людей.

Да! Конечно же, ещё и трубка! Бросая хмурые взгляды на двух ведьм, леший молча набивал простую деревянную (больше похожую на обычную корягу) трубку табаком, смешанным с сухими, прошлогодними листьями.

Насмешливо глядя лешему в совершенно жёлтые глаза, древняя ведьма спросила:

–Что? За огоньком пришёл?

Всё так же хмуро глядя на старуху, тот кивнул:

–Да, за огнём.

И всё! Леший повёл себя именно так, как Маруша и ожидала. Точно так же, как вели себя все лешие, которых она за свою жизнь повидала немало.

Ни тебе: "Здравствуй", ни тебе: "Как дела?". В общем, леший оказался совершено типичным. Грубым, слегка злобным, норовящим нагрубить. Маруша давно заметила, что эти существа мало чем отличаются друг от друга. Все отличия во внешности сводятся разве что только к густоте бороды и шевелюры. Но даже их лица имеют очень сходные черты. Так, будто они являются братьями одной матери. Что, впрочем, вполне возможно.

Но, если внешне лешие хотя бы как-то, пусть и минимально, но всё же отличаются один от другого, то их внутреннее наполнение, кажется, совершенно одинаково. И это отражается не только в их поведении, но и в отношении к людям.

Правда, все, кто хоть сколько-нибудь общался с этими бездушными жителями лесов, хорошо знает и их повадки, и их отношение к тем, кто оказывается в их владениях.

И, естественно, древняя ведьма успела отлично узнать нрав леших. Настолько, что ни капельки не обиделась на грубое отношение к себе одного из них. Наоборот, вместо того, чтобы обидеться, чем нередко грешат люди, недостаточно осведомлённые о нравах леших, старуха, улыбаясь, продолжала с какой-то даже материнской любовью рассматривать грубого гостя. И, не отводя от хмурого лица лешего лучащегося взгляда сверкающих искрами глаз, обратилась к относительно молодой ведьме:

–Маруша, милая, пожалуй, принеси ему огонька. Там, в печке, должны ещё угольки, наверное, остаться.

Радуясь тому, что у неё появилась хоть какая-то возможность отблагодарить давшую им приют древнюю ведьму, Маруша с готовностью поспешила в избушку. И, подойдя к печке, принялась шевелить длинной кочергой лежавшие по краям топки горки золы.

Спустя некоторое время Маруше удалось найти почти погасший, наверное, единственный во всей захолодавшей, пахнущей гарью топке, светящийся уголёк. Осторожно придвинув этот умирающий уголёк к себе, ведьма принялась его осторожно раздувать, опасаясь, что тот не перенесёт долгого пути за порог дома.

Когда Маруша вышла, наконец-то, к ожидавшим её на улице лешему и древней ведьме, те, как ей показалось, уже успели кое-что обсудить. Во всяком случае, ведьма ощутила повисшую в воздухе напряжённость. А леший встретил её настолько гневным взором, что Маруше стало слегка неуютно. Впрочем, она постаралась не подать вида и, приблизившись, протянула тому небольшой совочек, специально изготовленный для того, чтобы при его помощи переносить уголья.

Отлично понимая, что лешему, без всякого сомнения, уже по крайней мере несколько тысяч лет, а это значит, что тот старше как её самой, так и хозяйки леса, Маруша, подавая совочек, с уважением в голосе сказала:

–Пожалуй-ста.

Но леший, конечно же, и не подумал оценить настолько уважительное к себе отношение. Наоборот, он настолько грубо принял из рук Маруши совок, что стороннему наблюдателю могло бы показаться, что он его просто напросто отнял.

Взяв уголь голыми пальцами, Леший переложил его в трубку и, поднеся ту к губам, принялся её раскуривать. И даже после того, как из его рта и заросших грубым волосом ноздрей повалил густой дым, леший не выбросил уголёк из трубки. Видимо, ему это нисколько не вредило.

Дождавшись, пока леший выпустит несколько сизых струй едко пахнущего дыма, древняя ведьма вполне любезно спросила:

–Ну, так что скажешь? Проводите вы моих гостей на запад-то? Ведь так они намного быстрее из леса-то выйдут.

