Тайны служебные и личные, или Карибский синдром

– Поздравляю, я люблю тебя, папа! Это твой праздник! – зал ответил гулом и аплодисментами. С камчатки донесся подбадривающий свист, кто-то что-то крикнул с чувствительной интонацией. Признание дочери отпечаталось красной губной помадой на щеке капитана. Пусть в небольшом размере историческая составляющая дня полка восторжествовала и нашла яркое человеческое выражение в отношении того, кто к кубинскому эпизоду его истории имел прямое отношение.

– Иди к нам, – донеслось с последних рядов в то время, как светлое пятно Лениного платья уже отвернулось от темного зала в сторону освещенной рампы.

После выступления, когда концертная бригада усаживалась в автобус, капитан Левко, неловко придерживая цветы, добродушно пробурчал, остановившись перед Коростелевым:

– Кариньо, ты кайфанул в танце и на глазах у почтенной публики общупал мою дочь во всех местах и теперь, как честный человек, должен на ней жениться.

Коростелев ответил скромным смешком, приняв заявление капитана с использованием испанского слова за шутку. Аналогичный ход с заколкой волос Лена повторила и на концерте в Доме офицеров, вызвав оживление в зале. Татьяна отнеслась к этому отклонению к утвержденному худсоветом номеру, как к удачной находке танцовщицы, хотя реакция публики не была такой живой, как в дивизионном клубе. В финальном выходе всех артистов на сцену Лена, сжав ладонь партнера, шепнула ему:

– Настя сидит в середине зала, – но Виктор как не напрягал зрение, не смог разглядеть знакомое лицо.

– Не все офицеры на праздник приходят с женами, – заметив его реакцию, Лена не удержалась от укола.

Артистов на прием в Доме офицеров не пригласили, но они сами о себе позаботились с выпивкой и закуской в привычном уже репетиционном зале. Художественная самодеятельность в провинциальном учреждении ценна не столько достигнутыми высотами в искусстве, но и тем, что собирает людей, интересных друг другу. Довольная, с раскрасневшимся лицом, Татьяна Лихарева поблагодарила всех участников концерта:

– Угодили, так угодили! Прошу оставаться в контакте, так как помощь может понадобиться и в будущем.

Немного коньяка марки «Таврия», все раскрепостились. Володя Сержантов тут же распрощался и убежал домой к беременной жене. Так же поступили многие другие – хоть и в привычном зале, но в бивуачных условиях для долгого общения обстановка не складывалась. Остались самые стойкие. Выпивка делала свое дело, если она направлена не на поиск в напитке букета ароматов и нот, а на снижение самоконтроля под воздействием на организм алкоголя. Когда бутылка выпита наполовину, безошибочно видно, кто кому интересен, когда ушло две трети ее содержимого, в ход пошли объятия и прижимания. С окончанием бутылки вопроса о нехватки спиртного не стоял, было ясно, кто с кем уходил для самостоятельного времяпровождения. Путь от дома офицеров до Лениного дома был коротким.

– Так удачно все сложилось: папа на дежурстве в дивизионе, мама уехала к родственникам в деревню, брат в стройотряде, – без притворства Лена объяснила благоприятствующую ее планам диспозицию. – Нам никто не помешает пообщаться и расслабиться.

Босоножки на высокой шпильке, гладкие икры и красивые колени, короткая обтягивающая юбка, подчеркивающая формы футболка, открытый откровенный взгляд. Девочка заслужила внимание, вложив столько усилий в совместную подготовку танца и исполнив свою часть ярко и оторвано. Сердце дрогнуло, тестостерон, взыгравший в жилах партнера при неожиданном ходе Лены с заколкой в волосах, сохранял высокое значение в крови и ощущениях.

– Я должен понимать, что ты делаешь мне непристойное предложение? Не на чай приглашаешь? – удивился Виктор, попытался пошутить и улыбнулся.

– Конечно, есть вещи более интересные, чем совместное чаепитие с ветераном Карибского кризиса, – отметив готовность партнера к приключению, подтвердила Лена, одним провокационным движением расстегнув на спине лифчик и вынув его через горловину футболки. Она откровенно включила язык тела. – Фу, как жарко! Не все ж порожняка гонять! – Девушка зазывно засмеялась, глядя на Виктора с любопытством.

