Вера. Пролог

– Я живу в своем мирке, общаюсь с людьми только по работе, ни телик, ни радио не люблю. Поэтому и значения всего происходящего не понимаю.

Парень бесшумно прошелся по мягкому ковру и остановился у карты мира на стене, истыканной булавками.

– Ты везде была? – он положил руки на пояс, выпятил широкую грудь, и, светло улыбаясь, повернул ко мне лицо. Сверкнули его белые зубы, а под глазами от улыбки образовались мешочки.

– Нет. Это то, куда я хочу съездить, – я спрыгнула со стула и встала рядом с ним, радостная, что мы наконец сменили тему.

– А это что? – спросил Егор, заметив чёрную булавку на юго-западе Англии.

Я замялась.

– А… Это первое направление.

– Почему чёрным?

– Ну… Чтобы отличалось от остальных, наверное, – развела я руками и вернулась обратно на стул у рабочего стола.

Егор последовал за мной.

– Ух! Как в супергеройских фильмах, – парень поднял со стола конверт с письмом из суда по делу о налоговой задолженности, которую я принципиально не хотела гасить, и растопырив три длинных пальца, добавил: – Три «В».

– Что? – не сразу поняла я.

– Васильева Вера Викторовна, – расшифровал он.

– А-а, ты про это. Разве там где-то написано мое отчество?

– Просто догадка, – выкрутился он и его зеленые глаза хитро блеснули.

– По-твоему я не похожа на Витальевну или Валерьевну? Может быть я Васильевна?

– Значит твоего отца зовут… – парень задумчиво поднял взгляд и, примеряясь с мыслями, покачал воображаемые весы. – Васильев Василий? Случаем не Васильевич? Как на бланках для примера. Да, у меня точно была бы детская травма с таким именем, – он смеясь покачал головой, но поймав мой взгляд на шрамах на его запястьях, добавил: – А-а, заметила. Нет, это не травма, это подростковый идиотизм, – Егор холодно улыбнулся. Я с сожалением посмотрела на него. Он быстро опустил глаза. – Хотя… Возможно, я обманываю себя… Пытаюсь скрыть это, быть мужиком, понимаешь? По-правде, мне до сих пор бывает тяжело… Это преследует меня. Всегда со мной. Даже в самые светлые моменты. Наверное, эти шрамы никогда не заживут… Иногда просто так хочется, чтобы хоть кто-нибудь обнял… – Егор протянул ко мне руки, словно моля о помощи. Шрамы на них сверкнули в свете люстры. Когда я растерянно подняла взгляд, он лукаво улыбался.

– Жучара…

Я хмурилась, наблюдая как он хохочет довольный собой.

– Вы так легко клюете на это!

Тем временем что-то привлекло его внимание на столе. Егор протянул руку и в свете лампы блеснула фоторамка. Это была типичная студийная фотосессия девяностых: стандартные позы, сосредоточенные лица, и всё на фоне тяжелых зелёных портьер. С фотографии пристально смотрел молодой мужчина в окружении своей семьи. Строгая военная форма цвета хаки сидела на нём как литая, делая его похожим на неприступную скалу. В одной руке он держал фуражку, а другой придерживал за плечико маленькую девочку в пышном жёлтом платье, сидевшую на его колене. Девочка сердито поправляла толстой ручкой большой белый бант, съехавший на бок её белокурой головки. Позади них, положив тонкую кисть на плечо мужа, стояла женщина в летнем бежевом платье в мелкий цветочек. Короткая стрижка красиво подчеркивала её печальные глаза. И, словно сияя, в этом царстве строгости и печали рядом с ней возвышался подросток: худой, со светлыми непослушными волосами. Он единственный улыбался на фотографии широко, искренне, во все зубы, так, что счастливо выпятил вперед подбородок. Егор приблизил фотографию к лицу.

– Это ты? – повернул он снимок ко мне.

– Ага, мне здесь три.

– Какие щёчки! – рассмеялся парень, комично надув щёки. – Твой отец военный?

Я усмехнулась и скрестила руки на груди.

– Думаешь, нам уже пора перейти к знакомству с родителями?

– А разве нет? Ах, ты ранишь мои чувства. И это после всего, что между нами было! – Егор картинно схватился за сердце и посмотрел на меня исподлобья.

– Я не знаю, кем он был. Да это и не важно. Его давно нет в живых.