Бросив на Марушу ещё один гневный взгляд, леший с хмурым видом кивнул:

–Проводим. Главное, чтобы они поскорее из нашего леса ушли. Ищут их. Наверное, и сюда заглянут. А этого никому из нас не хотелось бы.

Затаив дыхание, Маруша, задавив тронувший её сердце страх, с робкой надеждой спросила:

–Кто нас ищет? Может, это наши?

Ещё раз хмуро посмотрев в сторону чужой для него ведьмы, леший едва ли не со злобой усмехнулся. Покачал головой:

–Вряд ли это ваши. Если только ваши хотят тебя на костре сжечь, а детей твоих в рабство угнать.

Маруша не нашлась, что на это сказать. Единственное, о чём она могла в этот момент думать, так это о том, что древняя ведьма оказалась совершенно права, когда сказала, что ей всё же следовало убить того негодяя, который, не моргнув глазом, отнял жизнь у беззащитной девочки.

Зато сама хозяйка леса спросила, требовательно глядя в глаза вовсю дымящего лешего:

–Откуда ты знаешь, что это именно её и детей ищут?

На что леший, с непонятным женщинам удовольствием выпустив густое облако вонючего дыма, охотно сказал:

–Так ведь мы же не дураки, – понимаем кое-что. Эти, которые за ними гонятся, говорили, что им нужно ведьму поймать. Ну, и на костре её сжечь. А детей, говорят, обязательно продать нужно. Ну, кроме тех, что сначала для себя оставят. Но и их, наверное, позже продадут. Во всяком случае, мы так думаем.

Пока Маруша размышляла, судорожно ища выход из создавшегося положения, древняя ведьма снова спросила:

–Где вы их видели? Сколько их? Куда и откуда они ехали? Что ещё говорили?

Снова выпустив густое вонючее облако сизого дыма, леший злобно усмехнулся:

–Видели мы их возле северной опушки. На привал они останавливались. С восхода на закат ехали. И было их около двух с половиной сотен. – Он неприязненно посмотрел на Марушу. – Они там все одного какого-то своего слушали, когда он про вас говорил. Что-то с ним явно не то. Какое-то проклятие на нём лежит. Тяжёлое проклятие. Не твоя, случаем, работа?

Маруша, задумчиво сдвинув брови, нехотя кивнула:

–Да, моя. А как ты понял?

Злобно усмехнувшись, леший беспечно пожал плечами:

–Так ведь нетрудно догадаться-то. Раз он за вами гонится, значит, причина у него веская. А раз чары на него наложены, значит, кто-то его сильно невзлюбил. Ну, а большего-то нам и не нужно, чтобы остальное понять. – В глазах лешего мелькнуло что-то вроде уважения. – Кстати, отличная работа. Теперь весь его род до скончания времён будет проклят. Думаю, что его потомки выродятся во что-то совсем уж непотребное. Эх-х! Мне бы такое уметь!

Древняя ведьма, с усмешкой покачав головой, спросила:

–А почто тебе такое умение-то? Ведь ты бы тогда всех людей, наверное, страдать заставил бы. Разве не так?

Прежде чем ответить, леший глубоко затянулся вонючим дымом и, выпустив его тонкой струйкой вверх, с улыбкой дождался, пока сизое облачко растает. И только после этого, криво усмехнувшись, что оказалось не так-то легко заметить из-за густющей бороды, начинающейся почти у самых жёлтых, как опавшие листья, глаз, пожал плечами:

–Ну, всех – не всех, но что многих, это уж точно. А чего они к нам, в наши леса лезут? Да ладно бы вели бы себя тут хорошо. Так ведь нет, – надо им постоянно что-нибудь сломать, кого-нибудь убить! Так чего бы таких-то не наказать? Зато, глядишь, остальные люди стали бы себя в лесах правильно вести. И тогда тебе бы, например, намного меньше работы было бы. Разве же не так?

Хозяйка леса, горестно покачав головой, возразила:

–Нет, не так! Я готова чуть больше поработать, чтобы лес оберечь. Но лишь бы люди не страдали больше того, чем они заслужили. Больше той меры, что сами же себе отмерили.

