Провинциальный хоррор

Но Мусенька не побежала, вместо этого она развернулась, и, взрывая копытами землю, взяла курс прямо на Дурехина. Глаза ее налились кровью, она неслась с громким хрюканьем, обнажив клыки. Дурехин с перепугу выстрелил. Но пуля, пощадив Мусино сало, пролетела недалеко от Ряхина и вошла в мясистое бедро его охранника.

– Идиот! Не стреляй! – закричал Ряхин.

Муся сбила Дурехина с ног и, развернувшись, как бык на арене, снова напала на Некрепова. Тот свалился с Кулькова, отбиваясь от Мусиного алчущего плоти рыла. Вилкин бросился помогать Кулькову, но его самого крепким ударом сбил с ног Пупков. Вилкин упал в пыль, кровь потекла из губы на подбородок, очки слетели с его близоруких глаз. В перевернутой перспективе он увидел, как Кульков, а за ним и Муся удирают вглубь гаражей в клубах взвившейся пыли. Гроссмейстер, ковыляя, летел следом, наподобие нетопыря в своем черном развивающемся пальто.

– Так, заканчиваем этот балаган! – услышал Вилкин голос Ряхина. – Начинайте!

Вилкин, о котором на мгновение все забыли, наконец-то отыскал очки и поднялся с земли. Одни рабочие разбирали баррикаду, другие уже вошли на территорию и приготовились срезать двери.

– Все здесь сносите! Ничего не оставляйте! – командовал Ряхин, идя впереди. – С тобой отдельный разговор будет! – сказал он Пупкову, семенившему рядом.

– И это под снос! И это! И это! – тыкал Ряхин руками то туда, то сюда. Он больше не изображал шахскую жену, шарфик слетел и, зацепившись за ножку перевернутой кровати, болтался знаменем победы над взятой крепостью.

Ряхин был зол и потому шел быстро. Рабочие возились с гаражами в начале аллеи, Дурехин и Некрепов держались на почтительном расстоянии. Вилкин, вывалянный в пыли, с разорванным воротником и кровью на подбородке бежал следом, испытывая отчаянье человека, который не может предотвратить катастрофу, но и не может не смотреть, как она свершится.

– Вот, гляди, не заперт! – сказал Ряхин, останавливаясь напротив одного из гаражей. – Можно отсюда начать! – крикнул он в начало аллеи.

Это был гараж Вилкина, который он в спешке забыл закрыть.

– Нет! Не трожь! – закричал Вилкин, прибавляя шаг.

Ряхин обернулся, увидел его.

– Да сколько можно! Пупков!

– Дурехин! Некрепов! – отозвался Пупков.

Дурехин и Некрепов оба взяли Вилкина под руки, и он беспомощно повис между ними. Ужас бессилия накатил на него, когда он увидел, как один из рабочих с болгаркой приближается на зов Ряхина. Ему казалось, что он задыхается. Все повторялось. Такой же точно ужас, смешанный с чувством нереальности, он испытал, когда шесть лет назад, сразу после провала диссертации, открыл университетский журнал и увидел там целые куски и отрывки из своей «ненаучной», «слабой», «необоснованной» работы, а ниже фамилии: Валына, Перепилин, Тяпчук…

– Вот смотри – открытый! Режь! – указал Ряхин на гараж Вилкина.

Рабочий послушно начал спиливать дверцу.

– Ты!.. – болтаясь между Дурехиным и Некреповым, закричал Вилкин. – Захватчик! Гад!..

От физического бессилия Вилкину хотелось ругаться по-черному, но десять академических лет накладывали на его уста печать покрепче, чем воспитание Надежды Ивановны, поэтому брань выходила слишком литературной и бессильной.

– Еще одно оскорбление!.. И еще!.. – по пальцам считал Ряхин. – Пупков ты записываешь?..

– Я запоминаю, Виктор Андреич, – отозвался тот.

Наконец Вилкин уже ничего не мог придумать и замолчал, как рыба, хватая ртом воздух.

