скачать книгу бесплатно
– Да потому, что ты и без того худенький и бледненький. А сейчас ещё больше побледнел. Видимо, какую-то часть своей энергии ты израсходовал на моё лечение. Её же тебе самому не хватает.
В тот момент я действительно чувствовал себя не лучшим образом и дал себе слово лечебные действия прекратить. Хотя бы до поры до времени.
Директор угостил меня ещё одним стаканом чая с вкусненькой шоколадной конфеткой, и ощущение слабости, возникшее во мне под конец целительского сеанса, постепенно исчезло.
На следующий день после уроков мой «пациент» снова пригласил меня в свой кабинет, где опять же за чаем торжественно и с радостью в голосе объявил, что вчерашнее лечение пошло ему на пользу и что он чувствует себя здоровым человеком.
– Исчезли тошнота, слабость, появился зверский аппетит, – рассказывал хозяин кабинета. – Сегодня утром я впервые за последний год закусил грибами и копчёной рыбой. И маринованными помидорами – тем, что ещё вчера мне было противопоказано и по чему я изрядно истосковался.
– Осторожней с копчёностями, – сказал я ему. – И с маринадами. Не надо рисковать.
– Ничего! – беззаботно ответил Геннадий Тихонович. – Я теперь здоров, как бык. Силы во мне – девать некуда.
Наши чаепития продолжались до конца учебного года. Примерно раз в полторы-две недели. Как правило, по пятницам, уже после уроков. Бывало, увидит меня Геннадий Тихонович, подмигнёт едва заметно и скажет:
– Зайди ко мне в кабинет. Разговор до тебя есть.
А я уже знал, что будет приятный на вкус чай с шоколадными конфетами, обычно из разряда самых дешёвых.
Во время одной из таких чайных церемоний мой старший товарищ и произнёс те заветные фразы, которые во многом определили мою жизнь.
– Максимка, ты талантливый мальчик, – сказал он с некоторым волнением. Должно быть, он заранее готовился к этому разговору. – Но задатки, которые у тебя есть, надо развивать. Иначе они заглохнут и сойдут на нет. И тогда ты станешь обычным, заурядным человеком, способным только тянуть лямку на какой-нибудь работе, дающей кусок хлеба, и не более того.
– Вы имеете в виду – развивать экстрасенсорные способности? – спросил я, уже догадываясь о сути предстоявшего разговора.
– Да, экстрасенсорные, так, кажется, они называются.
– А как развивать их?
– Прежде всего задайся несколькими вопросами.
– Какими?
– Кто ты? Куда идёшь? Зачем идёшь? Словом, определи своё предназначение, своё место в жизни. Уже сегодня. И начинай работать над собой. Для достижения поставленных целей.
– А как работать над собой?
– Ну не знаю. Могу только предполагать. Возможно, ты должен прислушиваться к себе, своим клеткам, анализировать чувства и мысли, владеющие тобой. И больше слушать природу: пение птиц, гомон насекомых, веяние ветра, шелест трав, наблюдать игру света и теней. Хорошо бы ещё заняться чтением специальной литературы о необычных человеческих талантах. Тебе видней – ты же у нас экстрасенс, а не я.
– Допустим, экстрасенс я пока никакой.
– Вот и сделай из «пока никакого» – настоящего, самого сильного в современной человеческой цивилизации. Реализуй полностью то, что дала тебе природа. Только ещё раз говорю: пока не вырастешь, держи свои способности при себе, не показывай их. По сути, ты ещё ребёнок – боюсь, как бы кто не возжелал использовать тебя в своих корыстных целях. Желающих получить выгоду за чужой счёт сегодня более чем достаточно.
Мой старший товарищ разговаривал со мной, как с равным себе. Я же неизменно воспринимал его учителем, наставником. И относился к нему без малейшего панибратства.
Однажды на уроке истории Геннадий Тихонович завёл речь о том, кем мы, ученики, видим себя в будущем.
Нас, сидящих за партами в полупустом классе, было всего пять человек – две девочки и три мальчика.
