скачать книгу бесплатно
Львов, западная столица Украины, особенно отличался архитектурными изысками. Удивительная смесь барокко и рококо, ампира и готики придавала ему неповторимый облик. Не зря его называли украинской Венецией.
Вошедший в подъезд мужчина на шатком лифте, скользящем в сетчатой шахте, поднялся на верхний этаж. Этажей было семь, по нынешнему времени немного. Но, учитывая четырехметровые потолки, высота здания была приличной.
Мужчина поднялся еще на два лестничных марша и открыл ключом дверь, ведущую на чердак. Осмотрелся с привычным вниманием, глянул вниз. Здесь не было квартир, и его никто не мог видеть. Но все-таки некоторое время он вслушивался в летящие снизу звуки и, только убедившись в полной безопасности, вошел в чердачную дверь.
Оказавшись на чердаке, он двинулся к одной из трех башен, поднимавшихся из крыши. Он облюбовал самую крайнюю, тщательно осмотрел ее снизу и только после этого по крутой винтовой лесенке взобрался под самый ее купол.
Купол был метра три в диаметре. Дощатое основание, обитое снаружи листовой медью. Башня находилась в центре крыши, из нее на обе стороны выходили узкие окна-бойницы.
Мужчина выглянул в одно окно, затем в другое. Остановился на том, которое выглядывало в сторону площади Мицкевича. Отсюда до нее было километра полтора. Он чуть приоткрыл окно, так, чтобы оставалась едва заметная щель, и чему-то удовлетворенно кивнул, выглянув наружу.
«Третий на месте», – сказал мужчина будто сам себе.
Затем минут десять он подыскивал удобную позицию для долгого ожидания. Мостился сначала на перилах, но на перилах ему не понравилось. Попробовал стоя – снова не то. Не теряя спокойствия, он слез вниз и в дальнем углу чердака отыскал кусок широкой доски.
Поднялся вместе с доской на башню, стал примеривать ее в качестве сиденья, укладывая то так, то эдак. Наконец уселся довольно удобно. Окно было прямо перед ним. Повернулся, примерился ко второму окну. Остался доволен.
Закурил, стряхивая пепел в пустую пачку из-под сигарет. На чердаке стояла абсолютная тишина. Где-то внизу гудели машины. Мужчина находился на высоте современного двенадцатиэтажного дома и на гудящие машины внимания не обращал.
Докурив, он заплевал окурок и упрятал его в ту же пачку, куда стряхивал пепел. После этого достал из внутреннего кармана куртки снайперский прицел, положил его на сгиб левой руки и, пользуясь им, как подзорной трубой, принялся изучать улицы и площади города.
В мощную оптику все было видно, как на ладони. Оперный театр, Ратуша с флагом Украины, Латинский кафедральный собор… Автоматический определитель указывал расстояние до объектов. Мужчина несколько раз перевел прицел то на одну точку, то на другую, что-то отмечая в уме и запоминая. В записях он не нуждался. Тренированная память с одного раза фиксировала детали и откладывала их в запаснике до нужного часа.
С полчаса мужчина изучал виды из окна. Затем повернулся и точно так же принялся изучать тыльную сторону дома. Он не спешил, водил прицелом медленно, тщательно вымеряя расстояния и запоминая малейшие особенности зданий и дорожных поворотов.
Снова покурил, соблюдая меры предосторожности. Вернулся к первому окну. На этот раз он надолго задержался на площади Мицкевича. Выждал момент, когда какой-то старик, гуляющий по скверу, задержится у памятника Поэта и его Музы. Плавно навел скрещенье прицела на середину головы старика, на висок, на спину в области лопатки. Видимость была отличной.
Старик двинулся дальше. Мужчина оставил его в покое. Чему-то улыбнувшись, он начал водить прицелом по дальним зданиям. Водил долго и уже начал терять терпение, когда в одном из приоткрытых окон на короткий миг блеснуло отраженное пятнышко света. Дом, в котором мужчина заметил блик, располагался в трех километрах отсюда. Он стоял боком к площади, и из его окон открывалась панорама другой части города. Но, при желании, человек, сидевший там точно с таким же прицелом, мог контролировать и площадь Мицкевича, страхуя того, кто находился в башне.
Где-то обживали позиции и намечали координаты для стрельбы еще два снайпера. Мужчина не стал тратить время на их обнаружение. В этом не было особого смысла. Их распределили так, чтобы центральная часть города, памятники и площади держались под прицелом и снайперы могли дублировать друг друга. Не было никакого сомнения в том, что цель, окажись она в означенном районе, будет взята на прицел по меньшей мере двумя стрелками. А то и тремя. Что исключало малейшую возможность провала.