Снова набрав в грудь дыма, леший заговорил, не выпустив его наружу, отчего его голос прозвучал несколько приглушённо, как будто тот захлёбывался:

–Интересно, а что бы ты сказала, если бы те, кто за ними гонится, в наш лес пришли? Стала бы их так же, как и остальных, туманами да чёрными кошками пугать? Или опять нас попросила бы их с дороги сбить? Или сразу же в трясину бы их завела? Или ещё что похуже сделала бы?

Древняя ведьма, недовольно усмехнувшись, спросила:

–Это ты всё про тот случай вспоминаешь? Ну, так те-то как раз это и заслужили. Вот таких-то как раз и стоит наказывать предельно жестоко.

На что леший, заинтересованно поковырявшись в трубке и подняв на старуху мгновенно ставшие торжественно-злыми глаза, заявил:

–Ну, так они сюда идут. Они вышли на их след. У них один из кочевников есть. Он-то на след и напал. Что ни говори, но они отличные следопыты. Так что, как видишь, скоро у тебя будет возможность их наказать. Что теперь скажешь?

На этот раз древняя ведьма не смогла сохранить не то что благостного расположения духа, но даже обычного в её деле хладнокровия. Гневно сверкнув глазами (в самом прямом смысле – сверкнув), старуха, шипя, словно разозлённая змея, спросила:

–Так чего же ты молчал-то? Чего плутал вокруг да около? Да ещё и плёл нам тут, что они на запад ускакали! Где они сейчас?

Засунув трубку за пояс (Маруша как-то отстранённо подумала о том, что этим существам каким-то образом удаётся их не терять), леший со злой усмешкой сказал:

–Так, я же говорю, что у них следопыт хороший. Вот они и вернулись. И едут сейчас через лес прямиком сюда. Скоро здесь будут. Вот, когда солнце до этого дерева дойдёт, они сюда и приедут.

Маруша со страхом посмотрела в жёлтые глаза лешего. А тот со злым весельем взглянул в ответ. Всё ещё надеясь, что леший просто решил так злобно пошутить, что им порой, вообще-то, свойственно, женщина спросила:

–Ты уверен? А вы не можете их со следа сбить?

Неуверенно пожав плечами, леший сказал:

–Не думаю, что нам это удастся. Да и вот она нам давно уже запретила на людей наши чары наводить. А то мы, конечно же, попробовали бы.

С шумом выпустив воздух сквозь сжатые в гневе губы, древняя ведьма покачала головой:

–Ну ты, лешак, и дурак же, всё-таки! Так ведь я же вам простых грибников и не слишком жадных до добычи охотников запретила в чаще-то водить! А этих-то стоило бы запутать-то! Беги к своим и скажи, чтобы немедля за дело брались! Глядишь, они сюда и не доберутся! Беги, нежить глупая!

Отчего-то в ответ на оскорбление леший обрадовался. Хотя, скорее всего, его обрадовала возможность применить, наконец-то, на практике свои природные умения, которые, оказывается, ему и его собратьям приходилось очень долгое время не использовать из-за запрета древней ведьмы. Радостно сверкнув жёлтыми глазами, леший топнул ногой и тут же исчез, словно растворившись в воздухе. Впрочем, умения ведьмы хватило Маруше, чтобы заметить, как некая, смазанная в воздухе тёмная фигура выстрельнула в сторону близстоящих деревьев и тут же за ними растаяла без следа. И при этом ни единая веточка не шелохнулась.

А вот древняя ведьма не обратила на это никакого внимания. Должно быть, уже привыкла к такой манере передвижения леших. Вместо этого старуха, сощурив глаза, смотрела прямо перед собой, но при этом, как подумала Маруша, ничего не видела.

А спустя какое-то время, горестно покачав головой, задумчиво сказала:

–Должно быть, старею, – не заметила, как чужаки в мой лес вошли. А может, и ещё что. Но сил мне почему-то не хватило, чтобы их увидеть ещё до того, как они в моём лесу оказались.

Стараясь говорить наиболее уважительно, Маруша спросила:

–А не могла ли ты устать, яблоки для нас выращивая?

На секунду задумавшись, старуха уверенно покачала головой:

–Нет, не могла. Это мне почти ничего не стоило. Дело-то плёвое! Ну, ты это ещё сможешь понять, когда начнёшь обучение.