Обе ученицы сказали, что хотели бы стать врачами и лечить людей, а я сразу постигнул внутренним видением, что медиками им не бывать. Из-за отсутствия денег у родителей – на взятку, без которой в медицинский институт поступить было невозможно. Что одна из них, Дина Вихляева, устроится официанткой в ольмапольском кафе, но и там долго не продержится и вынуждена будет работать дворничихой. Вторая же, Рита Иванова, обречена долгими годами горбатиться с тяпкой на овощных плантациях Шабалиных. Хотя позже в её жизни пойдёт широкая светлая полоса; какая – я в тот момент не понял.
Из мальчиков Венка, сын Михаила Шабалина, заявил, что станет бизнесменом, другой, Пашка Гуркин, – лётчиком. И в самом деле, Венка пригрезился мне преуспевающим коммерсом – в не таком уж далёком будущем. Пашке же не видать было неба, как своих ушей, и Венка возьмёт его к себе телохранителем.
– А ты, Максим, кем хотел бы стать? – спросил под конец Геннадий Тихонович.
– Не знаю, ещё не определился, – ответил я, встав за партой.
Я не лукавил – личное моё будущее было словно в тумане. Но чего точно мне не хотелось, так это крестьянствовать, как мой отец, то есть чуть ли не круглыми сутками гнуть спину, чтобы обеспечить себя куском хлеба, пусть даже и с маслом. И никакая другая специализация тоже не казалась мне привлекательной. Лучше, считал я, находиться как бы в стороне от человеческого сообщества и только наблюдать, что в нём происходит. И за тем, что совершается во всех остальных мирах – животном, растительном, энергетическом, в микро- и макрокосмосе.
Уже когда мы остались наедине, Геннадий Тихонович спросил меня о сбыточности намерений нашего класса. Я рассказал всё как есть, в том числе и о себе.
– И ты собираешься всю жизнь оставаться сторонним наблюдателем? – спросил он с некоторой долей недоумения и осуждения. – Видеть, как люди страдают, горе мыкают, и кайфовать при этом?!
– Я не говорил про кайф. Просто в стороне мне было бы удобней. И желательней.
– Гм, желательней! А я вот что скажу: если у тебя появится возможность лицезреть общество извне, значит, будет и ресурс воздействовать на него.
– Как воздействовать?
– Хотя бы оказанием помощи попавшим в беду! И ещё. В любом случае, находясь вне или внутри человечества, ты всё равно будешь пользоваться произведёнными им продуктами и услугами. Которые надо оплачивать личным вкладом. Прежде всего вкладом в его развитие и облагораживание.
Директор серьёзно относился к нашему разговору и изначально старался задать моему будущему праведное направление.
Если откровенно, насчёт помощи людям мне прежде и в голову не приходило.
Только силёнок для этого у пацанёнка, каковым я в ту пору являлся, было, конечно, маловато. Всё ещё давали знать о себе травмы, полученные при падении с высоты. Я оставался худым и бледным и часто подкашливал, фигура была карикатурой на богатырскую.
Помимо экстрасенсорных способностей надо было развивать и физические данные. Однако с чего начинать и как это лучше делать, для меня оставалось тёмным лесом.
Глава шестая. Переселение
Весной, в мае, до нас донеслась нехорошая весть, что школу нашу закрывают. Как недостаточно укомплектованную. И что чукалинских учеников будут за восемнадцать километров возить на автобусе в среднюю общеобразовательную школу села Туркановка.
Мой треп на уроке истории по поводу закрытия оказался провидческим.
– Это будет не учёба, – сказал отец, узнав о нововведении. – За восемнадцать вёрст на автобусе, которому сто лет в обед и который по два раза на дню ломается! С лысыми покрышками и по нашим дорогам! Да ещё через Усманку, на которой каждое половодье мост сносит!
Усманка – это наша речка с деревянным мостом через неё. Летом – тихая, шириной не больше десяти метров. Но весной, при дружном таянии снегов, она становилась такой многоводной и бурной, что сносила все мосты и переходы. И после половодья на местах снесённого приходилось всё восстанавливать заново.
– Пока мост построят, – продолжал отец, – ещё две, а то и три недели учёбы долой! Этак совсем неграмотным можно остаться. А я хочу, чтобы мой сын нормальное образование получил, не хуже, чем у других! Лучше уж в Ольмаполе учиться, пусть и за тридцать километров. Туда хоть автобусы регулярно ходят.