– О… – Егор замялся и поставил рамку на место. – Как он умер? – спросил он и, поймав мой озадаченный взгляд, быстро продолжил: – У меня самого мама погибла в автокатастрофе, когда мне было шестнадцать. Время идет. Скоро будет пятнадцать лет, как ее нет. Просто, приятно бывает поговорить о ней с кем-то…

– Мне очень жаль… – я почувствовала как машинально потянулась к нему всем телом.

– Она одна воспитывала меня в детстве, отец с нами не жил, но мы виделись всё равно. У них с мамой были какие-то тёрки, это долгая история, и я всё равно многого не знаю, – Егор присел на край стола и, сомкнув руки на груди, продолжил: – В общем, когда её не стало, отец забрал меня к себе. Оказалось, что он часто ездит по стране и иногда за границу в командировки. Участвует в экспедициях, изучает древние находки, встречается с важными людьми. Я был мальчишкой, мне всё было интересно. Я хотел участвовать во всём, чем он был занят. Вокруг него столько всего происходило по сравнению со скучной домашней жизнью, которой я жил до этого. Это отвлекало меня от горя. Да и понимание, что её больше нет, приходило только с годами.

Его слова болью отозвались во мне. На мгновение я опустила глаза, но затем подошла к нему и окинула взглядом карту на стене.

– Мой отец тоже много путешествовал. Я помню везде, где он побывал.

– Так эти булавки?.. – заинтересовался Егор, проследив за моим взглядом.

– Да, там он бывал в командировках. В детстве я также отмечала их, так что эту карту было легко восстановить по памяти. Услышав от него название очередного региона или города, я садилась за атлас и изучала эти места, прокладывала новый маршрут, которым мог следовать отец, представляла, как вместе мы покоряем Каскадные горы в Калифорнии, путешествуем на верблюдах в пустыне или строим планы, куда отправимся дальше, сидя под Фортингэльским тисом. Возвращаясь он рассказывал удивительные истории, которые произошли с ним, местные жуткие легенды. Конечно, он много приукрашивал, но мы были в восторге, – вспомнила я его голос и улыбнулась.

– Ты очень любила его… – Егор с теплотой смотрел на меня.

– Конечно, любила, только… – я запнулась и, отведя взгляд, добавила: – Не знаю… Без взаимности. По идее мы должны были сблизиться, после того как мамы не стало, но – нет, во всяком случае для меня – нет. Все эти истории из его путешествий папа рассказывал не мне, а моему брату, а я слышала их через стену, когда няня уводила меня в детскую, – я замолчала и поймала внимательный взгляд Егора. Он не перебивал меня, словно почувствовав мое нестерпимое желание выговориться. – Не знаю… – выдохнула я, смущенно улыбнулась и опустила глаза. – Я ощущала себя ненужной, – наконец отключив мозг, смело произнесла я. Это оказалось так легко. Легче, чем думать об этом наедине с собой. – Не знаю, почему так было. Почему ко мне было такое особое отношение. Может быть во мне в то время говорил детский эгоцентризм, и я все замыкала на себе. Но брат говорил мне, что мама стала много болеть, именно после того как родила меня, и вот… – я снова запнулась и поспешила перевести тему: – Мне кажется это распространенная тенденция в российских семьях: отсутствующие отцы. Хотя приятно видеть, что твой случай это исключение.

Парень, напряженно сведя брови, молча смотрел на меня.

– Блин… – протянул он. – Мне жаль, что все так вышло.

На мгновение повисло неловкое молчание, но я уже не могла остановиться.

– Знаешь, мы всегда очень готовились к его приезду. Для нас это был маленький праздник, стоило нам получить весточку, что он возвращается. Мы делали генеральную уборку. Няня за пару дней уже начинала готовить на стол: таскала мешки с продуктами, заводила тесто, ставила холодец. Строила меня. Хотя вначале я и сама с энтузиазмом относилась к нашим приготовлениям, активно помогала ей, продумывала одежду, в которой буду его встречать, что скажу ему, когда увижу. Он приезжал на пару недель, хотя по большей части все время пропадал где-то на работе, и уезжал. Проще посчитать сколько дней он провел с нами, чем в разъездах… Со временем я стала так зла на него. Но однажды пришли какие-то люди и… Забрали его, – я растерянно забегала глазами по комнате в поисках Кабачка. Пес тихо сопел под кухонным столом. Я опустилась на край дивана. Егор сделал то же. – Мне было семь. Папа вернулся очень рано, зашел в детскую – я сидела спиной к нему. Он простоял так в дверях несколько минут, а я так и не повернулась, – я кашлянула, пытаясь избавиться от навязчивого першения в горле. – Те люди говорили не по-русски. Я слышала их через стену. Кажется, это был английский. Эта черная булавка… Оттуда он вернулся накануне, – снова указала я на карту. – Началось следствие. Сначала эти оперативники, что ходили по маминым коврам, не снимая обуви, перевернули всю нашу квартиру. Затем эти бесконечные допросы, как будто мы были главными подозреваемыми. Они все спрашивали приметы тех людей. Мне нечего было им сказать. Я так и не вышла из комнаты в тот день, отчасти потому что я не знала, что его забирают навсегда, а может быть и чувствовала это, но всё равно не вышла, – заключила я, сведя брови.