Уложив прицел в карман, мужчина закрыл окно, взял кусок доски и спустился вниз. Доску он спрятал в кучу мусора, после чего покинул чердак. Тщательно запер за собой дверь, спустился на лифте вниз, вышел из подъезда и тут же растворился среди прохожих.
12 июня, Париж, 12. 40
Роман, сидя за столиком летнего кафе, потягивал аперитив, благодушно разглядывая идущую в обоих направлениях толпу. Место было людное, недалеко от площади Согласия. По проезжей части Елисейских Полей в восемь-десять рядов катили потоки сверкающих автомобилей. По широким боковым тротуарам, окаймленным пышной зеленью, гуляли парижане и гости столицы.
Наверное, парижская толпа – самое демократичное зрелище в мире. В ней могли мелькать эксцентрично одетые чудаки, бренчащие на гитарах негры, седовласые старики с ленточкой ордена в петлице, развязная целующаяся молодежь, мамаши с колясками, туристы со всех концов света – и никто никому не оборачивался вслед, все наслаждались очарованием Великого города и радовались друг другу и тому, что видели.
Роман сидел в тени бело-синего тента кафе «Улитка». Кафе ему не нравилось, уж больно открыто, но не он его выбирал. Он лишь явился на указанное место встречи и теперь дожидался мадам Гаранскую. Чтобы ожидание не казалось скучным (Марта отдельно оговорила, что ожидать ее надо с полудня до часу дня), Роман заказал себе аперитив на смородине и лениво его прихлебывал, покуривая и позевывая.
До Ле-Бурже он долетел в крепком, освежающем сне (спасибо коньяку), что позволило ему въехать в Париж в довольно-таки сносном состоянии. Последствия бурной ночи все еще сказывались на потрясенном организме, но все же кризис миновал, как сказали бы врачи, и началась фаза восстановления.
От того ли, что был немного слаб, или от той встряски, что дает человеку, даже привычному и закаленному дорогой, перемена мест, но сейчас Роман испытывал какие-то разнеженные чувства и поглядывал на прохожих умиленно и чуть завистливо.
Тому еще слегка способствовал аперитив, но, в общем, на Романа, как на любого иностранца, действовала сама атмосфера Парижа и возможность отстраниться от надоевших, как пьяные друзья, домашних проблем. О, Париж! Ожившая мечта, рай для человеческих душ.
Роман слушал вполуха шум летящих авто и шелест ветра, трепавшего листву каштанов и свисающие края тента, смотрел вполглаза на идущих людей, курил, лениво меняя положение, – и неустанно просеивал, глядя сквозь солнцезащитные очки, всех, кто попадал в поле его зрения. В инструкции было сказано, что у мадам Гаранской в Париже возникли какие-то проблемы и их надо решить непосредственно на месте. Понятно, что если есть проблемы, то и есть люди, их создающие, сами собой проблемы из воздуха не возникают. Поэтому Роман, позволяя телу нежиться в удобном кресле, делал попытку тех самых людей обнаружить, чтобы в случае необходимости держать их под контролем и начинать игру хотя с одним тузом в руках.
Возможно, за ним уже велось наблюдение. Из припаркованного автомобиля, коих было множество в этом оживленном месте, из близлежащего дома, из кафе напротив – откуда угодно. Здесь он был бессилен, ибо в силу своего одиночества обладал весьма скромным потенциалом. Но все-таки то, что позволял делать его потенциал, он делал, несмотря на сопротивление нервной системы, настроенной скорее на глубокую дрему, нежели на активную работу.
Нет, наблюдателей он не заметил. Ничего такого, что привело бы в движение язычок его внутреннего колокольчика, подающего сигналы тревоги с похвальной точностью. Может быть, имела место разлаженность некоторых рычагов и шестеренок, вызванная сменой часовых поясов и климатических условий? Говорить об этом утвердительно было трудно, как трудно было и отрицать все пагубные воздействия минувшей ночи. Это был вопрос скорее философский, нежели медицинский, а философия – наука загадочная. Поди пойми, что там и как.
Но, как бы там ни было, за добрых полчаса пристальнейшего наблюдения Роман подозрительных субъектов ни вблизи, ни вдали не обнаружил.
Зато этот стук каблуков он услыхал издалека, еще не видя их обладательницу. Каблуки цокали по тротуару быстро и властно и разрезали мирный уличный шум, как пулеметная очередь.
«Девушка с характером», – подумал мимоходом Роман, даже не глядя в ту сторону, откуда раздавался цокот.
Человек, передвигающийся так громко, не мог быть для него опасен, и потому он не стал тратить силы на его идентификацию. Но нахальные каблуки стучали все ближе и надвигались прямо на него.