– Долго там еще? – спросил Ряхин, которому казалось, что рабочий долго возится с воротами Вилкиного гаража.

Но тот не успел ему ответить.

– Эй, Ряхин! – крикнул кто-то голосом Данильченко, и вслед за этим по земле покатился и ударился о блестящий ботинок Ряхина небольшой предмет овальной формы.

– Граната… – девичьим голосом произнес Пупков.

Ряхин с непониманием сначала посмотрел на него, потом себе под ноги и увидел зеленую армейскую гранату. Пупкова рядом уже не было – с невероятным проворством, вытянувшись в прыжке, как пловец на трамплине, он бросился за ближайший гараж. Дурехин и Некрепов, забыв о Вилкине, рванули прочь, а вместе с ними, бросив болгарку, бежал, кричал и махал руками рабочий.

– Степка, сюда, быстрее! – заорал Данильченко.

Вилкин, шатаясь, метнулся не к Данильченко, а к своему гаражу и, заскочив в него, захлопнул дверь.

Ряхин растерянно обернулся, лицо его оплыло вниз, и величайшая растерянность отразилась на нем. В одно короткое мгновение он вдруг вспомнил, как ел утром малину со сливками, как успел повторить на пианино одну, разученную накануне пьеску, как велел приготовить для пятичасового выезда гнедую кобылу Люсю… Ряхин посмотрел на небо, зажмурился. Прошло несколько секунд. Он открыл глаза, глянул под ноги, граната все еще была там, целая и невредимая. Он осторожно потрогал ее носком ботинка – ничего не произошло.

– Муляж… – выдохнул он.

– Пупков, муляж!.. – засмеялся он. – Вылезай!

Пупков, не спешивший покидать укрытие, осторожно выглянул наружу.

– Ну, гады, берегитесь! – проревел сквозь зубы Ряхин. – Я вас всех по тюрьмам сгною! Я вас всех…

Но закончить фразу он не смог, что-то вдруг изменилось в его лице, он застыл, пошатнулся и замертво упал на землю.

5. Машина Вилкина

Дааа… Жизнь – непредсказуемая штука. Вот еще утром человек кушает малину со сливками, разучивает пьески, собирается что-то строить, а вот он уже хладен и бездыханен, и зря седлают ему кобылу Люсю для дневного моциона.

– Виктор Андреич, – несмело произнес Пупков из своего укрытия.

Ряхин молчал.

– Виктор Андреич, – снова позвал Пупков, наполовину выглядывая из-за гаража.

Из-за другого гаража высунулся Данильченко. За ним показалась голова Гроссмейстера, хрюкнула свинья Муся.

– Вы что наделали, черти, а? – нашел их взглядом осипший от потрясения Пупков. – Вы что с мэром сделали?!

– Гроссмейстер, ты же сказал, что граната фальшивая, – потрясенно произнес Данильченко.

– А она и есть фальшивая, – невозмутимо ответил Гроссмейстер.

– Так а чего ж он тогда лежит?

– А я почем знаю?

Кульков первым вышел из укрытия и остановился, разглядывая Ряхина. Через несколько секунд он сказал:

– Мужики, он мертв.

– Как мертв? – ошалело произнес Данильченко. – С чего?!

– С чего – не знаю, а то, что мертв – факт.

– Мертв?! Мертв?!. – Пупков чуть ли не на карачках вылез из-за гаража, подполз к Ряхину и стал щупать у того пульс и слушать дыхание.

– Мертв… – повторил он. – Все хана вам, все сядете, вы мэра убили!

– Уймись, Пупков, – сказал Кульков, оглядывая Ряхина. – Кто его убивал-то? Вон смотри, весь целенький, ни дырочки на нем, ни царапинки. Со страху, видимо, околел.

– Точно, со страху, – подтвердил Гроссмейстер.

– Нет, тут другое, – сказал Данильченко. – Это аневризма. У моей тетки так было… Раз – и все! На ровном месте.

Он шарил дрожащей рукой в кармане в поисках сигарет, а когда нашел, рассыпал все по земле. Кое-как закурив, он выдохнул дым и сказал:

– Что теперь делать-то, а?..