– Ты была ребенком, – сочувствующе сказал Егор. – Как брат перенес это?

– Я не знаю… – растерянно проговорила я. – Я сбежала из дома. Отправилась искать папу. Доехала до Москвы с отрядом Артековцев. Это долгая история. В Екатеринбург вернулась в восемнадцать из интерната, – я пожала плечами на шокированный взгляд Егора, мне неприятно было говорить обо всем этом. – Сережу так и не нашла. Это наша единственная совместная фотография, – кивнула я на снимок на столе. – Надеюсь, у него все хорошо, – я замолчала, пораженная своей откровенностью. – Сколько всего я наговорила… Так странно, я никогда раньше не рассказывала это никому…

– Незнакомцам бывает проще всего открыться, – ответил Егор.

– Да, наверное… – согласилась я и уставилась на свои руки, уже жалея о сказанном.

– Но… На самом деле я подмешал тебе сыворотку правды, – Егор хитро вздернул бровь и, салютуя мне, поднял кружку с чаем.

– Ясно, – рассмеялась я, – тогда за тебя, Егор, мне повезло, что этим незнакомцем оказался ты, – мы чокнулись кружками и допили чай. Я наконец обратила внимание на часы: – Уже много времени. Тебе, наверное, пора. Спасибо еще раз, за помощь.

Я встала, чтобы проводить его до двери. Егор отошел от стола, остановился в проходе темной прихожей и медленно повернулся ко мне. Мы встретились взглядами. Он не улыбался и напряженно смотрел на меня.

– Ты мне поверишь, если я скажу, что твой отец скорее всего жив? И я, возможно, знаю, как его найти.

– Что? – оторопев застыла я на месте.

– Мой отец доктор исторических наук, я говорил тебе, что он много путешествовал. Он сейчас в Екатеринбурге, помогает в расследовании дела с находками из Тибета. Его пригласили в качестве консультанта, – пояснил Егор и губы его вытянулись в строгую линию.

– Думаешь, мой отец связан с этим делом? – поймала я его мысль.

– Да. Я перебирал документы, что предоставили отцу для изучения, и теперь вижу, понимаешь, сходства с твоим: имя, и то, что ты рассказала о нем. В дневнике, например, который вел один из участников экспедиции, были описания заказчика этих раскопок: закрытый, статусный, с военным опытом. Этот ученый упоминал некоторые его путешествия, которые они, очевидно, обсуждали, в том числе последнюю, со слов этого заказчика, поездку в Англию.

От его слов у меня перехватило дыхание.

– Могу ли я увидеть эти документы?

Не знаю, какой взгляд у меня был, но Егор тут же расслабился, глаза его вновь засияли, он тепло улыбнулся, наклонился ближе и инстинктивно протянул руку к моему плечу, но, очевидно, сам того от себя не ожидая, быстро одернул её, запустив пальцы в свои волосы.

– Да, я принесу тебе всё до чего дотянутся руки, – неловко рассмеялся он, почёсывая затылок, – как только смогу, конечно.

– Спасибо, – мягко сказала я.

Егор, наклонив голову, соблазнительно улыбнулся. Я была благодарна, но пора было его выставить. Он взял мой номер телефона, а я согласилась как-нибудь выпить с ним кофе.

Когда я закрыла за парнем дверь и подошла к окну, со двора выезжала машина скорой помощи. Очевидно, они увозили моего нападавшего. Мне стало стыдно и я закусила губу. Я совсем забыла о нем. Надеюсь, рана не была серьезной. В ноздри ударил запах сигарет. Кто-то из соседей курил под козырьком подъезда.