Никакими силами было не заставить разум одержать верх над соблазном и инстинктами. Дьявол уже победил, если ум начал искать оправдание побеждающей слабости. После нетерпеливого слияния и яркого финиша в то время, когда партнеры обычно молчат, сохраняя блаженную истому, Лена, смотря в потолок, свистящим шепотом с горькой интонацией произнесла:

– Если бы я пригласила тебя только на чай, ты бы по своей непробиваемой наивности только бы чаем и ограничился? – Витя расслабленно улыбнулся и согласно качнул головой. – Что же теперь с нами будет? – Виктор понял, что речь не шла о коротком увлечении и расслаблении. Беспечность и радость жизни уступали расчетливости и напористости. Наметились хорошо спланированные силки, о которых он в порыве забыл подумать. Он поднялся, на потное тело стал одеваться, заставляя себя связно мыслить и, тем более, говорить.

– Я, наверное, должен извиниться за прегрешения вольные и невольные, но мне казалось, что мы вместе только в танце. Для другого толкования наших отношений я не вижу никакой базы. Не будем путать увлечение танцем, тягу к партнеру и настоящее чувство. – Жар полыхнул по его лицу. Самому было стыдно от того, как нелепо он выкручивался из созданной подругой ситуации, используя выполнение общественной нагрузки. – Твой расчет застигнуть меня врасплох…

– Какой расчет?! – резко перебив Виктора, с пренебрежением фыркнула Лена. – Да, я хочу, еще как хочу оказаться замужем, но в законный брак я пойду с тем, ради кого можно соблюдать статусные формальности, чье общественное положение будет достаточным дополнением к моим данным. Да, я жду счастливую жизнь и многое могу для этого сделать. Сначала родители, при удаче, покупали одежду на вырост, а потом сама, по возможности, покупаю все про запас, чтоб потом обменять или продать, когда останусь без денег. Я не хочу отношений с мужчиной «на вырост» или «про запас», ты меня понимаешь? Ну кто ты? Зайчик! Тебе родители подарили жизнь, и живешь ты радостно, не замечая опасностей, но жизни и как жить ты не знаешь. Нет никаких гарантий, что оставшись в армии, без адресной поддержки ты дослужишься хотя бы до майора, а в гражданской жизни ты вообще пока нулевая величина. Ни богу свечка, ни черту кочерга. Как все выпускники, рассчитываешь попасть к хорошему начальнику, чтоб он тебя приставил к надежному месту и научил, что делать, а иначе – служба на побегушках. В реальном производстве ты сгинешь вместе с твоим идеалистическим восприятием мира. Вот с Лешей Княжниным все понятно – для любой девушки беспроигрышная комбинация. Он сейчас с деньгами, напишет диссертацию, и в будущем тоже проблем не будет. А еще и предки-профессора наследство оставят. С Сережей Кириенко тоже понятно: тут либо меха с золотом носить, либо передачи.

– Какие передачи? – пристыженный и сбитый с толку, Виктор пытался ухватить нить разговора.

– Да фарцовщик он. В Москву постоянно мотается, чтобы шмотки привезти на продажу. Отсюда и связи его в Рубежанске с такими же, как он. Купи-продай под лозунгом «люди хотят жить лучше». Каждый хочет быть индивидуальным под бесконечные призывы из радио и телевизора о стандартизации и унификации. Ты б его попросил себе джинсы привезти что ли… Он даже участие в кадрили через Татьяну повернул в выгодном для себя свете: теперь небескорыстно руководит дискотекой в Доме офицеров. И торгует записями, пластинками и шмотками под этим прикрытием. В этом мире все так: баш на баш. Но если ошибся, то получается баш на шиш. Попавшись на «залете», не хочу оказаться вечной капитаншей, это постыдно. Ну как можно в сорок с лишним лет представляться «женой капитана такого-то…»!? Ставку надо делать на того, у кого есть шансы достичь достойных высот. Несколько лет потраченных на целевой поиск будущего мужа всегда приятнее и выгоднее, чем жизнь, погубленная в неудачном браке с первым подвернувшимся вариантом. Как сказал кто-то из великих, ветер будет попутным только у того, кто знает куда плыть. Тебя же пока несет течением – не ты определяешь движение, любая попутчица в таком движении будет только обузой.