Затаив дыхание, боясь услышать ответ, который вполне может оказаться слишком страшным, Маруша спросила:

–И что же тогда случилось? И что нам делать дальше?

Пожав плечами, старуха неожиданно улыбнулась:

–А не всё ли равно? Им я вас уж точно не выдам. Ну, а пока мы можем пойти, детей покормить. Они вот-вот просыпаться начнут. Идём, нужно печь растопить да воды принести. Еды сегодня придётся много готовить.

И, последовав за древней ведьмой, Маруша послушно вошла в дом.

С ненавистью глядя в затылок едущего перед ним кочевника, Томас грубо спросил:

–Ну, и сколько нам ещё по этому проклятому лесу ехать? Ты же говорил, что мы от них всего на несколько часов отставали. А мы тут уже полдня плутаем! Не могли же они сквозь землю провалиться?

Томас увидел, как проводник, пожав обнажёнными плечами, покачал головой:

–Я не понимаю, что происходит. Кажется, тут что-то не то. Я всего пару минут назад видел их следы. А сейчас вот они пропали. И так происходит уже не первый раз. Как будто духи леса надо мной издеваются.

Толкнув пятками бока уставшего коня, Томас нагнал проводника и, всё с той же неприкрытой ненавистью глядя сбоку на его горбоносое лицо, спросил:

–Ты издеваешься? Какие ещё духи? А вот не хочешь ли, чтобы я тебя прямо здесь пристрелил?

Проводник посмотрел на Томаса с ненавистью, которая ни капли не уступала его сильным эмоциям. И, выталкивая слова сквозь сжатые в гневе зубы, спросил:

–И что это тебе даст? Или ты думаешь, что кто-нибудь из вас сможет в следах лучше меня разобраться?

Томас собрался ударить этого человека по лицу. И, по опыту зная, что его удары нередко заставляют противника без чувств падать на землю, уже с удовольствием представил, как краснокожий, научившийся говорить по-английски совершенно без акцента, вываливается из седла. Но, к его огромному разочарованию, услышал сзади голос сержанта:

–Томас, прекрати! Я уже давно знаю Лукаса. И он ещё ни разу меня не подводил. Лучше не мешай ему делать его работу!

Томас, ещё раз с ненавистью посмотрев на горбоносое лицо индейца, с досадой, демонстративно сплюнул в сторону и, придержав коня, отстал. Проводник, кажется, не обратил на это никакого внимания. Хотя Томас увидел, что глаза следопыта, хотя и устремлённые вниз, на землю, сверкнули ответной ненавистью.

Удовлетворившись тем, что смог хотя бы немного отвести душу, Томас дождался, пока с ним поравняется другой солдат. Презрительно усмехнувшись, он кивком указал на едущего впереди краснокожего и спросил:

–Что, неужели сержант и в самом деле верит этому дикарю? Или надеется, что краснокожий, научившийся говорить по-нашему и получивший белое имя, когда-нибудь сможет стать одним из нас?

Солдат, пожав плечами, с улыбкой ответил:

–Не думаю. Мне кажется, что сержант просто играет. Наверное, он думает, что своим хорошим отношением сможет добиться от Лукаса верности. А потом, думаю, он запросто его пристрелит. Но только после того, как Лукас станет ему уже не нужен.

С робкой надеждой в голосе Томас спросил:

–А с чего ты в этом так уверен?

Снова пожав плечами, солдат сказал:

–Да я не совсем в этом уверен. Просто думаю, что такое вполне возможно. – Хотя он и до этого говорил так тихо, чтобы проводник не смог его услышать, дальше он и вовсе перешёл на шёпот. – Я видел, как сержант лично убивал индейцев. Безоружных. И даже детей и женщин. А после делал с выжившими детьми краснокожих такое, что… Не хочу даже вспоминать. Но главное, что наш бравый сержант никогда не считал краснокожих настоящими людьми. Вот поэтому-то я и жду, когда он в один прекрасный день пристрелит нашего Лукаса просто за то, что тот родился индейцем. Ну, а пока сержант будет его терпеть рядом и даже заступаться за него перед теми, кто пытается его задирать. Мне даже интересно за этим наблюдать.