Глава без четверти 2. Упущенная возможность

На следующий день у меня была назначена встреча с заказчиком в лобби одного известного элитного отеля города. Договорились на 12 – быстренько обсудить проект перед обедом и разойтись по своим делам. Около полудня, когда я подходила к парадному входу, со мной поравнялась бригада скорой помощи. Я уступила им дорогу и зашла следом. Медиков встретил администратор отеля и, подпрыгивая от волнения, подвел их к тесному кружку постояльцев. Просторный холл был наполнен бесформенным жужжанием. Постояльцы вполголоса обсуждали что-то, захватившее всё их внимание. Здесь же я заметила и моего клиента. Он жестом подозвал меня. Когда я протиснулась к нему параллельно с бригадой, мне открылась весьма жалкая картина: на полу, прислонившись к футуристичному округлому дивану, явно вдохновленному интерьерами космических кораблей из научной фантастики, сидел растрепанный красивый пожилой мужчина в белом махровом халате. Голову он низко склонил к груди, так, что никто из присутствующих не мог видеть его лица, сидел совершенно неподвижно и даже не шевельнулся при появлении бригады скорой помощи.

– Вот, – администратор сверкнул белоснежной манжетой из-под пиджака цвета индиго и указал на старика рукой, – выпрыгнул из окна, – приглушенно прошептал он коренастому медику с суровым лицом. Тот, внезапно оказавшись фельдшером, ткнул в свою напарницу-врача. Администратор, скривившись, обернулся к молоденькой девушке и открыл было рот, но она опередила его, не сбавляя тона голоса:

– Я уже слышала. С какого этажа падение?

– С 14, – поспешил ответить он шепотом.

Девушка удивленно осмотрела внешне здорового старика.

– Вот так да… На что приземлился?

– На диваны, – пояснил администратор и виновато улыбнулся внимательно слушающим постояльцам.

– Диваны? – переспросила врач.

– Мебель для бара на первом этаже. Сегодня привезли и разгружали под окнами.

Медики переглянулись, обступили старика с двух сторон и первым делом незаметно убрали подальше вазу со свежими цветами и подставку с меню бара, что стояли на столике рядом. Девушка осторожно присела на диван, с наслаждением вдохнула запах дорогого парфюма, витавшего в воздухе, и раскрыла свой оранжевый чемоданчик.

– Граждане, расступитесь, будьте добры, – недовольно попросила она, достала планшет с листами, щелкнула авторучкой и начала заполнять пустые графы. – Здравствуйте! Как вы себя чувствуете? – обратилась девушка к больному, когда толпа нехотя отступила на шаг, продолжая тихо перешептываться.

– Может оставим их теперь? – спросила я, наклонившись к клиенту.

– Секунду. Подожди, – попросил он. Я неловко оглянулась и так и осталась стоять, зажатая со всех сторон любопытными постояльцами.

Старик молчал. Девушка, оторвав взгляд от планшета, низко наклонилась к нему, вероятно, чтобы больной лучше слышал, и окинула его взглядом: седой, с аккуратно оформленной короткой бородой, ухоженный и статный. Его возраст выдавали лишь заломы на лбу и многочисленные морщины вокруг прекрасных зеленых глаз. Легкая кокетливая улыбка пробежала по ее лицу и сразу исчезла. Думаю, она нашла его привлекательным.

– Вам очень повезло, что вы выжили. У вас что-нибудь болит? – опомнившись, продолжила врач и незаметно втянула живот.

– Оставьте меня, – негромко заговорил он. – Это была минутная слабость…

– Как вы себя чувствуете? – снова спросила девушка. Больной молча смотрел в пространство перед собой. Не дождавшись ответа, она уткнулась в планшет и сделала очередную запись. – Чем быстрее я разберусь, что с вами происходит, тем быстрее вас отпущу.

Мужчина, не глядя на нее, презрительно сморщил нос:

– Ничего не болит. Может, голова только…

– Вы всех очень испугали… – легким движением девушка опустила руку в чемоданчик и достала стетоскоп. – Давайте я вас послушаю?

Старик жестом запретил ей.

– Я отказываюсь от ваших услуг. Теперь я могу подняться к себе? – злобно посмотрел он на администратора. Тот кисло улыбнулся и бросил вопросительный взгляд на врача.

Сложив руки на коленях, девушка выпрямила спину.

– Я не могу вас отпустить, пока мы не разберемся, что с вами произошло. Но вы можете проехать с нами, если хотите, или все обсудим сейчас на месте? – строго проговорила она.

Старик раздраженно почесал шею.