Может, отец пошумел бы так, пошумел да со временем и смирился с очередным неблагополучием. И учиться бы мне в чужой неприветной Туркановке. Только новость о закрытии Чукалинской школы дошла и до тёти Розы. Недолго думая, она позвонила нам и предложила отцу переехать в Ольмаполь. На постоянное жительство.
– У меня как раз Спиридоныч, шофёр наш, на пенсию ушёл, – сказала тётя Роза. – Заступишь на его место. Обещаю – зарплатой не обижу.
Спиридоныч в «Таверне Кэт» не только баранку крутил, а ещё по мере надобности выполнял обязанности электрика, сантехника, плотника и грузчика. Но мой отец тоже был на все руки мастер, тётя Роза знала это не понаслышке. Заезжая в таверну, не раз помогал он что-нибудь исправить или сделать заново. И всё у него получалось быстро и ладно.
– И для Любани местечко найдётся, – убеждала тётушка. – Нам, вот, горничная ещё одна нужна. К тому же у меня в планах строительство второго гостиничного крыла. Да что в планах! Я уже землю под застройку купила. Сам понимаешь – работы на годы вперёд. А состарюсь, Максимка моё место займёт, он вместо меня хозяйствовать станет.
– Эх, какая ты быстрая! – ответил отец. – Бросить хозяйство, дом, в котором, считай, всю жизнь прожили, это тебе не хухры-мухры.
– Да какое хозяйство! Ты уж разорился, считай. У тебя, кроме своих рабочих рук да здоровья, на котором твоё огородное предпринимательство держится, ничего не осталось.
– Всё равно надо подумать.
– Думай, только недолго. Мне надо решение принимать: или вы будете со мной работать, или со стороны кого-то придётся нанимать.
Вечером собрались мы втроём за столом, и отец дословно изложил тётушкино предложение.
– Что скажешь, Любаш? – спросил он, откинувшись на спинку стула и подпирая голову рукой.
– Не знаю, что и ответить, – ответила мать с нерадостной улыбкой. – Страшно как-то срываться с обжитого места. И куда – в город! Это нам-то, сельским!.. Ой, нет, молчу, за тобой последнее слово.
– А что Максимка насчёт переезда скажет? – спросил отец, поворачиваясь ко мне.
– К тёте Розе – самое лучшее, что только можно придумать, – ответил я без тени сомнения. – И школа там – пять минут ходьбы от «Таверны Кэт». Разве сравнить с расстоянием до Туркановки!
Ещё мне подумалось о Камаше. Такого друга ни в Чукалине, ни где-либо ещё у меня никогда не было. Смелый, не знающий страха. С ним хоть куда! И Рыжван с Файзулой ребята – лучше не найти. Жалко только было расставаться с Геннадием Тихоновичем. Очень уж по душе мне были наши разговоры за чаепитием – на равных. И просто человеком он хорошим казался. Но с ним так и так наши дорожки бы разошлись, коль Чукалинскую школу под закрытие определили.
– Тогда договорились, переезжаем! – категорично, словно отрезал, сказал отец. И тут же позвонил тёте Розе.
Мы и огород перестали засаживать. Скоро, за несколько дней, распродали всю имевшуюся на то время скотину и с немногочисленным скарбом, оставив добрую половину вещей, подались в Ольмаполь. На постоянное жительство.
В то лето из Чукалина ещё восемь семей уехали. Всё из-за того же закрытия школы. Кто в Ольмаполь, а кто на дальнюю сторону к родне или хорошим друзьям.
За последующие несколько лет половина чукалинцев свои дома оставили, в основном молодые, трудоспособного возраста. В пустеющем селе не стало клуба, почты, медпункта. Пожарную команду и ту расформировали. И даже администрацию ликвидировали. Чукалино же перевели в ведение власти села Усиленного, расположенного в нескольких километрах.
Взамен упразднённых учреждений одна лишь небольшая беленькая церковка появилась. Да и та постоянно на висячий замок запертой была. За исключением воскресных дней, когда в неё приходили помолиться десятка полтора местных бабулек.