– Отвечать придется, – философски заметил Гроссмейстер.

– За что отвечать?! Да что мы такого сделали-то?! – вскричал Данильченко. – Пальцем его не тронули!

– А ты, Данильченко, – стуча зубами, подступил к нему Пупков, – первым будешь! Я все-все про тебя расскажу! И как ты мэра нашего бил, и как гранатой ему угрожал! И как ты энергию воруешь!

– Да что ты несешь! Не было такого! Все скажут, что не было!

– А эти все – твои сообщники, они-то тебе и помогли мэра угробить! Я – свидетель!

– Ты, Пупков – осел, а не свидетель, – вмешался Кульков. – Мы на допросе вот что скажем… Скажем, что в майоре полиции Пупкове при виде беззакония проснулась совесть, что он не выдержал при виде того, как попирают закон, и призванный долгом служению закону, попытался остановить мэра Ряхина…

– Да вы что!.. Вы что совсем спятили!.. – просипел Пупков. – Меня за собой утащить хотите?.. У меня же дети, мальчик и девочка…

– Про детей вспомнил, папаша… – процедил Данильченко. – А у нас что, по-твоему, не дети?.. Не надо было от народа отрываться! Правильно Савелий Петрович говорит, ты теперь с нами в одной связке – вместе выпутываться будем.

Данильченко жадно курил, его безумный взгляд метался по окрестности и наконец наткнулся на повисшую на одной петли дверь гаража Вилкина. Какая-то мысль блеснула в его глазах.

– Степка! Степка, открывай – свои! – закричал он, барабаня в двери.

Нос Степана Вилкина показался в приоткрытую дверь.

– Степка, беда! – произнес Данильченко. – Ряхин умер! У тебя эта фиговина механическая работает?!

Вилкин смотрел на Данильченко, не понимая, что тот говорит, и толком не слыша, глаза его были совсем дикими. Последние несколько минут он потратил на то, чтобы подтащить письменный стол, этажерку и завалящий хлам к дверям, решив умереть вместе со своим детищем, но не сдаваться.

Наконец взгляд его сосредоточился на Данильченко.

– Как умер?.. – ошарашенно пробормотал Вилкин.

– Не знаю как! Открывай – тебе говорят!

За дверью послышался грохот и скрежет – Вилкин растаскивал только что сооруженную баррикаду, затем дверь отворилась.

– Мужики, заноси быстрее! – замахал Данильченко.

Кульков с Пупковым подняли Ряхина и потащили к Вилкину гаражу. Пупков без конца оглядывался и озирался, но Дурехин с Некреповым и рабочие, напуганные гранатой, не спешили возвращаться. Как только ноги Ряхина скрылись из виду, Данильченко наглухо запер двери.

– Куда его? – прокряхтел Пупков, обливаясь потом.

– Сюда давай! – Данильченко смахнул с хромированного стола рассыпанные Вилкиным бумаги. Пупков с Кульковым уложили Ряхина и замерли, утирая пот. Гроссмейстер потянул в рот сигарету. Все выжидающе уставились на Данильченко. Данильченко выкатил глаза и набрал в легкие воздух.

– Короче так, мужики, Степка изобрел одну машину… – вон ту хреновину, видите, на которой Ряхин лежит?..

– Егор! – воскликнул Вилкин, подскакивая к нему. – Ты что делаешь?! Ты же обещал!..

– Подожди, Степка, нам щас не до сохранения тайны!.. Короче, вот эта штука, может оживить Ряхина!

– То есть как оживить?.. – не понял Кульков, переводя взгляд с Данильченко на Вилкина. – Он же мертвый, совсем…

– Бред! – пробормотал Пупков, и нервный смех разобрал его.

Гроссмейстер задумчиво затянулся.

– Никакой не бред! Степка придумал этих, как его, роботов таких мелких, они могут и труп поднять! Да у него дохлые лягушки по столу прыгали – я сам видел!