– Что́ я могу вам рассказать? Что́ он позволит мне? Какой смысл! Они все равно потом сотрут вам память об этом…– тут он внезапно замолчал и, подняв голову, настороженно провел взглядом по толпе. Присутствующие переглянулись в поисках того, что мог высматривать среди них старик. Мне показалось, что на долю секунды, он задержал на мне взгляд.

– Сотрут память? – не поняла врач, повторила за ним жест и также осмотрелась вокруг.

На мгновение мужчина прикрыл глаза рукой. Но затем какая-то мысль озарила его лицо, и он поднял на присутствующих взгляд, полный надежды.

– Действительно! Пока он не слышит, вы могли бы посоветовать мне, что делать, верно? Мне больше не с кем это обсудить. Просто постарайтесь вслушаться в содержание. Вне контекста, – попросил он, оживленно вертя головой. – Как бы сказать вам общими фразами… Ведь вы обязательно начнете цепляться к словам… – быстро бубнил он про себя. – Я начинаю сомневаться в своей миссии… Его приказы становится все труднее выполнять. Морально, я имею ввиду. Но в этот раз он требует слишком много… Самое дорогое… Моего сына! И я не смогу спрятать его. Не то чтобы это не в моих силах – это просто невозможно! Но, может быть, он мог бы выбрать кого-то другого? Может, предложить ему замену? Предложить себя?..

– Погодите, – остановила его девушка, подняв маленькую ладонь, – кто и что требует? Ваш начальник? – спросила она, запутавшись в его словах.

Мужчина снова раздраженно сморщился.

– Можно и так сказать.

– Вы переживаете за сына, который может не справиться с работой, поэтому хотите взять все на себя? – попыталась она расшифровать его бред.

– Вы умнее, чем кажетесь, – пробубнил старик.

Девушка с облегчением выдохнула.

– Хорошо, – проговорила она, аккуратно поправляя волосы. – Конфликты на службе – дело обычное. Это точно не повод расставаться с жизнью. Я уверена, все разрешимо. Для начала, вы уже пробовали обсудить эту проблему с начальством? – щелкнув авторучкой, девушка изящно выгнулась, так чтобы это было заметно мужчине, и открыла оранжевый чемоданчик, готовая сложить свои вещи. Старик промолчал. – Знаете, в крайнем случае всегда можно сменить работу.

– Это непросто, если работаешь на Бога, – процедил он сквозь зубы.

Девушка так и застыла, уткнувшись взглядом во внутренности своего чемоданчика, и лишь одними губами переспросила:

– Вы работаете на Бога?..

– Все верно. Я воплощаю его волю среди смертных. Теперь вы понимаете масштаб проблемы? – рассерженный ее невниманием до сих пор, он всплеснул руками и нахмурил лоб.

Врач бросила быстрый взгляд на своего напарника, стоявшего рядом с больным, и тот резко вытянул руки по швам.

– Кажется, понимаю… – расстроилась она, закрыла чемодан и, снова щелкнув авторучкой, продолжила делать пометки в листке. Фельдшер не сводил глаз со старика. – Так… Это Бог заставил вас выпрыгнуть из окна?

– Нет! – возмутился старик.

– Но он ведь раздает вам приказы?

– Да. Но у меня есть свобода воли, если вы об этом, – язвительно добавил мужчина.

– Дьявол или Иисус? – уточнила врач.

– Ни тот и ни другой, – не колеблясь ответил он, продолжая сверлить ее взглядом. – Вы так многого не знаете, а у меня нет времени это объяснять.

– Вы начните хотя бы. Мне это нужно, чтобы я смогла вас «отпустить», – монотонно попросила девушка, сделав акцент на последнем слове, и обменялась взглядом со своим коренастым напарником.

– Поздно… – мужчина посмотрел куда-то поверх девушки, лицо его внезапно расслабилось и, понизив голос, он добавил: – Вы делаете ошибки.

– Что простите? – не поняла она.

– Я немой. Пишется слитно..

– В смысле не можете говорить? – девушка посмотрела на его губы и тяжело вздохнула.

Больной кивнул на ее планшет. Врач пробежала глазами листки. Рядом с записью «Считает, что исполняет волю Бога среди смертных» я заметила приписку: «Хватит мечтать о нем. Это не мой мужчина.»

Глаза девушки округлились.

– Не мой мужчина?.. Я-я даже не помню, как написала это, – из ее горла вырвался растерянный смешок и, посмотрев на мужчину, она внезапно испугалась, не заметив никаких признаков безумия в его ясных глазах. – Что значит немой? Как же вы говорили со мной все это время?