Мои родители свой дом хоть за треть цены, да продали, а большинство, которые уже после нас уезжали, позаколачивали окна и с тем отправились на сторону. Только одинокие старики остались в селе да несколько наиболее разворотливых фермеров вроде Мишки Шабалина.
Отец с матерью заняли один из номеров «Таверны Кэт», предназначенных для постояльцев. Но они недолго в нём прожили. Уже через недели полторы после переезда родители присмотрели продажный дом с приусадебным участком в посёлке Тихоновка, пригороде Ольмаполя, на улице Красной, километрах в двух от таверны, и, немного поторговавшись, купили его. Точнее будет сказать, домишко жилой площадью тридцать шесть квадратных метров.
Иногда я у родителей ночевал, но обычно – в тёти-Розиной гостинице.
Тётушка выделила мне прежнюю комнату, в которую я вселился, словно в родную обитель.
Разложив по местам своё немудрёное имущество, я позвонил Василию Камашову, и мы встретились в условленном месте на берегу Ольмы.
Василий явился вместе с Гришей Калитиным и Антошкой Файзулиным. Поздоровавшись и обсудив ситуацию с переездом нашей семьи в город, мы разделись, зашли в воду и поплыли наперегонки; оговоренную дистанцию я прошёл последним.
– Тебе поднакачаться надо, – сказал Василий, когда мы вылезли на берег. – Посмотри на себя, какой ты дохлый.
– Надо бы, – ответил я, легонько вздохнув. И подумал, что о причинах моего не совсем здорового вида им знать ни к чему.
– Устрой себе турник, купи пару эспандеров, гантели и начинай тренироваться.
– Так и сделаю, – с готовностью ответил я. – Обязательно, – мне хотелось быть достойным новых друзей и физически, и стойкостью характера.
Метрах в пятистах от берега, ближе к фарватеру, по которому проходили речные суда, виднелась резиновая лодка с одиноким неподвижным рыбаком. Вдруг рыбак встрепенулся и, быстро перебирая руками, начал что-то доставать из воды.
– Закидушку вытягивает, – уверенно определил Василий.
– Точно, закидушку, – поддакнул Гриша. – Что-то, видать, попалось.
Зрение у меня было острое, и я тоже разглядел и тонкую бечеву рыболовной снасти, и большую рыбину, показавшуюся из воды.
– Сазана вытащил, – сказал Василий. – Вон как на солнце засверкал. С метр в длину будет. И весом килограммов на тридцать.
– Нам бы такую лодку, – сказал Гриша. Он почесал затылок. – Вот бы уж половили!
– Где её возьмёшь, – несколько отстранённо проговорил Василий. – Резиновая лодка хороших денег стоит. Ни у меня, ни у тебя их нет, – он сунул руку в боковой карман штанов и достал двухрублёвую монетку. – На два рубля лодку не купишь. Может, Чалдон нам денег одолжит?
Он бросил на меня улыбчивый взгляд.
С Гришиной подачи ольмапольские мальчишки стали называть меня Чалдоном ещё в прошлый мой приезд, со дня нашего знакомства.
– Сейчас в моих карманах ни гроша, – спокойно ответил я. И тут же, сам не зная почему, добавил: – Но очень может быть, денежки у меня появятся. Уже к вечеру.
– Откуда они у тебя появятся? – недоверчиво сказал Василий. – Брешешь ты, Максимка. Сам только что говорил – засуха вас разорила.
– А ему Роза Глебовна денег даст, – сказал Гриша, улыбаясь во весь рот. – Она у него богатая.
– Никто просто так мне денег не даст, – продолжал я гнуть своё. – Только говорю, нужную наличку я заработаю.
– Прямо на целую лодку?
– На целую!
– Да ты знаешь, сколько она стоит?!
– Не важно, сколько, чую только, сумею заработать.
– Как? С твоими мускулами?! – стоял на своём Гриша. Он имел в виду физический труд.
– Я, Рыжван, не мускулами, а головой работать буду, точнее – своим подсознанием.
– Как это – подсознанием?
– А так, тебе не понять.
– Врёшь ты всё!
– Ничего не вру!
Наш довольно долгий запалистый разговор Василий слушал молча. И лишь под конец сказал:
– Максимка, знаешь что, треп гнать иногда можно, но только за свои слова отвечать придётся.