Виктор взглянул в окно, попытался пройтись по комнате и убедился, что облегчение, что не надо ничего лгать, оправдываться и, тем более, обещать, пришло как счастье. Он не был сильным игроком, победить в предполагаемой им игре не было никакой возможности, в лучшем случае он рассчитывал на неболезненный проигрыш. Марилена сделала красивые ходы в предполагаемой партии и держала в руках нити игры, заявления о личной жизни сослуживцев стали для него откровениями, такого в ходе преферансной партии не узнаешь. Каждый жил и служил в одиночку, общая случайная связь раскрывала больше, чем какое-либо офицерское собрание. Щелкнув зажигалкой, Лена закурила.

– Если какая-то цепь событий обещает моменты сладкого волнения, мы все силы бросаем на подготовку и все время думаем об этой цели. Но, если женщина не дура, в ней полно здравого смысла, вот об этом я и спросила, – казалось, Виктор, потерявший нить разговора, не мог поднять на Лену глаза. Проклятая мягкотелость заминку переводила в смущение до крайности. – Скажи, ради бога, какой у тебя жизненный план? И фактура у тебя классная, и образование хорошее, а куража нет! На что надеешься? Неужели так просто – поесть, выпить, отшпилить кого-нибудь и вычеркнуть пролетевшие дни-месяцы-годы? Какая у тебя мотивация и цели? Почему не видно никакой стратегии? Ты просто тратишь жизнь. Ведь мы, бабы, если мужик прет, как хороший автомобиль, с ходу влетаем в приоткрытую дверь и во всем помогаем. А у тебя хода нет. Ты как скомканный клочок бумаги в придорожной пыли – машина проехала, потоком приподняло и дальше отбросило. – Лена сопровождала свою горячую речь со злыми интонациями энергичными взмахами сжатых побелевших в суставах кулачков и, испытывая злость, прикладывалась к сигарете, отчего на лице откладывался красный отсвет, что Виктору напомнило об его разговоре с особистом Рыкуновым. – Если бы ты хотя бы намекнул, что в армии собрался остаться, я бы многое могла для твоей удачной службы сделать, ни на чем бы не остановилась. Поверь мне, что у капитанской дочки есть много ходов для помощи в построении офицерской карьеры. Вы ж, мужики, так любите друг друга кусать, а сгладить остроты можем только мы, женщины. Что ты все ходишь, расспрашиваешь, слушаешь байки о давно ушедших делах, а для себя у тебя какой план? Ты в Рубежанске проездом или как? Все в жизни зависит от установки, если цель поставлена, к ней всегда найдутся пути.

Виктор слушал уже спокойней, отбросив выказанное ранее смущение, с мягкой улыбкой на бледных губах. Глубоко вздохнув, он нашелся что возразить:

– В хорошей карьере Рубежанск – тоже временная остановка.

– Свинья ты, Витя! Девушка перед тобой бисер мечет, можно сказать, душу открывает, а ты… Не верищь? Я бы и в Рубежанске, и в Москве нашла бы нужные ходы, – с подчеркнутым горьким разочарованием сказала Марилена, энергично загасив сигарету. С расспросами в такой ситуации нельзя переусердствовать, как бы собеседника к этому не понуждали. Грань между порывом, спровоцированным захлестом гормонов, и очевидным нежеланием принимать какие-либо последствия близости он мягко, насколько можно, показал. Теперь нужно установить грань между обидой чувств девушки, не встретившей душевной взаимности, и тем, когда она, словно шпана в подворотне, попросив «закурить», просто ищет повод, чтобы докопаться и самоутвердиться.

– Все мужики одинаковые: одной женщины вам мало, а две – катастрофа, при этом хорохоритесь и не понимаете, что расчетливая природа дала вам такие возможности исключительно из необходимости сохранения вида, но не наделила вас непропорционально большой по сравнению с сексуальностью женского пола. Если бы это было так, вы бы из-за конкуренции друг друга поубивали. Вся разница лишь в том, что вам нужно занять свое тело на период неспособности партнерши к соитию или отсутствия таковой. Секс на раз получить не так сложно. Дерзай, когда видишь слабую или грустную на вид девушку, – Лена неожиданно повернула логику своего речи. – Но с двумя одновременно на равных ни у кого не получится! Если хоть немного наблюдательности есть, обе оказываются задерганными и раздраженными. Что ж вы с нами, как с дешевыми девками, от случая к случаю? Что вы, как невоспитанные дети в ресторане, не ожидая никого, спешащие ситро заказать и, получивши его, тут же до дна выпивающие, на нас набрасываетесь, пыхтите сосредоточенно, словно омлет взбиваете? А чувства показать, поиграть, наконец? Все по заведенному простому сценарию: получил свое, отряхнулся и пошел. Нам же больше, все целиком нужно, не хотим мы ни с кем делиться! Переспал с Настей, заглядываешь к ней в медпункт, давая поводы для пересудов – ну не истории же солдатских болезней вы там просматриваете, поправив занавески на окнах!, переспал со мной – не сомневайся, что она об этом узнает очень скоро. Как с этим жить? Ты б Сергея кассету с эротикой на видеомагнитофоне попросил показать, чтоб научиться чему полезному! Ты хороший, но к жизни не подготовленный, не знаешь, в чем твое счастье, к чему стремиться, и она тебя портит, подставляя дешевые соблазны, удачливые расклады и расставляя капканы, что уводят от цели. Что так тяжело вздыхаешь?