Больной хотел что-то гневно ответить, но рот ему не подчинился. Взволнованно подняв брови, он напряг подбородок и попытался вытянуть лицо. Губы склеенные невидимыми путами растягивались и бледнели, но не раскрывались. Мгновение он боролся с собой, но все было тщетно. И, схватившись руками за челюсть, мужчина протяжно замычал не в силах открыть рот. Глаза его наполнились ужасом. Он снова уставился куда-то в пространство над толпой. Девушка, испугавшись, резко вскочила со своего места и больно ударилась ногой о железную ножку дивана. Толпа, внимательно следившая за происходящим, испустила коллективный вздох и отпрянула.

– Собираем его, – быстро сориентировался фельдшер.

В руках его сверкнули белоснежные вязки, мягкий ремень, которым он четким движением перехватил запястья пациента. И через мгновение больной повис между медиками.

Бесшумно расступилась шокированная толпа. За ней стали видны сверкающие парадные двери, освещенные элегантными настенными бра. Больного так и вывели из отеля: в одном лишь халате. Администратор, растерянно проводив их взглядом, застыл в холле.

Когда представление подошло к концу, народ начал расходиться. Мы с моим клиентом уселись за столик в противоположном конце холла и принялись обсуждать его проект. Сразу же, как ни в чем не бывало. Несколько раз я ловила его растерянный взгляд и ждала, что он вот-вот заговорит о произошедшем. Однако, вопреки своему характеру, он так и не поднял эту тему до конца нашей встречи, чем крайне меня удивил.

Другие же постояльцы, вертевшиеся рядом с нами в холле, и в основном не имевшие никакого отношения к случившемуся, со знанием дела смаковали все услышанные ими подробности. Казалось, что все здесь было просто и понятно: очередной приезжий свихнулся на фоне общей истерии вокруг тибетского саркофага. Тем не менее вся эта ситуация оставила всех с каким-то тяжелым осадком.

Был обычный рабочий понедельник, и все шло своим чередом: уборка номеров, расселение постояльцев. Персонал, однако же, как говорили, весь день вел себя подозрительно тихо, траурно следуя привычными маршрутами по бесчисленным коридорам и этажам. Некоторым в тот день даже мерещилось, что лампы на этих самых этажах горели тусклее чем обычно, отчего тени в углах казались чернее и безобразнее.

И хоть где-то высоко горело полуденное солнце, согревая город своими лучами, над высоткой словно нависла тяжелая туча, отбрасывая тень на погрузившийся в уныние отель.

Глава 2

Мне снова снился кошмар… Я была дома, но квартира была другой, скорее похожа на ту – из детства. Всё вокруг было таким знакомым: старые обои – их поклеила мама, когда была беременна; старая мебель, какой я её запомнила. Но в детстве всё было уютнее, теплее. Сейчас же здесь пусто и темно. За окном свирепствует ветер. Он то вонзается спиралью в заиндевевшее стекло, то беззвучно отступает. Его вой смешивается со стуком высоких напольных часов в деревянной раме. Их звук неясный, размноженный, словно с эхом, движется отдельно от маятника, как будто не успевает за ним, отчего создается впечатление, что он бесшумно раскачивается из стороны в сторону.

Когда в тёмную комнату заглядывает луна и проливает на пол свой холодный свет, тень креста оконной рамы подползает и ложится на мое одеяло сверху. Кажется, тиканье часов стало громче, и я уже различаю человеческий шёпот в их звуке. Он повторяет мне что-то снова и снова, но я не могу различить слов. Крест поверх одеяла пугает меня, и, чтобы избавиться от него, я встаю и открываю оконную раму настежь. Ледяной ветер врывается внутрь, заметая снегом мои обнаженные ноги. Мороз обжигает кожу. Но я больше не слышу воя пурги – тишина и только ход часов.

Снежный вихрь беззвучно закручивается снаружи за окном. И вот мне уже кажется, что я различаю в нем человеческий силуэт. Он приближается, растягиваясь по воздуху, и, словно мираж, прояснивается передо мной. Я уже могу различить его черты лица – он кажется мне знакомым. Черные провалы его глаз обращены ко мне. Я знаю, он видит меня. В страхе я захлопываю окно и отступаю к стене. Его ладонь касается стекла снаружи, и оно исчезает. Призрак легко проникает внутрь, паря над полом. Что есть силы я зажмуриваюсь. Страх парализует меня, и я не могу двинуться, чувствуя холодное дыхание на своем лице…