– Егор, замолчи!.. Замолчи!.. – в отчаянье закричал Вилкин и даже попытался закрыть Данильченко рот. – Ничего такого не было! Он все придумал! Ай!..– Данильченко укусил его за палец.

– Ну, лягушки, это, положим, одно, а наш мэр – совсем другое, – рассудительно проговорил Гроссмейстер, стряхивая пепел с сигареты в жестяную банку. – Его-то эти роботы подымут?

– А вот это… надо… у Степана спросить… – ответил Данильченко, отбиваясь от Вилкина.

– Егор, ты предатель!.. Я тебе одному, как другу, сказал!..

– Степка, угомонись! Ты же башка! Ученый! А ученые должны служить человечеству, то есть людям! Вот мы – люди, нам твоя эта хреновина механическая во как нужна!

– Да как ты не понимаешь, она же совсем для другого создана!.. Она не закончена даже! Да и потом, это же неэтично, он – человек, в конце концов! Нельзя этого делать!

– Ах, нельзя, неэтично! А давил нас этот гад этично?! А козлы эти твои питерские с тобой этично поступили?! Нет! – они воюют с нами, а мы – с ними, а на войне все средства хороши! И потом, может, это судьба, а?.. Может, ты и построил-то эту машину только, чтобы нас из задницы вытащить?.. Ну же, решайся! Баба ты или мужик?..

– Нет, Егор, нет…

– А знаешь, Степка, почему ты там продул?.. Мозгов-то у тебя вагон и маленькая тележка, а смелости нет! Чтобы что-то сделать, смелость нужна, драться нужно!.. А ты все боишься по морде получить, все оглядываешься! Так и сдохнешь, никому не известный инженер Вилкин!.. Тебе выпал шанс испытать свою машину в деле, по-настоящему, а ты трусишь! Правильно они тебя там отделали! Никакой ты не ученый!

Вилкин был бледен как мел, пот градом катился у него со лба, он стоял, вцепившись ладонями в край стола, словно боясь упасть, и тяжело дышал.

– Ладно… – наконец проговорил он. – Ладно!

Он скинул куртку и начал закатывать рукава.

– Так-то! – засмеялся Данильченко.

– Егор! Достань из холодильника раствор – тот, красный! – и введи ему десять кубиков! Савелий Петрович, дерните-ка тот рычаг, пожалуйста! – командовал Вилкин, суетясь вокруг компьютеров.

– Сейчас, Степушка, – оробевший Кульков потянул рычаг, на который указал ему Вилкин. – Скажи, Степушка, он что и правда оживет?..

– Не знаю… – качнул головой Вилкин. – Я на людях прежде не испытывал…

– А на ком испытывал? – так же робко продолжал Кульков.

– На лягушках испытывал, на мышах, на кузнечиках…

– Но лягушки реально прыгали!.. – заорал Данильченко, рыская в холодильнике.

– Чем примитивнее организм, тем проще…

– Понятно, – сказал Кульков, – ну тогда с Ряхиным-то проблем не будет, как думаешь?..

– Это нанороботы, – сказал Вилкин, показывая ему и остальным большую пробирку. – Они проникают в организм, инициируются при помощи электрического тока и запускают клеточную регенерацию. Позволяют организму продержаться в критических состояниях, пока не прибудет медицинская помощь, предполагаемые условия использования – удаленные, отрезанные от большой земли населенный пункты, боевые действия… – заученно повторял Вилкин отрывки из вступления к диссертации.

– А смерть – это критическое состояние? – спросил Гроссмейстер.

Вилкин посмотрел на него и облизал пересохшие губы.

– Я сказал, машина не закончена, даже если нам удастся восстановить функции тела, сознание…

– Что сознание? – испуганно спросил молчавший до того Пупков.

– Сознание может не вернуться. Понимаете, мозг умер… У него в голове теперь пусто…

– Так а что ж он тогда делать будет, без сознания?.. – пробормотал Пупков.

– А что он до этого четыре года делал? – ответил ему Данильченко, подсоединяя какие-то проводки к столу.

– Вы что?.. Вы что, хотите из мэра зомби сделать?.. – просипел Пупков.