Поднималась луна. Чистая, яркая. С голубым гало вокруг сияющего диска, с четкими тенями на земле от всех поднимавшимися над поверхностью предметов, если всмотреться. Прохладное дыхание ночи через открытое окно приносило свежесть. Движение планеты вокруг своей оси и светила непрерывно, и в этом ощущался выход из всего, во что влипаешь. Проблем Лена никаких не создавала. И то, что между ними произошло, совсем не составляло никакого повода для того, о чем думала бы ревнующая женщина. Пара была интересна друг другу в танце, а в жизни между ними ничего не случилось. Каждый из них обречен фактом рождения жить собственную жизнь с заблуждениями, ошибками, озарениями, достижениями, увлечениями и разочарованиями без возможности следовать универсальному регламенту счастья и праведности.

– Жаль, что не было чая с пирожками под присмотром Тамары Петровны – солиста танцевальной группы Дома офицеров только половником с гречневой кашей за целый день и накормили! – сиронизировал Виктор, воспользовавшись прозвучавшим вопросом и уводя разговор в сторону, надеясь получить возможность отойти в свободное пространство.

– Говоришь, Рубежанск – временная остановка? – сухость в голосе выдавала решительный настрой Лены. – Как там в ваших больших городах в метро объявляют? «Осторожно, двери закрываются.» Все, вали отсюда, двери закрыты!

Он и сам был рад, что «двери закрыты», препираться ни о чем не хотелось, и прошептав «пока!», вышел. Физиология могла подтолкнуть на случайный контакт. Романтическая ночь, да и то с перерывами по физиологическим причинам, могла сложиться в следствие сильного влечения. Для продолжительной связи нужны чувства или расчет, ни того, ни другого в отношении Марилены у него не было. Сердце билось спокойно, оглядываться не на что. Все, что сказала ему она, говорило о том, что девушка обнаружила, что без чувства хотела бы построить какую-то схему отношений, но ему это не интересно. Тот случай, когда хороший cекс был, но, еще не остыв, хотелось отложить его в памяти как приключение с благополучным исходом. Ростков неловкости при неожиданной встрече в будущем тоже не осталось. Причин оправдываться ни перед собой или перед любящей подругой не возникало.

19

После отбоя дивизионный жилой городок погрузился в ночную дрему, между унылыми блочными зданиями было пустынно и тихо, никаких переходов, никаких курильщиков. Не слышно буханья солдатских сапог по бетону, громких команд или глухих разговоров, ничто не смущало нерушимый покой. В такой тишине если и могло что-то случиться, то разве что несуразное и глупое, не разрушающее общее успокоение и умиротворение. Намеренное нарушение этого спокойствия могла осуществить только боевая тревога, все остальные возмущения должны гаситься уставом.

У каждого кадрового офицера действовала установка не верить ночной тишине и темноте, именно они являлись друзьями нарушителей дисциплины. Капитан Левко возвращался из девятки в офицерское общежитие после ночной пересменки в приподнятом настроении. Он согласовал с командованием отпуск, все уже было спланировано, оставалось только дождаться нужного дня. Вдруг вдоль стены казармы мелькнула чья-то тень, под светом фонаря превратившаяся в солдата, торопливо спешащего куда-то. То, что его перемещение не было связано с командирским заданием, выдавала поза, когда руки спрятаны в боковые карманы штанов, немного приблатненная и отвязная, и боязливо-торопливая походка. Бдительно отследив направление движение солдата, капитан Левко поспешил следом и вышел к постройкам хозвзвода. У сеновала услышал предупредительный свист, ускорился туда, а поднявшись по приставной лестнице увидел три фигуры, изготовившиеся к прыжку вниз с другой стороны сарая, и заметил девку, спешно поправлявшую свою одежду.