Роман повернул голову. Стройная, немного «в теле», тридцатилетняя женщина решительно подходила к «Улитке». Платье нежно-кофейного цвета тесно, но без вульгарности облегало всю ее фигуру, оставляя открытыми руки от плеча и ноги от колена. Руки были красивы, ноги – очень красивы. Лицо почти целиком закрывали большие радужные очки. На шее косынка чуть светлее тона платья, на левом запястье – браслет из крупных белых бусин овальной формы. Белая сумочка, белые туфли. В ушах бриллиантовые капли в оправе из белого золота. Просто, дорого, изящно.
Кроме того, женщина была шатенкой. Волосы стрижены не коротко, не длинно, именно так, как надо. Носик чуть вздернут, губы – пухлые, подбородок девичий, узкий. Легкий загар покрывал матовую кожу, выдавая человека умеренного в увлечениях и серьезно заботящегося о своем здоровье.
Роман уже узнал ее. Мадам Гаранская, собственной персоной. До часа дня оставалось четыре минуты.
Она, не снижая скорости, влетела под навес и начала оглядываться, изучая посетителей. Газета «Фигаро», которую Роман демонстративно выложил на край стола, привлекла наконец ее внимание.
Она подошла к его столику и несколько манерно опустилась на стул. Подняла очки, открыв сердитые зеленоватые глаза. Окинула Романа быстрым взглядом, достала из сумочки пачку «Мальборо» и кинула на стол. Ее, так сказать, ответ на наше «Фигаро».
Первая, визуальная, часть пароля сошлась. Теперь был черед вербальной.
– Pardon, madam… – старательно грассируя, начал Роман.
– Да бросьте вы, – на хорошем русском языке с пришепетывающим польским акцентом заговорила Марта. – Как будто я не вижу, что вы – тот самый человек. Придумали какие-то дурацкие пароли…
– Но таковы правила, мадам, – улыбнулся Роман.
– Дурацкие правила, – немедленно отозвалась его строптивая визави (она выговаривала «правива», что, впрочем, выходило у нее очень мило). – И вообще, не зовите меня «мадам», мы не на приеме?
– Как же к вам обращаться?
– Марта, как еще?
Госпожа Гаранская передернула плечами, глядя на Романа ужасно неприязненно.
– Хорошо, Марта. В таком случае, я – Роман.
– Поляк? – сощурилась с внезапным интересом Марта.
– Увы, не поляк. Русский, мад…
Роман осекся. Марта снисходительно усмехнулась.
– Извините. Роман Морозов.
Роман церемонно поклонился и только что не щелкнул каблуками под столом.
– Хорошо, не трудитесь извиняться. Я и так вижу, что вы не поляк. Пан всегда встает, когда входит дама.
– Но я не мог встать, – возразил Роман. – Правила конспирации не позволяют…
– Какие еще правила? Дурацкие игры в шпионов? Газеты, сигареты, пароли… П-фф!
Марта негодующе шлепнула пальцами по пачке «Мальборо».
Сейчас же у столика вырос гарсон с зажигалкой и свежей пепельницей наготове.
– Мадам желает курить?
– Я не курю, идиот, – возмутилась та. – Принеси кофе.
Гарсон, невозмутимый, как тумба для афиш, удалился за заказом, унося пепельницу и зажигалку.
«Жаль, что Слепцов не видит свою протеже, – подумал не без раздражения Роман. – „Наш человек“… Будет бед с этим человеком».
Марта между тем повела своим вздернутым носиком и наморщилась:
– Вы – гей?
– Почему? – изумился Роман.
– У вас какой-то странный одеколон.
Роман принюхался и понял, о чем она говорит. Это в его пиджак въелись духи Лены, а он впопыхах не поменял костюм.
Но каково обоняние? На ветру, среди уличного чада, в мешанине запахов? Да, тяжелый случай.
– Это… не мой одеколон, – неловко пояснил Роман.
– Понятно, – кивнула Марта. – Это духи вашей подружки. Очень мило. Одеты, как мачо из «Плейбоя», аперитив в середине дня, дурные манеры… Слушайте, а вы вообще на что-нибудь способны?
– То есть?
– Ну, я думала, пришлют такого сильного русского мужика… – Марта раздвинула локти, показывая, каким, по ее мнению, должен быть посланец из России. – А вы больше похожи на завсегдатая дорогих ресторанов. Что, приехали в Париж хорошо провести время?
– Могу и уехать, – буркнул Роман, не наделенный большим терпением в обращении с агрессивными дамочками.
– Ну, так и есть, – всплеснула Марта руками. – Я знала, что русские могут только обещать, но ни на что не годны. Я пропала (у нее прозвучало «пропава»)!
Гарсон поставил перед ней чашку кофе.
– Мерси, – кивнула Марта. – Что это? – дернула она ноздрей. – Корица? Я не просила кофе с корицей. Принесите мне простого черного кофе.
Гарсон невозмутимо забрал чашку и исчез.