– Ну, строго говоря, зомби он не будет, если тело восстановится, плоть будет живая… – проговорил Вилкин.

– Хорош уже трепаться! Степка, ты готов? – Данильченко выпрямился и положил руку Вилкину на плечо.

Вилкин снял очки, судорожно протер их краем рубахи и сказал:

– Подключай!

На металлическом обруче, который Данильченко закрепил на голове Ряхина, замигали лампочки, через полые трубки в вены побежали жидкости, затарахтел, загудел, затрясся весь гараж. Стол, на котором лежал Ряхин, начал раскачиваться из стороны в сторону. Вилкин, наблюдавший за процессом у монитора, подбежал к нему и напряженно вгляделся в лицо мэра. Стол трясся, и Ряхин вместе с ним.

– Что-то не так? – с беспокойством спросил Кульков.

– Роботы не активны, – ответил Вилкин, быстро набирая какие-то команды на компьютере. – Мощности не хватает!

– Сейчас добавим! – отозвался Данильченко.

– Нельзя! Предохранители сгорят! – крикнул Вилкин.

– Не сгорят! – сквозь зубы процедил Данильченко, поднимая напряжение в сети.

Гул, сотрясавший гараж, все нарастал, и в какой-то момент стал невыносимым. Пупков, присев и зажав уши руками, попятился к дверям. Лопнула, перегорев, одна лампочка, затем другая. Машина, раскалившись, яростно мигнула короткой вспышкой, длинная электрическая дуга протянулась между двумя электродами на голове Ряхина, затем все резко стихло и погасло.

– Эй!.. А где свет?.. – шепотом спросил Пупков.

– Ну! Тише ты! – все ноги мне оттоптал! – цыкнул на него Данильченко. – Черт! Сгорели все-таки…

Чиркнула спичка, и красноватый свет выхватил из темноты прижавшегося к дверям Пупкова, поправлявшего шляпу Гроссмейстера и озиравшегося Кулькова.

– Мужики, все живы?.. – спросил Данильченко. – Степка, ты цел?.. Ты где? Чего молчишь?..

Вилкин не отзывался. Наконец, изведя третью спичку, Данильченко увидел его. Вилкин стоял, вцепившись в стену, и, не отрываясь, смотрел на что-то. Заметив Данильченко, он вздрогнул, прижал палец к губам, и дрожащей рукой указал прямо перед собой.

Данильченко бросил догоревшую спичку и зажег другую, но едва не выронил и ее. В полуметре от него стоял, свесив голову набок, закрыв глаза и скосив рот на сторону, бывший мэр Ряхин. Руки и ноги его при этом совершали странные движения. Шевелились и дергались пальцы, сгибались-разгибались колени и локти, и какие-то волны пробегали по всему телу.

– Это роботы производят калибровку системы… – прошептал Вилкин, судорожно сглотнув. – Сначала конечности, потом голова…

Словно отвечая на его слова, голова Ряхина заняла вертикальное положение и стала совершать наклоны и вращения, будто у Ряхина затекла шея. Увидев это, Вилкин закатил глаза и начал сползать по стене. Данильченко подхватил его, выронив спичку, гараж снова погрузился во мрак.

– У тебя же тут где-то керосинка была… – пробормотал он, одновременно таща на плече Вилкина и ощупывая рукой стеллаж. – Ага! – вот она родная…

– Мужики!.. Мужики!.. – услышали они сиплый шепот Пупкова. – Вы где?!

Данильченко усадил Вилкина на стул и зажег керосинку. Желтый свет озарил гараж.

Ряхин стоял у дальней стены. Глаза его все еще были закрыты, а тело совершало вращение тазом, делало наклоны и сгибания, даже присело несколько раз, вытянув руки перед собой.

– Охренеть… – протянул Кульков. Он и Гроссмейстер одновременно потянули в рот сигареты.

– Это что, а?.. – продолжал сипеть Пупков, испуганно озираясь. – Что он такое делает, а?..

– «Производственная гимнастика»… – открыв глаза, медленно произнес Вилкин.