– Не стесняемся, оправляемся и следуем за мной в штаб, – распорядился капитан, используя множественное число не только из-за уставной вежливости, но и из предположения, что ему удастся захватить больше участников свидания.

Девушка без возражений покорилась предложению следовать за пожилым мужчиной, полагая, что с ним лучше будет ей находиться. Солдаты исчезли, спрыгнув вниз.

– Сколько их было? – хмуро спросил дежурный по дивизиону, к которому Левко привел задержанную шалаву с чувством удовлетворения внесенной им пользой в повышении дисциплины в подразделении.

– Да как же разобрать в темноте?! – промямлил капитан.

– Да за такую халатность в военное время… – не сдержавшись, прошипел дежурный. Видимо, в его табели служебной справедливости был только один пункт, и за проступком должно следовать немедленное приведение в исполнение.

– Вот про военное время мне говорить не надо, – зло огрызнулся Левко. – Я про него сам могу много рассказать. Это предпринятых тобой мер недостаточно, если на охраняемую территорию проникают посторонние лица. Вот и займись этим, чтобы разобраться.

Левко развернулся и ушел спать в общежитие. Если понадобится писать какую объяснительную, лучше делать это на свежую голову, решил он.

Утром при прибытии офицеров и прапорщиков из города они с удивлением увидели, что на плацу перед строем солдат и офицеров дежурной смены, словно на митинге-продолжении дня полка, эмоционально выступал майор Северов, размахивая руками, призывно жестикулируя, выбрасывая по фразе в толпу. Рядом с ним с группой конвоя стояла юная девушка в помятом платьице и со спутанной прической, испуганная и растерянная. Прибывшие поспешили присоединиться к своим подразделениям и узнали о причине столь раннего построения. Не стесняясь в выражениях, майор буквально смаковал позор девушки, задержанной на сеновале хозвзвода, оставленной разбежавшимися прелюбодеями.

– Смысл нашей службы – готовность и еще раз готовность, основу которой составляет тесная увязка боевой подготовки, высокой дисциплины и неукоснительного соблюдения требований устава. Тысячи военнослужащих соответствуют этим высоким требованиям. А эта блудная девица подрывает их и выполняет задание штаба НАТО по нанесению ущерба государству и ее Вооруженным Силам, используя кучку негодяев в форме. С нарушителями дисциплины, соблазненными этой распутницей и забывших о своей ответственности, мы разберемся. Куда страшнее последствия разврата с ней! Весь дивизион может быть заражен какой-то постыдной болезнью через посуду, одежду, постельное белье, контакты – я даже это дурное название стесняюсь произнести перед строем, – солдаты гулко заржали в ответ на это признание офицера в поисках морального негодования, лица их светились радостным любопытством, которое всегда сопутствует происшествиям в толпе. Строй колыхнулся смехом, негромкими выкриками и бранью, никакой жалости и сочувствия к жертве ночных событий. Это походило на настоящую травлю. А ведь среди них стояли те, кто ночью не упустил возможности. Чисто геенна огненная с выжиганием всего живого! Сохранять невозмутимое лицо, отводя в сторону глаза, в этой обстановке лжи и лицемерия было выше сил опозоренной девушки. Она не выдержала этого бесстыдства и прокричала с отчаянной беспомощностью:

– Оскорбляя меня, чище не станете. Лучше за собой следите, придурки.

Абсолютно нормальная защитная реакция, потому что человеку проще отводить от себя внимание, чтобы не заплакать. Вся ее маленькая, нелепая и глупая жизнь, которую она надеялась поменять легким движением, стала еще жестче и гаже. Ни в чем не было смысла. В ней самой не было. Все смешалось в общую удушливую бессмысленность. Она с жестким выражением лица упорно смотрела в сторону, чтобы никого не видеть и не принимать на себя всю подготовленную для нее муку. Скандал при таком стечении народа нужно как-то пережить. Плечи беспомощно и надорвано повисли, лицо выражало тоскливое безразличие. «Народу много – а кругом пустота…»

Майор Северов воспользовался ее реакцией для нагнетания потока обвинений и ругательств с целью мобилизации личного состава на осуждение легкомысленных поступков сослуживцев и разгульной девицы. Коростелеву его даже стало жалко в этой дурной роли, с элементами площадного театра и партийно-комсомольского собрания: нужно что-то говорить, удерживая внимание строя, об этой грязной истории, но о морали кричать не принято, крик шокирует и прошибает, нравственность так не прививают. Да и вдохновения для авральной воспитательной работы в этой жалкой фигурке, испуганной ночным содержанием в карауле и травлей перед строем, было немного.