– Может быть, вы все-таки расскажете мне о том, что вызывает ваше беспокойство, – сдержанно заговорил Роман, памятуя об обещании, данном Дубинину. – И я попробую вам помочь… в меру своих сил.
– Хорошо, – неохотно согласилась Марта. – Все равно альтернативы у меня нет.
Она какое-то время молчала, сидя вполоборота к Роману. Он тоже молчал, дожидаясь, когда она заговорит. Он уже составил ее психологический портрет и пришел к выводу, что для пользы дела ему следует больше молчать и во всем следовать ее распоряжениям. По крайней мере, в первое время. Как сложится дальше, видно будет. Но сейчас ему надо наладить контакт, и для этого дать ей немножко себя погрызть, не оказывая сопротивления. Тип львицы, к которому принадлежала госпожа Гаранская, требовал подчинения ей всех и вся, и Роман решил, что он не должен быть исключением. Майорские звезды стоят некоторых жертв.
Гарсон принес кофе, почтительно поставил на столик. Марта поднесла кружку к лицу, тонкие ноздри ее затрепетали, после чего последовал милостивый кивок, и гарсон с облегчением удалился.
Марта пригубила кофе и отставила чашку в сторону.
«Все равно не угодили», – начиная забавляться, понял Роман.
– Снимите очки, – приказал Марта. – Я хочу видеть ваши глаза.
Роман повиновался.
Марта какое-то время изучающе смотрела на него, затем кивнула, точно так же, как гарсону.
– Хорошо, я доверюсь вам. Но знайте: если вы не сможете меня защитить, я немедленно откажусь от ваших услуг.
– От кого я должен вас защитить?
– Не здесь, – отрезала Марта. – Поедем ко мне, я все расскажу по дороге.
– Как прикажете, ма… Марта.
Она метнула в него разъяренный взгляд, но он успел отвернуться, вставая из-за стола. Зашел за ее спину, отодвинул кресло, помогая ей подняться. Она не поблагодарила, видимо, считая, что только так и следует поступать ее спутнику, о какой бы там конспирации речь ни шла. Впрочем, по легенде, они должны стать мужем и женой. Самое время привыкать, решил Роман.
Отодвигая кресло, он увидел ее спину и шею, открытые в овальном вырезе платья, и это его неожиданно взволновало. Кожа была нежной, персиковой, так и хотелось ее погладить. Сказывалось отложенная на утро, но так и не осуществленная любовь.
Вывод: не откладывай на завтра то, что нужно сделать сегодня.
Роман усилием воли переключил вектор внимания на другое, то есть на снующих со всех сторон людей. Надо работать, приказал он себе. Марта взвинчена не напрасно, она кого-то опасается. Возможно, все это выдумка ее слишком живого темперамента. А возможно, кто-то ходит за ней по пятам.
Марта, бросив на столик купюру в пять евро, уже направлялась туда, откуда пришла. Роман положил двадцатку, сделав знак гарсону, что сдачи не надо.
– Ваша дама забыла сигареты, мсье, – сказал гарсон.
– Она бросает курить, – сказал Роман, чуть не бегом устремляясь за Мартой, которая цокала своими каблуками далеко впереди.
На ходу он отметил, что их уход не вызвал каких-либо нежелательных перемещений среди тех, кто находился поблизости. Впрочем, это ни о чем не говорило. Или, скорее, говорило о хорошей подготовке тех, кого опасается Марта.
Он нагнал ее шагов через сто. Для этого ему пришлось чуть ли не бежать, потому что кофейное платье удалялось в стремительном темпе, мелькая в солнечных пятнах, а его хозяйка ни разу не обернулась, не говоря уже о том, чтобы остановиться и подождать своего спасителя.
– Садитесь, – сказала она, открывая двери белого двухместного «Мерседеса».
Роман сел на кожаное сиденье, вдохнул аромат духов, пропитавших салон. Аппетитная машинка. Надо полагать, торговля картинами приносит неплохой доход. Или имеется состоятельный «ami», который исполняет маленькие прихоти прекрасной полячки? Его вполне можно понять.
Марта выехала из переулка, в котором был припаркован «Мерседес», бесстрашно вклинилась в поток автомобилей, текущий по шоссе, и покатила к центру. Роман с одобрением наблюдал за тем, как она управлялась за рулем. Судя по ухваткам, от всех жизненных невзгод она запросто может отбиться сама, без посторонней помощи. На неврастеничку с параноидальными наклонностями она не похожа. Ведет себя слишком экспансивно – так это от избытка энергии и нервного напряжения. Похоже, что-то ей действительно угрожает.
Роман то и дело оглядывался, проверяя, нет ли «хвоста». Хотя вычислить преследователей в таком потоке невозможно, он все же упорно посматривал назад, отслеживая ту или иную слишком долго идущую следом машину.