После построения все разошлись по своим насущным делам, под грузом рутинных дел забывая о происшествии. Задержанную девчонку в сопровождении наряда отправили в медпункт на осмотр. Настя выставила солдат на улицу, спросила осматриваемую:

– В туалет хочешь? – после пережитого реакция девчонки была заторможенная, лишь через несколько секунд последовал подтверждающий качок головой. Настя указала дверь и оставила на некоторое время девушку без присмотра – из тесного туалета с меленьким окном выйти можно только через дверь.

В первый раз в ходе всей передряги кто-то проявил заботу о ней. Оставшись с глазу на глаз с располагавшей к себе женщиной, Оля прониклась доверием к Насте, послушно отвечала на ее вопросы, позволяла делать все, что угодно: осмотреть все ее тело, взять какие-то мазки на анализ. И наконец жалостливо всхлипывая и изображая доверие на веснушчатом лице попросила:

– Помоги мне отсюда выбраться…

– Расскажи, что случилось, и я подумаю, как тебе помочь.

Так Настя узнала все подробности происшествия не под протокол и дополнила своим пониманием обстоятельств, изложенных вместе с глубокими вздохами, слезами и рыданиями. Она сочувствовала девчонке, обманутой парнем, на которого так рассчитывала.

Как и многие деревенские подруги, Ольга выходила за околицу к лесной поляне, куда иногда по вечерам солдаты-ракетчики вырывались в самоволку. Когда такая традиция ночных встреч сложилась, никто не помнил, но поляна была хорошо «притоптана», ее посещали и сельские торговцы самогоном, и скучающие от обыденности девушки, и мающиеся сердцем солдаты. Сложившийся кодекс чести коротких взаимоотношений устраивал обе стороны, и собравшиеся у костра не замечали, если кто-то отходил парой, словно жених и невеста, и продолжали лузгать семечки. Народная молва хранила предание о паре-тройке семейных пар, выросших из случайных знакомств за околицей. Однажды появился красивый новичок, хотя и по его поведению, и по отношению к нему других самовольщиков было понятно, что служил в дивизионе давно и пользовался авторитетом у встреченных на поляне сослуживцев. Немного поговорили, она почувствовала к нему спокойную уверенность, а на второй встрече он предложил куда-нибудь вдвоем отойти, и ей понравилось неожиданное приглашение. Послушно двинувшись за новым другом, она ощущала, как перемещение в ночном мраке только подпитывало романтические ожидания. Звезды в небе мерцали, подбадривая ее покой ума и доверчивость. Любопытство Ольги было возбуждено таинственностью, парень вел ее за руку молча. Сеновал какой-то хозяйственной постройки на отшибе. Предложение и настойчивость понравившегося солдата. Элемент сумасбродства и доверия. Если беречься и бояться – нужно было сидеть дома в четырех стенах, а если решила показать себя самостоятельной – не бери в голову. И после глотка самогона – падение в пустоту и согласие на любое предложение. Оказавшись на приятно щекочущем сене в компании своего приятеля, Ольга тихо смеялась, чувствуя себя просто превосходно, словно вырвалась на свободу, а заботы и беды исчезли, и она радостно отдалась сладостным ощущениям. А уже через пол-часа с ужасом осознала, что то, что она восприняла за влюбленность и высшее проявление взаимного доверия, ее друг превратил в широкий жест охотника, загнавшего добычу и оказывающего внимание приятелям. После топота ног по лестнице на сеновал просунулась чья-то голова: «Ну что, можно?» Никто не спросил ее согласия. «Ну что ты ломаешься? Вон каким вниманием ты окружена! Тебе же это нравится!» Почувствовав на себе бесстыдный и жадный взгляд пришельца, она неуверенно задумалась, что надо сделать для того, чтобы выбраться из переплета, и чтобы никто ничего не узнал.